Kitabı oku: «Тайные общества всех веков и всех стран», sayfa 5

Превращения мифа об Изиде

Распространение египетских мистерий

Отблески египетских мистерий просвечивают и составляют суть во всех тайных учениях в Финикии, Малой Азии, Греции и Италии. Кадм и Инах завезли их в Грецию вообще, Орфей – во Фракию, Меланф – в Аргос, Трофоний – в Виотию, Минос – в Крит, Кинирас – в Кипр, Эрехтей – в Афины. Подобно тому как в Египте мистерии посвящались Изиде и Озирису, в Самофракии они посвящались Матери богов, в Виотии – Вакху, в Кипре – Венере, в Крите – Юпитеру, в Афинах – Церере и Прозерпине, в Амфиссе – Кастору и Поллуксу, в Лемносе – Вулкану и таким же образом другим в иных местах, но цель их и свойства повсюду были одинаковы – поучать единобожию и будущей жизни.

Дионисии, или вакхические мистерии

Они делились на большие и малые. Последние праздновались ежегодно в осеннее равноденствие, и на эти празднества допускались женщины с символом производительной силы на шее. Они кончались принесением в жертву нечистого животного, которое съедали поклонники. Тогда же неофиты и посвященные направлялись со священной пляской к храму. Корзиноносицы с золотыми вазами, наполненными отборными плодами, шли впереди, а вслед за ними женщины, носящие символ производительной силы, которые снабжены были длинными жердями и увенчаны плющом – растение, посвященное Вакху, или олицетворению солнца. За этим шли другие участники торжества, переряженные женщинами, которые исполняли все отвратительные действия человека пьяного. В следующую ночь совершалось посвящение, при котором басня о Вакхе, убитом титанами, представлялась в действии, и неофит изображал собой Вакха.

Большие мистерии праздновались каждые три года в весеннее равноденствие поблизости от болота, подобно сансским празднествам в Египте. В ночь перед посвящением жена иерофанта приносила в жертву барана. Она изображала жену Вакха, и, когда сидела в этом качестве на троне, жрецы и посвященные обоих полов восклицали: «Приветствуем тебя, супруга, приветствуем новый свет!» Неофит очищался огнем, водой и воздухом, подвергаясь троекратному искусу, подобному тем, которые были описаны в ином месте, и наконец вводился в святилище, увенчанный миртами и в одежде из шкуры молодого оленя.

Сабазийские мистерии

Сабазий было название Вакха, вероятно, произведенное от Сива или какой-либо сходной формы, астрономическое значение которого есть планетная система с бесчисленными солнцами и звездами. Мистерии совершались ночью, изображали они любовную страсть Юпитера, в виде змеи, и Прозерпины. Золотая – другие утверждают, живая – змея всовывалась неофиту за пазуху, и тот восклицал: «Evoe! Sabai! Bacchi! Anes! Attes! Hues!» Evoe, или Ева, означало на многих древних языках и змею, и жизнь: воспоминание об имени жены Адама и происхождении культа змеи в Древнем мире. Когда Моисей поднял в пустыне медную змею, опечаленные израильтяне знали, что это знак сохранения. Sabai (Сабаи) уже объяснено, Hues и Attes еще другие названия Вакха. Эти мистерии продолжали совершаться до прекращения паганизма, и в царствование Домициана в одном Риме находилось семь тысяч посвященных.

Кабирийские мистерии

Кабира – финикийское слово, означающее «могущественный». Были четыре бога: Асхиер, Ахиохерзус, Ахиохерза и Камилл. Последний был убит своими тремя братьями, которые похитили у него органы производительной силы; это аллегорическое убийство и праздновалось в тайных обрядах. Камилл, то же, что Озирис, Адонис и другие, подвергшиеся такому же увечью и все служащие символом утраты солнцем производительной силы во время зимы. Главным местом празднования этих мистерий были острова Самофракия и Лемнос. Жрецы назывались корибантами. По этому поводу существует большое недоумение, так как утверждают тоже, что, кроме приведенного выше, эти мистерии еще были учреждены в честь Атиса, сына Цибелы. Атис означает солнце, и мистерии праздновались в весеннее равноденствие; следовательно, не может быть сомнения, что, подобно другим мистериям в эпоху их упадка, они изображали загадочную смерть солнца зимой и его возрождение в весеннюю пору. Празднование длилось три дня. Первый был днем грусти: срубали крестообразную сосну с прибитым к ней изображением Атиса, вследствие того что у подножия ствола нашли его изувеченное тело; второй был днем труб, в которые трубили, чтобы пробудить Бога от сна, подобного смерти; а третий был днем радости, посвящения и торжества по случаю его возврата к жизни.

