Kitabı oku: «История Китая», sayfa 7

Письменные труды и устные высказывания философов составляют большую часть литературного наследия, сохранившегося со времен феодализма до того, как по приказу императора Цинь были сожжены практически все существовавшие книги. Очень малую часть исторических и поэтических произведений удалось спасти. Инквизиторы Цинь, которые надзирали за процессом сожжения книг, не имели желания спасать исторические и литературные произведения царств, которые были завоеваны Цинь. Они рассматривали поэзию как искусство, смягчающее сердца мужчин и делающее мужчин неспособными воевать. Конфуций согласился бы с ними в этом, но именно поэтому он всячески поощрял развитие поэзии, а не отвергал его.

После восстановления книг при династии Хань характер китайской литературы разительно изменился. В период феодализма, до завоеваний царства Цинь, философия и соперничество различных философских школ безоговорочно являлись основной темой в литературе. После окончательной победы династии Хань конфуцианцы стали играть важную роль при дворе нового императора, а конфуцианство стало правящей философией китайского мира. У ученых обострился интерес к истории. Дискуссии между философскими школами постепенно сошли на нет: все спорные вопросы, по сути, были уже решены. Прошло много веков, прежде чем настала эпоха новых философских баталий. Однако на сей раз предметом спора было не сравнение конфуцианства и соперничающих с ним школ, а толкование текстов Конфуция.

Возможно, раньше споры философских школ были связаны с событиями «Эпохи воюющих государств». Мир находился на распутье, поэтому, с одной стороны, было необходимо найти философское учение, чтобы управлять новой эпохой, а с другой – прежде всего следовало создать эту эпоху с помощью силы и завоеваний. При династии Хань все политические проблемы были разрешены, по крайней мере в основном. Существовала единая империя, управляемая монархом, чья власть на местах осуществлялась чиновниками, которых монарх мог назначать, повышать в должности, перемещать с одной должности на другую или увольнять по собственному желанию. Конфуцианство стало ключом к получению государственных должностей. После падения феодализма стремление к этому стало нормальным явлением для всех образованных людей. Следовательно, ни у кого не было желания вести дискуссии о каких-то новых философских учениях или возрождать учения, которые уже канули в небытие. С другой стороны, грандиозные события, которые сопровождали завоевание китайских княжеств династией Цинь, последующее падение империи Цинь, приход к власти династии Хань и создание нового общества, неизбежно заставляли ученых заняться историей. Как произошли все эти события? Были ли они в полной мере чем-то новым в истории? Или, как вскоре стали утверждать ученые, они были всего лишь долгожданным воссозданием древнего единого государства, существовавшего в далеком прошлом?

Наиболее видным историком эпохи Хань стал Сыма Цянь, чье великое произведение «Исторические хроники» было составлено в I веке до нашей эры. Автор занимал один из постов при дворе императора династии Хань У-ди. Он имел доступ в дворцовую библиотеку, которая, очевидно, содержала некоторые из уцелевших экземпляров древних исторических текстов. Сыма Цянь был великолепным редактором. Он включает в книгу любой источник, который только может найти, дословно цитирует его и иногда, когда древние авторы дают разные версии одних и тех же событий, приводит обе эти версии, оставляя за читателями право решать, какая версия кажется им более убедительной. Его задачей было написать полную историю китайского государства с самого начала до современной ему эпохи, и эту задачу он выполнил. Безусловно, ценность его работы неравнозначна. Его история правления императора У-ди и комментарии об этой эпохе бесценны. Он не любил своего правителя и не скрывал этого. Его собрание уцелевших исторических хроник эпохи феодальных государств составляет большую часть того, что вообще известно об этой эпохе. Однако чем в более далекое прошлое обращает он свой взор, тем менее убедительной становится его работа. Хотя его история династии Чжоу в какой-то степени и может быть подтверждена надписями на бронзе, многое в этой книге является не более чем предположением.

