Kitabı oku: «Старинные индейские рассказы», sayfa 3
Поющий дух
– Хо, лошадушка, вперёд! Подымайся на гору! Надо привезти домой хорошие вести, а не то моя честь пострадает!
Уамбли, Орёл, разговаривал со своим конём, как с человеком. Он подбадривал его и предполагал в нём такое же честолюбие и чувство долга, каким был охвачен сам. Но, к сожалению, и у него самого была лишь очень слабая надежда встретить в этой местности и в это время года бизонов.
* * *
Янктонаи из народа Лакотов были обычно самыми дальновидными при выборе зимнего лагеря, но в этом году, из-за поздней осени, они задержались на востоке в лощинах Миссури, излюбленных местах летних стоянок. В верховьях реки Джим, называемой ими Рекой Серых Лесов, в этом году не было никакой крупной дичи. Запас сушёного бизоньего мяса иссяк скорее, чем они рассчитывали, и уже в марте явилась крайняя необходимость послать разведчиков на поиски бизонов.
Долго совещались старейшины в своей палатке. Было постановлено послать на разведку десять храбрейших и отважнейших мужчин. Им велели осмотреть область вокруг лагеря на протяжении трёхдневного пути.
– Уамбли, уйейо-о-о-уу. Иди сюда! – так сзывали этих десятерых храбрецов ранним вечером к палатке совета, где они должны были получить приказания. Уамбли был вызван первым и первым же вошёл в палатку. Это был мужчина лет тридцати, чистокровный Лакот. Его мощная фигура была завернута в великолепное бизонье одеяло, обращённое мехом внутрь. В его волосах красовалось чудесное орлиное перо. Лицо его не было раскрашено.
Когда он вошёл, сидевшие в палатке с уважением поздоровались с ним и предложили ему почётное место.
Когда все уселись, забил большой барабан, и четверо мужчин, умевших петь, затянули песнь. Это было началом особенно торжественного обряда. Потом старик с раскрашенным в красный цвет лицом взял большую красную трубку, которую заранее тщательно набили. Он опустил её к земле и проговорил:
– О, Великая Мать, покури отсюда!
Затем он поднял её к небу со словами:
– О, Великий отец, покури!
После этого он зажёг её, сделал четыре затяжки по направлению четырёх ветров и предложил трубку Уамбли. Это было своего рода приведение к присяге высшим вождём Совета. Остальные девять разведчиков прошли через ту же церемонию.
Десяти воинам предстояла далеко не лёгкая задача. Самое меньшее – это скакать много дней и ночей подряд в поисках пугливых бизонов. Они могли легко попасть в снежный буран и оказаться на краю гибели!
В невесёлом настроении вернулся Уамбли в свою палатку. Его старый боевой конь, который так часто помогал ему одерживать победы, теперь уже не был таким сильным и выносливым, как в дни своей юности. Услышав приближение Уамбли, он заржал.
– Мы с тобой ещё поработаем, Уакам, мой конь! Завтра на рассвете двинемся в путь!
С этими словами он оторвал животному несколько полосок тополёвой коры, которая казалась индейским лошадкам старых времён такой же вкусной как овёс.
Уамбли упаковал пару мокасин и немного бизоньего мяса и привязал всё это к седлу. На другое утро он двинулся со своими спутниками в путь, вдоль по Реке Серых Лесов, после чего пятеро из отряда повернули к востоку, а другие пятеро – к западу.
Каждое утро десятеро всадников разъезжались в разные стороны, чтобы обследовать возможно большую область. К вечеру же все вновь съезжались. Третий день уже клонился к вечеру. Запасы пищи почти закончились. Лошади устали и бежали вяло. Чувствовалось приближение бури. Но всадники не теряли мужества. Гордость и сознание, что их племя испытывает голод, поддерживали их дух. Они помнили, что были избранниками племени и должны были показать, что достойны оказанного доверия. Заходившее солнце обливало пурпурным светом покрытые снегом равнины.
Казалось, что поиски были безнадёжны, но Уамбли был не из тех людей, кто легко отказывается от поставленной задачи. «А ведь если взобраться вот на тот холм, то нам, может быть, улыбнётся счастье», – подумал он про себя, ударив пятками в бока своего верного коня. И, чтобы поднять в себе мужество, он затянул песню храброго сердца.