Элевсинские мистерии

Элевсинские таинства праздновались в честь Цереры, греческой Изиды, тогда как Озирис является в виде Прозерпины – смерти Озириса и увлечения Прозерпины в пределы ада, символы одного и того же, именно исчезновения солнца в зимнее время года. Эти мистерии вначале совершались только в Элевсисе, городе Аттики, но впоследствии распространились в Италии и даже в Британии. Подобно многим другим таинствам, они разделялись на большие и малые. Последние, как вакхические и кабирийские мистерии, длились девять дней и преимущественно носили характер подготовительный, состоя из очищений и жертвоприношений. Обряд посвящения в большие таинства начинался тем, что герольд провозглашал: «Удалитесь, о вы, непосвященные!» Желающий посвящения являлся обнаженным, в знак своей совершенной беспомощности и зависимости от Провидения. Ему надевали телячью шкуру. Брали с него клятву молчания и тогда спрашивали: «Ел ли ты хлеб?» Ответ был: «Нет». Прозерпина не может вернуться на землю, потому что ела плоды ада; Адам пал, потому что отведал земного плода. «Я испил священную смесь, меня питали из корзины Цереры, я трудился, я возлежал на ложе». То есть он был помещен в пастос, где желающий посвящения заключался на время искуса. После того он подвергался целому ряду испытаний, подобных по характеру тем, которые усвоены были другими мистериями, и наконец вводился во внутреннюю часть храма, где созерцал статую богини Цереры, окруженную ослепительным светом. Посвящаемый, которого до тех пор называли mystes, или новичок, теперь переименовывался в epoptes, или очевидца, и ему открывали тайное учение. Собрание закрывалось санскритскими словами: Копх от рах, смысл которых достоверно неизвестен. По утверждению капитана Уилфорда, это греческое искажение слов Candscha от Pacsha, которые и теперь в употреблении при религиозных собраниях и обрядах браминов, – еще одно доказательство, что мистерии – восточного происхождения.

Двери из рога и слоновой кости

В шестой книге «Энеиды» и в «Золотом осле» Апулея есть описание того, что происходило на элевсинских мистериях. В первом произведении Эней и его проводник, когда прошли пределы ада, были выпущены во врата грез из слоновой кости. Но были другие двери из рога, в которые входил желающий посвящения; все пещеры посвящения имели два входа; один назывался спуском в ад, другой – восходом праведного. Древние поэты утверждали, что через роговые двери появлялись истинные видения, а через двери из слоновой кости – одни обманчивые. Основываясь на этом и на обстоятельстве, что Эней со своим проводником вышел в последние двери, некоторые критики вывели заключение, будто Вергилий хотел дать понять, что все, сказанное им о пределах преисподней, должно считать басней. Но таково не могло быть намерение поэта; напротив, он имел в виду указать, что будущее состояние есть действительное состояние, тогда как изображение его в мистериях – одни туманные картины. Двери из слоновой кости были просто роскошные двери храма, в которые выходил посвященный по окончании обряда.

Отмена элевсинских таинств

Эти таинства существовали долее всех остальных и были в полном блеске, когда тайное поклонение Кабире и даже египетские мистерии уже исчезли; отменил их только в 396 г. нашего летосчисления безжалостный Феодосий Великий, который из ревности к христианской вере совершал страшные жестокости с неверующими.