Сыма Цянь является самым известным из историков династии Хань, но он не был первым из них. Он ссылался и цитировал труды, теперь уже окончательно потерянные, которые были написаны сразу после падения Цинь. Но его собственной книге предстояло стать образцом для будущих историков. Другим образцом стал труд Бань Гу «История Ранней Хань», которая была написана в начале I века нашей эры, примерно через сто лет после смерти Сымы Цяня.

Крышка бронзовой чаши династии Хань, инкрустированная золотом, серебром и бирюзой, выполнена в форме вершины горы, на которой находится хижина даосских бессмертных

Более поздние китайские историки выбирали в качестве объекта своих исследований лишь какую-то одну династию. Правление этой династии могло быть длительным (двести лет и более) или очень коротким (лет десять – двенадцать). Бань Гу в своей книге придерживался определенного плана: он разделил ее на три части – анналы, биографии и монографии. Анналы – это всего лишь сухое изложение дат, поездок и действий императора и природных катаклизмов. Все это скрупулезно датировано, иногда с точностью до дня. Таким образом, они дают лишь хронологическую рамку событий или чуть больше. Вторую часть составляют биографии – всего их более двухсот. Они представляют собой детальное жизнеописание (даты рождения и смерти, родословная, факты из жизни) самых разных людей: верных своему монарху чиновников, мятежников, заговорщиков, бандитов, придворных дам, актеров и писателей, – перед читателем проходит целая вереница мужчин и женщин, которые, как считалось, сыграли важную роль в жизни современного им общества. Каждая биография посвящена только одному человеку: остальные лишь мимоходом упоминаются, даже если их судьба была неразрывно связана с жизнью человека, которому посвящена биография. Чтобы воссоздать реальную картину того или иного события, необходимо прочитать биографии всех людей, имеющих отношение к этому событию.

Помимо анналов и биографий, существуют еще произведения, западными историками называемые монографиями. Это довольно длинные очерки, каждый из которых касается того или иного важного вопроса, имеющего отношение к системе управления, землепользования, армии, религиозным обрядам, управлению ирригационными системами. Монографии касаются только сути проблемы, даты и события здесь не имеют значения. Всякого рода нововведения и изменения могут упоминаться в монографиях только как случившееся при правлении такого-то правителя, однако для того, чтобы выяснить, когда произошло то или иное изменение, и для того, чтобы соотнести их с политическими решениями или последствиями войны, опять-таки надо обращаться к анналам и биографиям выдающихся деятелей. В монографиях не нашли отражения многие темы, которые современные ученые считают чрезвычайно важными. Так, не существует связной истории экономического развития Китая. Не уделяется достаточного внимания торговле, которая упоминается лишь мельком, и то часто – весьма уничижительно.

Подобный метод написания истории весьма затрудняет работу современных исследователей. Кажется, что китайским летописям не хватает артистичности повествования Геродота или Тита Ливия, однако они более точны и события точнее датированы, а временами и в них встречаются весьма живописные описания.

Еще одна трудность подобного метода написания исторических трудов заключается в том, что в них утверждается главная идея той или иной династии. Поскольку в каждом произведении история ограничивается периодом правления одной династии и в нем рассказывается о ее начале, подъеме и падении, на саму историю переносится модель развития династии. Общее развитие общества, развитие торговли и техники, любые изменения в религии и социальной структуре не рассматриваются с точки зрения исторической перспективы; если они вообще упоминаются, то только в контексте правления одной династии. Еще одним следствием подобного написания истории, которое может показаться странным для страны, столь приверженной к историческим исследованиям, является то, что до нового времени у китайцев не было единой хронологии.