Когда он поднялся на холм, то увидел на горизонте чёрную полоску, которую принял за стадо бизонов. Однако, присмотревшись получше, он заметил, что это лишь полоса леса. Его конь не мог уже больше везти его, и Уамбли пришлось спешиться и пешком идти с ним к реке, где он условился встретиться со своими спутниками в сумерки. Он повёл коня вниз по ущелью в поиске хорошего укрытия. Как раз здесь река делала резкий изгиб, образуя дугу, защищённую высокими скалами.
Разведчики были подавлены своей неудачей, и только благодаря живому и бодрому Уамбли, они не пали духом окончательно. Они быстро кончили свой скромный ужин. Каждый уже запасся достаточным количеством сухой травы и хвороста для устройства шалаша, посреди которого они развели огонь. Вокруг этого огня они легли, каждый на своём одеяле. Уамбли набил красную трубку, сделал быстро две или три затяжки и направил её к месяцу, едва проглядывавшему сквозь набежавшие облака.
– О, Великая Мать, прими эту жертву! О, если б завтра мы могли поесть мяса! – торжественно воскликнул он, и передал трубку соседу.
Некоторое время все курили молча. Вдруг вдали послышался вой.
– А, Шункмахито! Волк! У него сегодня голос как будто бодрее, – заметил Уамбли. – Да, знаю, он говорит нам, чтобы мы не теряли мужества: ведь он наш лучший друг в нужде. Скольких из нас он приводил верным путём домой в снежную бурю или показывал следы дичи, когда это было так необходимо. Друзья, не надо завтра ехать домой: давайте поищем ещё один день, – поедем к северу.
Никто не ответил на его слова. Глубокое молчание царило в шалаше, и лишь трубка переходила из рук в руки.
– Что это? – вдруг спросил кто-то.
Все насторожились прислушиваясь к слабым звукам. Им были знакомы все голоса леса, но это было что-то совсем другое.
– Похоже на жужжание москитов! Можно подумать, что у нас лето, – сказал один из воинов.
– Я различаю в этих звуках барабан знахаря, – прибавил другой.
– Есть история об охотниках, которые, как мы, много лет тому назад пошли на разведку вверх по реке, – сказал Уамбли, – и не вернулись домой. Потом, как-то летом, их кости нашли неподалёку от жилища одного странного создания, как говорят, какого-то маленького человечка, сплошь покрытого волосами. Наши старики назвали его Оглугичаном. Это удивительное существо, как говорят, – не больше новорожденного ребёнка. Оно говорит на неизвестном языке и живёт в дупле дерева, вокруг которого все деревья повалены молнией. Его жилище находится в глубине лесов, всегда на открытом месте. Оружием ему служат птичьи перья. Их находят в большом количестве в покинутых дуплах карлика. Старики говорят, что Оглугичан знает волшебную музыку, которой он иногда завораживает одиноких путников. Он водит их то в ту, то в другую сторону до тех пор, пока они не лишатся чувств. Тогда он заговаривает с ними. Часто он делает из них великих пророков войны или знахарей, но его приказы очень трудно выполнить. Если человек его увидит и если ему всё же удастся убежать от кудесника прежде, чем он успеет околдовать его, то он умирает при виде лагерного костра, или же, если он сможет войти в свою палатку, то умирает его ближайший родич.
Воин рассказывал об этом так, словно это были вполне достоверные факты, и его слова произвели на слушателей глубокое впечатление. Для них всё сверхъестественное было лишь частью реальной жизни.
– И оно шумит без устали, даже не остановится дух перевести, – сказал кто-то с выражением недовольства в голосе.
– Звук идет от большого вала под высокой скалой, к северу от нас, – донёс воин, отправившийся на разведку.
– Уамбли, ты наш вождь: скажи нам, что делать! Мы готовы следовать за тобой. Мне кажется, что теперь лучше уйти отсюда. Быть может, это дух мёртвого врага, – заметил другой.
Тем временем красная трубка была вновь набита и пошла по рукам для успокоения взволнованных воинов.
– Держите ножи и стрелы наготове! – скомандовал Уамбли.