Тесмофории

Слово это значит законодательное торжество; оно главным образом относится к символическим обрядам, входящим в часть празднества, посвященного Церере. Эта богиня даровала грекам, как утверждали, разумные законы, основанные на земледелии и собственности, в память чего избранные жены несли в торжественном шествии Тесмофории в Элевсис дощечки, где эти законы были написаны. Отсюда происходит название празднества, которое относилось к законодательству и посеву. Мы имеем одни отрывочные сведения об этих торжествах, хотя некоторое понятие извлекаем из комедии Аристофана «Женщины на празднике Тесмофорий», но понятие очень поверхностное, так как для автора было опасно, упоминая об этих мистериях, заходить за предел одних общих и простых обозначений. Тем не менее мы узнаем, что торжество длилось три или четыре дня и происходило в октябре. В нем участвовали одни женщины, и мужчине войти в храм значило подвергнуться неминуемой смерти. Каждое сословие в Афинах избирало двух женщин, законнорожденных, находящихся в законном браке и отличающихся добродетелью. Мужчины, у которых был капитал в три таланта, обязывались дать женам деньги, необходимые на расходы по празднеству. Также предписывалось совершенное воздержание между мужем и женой в течение девяти дней. Тесмофории относились не к одному земледелию, но и к интимным отношениям мужа и жены. Как Церера, или земля, оплакивала отсутствие Прозерпины, или солнца, так афинянки оплакивали во время этого празднования отсутствие светоча любви, и подобно тому, как Церера наконец развеселяется от простого напитка, который ей предлагает Баубо, так и лицо, называемое Иамб, нелепыми шутками и грубой мимикой возвращает веселое настроение духа совершающим обряд.

Цель греческих мистерий более нравственная, чем религиозная

Цель посвящения в греческих мистериях была, скорее, нравственная, чем религиозная; в этом они отличались от индийских и египетских мистерий, которые были религиозными, учеными и политическими. В то время, когда мистерии введены были в Греции, наука уже перестала быть преимуществом немногих, политическая жизнь этой страны вызвала энергию в народе и сделала его строителем собственного величия. В этом уже видится заря новой эры – падение древнего поклонения природе и стремление человечества, посредством пытливого изучения и самостоятельных усилий, побороть природу, что диаметрально противоположно духу древности, состоявшему в полном смирении и покорности лица влиянию всесущего вещества.

Китайские и японские мистерии

Китайская метафизика

В китайской космогонии мы отличаем следы некогда преобладавшей во всем мире науки о свойствах вечной природы. Вещество – первобытное вещественное начало – предполагается действующим на самого себя, и таким образом возникают две силы. Первую, вещественное начало, называют Таи-Кеик и описывают как первое звено в цепи причин; это крайняя граница в безграничности, хотя посреди отсутствия всякого существования всегда существовало бесконечное Ли, или «начало порядка». Ли называется бесконечным, потому что невозможно представить его в каком-либо образе, так как это – вечное ничто. Это, несомненно, отрывочное предание самой древней метафизической системы в свете служило предметом насмешек новейших писателей, но читатель усмотрит, что при всем несовершенстве изложения это настоящее теософское учение.

Введение в китайские мистерии

Китайцы исповедовали буддизм в самой простой форме и поклонялись невидимому Богу всего за несколько столетий до христианской эры. Из учения Конфуция, жившего за пять веков до Р.X., видим, что в его время не было мистерий; они сделались необходимы только тогда, когда китайцы стали идолопоклонниками. Главная цель посвящения было погружение в божество Омитофо. Омито происходило от санскритского Армида, «неизмеримый», а Фо только другое название Будды. Буква Y изображала триединого Бога и была на самом деле неизреченным именем божества, Тетрактом Пифагора и Тетраграммой евреев. Радуга в мистериях была символом вновь появляющегося солнца и предметом поклонения, и это не в одном Китае, но и в Мексике.