Правление каждой династии считалось самоценным, и все события, произошедшие во время правления той или иной династии, датируются первым, вторым и так далее годом правления того или иного императора. Даже одна династия не имеет единой системы хронологии. В анналах не упоминается, скажем, первый и пятьдесят пятый год правления династии Хань; там есть лишь разрозненные даты, связанные с правлением императоров. К концу династии Хань эта система стала еще более разрозненной и запутанной из-за обычая произвольно менять имя императора в течение его пребывания у власти. Получалось, что даже правление одного монарха делилось на несколько периодов, в каждом из которых существовала собственная хронология событий. Без использования сравнительных таблиц очень трудно хронологически соотнести один период китайской истории с другим. До введения в Китае летосчисления от Рождества Христова (это было сделано в 1949 году) китайским ученым надо было быть очень начитанными, чтобы разобраться в хитросплетениях хронологии своей собственной истории.

Из трех основных китайских религий даосизм больше, чем остальные, занимался изучением места человека в природе и его способностью жить в гармонии с силами природы. В Китае пейзаж, именуемый «шаньшуй», возник как прямой отклик на даосское почитание гор и рек. Эти элементы преобладают на пейзаже эпохи Сун «Размышления о даосизме в осенних горах» (художник Чжуй Ян)

Древняя и классическая китайская литература оказала огромное влияние на весь ход развития китайской цивилизации. Ее чтили, но ей никогда не приписывали божественное происхождение. Конфуций был смертным человеком, который к тому же часто откровенно заявлял о том, что считает земные дела гораздо более насущными, чем поклонение богам или размышления о природе божественного. Древняя история, выдумка, хотя и правдоподобная, воспринималась как реальность. Она считалась картинкой общества, которое надо было изо всех сил стремиться восстановить. Со временем появился еще один вид литературы, который был частично основан на буддистских легендах, а частично – на даосской традиции. Эта литература имела более демократичное происхождение; она строилась на фольклоре и постепенно переросла в романтическую прозу. Правда, эта литература все еще была тесно связана с исторической основой, но во многом стала независимой от нравственных императивов, которые сдерживали классическую литературу, находившуюся под покровительством императора и выходившую из-под пера ученых-чиновников.

Китайская космология ассоциирует высшие добродетели с довольно обычными животными, некоторые из которых нарисованы на керамической тарелке эпохи Хань. По ее внешнему краю изображены четыре коленопреклоненные человеческие фигуры, несущие подношения, и четыре домашних животных. Свинья и баран были животными, которых обычно приносили в жертву, утка была символом веселья, индюк – символом мужественности. Рыба и журавль, изображенные в центре, часто символизировали благосостояние и долголетие

История писалась для того, чтобы показать правящему классу своей эпохи, каким нормам поведения им должно следовать и каких ошибок и пороков – избегать.

Три высшие силы – правители Неба, Земли и Воды – стояли на страже даосского мира, неся счастье человеку, прощая его грехи и защищая его от бед. Первоначально каждый год олицетворял длительный, но неопределенный период времени, но затем такое положение дел изменилось. Фрагмент картины XVIII в. изображает даосского бога Земли, символизирующего лето, которого несут на носилках в окружении людей, с веерами в руках. Божество сопровождают женщины, музыканты и слуги, несущие развевающиеся флаги

Добрые и злые деяния правителей прошлого должны фиксироваться в равной степени, поскольку и те и другие являются примерами, которые современники должны тщательным образом изучать. Предполагалось, что условия жизни в прошлом и в настоящем примерно одинаковы. История поэтому являлась своего рода зеркалом, в котором правитель мог видеть самого себя, мог видеть, что он должен делать, чтобы выполнить свой долг, а от чего он должен воздержаться, если надеется получить небесный мандат. Воспринималось как должное, что характер монарха определял характер всей эпохи. Министры должны были следовать примеру правителя, а простые люди должны были брать пример с великих людей страны: «Как ветер дует, так и трава гнется». Наградой за нравственность и добродетель было богатство, наказанием за порок – несчастье. Возвышение и падение династии было моделью для написания истории. Эта модель определялась силой или слабостью духа великих людей эпохи.