Воины послушались и стали молча пробираться к тому месту, откуда доносился таинственный звук. Всё яснее и яснее звучал он в холодном воздухе, но для слуха людей он оставался по-прежнему непонятным. Им казалось, что они слышат то шум далёкого водопада, то слабое жужжание летних насекомых, то глухое гудение овода.
Бум, бум, бум! – вновь и вновь звучал аккомпанемент, напоминая звук большого барабана.
Все ближе и ближе подходили воины к скалам, всё глубже и глубже углублялись они в лес. Наконец, во мраке ночи, они заметили какой-то мрачный и непонятный предмет. Они приняли его за большого, неподвижно стоящего в лесу бизона, из горла которого, казалось, раздавался звук шаманского барабана и пение завлекавшего их духа.
Но вдруг луч света прорезал воздух. Когда воины осмелились подойти ближе, они заметили внутри предмета слабое мерцание света.
Уамбли шёл несколько впереди своих спутников и потому первым заметил стену, из сложенных друг на друга брёвен. На половине высоты этой стены была растянута бизонья шкура. Сквозь неё-то и пробивался слабый свет. Уамбли всё время думал об Оглугичане. Он хотел внезапно напасть на этого старика-кудесника и, если удастся, одолеть его.
Воины выхватили ножи и бросились на деревянную хижину.
– Уа, уа, уа, уу, уу! – вскричали они и, быстрым движением разрезав кожаные занавеси двери и окон, ринулись внутрь.
В хижине на грубо сколоченном стуле сидел человек. На нём была одежда из волчьей шкуры, а на голове шапка из лисьего меха. Большая часть лица была покрыта волосами. Под подбородком он держал скрипку, грубо сделанную из кедрового дерева. Он поддерживал её левой рукой, а правой сильно пилил её луком, похожим на детское игрушечное оружие. Время от времени он отбивал такт левой ногой по полу. Когда раздался пронзительный боевой клич, а окна и дверь разлетелись на куски, он не перестал играть, а лишь инстинктивно закрыл глаза, чтобы не видеть всего ужаса собственной гибели.
* * *
Шёл Месяц Падающих Листьев. Пёстрая группа охотников уже давно гнала по холмистой прерии, к югу от Священного Озера, стадо бизонов. То были первые канадские метисы, которые потом размножились так быстро, что почти образовали новый народ. Эти полудикие американцы были искусными охотниками на бизонов и уничтожали это замечательное животное в гораздо больших размерах, чем коренные жители страны. Поэтому метисы стали совершенно незаменимыми для Компании Гудзонова Залива.
Это был своеобразный народ, как по внешнему виду, так и по обычаям. Они отпускали густые чёрные волосы до широких плеч и подрезали так, что головы их казались похожими на крытые соломой дома. Их смуглые лица были, в большинстве случаев, покрыты густой растительностью, зубы сверкали белизной, а глаза были блестящего чёрного цвета. Иногда встречались метисы с карими или холодными серыми глазами. Они носили кожаные рубашки с длинной бахромой, штаны с короткими гамашами, яркие шарфы и шапки из лисьего меха. Оружием им служили кремневые ружья, топоры и длинные ножи. Их лошади были низкорослыми, но такими же упорными и выносливыми, как они сами.
Метисы собрались неподалёку от очень большого стада бизонов и осматривали подпруги своих великолепно вышитых сёдел, похожих на подушки. Среди них были выдающиеся всадники и охотники. Но лишь немногие могли сравниться с Уаном Мишо в умении врезаться в стадо и проехать сквозь него. Вот он стоит один, несколько поодаль. Перед охотой он обыкновенно испускал несколько раз индейский боевой клич, желая этим, до известной степени, обеспечить себе успех.
Так было и теперь. Доехав до стада, он взмахнул ружьём над головой и ринулся в тёмную колышущуюся массу. Топот более чем десятитысячного стада бизонов был похож на раскаты отдалённого грома. Уан исчез среди животных.
Его дикий конь бросился прямо в середину стада. К счастью, животные бежали довольно редко, но – о, ужас! – отверстие, в которое он проник, сомкнулось сразу за ним.
