Kitabı oku: «Демонология Сангомара. Яд и Меч», sayfa 2
А Юлиан, привязав поводья Тарантона к железному крюку у торца Портового Дома, уже поднимался по каменным узким ступеням вверх, на второй этаж. Там, пройдя через длинный и тесный коридор и разминувшись со снующими туда-сюда работниками, он постучал в крепкую дверь, а затем вошел.
В кресле, склонившись над кипой бумаг, сидел громоздкий мужчина с массивным лицом и относительно умными глазами того человека, что может считать, писать, вести учет и выполнять некоторые важные приказы, не вникая в их цель.
Зачесанные назад темные волосы с серебром седины и проплешиной на макушке украшали оловянные трубочки, которые постоянно спадали. Уже бы стоило и отказаться от них, но мужчина в возрасте так отчаянно цеплялся за воспоминания молодости о некогда пышной шевелюре, что и не подумывал об изменении облика. Даже одежда поросшего знатным пузом Портового Управителя была неподобающе молодой – шаровары с рубахой.
Вместо них бы тоже надлежало надеть длинное платье, да поверх набросить какой-нибудь табард – именно так и выглядели пожилые люди Ноэля – но нет, живот размером с рост мужчины забавно колыхнулся под шароварами, когда Кавиан увидел вошедшего графа Лилле Адана и приподнялся.
– Ваше сиятельство! Да осветит солнце ваш путь! – проревел смиренно Управитель.
– Здравствуй, Кавиан.
– Уж близится закат и, если я вижу вас здесь, то дело важное? Да вы присаживайтесь, Ваше сиятельство!
– Спасибо, Кавиан.
Убрав с кресла стопку журналов с отчетами по швартовкам, Юлиан осторожно присел в крепкое кресло и достал из сумы несколько скрученных бумаг.
– Происходило что-нибудь интересное со дня моего последнего посещения?
– Все как обычно, господин. Полный порт кораблей, а грузчики работают не покладая рук. Разве что…
– Что?
– Да морские чертята плешь проели уже… – Кавиан неосознанно почесал почти лысую макушку. – За последнюю неделю, кажется, собрались со всего Альбо к нам в бухту… Черти бы их побрали! А, тьфу! Они ж и есть черти… Не знаю, что на них нашло, облепили наш порт, никак не выгнать.
– Совсем не уходят?
– Нет! И даже больше! За час до вашего прибытия напали толпой на рыболовное суденышко Лаврейя, стали потрошить рыбу, вытаскивали ее из бочек и шипели на рыбака. Представляете? Еле отогнали наглецов палками.
Значит, наги не ошиблись. Юлиан испустил усталый вздох и подпер лоб пальцами, один из которых был украшен родовым перстнем с сапфиром.
– Неужели тебе такое поведение чертят ничего не напоминает, Кавиан? Ты же на посту Управителя уже более двадцати лет.
– Напоминает, – вздрогнул крупной дрожью Кавиан и сжал испуганно губы. – Но ведь он просыпается раз в пятнадцать лет, а прошло лишь четырнадцать, господин! Ни разу еще его пробуждение не сбивалось с графика!
– Наги сказали сегодня, Кавиан, что Ноэльский Левиафан проснется со дня на день.
Лицо Портового Управителя сделалось смертельно бледным, а на лбу капельками пота выступила испарина, что прорезала словно ножом морщины широкого лица и сделала их куда глубже и отчетливее. Из груди вырвался стон отчаяния от убытков и смертей, что последуют в ближайшие полгода, а пальцы нервно затеребили любимые бумаги. От них Управитель почувствовал легкое успокоение.
– Свяжись с Плениумом, Кавиан. Пусть срочно вышлют гонцов в земли Альбаоса: Линдул, Белый Афолеон, Бесовской приют и Лоракко. А на юге в Анеф-Арай, Золотой Ноам, Дасиандру и в Лоо.
– А в Сентопию?
– И туда тоже, – задумавшись, Юлиан передал бумаги в руки портового Управителя.
– Ох, Осте Осте… В прошлый раз он до месяца Холонна поглотил больше двадцати кораблей, которые не знали или знали, но рискнули выйти в море. Что же будет в этом году…
– Да… Будет что-то страшное.