4. Семья

В китайском обществе семья всегда играла очень важную роль. Конечно, это относится и к другим обществам, но в Китае семья приобрела особое значение, поскольку она служила моделью общества, и поэтому она была в центре внимания религии. Мы очень мало знаем о социальной структуре китайского общества в древние времена; однако ясно, что к началу феодального периода семьи аристократов были объединены в кланы. Насколько мы знаем, социальная структура крестьянских общин была менее жесткой; у них были некоторые общие черты с национальными меньшинствами, жившими в горах Юго-Западного Китая. Многие исследователи полагают, что крестьяне выбирали себе пару на весеннем празднике плодородия, но создавали семью, только если появлялся ребенок Однако такая практика давно перестала существовать. Судя по дошедшим до нас сказаниям из раннего периода развития китайского общества, даже аристократия не всегда придерживалась строгих норм морали. Согласно легенде один из известных министров государства Цзы свободно пускал гостей в свои покои и в результате имел «сто сыновей». Эти примеры свободных нравов, возможно, были зафиксированы, чтобы осудить безнравственность, а не для того, чтобы просто рассказать об обычаях, царивших в среде китайцев. Постепенно в обществе стали преобладать более строгие нормы поведения; их распространение происходило преимущественно благодаря учению Конфуция и примеру его учеников.

Нормы китайской семьи сформировались в конце эпохи феодализма. Моделью семьи служила жизнь аристократов. В эпоху феодализма для знати была характерна экзогамия – практика, когда старались не допускать браков между людьми, являющимися родственниками по отцовской линии. К концу периода феодализма и в первые годы существования империи эта норма стала обязательной для всех; в это же время появились фамилии. До этого знатные кланы не имели фамилий в том смысле, как мы это сейчас понимаем, но у них были клановые имена, и браки заключались только вне клана. Кланов было немного, к ним не принадлежали люди, не имевшие аристократического происхождения.

На рисунке XII или XIII в. женщины императорской семьи купают и одевают четверых из многочисленных императорских детей

Иногда фамилии образовывались от названий места, где жила данная семья, от названия должности, которую занимал глава клана, от названия города и т. д. Судя по всему, китайцы никогда не использовали стандартную западную форму образования фамилий «сын такого-то». Тем не менее они оказались первыми, кто стал использовать фамилии в том виде, как это сейчас принято во всем мире: передавая фамилию отца детям, как мальчикам, так и девочкам (которые также получали второе имя, аналогичное христианскому имени, которое давали европейцам). Нет сомнения в том, что причиной появления фамилий было стремление распространить экзогамию на все слои общества. Чтобы родственники по отцовской линии не могли заключать браки, следовало провести между различными семьями четкие разграничительные линии. Фамилии помогли сделать это. Человек с фамилией Ван не мог сочетаться браком с женщиной, носившей ту же фамилию; Ли не могли жениться или выходить замуж за Ли и т. д.

Это правило продолжало соблюдаться даже тогда, когда число людей, носящих одну и ту же фамилию, стало огромным во всех частях Китая. Исключения делались только после тщательного расследования, которое должно было показать, что жених и невеста, хоть и носят одну фамилию, происходят из столь отдаленных друг от друга частей страны, что никакое родство между ними невозможно. Естественно, только богатые могли позволить себе такое расследование, которое требовало больших физических и финансовых затрат. Еще одним способом обойти ограничения, налагаемые правилами экзогамии, было усыновление. Если у человека не было сына и он не мог усыновить одного из сыновей своего брата или кузена, он имел право усыновить сына сестры или любой другой родственницы и дать ему свою фамилию. Было вполне законно, хотя и не слишком распространено, если этот молодой человек женился на девушке, носящей его прежнюю фамилию. Экзогамные семьи не препятствовали бракам между родственниками по материнской линии. Поэтому двоюродные братья и сестры могли сочетаться браком, если они не были родственниками по отцу; дети замужней женщины и ее сестры или брата могли пожениться именно потому, что они носили разные фамилии. Такие браки были весьма популярны, особенно среди богатых; такая практика носила название «наложение родства на родство».