Стремясь найти выход, он пронзительно закричал. Увы, это не помогло. На голове у него был красный платок для волос. Теперь он снял его и стал размахивать в разные стороны, надеясь этим разогнать животных. Но ничто не помогало.
Тогда он поскакал медленнее, щадя коня. Мощное стадо непрестанно бежало рысью на юг. Вдруг он заметил, что задние ряды бизонов стали напирать. Животные почуяли источник, образовавший посреди равнины большое болото.
Это болото служило диким животным водопоем. Все они с неудержимой силой бросились к желанной влаге. Уан был не в силах выдержать напор стольких животных.
Ему грозила смертельная опасность: его и коня могли загнать в топкое место и там раздавить, но, по счастливому случаю их вынесло на твёрдую почву. Его лошадь стала жадно пить. Он и сам, ничего не евший с раннего утра, черпал ладонью горькую воду. Пока лошадь паслась, он выдернул себе несколько штук ситника и съел его нежные почки.
Совсем стемнело. Окружающие бизоны грозно поглядывали на охотника. На западной стороне горизонта полыхнуло несколько молний. Быки заревели – быть грозе. Надвигалась непогода. Огромное стадо забеспокоилось и, в поисках укрытия, заметалось и бросилось куда-то вперёд. Уан, совершенно обессиленный, ещё держался в седле. Смерть угрожала ему, и его храброму коню. При каждом блеске молнии он видел издыхавших бизонов, затоптанных копытами своих же сородичей.
Временами он крестился, а потом начинал ободрять коня:
– Будь храбр, будь силён! Если мы уйдём от этого несчастья, ты будешь покрыт честью и славой!
Бегущее стадо повернуло по скалистому берегу небольшой реки. Буря прекратилась, бизоны замедлили ход, и усталый всадник, всё ещё сидевший в седле, смог немного вздремнуть.
Когда он проснулся, было уже утро. Стадо паслось в лесу, тянувшемся по обеим сторонам реки. В Уане впервые пробудилась надежда на спасение.
«Уа-уа-уа!» – услышал он. Что это? Не человек ли зовёт на помощь? И вдруг он увидел, как огромный серый медведь, сидя на поваленном стволе дерева, тщетно старался удержаться за древесные ветки. Он оказался в почти замкнутом кругу бизонов и храбро боролся с несколькими животными.
Человек и медведь оказались товарищами по несчастью. И Уан принял быстрое решение: он спрыгнул с коня, ухватился обеими руками за сук и подтянулся на нём. Не ухватись он за него крепко накрепко, он упал бы на землю и был бы растоптан бизонами. Ему было очень жаль бросать своего верного коня. Затем он застрелил с дерева несколько жирных животных, и стадо, встревоженное выстрелами, побежало. После обеда место, наконец, освободилось, и плен Уана пришёл к концу. Он начал свежевать охотничью добычу, надел кусок печени на длинную жердь и подал медведю. Он решил устроиться на зиму в лесу. Коня у него не было, он был совершенно одинок и не мог далеко уйти. Бизонье мясо он высушил, шкуры приготовил для одежды и жилища и подружился с медведем, которого назвал Ами. Вскоре они не могли обходиться друг без друга.
Уан построил себе небольшую деревянную хижину, а медведь сторожил его, иногда принося ему мелкую дичь. В часы досуга Уан сделал себе маленькую скрипку из кедрового дерева. Струны он свил из кишок убитой им дикой кошки. Каждый вечер после ужина он играл известные ему мелодии и придумывал новые. Поначалу музыка и постоянное отбивание такта казались медведю скучными. Но понемногу он привык и жужжание маленького кедрового ящика стало доставлять ему большое удовольствие.
По вечерам Ами иногда уходил. По счастливой случайности его не было дома как раз в тот вечер, когда краснокожие напали на Уана.
Спокойствие этого странного человека поразило индейцев, и они опустили руки. Никогда ещё им не приходилось видеть человека другой расы. «Это и есть Оглугичан? Человек это или животное?» – спрашивали они друг друга.
– Уо, вставай, мой друг! – воскликнул Уамбли. – Быть может, он из племени дикобразов и стыдится взглянуть на нас!
Вдруг они заметили дичь, свисавшую над огнём в грубо устроенном очаге.
– Уо, друзья! У него есть еда! Садитесь! Садитесь! – закричали они.