Параллель между буддизмом и католицизмом

Общее сходство бьет в глаза так, что сами католики не могут не признавать этого и объясняют тем, что Сатана подделывается под истинную веру. Сходство существует даже в самых мелочных подробностях. У тех и других один верховный и непогрешимый глава церкви, безбрачие духовенства, монастыри мужские и женские, молитвы на неизвестном языке, молитвы святым и заступникам, а главное – Дева с Младенцем, также молитвы за умерших, повторение молитв с четками, подвижничество и рвение заходить за пределы положенного, добровольные обеты строгого соблюдения религиозных обрядов и самоистязание, ежедневное богослужение с зажженными свечами, состоящее из пения, окропления водой, поклонов и коленопреклонений, постные дни и праздники, религиозные процессии, изображения и картины и баснословные легенды, поклонение мертвым, исповедь, чистилище и т. д. В некоторых отношениях есть сходство и с богослужением евреев; они умилостивляют верховное существо кровью быков и козлов и жертвоприношениями. Сходство это объяснить нетрудно. Католицизм и некоторые другие вероисповедания – это буддизм, облеченный в новую форму. Много религий на земном шаре – одно суеверное искажение понятия о естественных явлениях. Предание о священнике Иоанне имеет основанием сходство буддизма с искаженной христианской верой. В XII столетии в Китае было многочисленное монгольское племя, исповедовавшее буддизм, который путешественниками был принят за восточную христианскую религию. Несториане, жившие между монголами, назвали главу их священником Иоанном, что и дало повод к преданию, будто среди Азии существовала христианская церковь, папа которой носил титул священника Иоанна.

Лаоцзы

Конфуций – религиозный законодатель Китая, но Лаоцзы – его философ. Он превзошел Конфуция в глубине и свободе мысли. Слово Лао, или Ли, трудно передать; сами китайцы определяют его как «вещь неопределенную, неосязаемую, в которой, однако, есть образы». Сам Лаоцзы, по-видимому, считает его равносильным «разуму». Философия Лаоцзы исполнена любви и мира и в этом отношении имеет много похвальных общих черт с учением христианства.

Новейшие китайские общества

Самое замечательное общество Тиантигуи, или Союз неба и земли, главное начало которого – равенство человечества и долг богатого делиться с бедным своим излишком. Когда посвящаемый с успехом выдержит самые строгие испытания, его ведут к главе, два члена ордена скрещивают над его головой свои сабли и каждой извлекают кровь, которую смешивают в одном кубке, – это священный напиток; к нему оба члена ордена прикладывают губы, после того как новичок произнесет клятву. Общество это распространено в южных провинциях Китая и на острове Ява. В центральных и северных провинциях Китая есть два других общества, вероятно, происшедшие от первого, именно: общества Пелианкиао, или Лотоса, и Тианли, или Небесного Разума. В депеше к лорду Абердину (1843) Генрих Поттингер намекает на существование четвертого общества, говоря: «Когда пение кончилось, Кийанг, китайский начальник, сняв с руки золотой браслет, подал мне его, объяснив в то же время, что получил его в детстве от отца и что с ним связана таинственная легенда, мне же стоит показать его где бы ни было во всем Китае, чтобы заручиться самым братским приемом». Другое еще общество, образовавшееся в начале этого столетия, – это «Триада», цель которого ознакомить беспечных и предубежденных китайцев с западной цивилизацией. Общество «Белые ненуфары», предводителя которого китайское правительство не могло никак разыскать, причинило много политических смут и бедствий.

Японские мистерии

По мнению японцев, мир находился в яйце до Сотворения, и это яйцо разбил бык – вечно повторяющаяся астрономическая аллегория, намек на Тельца, знак зодиака, который в прежнее время начинал год весенним равноденствием. Это тот же бык Апис, которому поклонялся Египет и которому евреи в пустыне воздавали божеские почести под видом золотого Тельца; тот же бык, который приносился в жертву в мистериях Митры и кровь которого оплодотворяла землю. Японцы поклонялись Тен-Сио-Дай-Дзину, божеству, которого называли сыном неизвестного бога, создателя солнца и луны. Готовящийся к посвящению проходил сквозь искусственные планеты, сделанные из подвижных кругов, изображающих вращение небесных тел. Зеркало было знаменательной эмблемой всевидящего ока их главного божества. В заключительном обряде подготовки новичка запирали в пастос, дверь которого, как утверждали, сторожило ужас наводящее божество с обнаженным мечом. Во время своего искуса желающий посвящения порой доходил до такой степени восторженности, что отказывался выйти из заключения в пастосе и оставался там до тех пор, пока не умирал от голода. За это добровольное мученичество было обещано нескончаемое блаженство в будущем. Религия японцев – собственно буддизм, но с некоторыми изменениями. «Diabolo ecclesiam Christi imitante!»¹⁷ – воскликнул Ксавье, увидев, как похожи обряды японцев на римско-католические обряды в Европе, и так как сказанное о буддизме в Китае и Тибете может быть повторено и относительно Японии, то восклицание Ксавье, который не был ни ученым, ни философом, вполне понятно.