Среди семей высшего сословия было принято вести тщательную регистрацию всех браков в течение многих поколений; очень часто семьи могли проследить свою родословную на протяжении более чем тысячи лет. В таких семьях даже два ребенка с одной фамилией, принадлежащие к одному поколению, не могли иметь одинаковых имен, каким бы далеким ни было родство. В Китае нет широко распространенных «первых» имен. Каждый ребенок имел имя, отличное от других, с тем чтобы его не могли спутать ни с одним другим ребенком. Это достигалось разными способами. Если одного сына звали Го-лао, то его младший брат получал несколько измененный вариант того же имени – Го-чжу. Тогда было ясно, что оба эти сына и все другие мальчики с именем, содержащим частицу «Го», принадлежали к одному поколению данной семьи. Таким образом, можно было сразу понять, каково их место в семье, что было важно при отправлении древних обрядов. Иногда имена лишь слегка различались в написании. В ученых семьях был распространен третий способ, который состоял в том, что один ребенок в качестве имени получал сочетание из двух иероглифов из какого-нибудь классического текста; следующему ребенку в качестве имени давались следующие два иероглифа из того же текста и так далее до конца текста, если семья была большой. Имена таких людей часто имели более чем странное значение: «можно сказать» или «он сделал». Простые люди пользовались более доступными способами, например, прибегали к помощи числительных: так, девятого ребенка в семье Ван могли звать Ван Цзю – Ван номер девять. Если семья имела какое-то отношение к аристократическому клану, то имена детям этой семьи давали старейшины клана.

Отец был хозяином, главой семьи, он приказывал сыновьям выполнять ту или иную работу по его желанию. Он мог выбирать им профессию, определять, какое дать им образование, решать, наказывать детей или нет; в древности он даже мог приказать убить их. Власть отца над жизнью и смертью своих детей никогда не была полностью юридически закреплена; суды не особенно стремились узаконить это право, они соглашались на это лишь в особо серьезных случаях.

Девочки могли выйти замуж в шестнадцать лет. После замужества молодая жена оказывалась в полном подчинении у свекрови. Ее муж, пока был молод, не играл большой роли в семье и мало что мог сделать для нее. Единственным утешением жены была надежда на рождение сыновей, что повысило бы ее семейный статус, и на то, что когда-нибудь она сама станет свекровью. В богатых семьях была распространена практика многоженства, то есть у мужа могли быть наложницы (особенно во времена империи). Социальный статус главной жены и остальных жен в таком случае сильно отличался. Последние беспрекословно подчинялись главной жене, которая по социальному статусу была равна своему мужу. Очень часто в гаремы набирались девушки из семей торговцев, арендаторов и других уважаемых семей, однако иногда в гаремы попадали девушки из веселых кварталов, а бывало, и просто с улицы. Большой честью считалось попасть в гарем императора, и у него было очень много наложниц. Хотя наложницы в гареме и занимали низкое социальное положение, тем не менее их дети и по закону, и по традиции по положению были равны детям главной жены. У них был один отец, и это было самое главное. Обычно старший сын главной жены становился главой семьи, но если у главной жены не было сыновей или если этот единственный сын был по натуре слабым и недееспособным человеком, то главой семьи мог стать и сын одной из наложниц. Тот факт, что полигамия (в форме гарема) была узаконена, часто вносил путаницу в представление о китайской семье. Хотя гаремы разрешались, они были весьма дорогим удовольствием. Наложницы могли иметь собственность, а если они были, как это часто происходило, звездами из мира искусства, то перед тем, как согласиться войти в гарем будущего мужа, они требовали от него весьма крупную сумму денег на содержание. Муж должен был удовлетворять иногда чрезмерные запросы наложниц. Беднякам гаремы были не по карману. Даже среди представителей среднего класса (то есть мелких землевладельцев, торговцев и купцов) гаремы были не слишком распространены. Подавляющее число китайских семей были моногамными, что объясняется исключительно соображениями экономии. Сейчас гаремы называют типично феодальным реакционным институтом и запрещают его юридически.