– Мы же не успеем уведомить всех, господин. А наги не могли ошибиться, ваше сиятельство?
– Нет. Четырнадцать лет назад они меня предупредили ровно за два дня до пробуждения. Да и ты должен видеть все своими глазами, Кавиан. Чертята тоже все чувствуют.
– Да-да… Ох, как жаль.
Повторив позу своего господина, Кавиан тоже подставил ручищу под гладко выбритый подбородок и горестно посмотрел в окно. Там солнце закатывалось за горы на мысе Голубого когтя. Стремительно темнело.
С закатом порт вмиг опустел, и лишь караул теперь поскрипывал досками, а оживленная толпа переместилась на улицы города. Там свои двери открыли бордели, которые давали морякам тепло и любовь за пару десятков бронзовичков. Если же получившему хорошую маржу и оголодавшему по особой ласке мужчине хотелось чего-то посвежее, то и для таких находились барышни. Барышни не громко зазывающие с окон борделей, а тихо ждущие своих клиентов в покоях, куда их приведут Сводницы.
Все та часть Луциоса, что находилась ближе к порту, отчего и называлась Портовым районом, ночью оживала и вела распутный образ жизни, в отличие от более спокойного и размеренного Верхнего района.
– Я вас понял, мой господин. Я немедленно отправлюсь по домам Плениума, разбужу всех нужных людей. И также отошлю гонцов со срочными письмами куда надобно.
– Да, Кавиан. Нам предстоят тяжелые полгода.
– Господин Лилле Адан. У нас же полный порт кораблей. Да вы же сами знаете, что в месяце Осте всегда оживление.
– Я не уверен, что они смогут добраться до своих городов целыми и невредимыми, Кавиан. Но и не буду утверждать, что Левиафан уже проснулся.
– Вот и я о том же, Ваше сиятельство… Что делать?
– Переговори со всеми. Объясни ситуацию и посоветуй остаться в Луциосе до зимы… Но не все согласятся. Увы, мы не имеем власти их задерживать силой. Если они захотят покинуть порт, пусть делают это как можно быстрее, в течение одного-двух дней.
– Осте, за что? Дюжи, пощадите, – уныло уронил голову на тяжело вздымающуюся грудь Портовый Управитель.
– Перестань молиться Кавиан, – поморщился Юлиан. – Тот, кого не существует, не сможет помочь – это мир демонов без богов.
С этими словами Юлиан поднялся с кресла, глядя в разбавленную огнями Луциоса ночь за окном. Торопливым шагом он покинул кабинет портового Управителя и оставил того в смятенном состоянии. Наконец, через пару минут толстое тело поднялось. Кавиан поправил широченные в талии шаровары и посмотрел вниз, на ящики стола. Он в полуоткрытом ящике некоторое время наблюдал лежащую поверх бумаг монетку из бронзы, без каких-либо обозначений или гравировок – это был символ Элеаноры, дюжа плодовитости. Вспомнив слова графа про то, что в этом мире нет богов, а молиться им – бессмысленно, Кавиан вздохнул и закрыл ящик, а затем тяжелой походкой пошел искать помощников.
Масштаб надвигающейся трагедии был невероятен. Все знали про Ноэльского Левиафана, но до этого года чудовище, живущее в Лилейском проливе более одиннадцати веков, всегда следовало особому расписанию. И под него подстроились все портовые города. Раз в пятнадцать лет все порты закрывались, и с весеннего месяца Осте до зимнего месяца Холонна торговля морем полностью прекращалась, а грузы доставляли земными маршрутами.
И, увы, других путей с Севера на Юг, кроме как через пролив между Лилейским островом и Ноэлем, не существовало. Лилейский остров был огромен, а течения севернее него столь яростны и опасны, что лишь у неопытного штурмана либо полного дурака могла зародиться мысль избрать этот путь.
Вместе с тем, по словам Нюй Кха, на западе и севере от Лилейского острова жило еще одно племя нагов, более дикое и свирепое, не желающее общаться с людьми. Они не владели человеческой речью. Эти наги из рода Ойх, по словам все того же Нюй Кха, безжалостно топили корабли, и Юлиан подозревал, что именно их заслуги приписывали коварному Ойхскому течению. Граф Лилле Адан ни разу не видел никого из представителей этого племени, но сказанному Нюй Кха верил, потому что наг, в отличие от людей, врать не любил и не умел.