Японское учение

Бог Тен-Сио-Дай-Дзин имеет двенадцать апостолов, и солнце, планетный герой, сражается с чудовищами и стихиями. Служители храма Солнца носят туники огненного цвета и ежегодно празднуют четыре торжества: третий день третьего месяца, пятый день пятого месяца, седьмой день седьмого месяца и девятый день девятого месяца, а в одном из этих празднеств они изображают миф, подобный мифу Адониса, где природа изображена жрецом, облеченным в пестрое одеяние. Члены этого религиозного общества называются Иамабосами, посвящаемым предписывается не есть мясной пищи в течение долгого времени и готовиться разнородными очищениями.

Лама

Великий лама, бог Тибета, воплощается в человеке; это жрецы открывают народу. Но истинная вера, состоящая из учения о предполагаемом происхождении мира, только сообщается при мистериях, которые почти недоступны. Человек, в которого воплотился на время великий лама, то есть первосвященник, чтится народом с таким благоговением, что едят как святыню лепешки из нечистот, в которые превращается пища, служащая питанием его телу. Это отвратительное обыкновение, однако, просто результат веры в переселение душ – оно составляет параллель с индийским учением о разложении и воспроизведении, символически изображенном употреблением коровьего назема при очищении посвящаемого, а настоящее его значение – указать, что все части Вселенной непрерывно поглощаются одна другой и переходят одна в другую. Это подобие змеи, пожирающей свой хвост.

Мексиканские и перуанские мистерии

Коренные жители Америки

Этнологи не могут еще сказать нам что-либо о происхождении первобытных жителей материка Нового Света; но если читатель примет теорию, изложенную во «Введении», он легко сам ответит на этот вопрос. Подобно тому как природа в Азин произвела кавказское племя, так в Западном полушарии она породила разные племена, его населявшие. Что одно из них достигло высшей степени цивилизации в доисторические времена, это доказывается развалинами великолепных городов, открытыми в Центральной Америке; и все остатки древности служат доказательством, что религия в Мексике и Перу была, в сущности, та же, что и преобладала у разных народов Востока; и иначе быть не могло, так как нравственные и физические законы одинаковы во всей Вселенной и действуют одинаково, производя одни и те же результаты, только измененные местными и климатическими условиями.

Мексиканские божества

Религиозная теория мексиканцев носила характер мрачной и суровой строгости. Они поклонялись многим божествам, главными из которых были: Теотль – невидимое и верховное существо; Вирокола – творец; Вицлипуцли, или Герицилопохтли, – бог милосердия, которому посвящены были самые кровожадные обряды (доказательство, что мексиканские жрецы были так же непоследовательны в этом отношении, как и фанатическое духовенство в Европе, которое во имя бога милосердия терзало, пытало и сжигало миллионы людей, не исповедовавших ту веру, которую они выставляли за правую и законную); Тескалипука – бог мести; Кецалкотль – мексиканский Меркурий, название которого означает «змея, облеченная в зеленые перья»; Миктланейгератль – башня ада; Тлалоктиетли, или Нептун, и Иксциана, или Венера. Вицлипуцли приписывалось возрождение земли, и его имя относилось к солнцу. Его считали рожденным от Девы, на грудь которой с неба снизошло перо всех цветов радуги. Изображался он как человек страшного вида, сидящий на шаре над высоким жертвенником, который носили в торжественной процессии во время празднования мистерий. В правой руке он держал змею, символ жизни; изображения этого пресмыкающегося находятся во всех мексиканских и перуанских храмах. Следы поклонения змее западных народов также встречаются в штатах Огайо и Айова, где теперь еще находят змеистые земляные валы в 1000 футов и более. Должность Тескалипуки состояла в том, чтобы карать людей за грехи, насылая на них повальные болезни, голод и чуму. Его гнев только мог быть укрощен человеческими жертвоприношениями – тысячи людей нередко бывали заколоты в честь его в один день.