Крупный чиновник, зажиточный землевладелец или торговец, которые имели по нескольку наложниц, также считали, что в такой системе устройства семьи много недостатков. Часто его семья оказывалась слишком большой, чтобы ее можно было без усилий содержать. У него сразу появлялось слишком много родственников по женской линии, которые вместе с друзьями и дальними родственниками стремились получить у него работу, «выбить» из него определенные знаки внимания, а то и просто оказаться у него на содержании. Таким образом, даже крупные состояния рассыпались в прах.

В китайской истории мало примеров того, чтобы зажиточная китайская семья оставалась таковой в течение многих поколений. Необходимость содержать многочисленных родственников была одной из причин, по которой семьи чиновников аккумулировали в своих руках земли, а крестьянство обезземеливалось. Все это вело к социальным беспорядкам, которые подрывали устойчивость династий.

Наличие гарема было источником многочисленных интриг при дворе. Императоры сами частенько предпочитали наложниц, выбранных по своему вкусу, женам, выбранным по соображениям государственных интересов; нередко императоры оставляли трон детям наложниц. Это становилось причиной многочисленных заговоров.

Еще одним источником беспокойства при дворе были семьи императриц. В империи мог существовать только один правитель, равных ему не было. Он не мог жениться на родственнице по отцовской линии, следовательно, он был вынужден жениться на дочери подданного. Это придавало особую значимость семье императрицы, особенно если она рожала императору наследника.

Честолюбивые устремления этих семей постоянно нарушали спокойствие империи Хань и в конечном итоге способствовали ее падению. Почти все семьи императриц делали попытки узурпировать власть или, по крайней мере, обвинялись в попытке сделать это. Семья новой императрицы пыталась отстранить от власти своих предшественников и поставить на их место своих людей. На самом деле почти все семьи бывших императриц уничтожались, когда к власти приходил новый император. В эпохи более поздних династий эта проблема, кажется, стала менее острой. Семьи императриц использовали все свое влияние, чтобы обеспечить родственников важными государственными должностями, но они уже не устраивали заговоров с целью захвата власти.

Мы уже говорили, что семья была моделью, в соответствии с которой строилась вся система государственной власти. Император – это отец, а подданные – его дети. Страна была собственностью семьи, теоретически все принадлежало императору, точно так же, как в семье вся собственность переходила под контроль ее главы. В результате в Китае не было частной собственности в том смысле, в каком ее понимают в нашем обществе. Собственность семьи не могла быть отчуждена без согласия глав всех ветвей семьи, так как никто не обладал ею в полной мере этого слова и не имел права распоряжаться по своему усмотрению. Семья крестьян, ведущая фермерское хозяйство, имеющая некоторое количество земли, могла распоряжаться семейной собственностью в той степени, в какой ей позволяли средства, то есть глава семьи с согласия всех взрослых сыновей и братьев имел право продать свою землю или купить новые участки. Однако система семейной собственности не могла поддерживаться вне пределов одной семьи, как это было в зажиточных семьях. Непонятно, как этот принцип действовал в семьях, у которых почти или вообще ничего не было, – у поденщиков, например, которые работали за питание и ночлег и почти ничего, кроме этого, не имели. Так жили миллионы людей при последней империи, после того как в XVII и XVIII веках население страны резко увеличилось. Видимо, более ранние века не знали такой повальной нищеты.