Уан стал рассматривать столь внезапно ворвавшихся к нему гостей. Это была кучка худых, изголодавшихся людей. Уамбли протянул ему руку, и Уан дружески пожал её. Он приставил свою скрипку к стене, нарезал дичь большими кусками и предложил их гостям. Голодные люди жадно набросились на еду, и свет, падавший от огня, играл на их воинственных лицах.
Когда воины утолили свой первый голод, Уамбли обратился к хозяину на языке знаков:
– Друг, мы никогда ещё не слышали такого пения, которое выходит из твоего ящика. Мы думали, что это дух или что-то злое и поэтому напали на тебя. Мы никогда не видели такого человека, как ты. Какого ты племени?
Уан объяснил, тоже на языке знаков, своё несчастное положение, и оба поняли друг друга. Канадец рассказал почти умиравшим от голода охотникам, что дальше, к северу, пасутся стада бизонов, и один из них был послан с этим известием в лагерь. Через два дня всё племя прибыло к жилищу Уана. Индейцы отнеслись к нему дружески и с большим уважением и даже дали ему в жены девушку. Он остался жить у Янктонаев и умер в преклонном возрасте. Но Ами уже не жил с ним. С того памятного дня его никто больше не видел.
Голод
В западной Манитобе, в том месте, где в реку Ассинибойн вливается приток, стоит старый торговый посёлок, имеющий историческое значение. Это форт Эллис, столица степей и сборный пункт кочевых племён в 30-х – 60-х годах XIX века.
Индейские племена привозили сюда бизоньи шкуры и бобровые меха и меняли их на товары, порох и спиртные напитки. Сюда, между прочим, часто наведывалась группа отделившихся от своих сородичей-Лакотов, которые называли себя «изгнанниками». Их вождем был Типиска – Белая Палатка, – чей отец Канги Чикала – Маленький Ворон – был одним из предводителей мятежа 1862 года в Миннесоте. В описываемое время великого вождя уже не было в живых, а его народ был или пленником или скрылся в Канаде. Хитрый шотландский купец МакЛауд быстро сообразил, что Лакоты очень искусные охотники, и постарался войти с ними в дружбу, а также установить хорошие отношения между ними и канадскими племенами, приезжавшими летом в старую крепость.
После долгого лета с его празднествами и танцами, наступила осень, и три племени снялись со своих стоянок и разошлись в разных направлениях. У Белой Палатки были две очень красивые дочери, за которыми увивалось много юношей. Правду сказать, до сих пор ещё ни один не мог похвастаться успехом. Один или двое юношей хотели даже из-за любви к девушке покинуть своё племя и уйти с изгнанниками, но, боясь насмешек соплеменников, не решились на такой шаг. Даже Ангус МакЛауд, старший сын торговца, должен был держать себя в руках, так как ни одна женщина не нравилась ему так, как Магаскави – Лебедь – одна из этих двух красавиц.
Лакоты направились к северу, по направлению к Мышиной Реке. Они и раньше устраивались на зимовку в этой области, где они открыли в своё время большое пастбище бизонов. Но теперь обнаружилось, что стада откочевали к западу, на другой берег Миссури. Это обстоятельство сильно озаботило изгнанников. Знахарь, одним из первых узнавший об их тяжёлом положении, поспешил с пророчеством:
– Великая Тайна1 явился мне во сне. Он показал мне людей с худыми, изголодавшимися лицами. Боюсь, что мы будем голодать эту зиму!
Вождь созвал совет и сообщил им прорицание жреца. Ведь оно уже отчасти исполнилось – бизоны ушли на запад. Было решено высушить и собрать возможно больше мяса, но и для этого было уже поздно. Уже начались снежные бураны, и зима была более суровая, чем когда бы то ни было. Охотники выловили всю мелкую дичь, какую только можно было найти во всей местности, но бизонов не было, а другой дичи было очень немного. Самые отважные мужчины отправлялись на охоту в прерии, но, в большинстве случаев, возвращались с пустыми руками.