Жестокость мексиканской религии

Храмы в Мексике были полны страшных идолов, которые все были орошены, выкупаны в человеческой крови. Капища Вицлипуцли украшались черепами несчастных, принесенных ему в жертву; пол и стены были покрыты толстым слоем крови; перед истуканом Бога часто можно было видеть еще трепещущие сердца человеческих жертв, ему принесенных, кожа которых служила жрецам одеянием. Этот возмутительный обычай, как говорится в легенде, произошел оттого, что Този, Великая мать, была человеческого происхождения. Вицлипуцли доставил ей божеские почести, приказав мексиканцам потребовать ее себе в королевы у ее отца; исполнив это, они также заставили отца убить ее, чтобы содрать с нее кожу, которую надели на молодого человека. Таким способом она отрешилась от человечества и была помещена в число богов. Другой отвратительный обряд, возникший на основании этой легенды, будет упомянут далее.

Посвящение в мистерии

Посвящаемому следовало вынести все ужасы, страдания и покаяния, которые были в употреблении у восточных народов. Его бичевали узловатыми веревками, резали ножами, в надрезы вкладывали камыш, чтобы видно было, как свободно кровь просачивается из них, или надрезы прижигали докрасна раскаленной золой. Многие не выносили этих испытаний. Омовения производились не водой, а кровью, и одежда неофита была не белая, а черная; перед посвящением ему давали напиток, имеющий будто бы свойства рассеивать страх, что в некоторой степени и могло быть справедливо, так как он действовал на мозг. Тогда посвящаемого вели в темные пещеры, вырытые под основанием массивного пирамидального храма Вицлипуцли в Мехико, и ему предстояло пройти через все обряды мистерий, символически изображавшие странствования их богов, то есть прохождение Солнца через знаки зодиака. Пещеры назывались «путем мертвых». Посвящаемому являлось все, что только могло поражать воображение ужасом и испытывать храбрость. То он слышал отчаянные крики и стоны умирающих; его вели мимо темниц, где содержались в заключении человеческие жертвы, которых откармливали для приношений; и через пещеры, скользкие от полузапекшейся крови; то он натыкался на трепещущее тело умирающего, из которого только что вырвали сердце для приношения кровожадному богу, и, подняв голову, он видел отверстие в своде, через которое жертва была сброшена вниз, так как он находился тогда под самым жертвенником Вицлипуцли. Наконец он достигал узкого прохода или трещины в камне, которой заканчивался длинный ряд пещер; в эту трещину его проталкивали с торжеством, и клики толпы встречали его, как человека преобразовавшегося или перерожденного. Женщины, сняв с себя то немногое, что служило им одеждой, плясали совершенно обнаженные, как исступленные вакханки, и, повторив трижды эту пляску, предавались безграничному разврату.

Большие мистерии

Подобно восточным народам, мексиканцы имели, кроме общего религиозного учения, сообщаемого посвященным, внутреннее учение, доступное только жрецам, и им не ранее, чем они заслужат это принесением человеческой жертвы. Самая высшая степень знания передавалась в полночь и под строгими условиями, несоблюдение которых влекло за собою неминуемую смерть. Настоящее учение имело астрономический смысл, и так же, как восточные народы, они на своих больших празднествах оплакивали исчезновение солнца и радовались его появлению вновь на праздновании, как это называлось, нового огня. Гасили все огни, даже священный огонь в храме, и все население Мехико со жрецами во главе направлялось к горе близ города, где и ждало, пока Плеяды взойдут на середину неба, и тогда приносили в жертву человека. Орудие, употребляемое жрецами, чтобы добывать огонь, ставили в рану на груди пленника, предназначенного к закланию, и, когда огонь загорался, тело клали на приготовленный заранее громадный костер, который зажигали. Новый огонь, встреченный радостными кликами, разносили по деревням и оставляли в храмах, откуда его уже раздавали в частные жилища. Появление солнца на небосклоне встречали новыми восторженными кликами. Жрецам преподавалось еще учение о бессмертии, о триедином божестве, о первобытном населении, которое бог Вицлипуцли, сидя в четырехугольном ковчеге и с жезлом в виде змеи в руке, привел к озеру, обилующему лотосом, где оно окончательно поселилось и воздвигло свой храм. Это озеро было то самое, посреди которого первоначально стоял город Мехико.