Существовала очень важная причина того, почему люди не желали расставаться со своей землей или стремились приобрести в семейную собственность новые участки: в течение многих лет земля считалась единственно надежным вложением средств, а владение землей повышало социальный статус человека. Привязанность китайцев к своему участку имела и религиозную основу. Во времена феодализма князь или любой другой феодал мог сохранять свое дворянское звание, только если он имел в полном владении участок земли (пусть и небольшой). Там у него были алтари, где он поклонялся богам земли и своим предкам. Пока он исполнял эти обряды, он оставался феодалом. Если его землю захватывали, он больше не мог осуществлять обряды жертвоприношения у этих алтарей. А это, как считалось, означало уничтожение духа предков и свидетельствовало о том, что князь или простой феодал лишался своего звания и богатства. Некоторые из этих верований были восприняты потомками князей, землевладельцами, которые оставались основным элементом в социальной структуре китайского общества с 221 года до нашей эры вплоть до середины ХХ века. Считалось, что определенная семья происходила из такого-то района одной из провинций. Если это была семья чиновников в нескольких поколениях, то ее родиной обычно была столица, Пекин, или ее предшественники – Кайфын, Лоян или Чанъань. Часто люди в глаза не видели своих родных мест, но духовно оставались неразрывно связанными с ними. Если люди провели там свое детство до того, как началась их карьера чиновников, которая запрещала им служить в своих родных провинциях, они по возможности возвращались домой в старости или из-за болезни. Считалось, что родной воздух полезен для людей и что, питаясь продуктами родной земли и водой из родных источников, можно вылечить любую болезнь. Даже в новое время студентам, обучавшимся за рубежом, часто посылали продукты и небольшое количество родной земли, чтобы они использовали их как лекарство. Таким образом, собственность была больше, чем богатство, это было еще и духовное наследие.

Хотя бедняки были в большей степени подвержены риску во время войн и голода, они тоже старались передавать собственность из поколения в поколение. В некоторых хорошо защищенных регионах, лежавших вдали от дорог, по которым шли армии воюющих, часто можно было встретить крестьянские семьи, в течение нескольких поколений жившие на одном и том же участке земли. В конце XIX века, когда британцы оккупировали территорию Вайхайвай на крайней оконечности Шаньдунского полуострова, западные чиновники обнаружили, что некоторые семьи обрабатывали один и тот же участок земли в течение семи веков; семьи, которые жили на одном месте всего триста – четыреста лет, считались чужаками. Китайский земледелец – не важно, бедный или богатый, – часто имел более длительную (и документально подтвержденную) связь со своим участком земли, чем самые знаменитые дворянские семьи Европы.

Семья была естественным центром поклонения предкам. С точки зрения многих исследователей китайского общества, этот культ был настоящей религией людей и в своей основе более важен, чем буддизм или местные верования, которые в конечном итоге объединились под знаменами даосизма. Это была, без сомнения, самая древняя религия Китая.

То, что при династии Шан было всего лишь культом верховного правителя, стало культом князя и аристократии в целом, а позже стало религией всего населения. Каждая семья имела свой алтарь предков, где стояли лакированные доски в золотых или красных рамках с именами предков, но не более чем в трех поколениях. В алтаре не было портретов или картин. Портреты предков могли висеть в других местах, но они не несли религиозной нагрузки. Крупные кланы, ветви которых часто включали в себя и крестьянские семьи, имели храмы предков, находившиеся либо в родовом поместье в родной провинции или в ближайшем городе. В определенное время года главы клана проводили религиозные обряды в храме. Здесь же делались записи, касающиеся жизни членов клана. Некоторые из этих записей охватывают очень большие промежутки времени вплоть до тысячелетия. Однако чаще они были менее полными, поскольку в ходе войны и других потрясений ход этих записей прерывался или же уничтожался храм, в котором эти записи хранились. Если у членов клана были средства, храм восстанавливали. Если же нет, то преемственность в клане нарушалась и ведение записей прекращалось.

Храм предков богатого клана часто использовался как школа. Иногда клан содержал школу на территории своего поместья и давал образование всем своим членам, будь то богатый или бедный. Это было в интересах семьи. Каждый способный мальчик мог подняться по чиновничьей лестнице и занять важную должность, что открыло бы широкие экономические и политические возможности для его родственников.