Наступил, наконец, месяц больших глаз – март. Важийя – бог бури – продолжал неистовствовать. До сих пор люди ещё кое-как перебивались старыми запасами, но теперь уже почти всё было съедено. У Лакотов оставался лишь весьма небольшой запас пороха, и потому они не могли по глубокому снегу отправиться на охоту в другие места. Люди боялись самого худшего. Умерло уже несколько стариков и слабых, а также много детей.
Типиска вновь созвал совет, и было решено послать гонца в форт Эллис. Для этого выбрали юношу по имени Против Ветра, который отличался выносливостью в далёких путешествиях и очень быстро ходил. Старый знахарь приобрёл доверие своих соплеменников, поскольку его недоброе предсказание исполнилось в худшей степени. Он внимательно оглядел гонца и сказал:
– Дети мои! Великий Дух оскорблён – вот причина наших страданий. Я вижу тень над нашим гонцом, но я буду молиться Великой Тайне. Быть может, он спасёт его. Великая Тайна, будь милостив! Поддержи этого юношу в пути, чтобы он мог дойти до конца и оказать нам помощь! Если мы доживем до лета, то принесём тебе в жертву лучшее мясо и будем восхвалять и почитать тебя!
При этой молитве присутствующие услышали сильный гром, – он часто гремит в марте. Но это совпадение привело пророка почти в исступление, бедный народ дрожал от страха. Против Ветра принял этот гром за ответ на молитву и, несмотря на то, что он ослабел от голода, он почувствовал в себе силу для выполнения возложенной на него задачи.
Он вышел на другое утро на рассвете и к вечеру третьего дня добрался до форта. Он был похож на какое-то привидение, и жители испугались его вида.
Гонца повели в дом МакЛауда, где он встретил радушный приём. Бедняга всё время бредил: ему казалось, что он сражается с Ийя, духом голода, у которого рот от одного уха до другого. Где бы этот дух не остановился, наступает голод, поскольку он проглатывает всё, что видит, даже целые народы.
В сказании говорится, что Ийя боится только звенящего металла. Поэтому умирающий закричал МакЛауду:
– Позвони в твой колокол, Вахада!
Купец согласился, и когда гонг, звонивший обычно перед едой и в часы начала и окончания работ, в неурочное время прорезал своим звоном морозный воздух, индеец привстал и вздохнул в последний раз. Он так и не рассказал ничего, и МакЛауд с сыновьями могли только предполагать, что индейцы находятся где-то у Мышиной Реки.
Когда мужчины держали совет, Магаскави сидела, склонившись над своим рабочим мешком. Она нашла маленький свиток бересты, в которой хранила иглы дикобраза, служившие ей для вышивания. Магаскави не была обыкновенной необразованной индейской девушкой. Она жила некоторое время в семье миссионера в Соединенных Штатах и научилась немного говорить и писать по-английски. У неё не было ни чернил, ни пера, ни карандаша, но она нацарапала костяным шилом на белой стороне бересты следующее:
«Мистер Ангус МакЛауд!
Мы живём неподалёку от Пещерной Горы, на Мышиной Реке. Бизоны откочевали к западу, на другой берег Миссури. Наши порох и свинец подходят к концу. Мы умираем с голоду.
Прощайте, если нам больше не придётся свидеться!»
Девушка отдала это письмо бабушке, а та – гонцу.
– Ангус, – сказал МакЛауд, – поди и скажи слугам, чтобы они завтра утром похоронили беднягу. Мне кажется, что он нёс нам известия от Белой Палатки. Может быть, нам указывают изобилующие дичью области, и тогда мы поедем туда и приведём индейцев или же подождём, пока изгнанники не вернутся весной. Гонец, вероятно, захворал дорогой или умер от какой-нибудь другой напасти.
Последнее замечание рассердило Ангуса.
– Кто знает, отец! Мне кажется, надо осмотреть его сумку, – сказал он.
С пояса умершего сняли узкий продолговатый мешок.
В нём были запасные мокасины. Из одного мокасина Ангус вытащил маленький свёрток, заботливо обвязанный жилами. С трудом разобрал он неясный почерк и, наконец, воскликнул:
– Теперь всё понятно, отец! – и он прочитал в слух послание Магаскави.
– Завтра утром я поеду туда. Мы можем захватить много пороха, свинца и пищи, положив их на пару саней, запряжённых шестью собаками. Трое сильных людей поедут со мной, – решительно сказал он.