Человеческое жертвоприношение

Жрец не мог быть посвящен вполне в мистерии мексиканской религии, пока не принесет человеческой жертвы. Этот ужасный обряд, который испанцы, завоевавшие землю, часто видели исполненным над их собственными пленными соотечественниками, совершался следующим образом: главный жрец нес в руке большой и острый нож, сделанный из кремня, другой жрец нес деревянный ошейник, остальные четыре жреца, служившие помощниками, становились в ряд у пирамидального камня с выпуклой вершиной, так что когда человек, приносимый в жертву, был положен на него лицом кверху, то получался такой выгиб тела, при котором малейшего надреза оказывалось достаточно, чтобы распороть живот. Два жреца хватали жертву за ноги, а двое других – за руки, между тем как пятый надевал на шею жертве деревянный круг. Тогда главный жрец распарывал ей живот ножом и, вырвав из груди сердце, поднимал его к солнцу и потом повергал перед кумиром в одном из капищ наверху большой пирамиды, где совершался обряд. Тело жертвы окончательно сбрасывали со ступеней, которые шли вокруг всего здания. Таким образом, за несколько часов приносили сорок-пятьдесят жертв. Пленникам высокого сана и испытанной храбрости предоставляли возможность спастись от ужасной смерти, сражаясь с шестью мексиканскими воинами подряд. Если они одерживали верх, то им давали жизнь и свободу; но если они падали под ударами противников, то их тащили, живых или мертвых, к жертвеннику и там вырывали из груди сердце.

Облечение в кровавые кожи

Мы уже видели, что жрецы облекались в кровавые кожи жертв. Тот же самый ужасный обычай водился и в других случаях. На известных празднествах одевали человека в только что содранную с жертвы окровавленную кожу, от которой шел еще пар. Короли и вельможи не считали унижением для своего достоинства переряжаться таким образом и бегать взад и вперед по улице, прося милостыню, которая обращалась на богоугодные цели. Этот ужасный маскарад продолжался до тех пор, пока кожа не начинала разлагаться. На другом празднестве убивали женщину и в ее кожу одевали мужчину, который в этом наряде плясал целых двое суток вместе с остальными своими согражданами.

Перуанские мистерии

Инкасы, или повелители Перу, хвастали своим происхождением от солнца и луны, поэтому они поклонялись им наравне с великим богом, Паша-Камаком, одно имя которого было так свято, что его сообщали только посвященным. Был у них также кумир, называемый ими Тангатанго, что означало «Один в трех и трое в одном». Их тайные мистерии, о которых нам ровно ничего не известно, праздновались в большое ежегодное торжество первого дня сентябрьской луны, когда народ не спал всю ночь до восхода солнца; а при его появлении растворялись восточные двери большого храма в Каско, чтобы яркие лучи могли озарить золотого идола, стоявшего напротив входа. Стены и потолок этого храма были покрыты золотыми листами, а изображение солнца в виде круглого лица, окруженного лучами и пламенем, подобно тому как новейшие живописцы обыкновенно представляют солнце, было такого размера, что почти занимало всю стену. Кроме того, оно имело двойную толщину против листов на стенах. Девственницы солнца, которые, подобно весталкам Древнего Рима, поддерживали вверенный им священный огонь и были обречены на безбрачие, ходили тогда вокруг жертвенника, пока жрецы объясняли мягкие и справедливые перуанские законы, так как перуанцы, наоборот, против обычаев их близких соседей, мексиканцев, вовсе не имели кровожадных обрядов, хотя некоторые испанские писатели, разумеется, не видя ничего хорошего вне католицизма, да еще у язычников, обвиняли их в жертвоприношении «в громадном числе» маленьких детей от четырех до шести лет и также в убиении девственниц. Испанцы, наверно, имели в виду какой-нибудь неправильно понятый ими символический обряд.