– Да, да, жаль терять наших лучших охотников. Ты можешь привезти домой их запас мехов и бизоньих покрывал, заметил практичный отец.
– Ну, шкуры то меня не очень интересуют, – ответил Ангус и пошёл готовиться к поездке.
Между тем, положение в лагере ухудшалось с каждым днём. Типиска, отец своего народа, решил поделиться с ним последним куском пищи, и каждое утро Уинона и Магаскави, забрав немного еды, шли к тем, у кого уже больше нечего было есть.
На краю лагеря жила старушка с сироткой внучкой. Чтобы сохранить жизнь ребёнку, она сама несколько дней уже ничего не ела. К ней часто заходили девушки, и так как старушка не могла от слабости подняться, они вливали ей в рот теплый суп. Однажды какому-то охотнику посчастливилось уложить оленя. Животное немедленно разделили между всеми жителями, но по какому крошечному куску досталось каждому! Даже сам отважный охотник вряд ли получил столько, чтобы хоть немного утолить свой голод.
Накануне отъезда Ангуса в форт неожиданно явился со своим товарищем Уичампи Иамни – Три Звезды – терпеливый поклонник Уиноны. Оба стали просить, чтобы их взяли в лагерь изгнанников.
Собакой-вожаком был старый надёжный Мак, проделавший много зимних путешествий. Белые были одеты в кожаные рубахи и штаны, отделанные длинной бахромой, меховые шапки и подбитые мехом мокасины. Оружие было привязано к длинным нартам.
Снег немного растаял и покрылся ледяной коркой, посыпанной недавно выпавшим снежком. Северо-западный ветер с рёвом и свистом вздымал этот снежок, как пепел костра, разведённого в прерии. Утром выглянуло солнце, но дул ледяной ветер, и оно поспешило спрятаться.
Собаки бежали, поджав хвосты и прижав уши, и даже старый Мак часто озирался по сторонам и как бы с упрёком смотрел на людей. Было очень трудно бороться с ветром. Мужчинам ещё труднее приходилось от мороза, хотя они тщательно закутали свои лица. Оставались открытыми только щели для глаз, да и те временами были совсем запорошены колючим крутившимся снегом.
Солнце рано скрылось за облаком. Дико ревела и стонала буря. В конце концов путники добрались до овражка, в котором решено было остановиться на ночевку. Кое-где виднелись ивовые пни, и долина маленького ручья был очень плохой защитой от ледяного ветра.
– Хо, стой! – крикнул предводитель отряда.
Собаки встали.
– Мак, давай к ручью! – скомандовал он собаке.
Старый пёс побежал вниз, а за ним и все остальные. Быстро очистили от снега небольшой участок, нашли топливо, и уже через несколько минут установили палатку, в которой затрещал огонь. Пол покрыли толстым слоем ивовых прутьев и разостлали сверху бизоньи шкуры. Уичампи стал готовить ужин, и вскоре закипел котелок с водой. Пили крепкий чай и ели сушёное бизонье мясо и пеммикан. Собакам отвели половину палатки, накормили, и они, тесно прижавшись друг к другу, быстро уснули. После ужина Джерри воткнул в землю по палке с обеих сторон очага, положил на них поперёк перекладину и развесил сушить всю обувь. Затем каждый завернулся в бизонье одеяло, и вскоре все уже крепко спали.
Буря бушевала всю ночь. Когда утром путники, один за другим, выглянули в отверстие двери, им показалось что мир не имеет никакой формы. Лишь после обеда ветер немного стих, и тогда они снова двинулись в путь.
На третий день пути они приблизились к лагерю. Зловещая тишина царила там. Не видно было ни души. Но над некоторыми палатками поднимался дым – значит, там ещё теплилась жизнь. Белые сперва набрели на палатку старухи, за которой там трогательно ухаживали дочери Типиски. У сестер уже не было ничего, чем бы они могли покормить старушку, но они поддерживали огонь в надежде, что она, может быть, доживёт до утра. Поэтому они первые услышали звон колокольчиков приближающихся собак. Вскоре показались и сами спасители, и через несколько мгновений Ангус и Уичампи сжимали в своих ладонях исхудавшие руки любимых девушек.