***
Покинув опустевший порт, Юлиан верхом на Тарантоне направился обратно в особняк. Путь занял пару часов, и ближе к полуночи Старейшина ловко выскользнул из седла и передал лошадь в руки заботливому конюху. Сам же он погрузился в мрачные думы и, не видя ничего вокруг, поднялся по темной лестнице во мраке к спальне. Ступая по пышному ворсу ковра, он со сложенными за спиной руками медленно вошел в комнату.
Там при бледном свете полной луны сидела в кресле в белом платье Фийя и мечтательно смотрела на усыпанное звездами небо. Все свое свободное время молодая женщина проводила либо в грезах, чуть прикрыв веки, либо с вышивкой в руках.
Так и сейчас, несмотря на острый слух, служанка из-за мечтательного полузабытья не услышала мягких шагов графа и вздрогнула от отворившейся двери. Когда же темно-серые глаза увидели во мраке дверного проема знакомый силуэт, блуждающее на лице состояние отрешенности и мечтательности, что, возможно, было и состоянием самой души служанки, сменилось на радость.
– Вы вернулись?
– Конечно, Фийя. Как я могу не вернуться – этой же мой дом, – улыбнулся столь простодушному вопросу Юлиан.
– Что же случилось, тео Юлиан?
В нахмуренных бровях и гробовом молчании служанка различила тщательно скрываемое сильное переживание и, понимая, что случилось нечто плохое, подскочила с кресла. Она стала снимать с графа вещи, а тот, пребывая мыслями где-то у Лилейских островов, не мешал ей и лишь растерянно поднимал и опускал конечности по просьбе Фийи.
– Вы даже не запрещаете мне помогать раздевать вас. Значит что-то страшное… – испуганно прошептала девушка и ее круглое личико застыло в маске ужаса.
– Да. Спящий проснулся…
– И что? Он же всегда просыпается, тео Юлиан, – Фийя непонимающе похлопала большими глазами. С возрастом она не стала сильно умнее.
– Фийя, Фийя… Он проснулся на год раньше. И мы не успеем предупредить всех. Пока гонцы на лошадях достигнут самых отдаленных земель, например, северного Лоракко или южного Анеф-Арайя, то пройдет почти два месяца.
– Вы хотите сказать, что эти два месяца корабли будут плавать туда-сюда и не знать, что Спящий не спит?
– Да. Часть кораблей также покинет Нериумовскую бухту, потому что, во-первых, не каждому по карману обеспечить проживание в Луциосе экипажа до зимы, а, во-вторых, у всех горят сроки, Фийя. И многие будут, молясь всем богам, северным и южным, рисковать своей жизнью с надеждой, что пронесет, и они не столкнутся со Спящим.
– Так очень много людей погибнет, тео Юлиан?
– Да, Фийя, – с тяжелым вздохом ответил граф Лилле Адан, который за тридцать лет уже привык к столь наивным вопросам.
Пока служанка, чуть прикусив губу, наблюдала за господином, тревожно меряющим спальню широкими шагами из угла в угол, находясь лишь в исподнем, Юлиан не знал, что делать. Он чувствовал полную беспомощность перед сложившейся ситуацией и даже не смотрел в сторону раскрасневшейся и горящей Фийи.
– Фийя, подай мне домашний костюм, пожалуйста.
– Вы не будете дремать со мной?
– Нет, я же сказал домашний костюм, Фийя. Я поработаю в кабинете, сейчас не до сна, – терпеливо повторил свою просьбу граф.
– Как скажете, тео Юлиан.
По простодушной мордашке женщины скользнуло легкое негодование, которое, впрочем, тут же стерлось из-за промелькнувшей какой-то совсем не относящейся к делу мысли. И служанка, пожав плечами, вприпрыжку поскакала к шкафу и достала оттуда расписной серебряными нитями халат с темными штанами.
После слов благодарности Юлиан с самым смурным видом покинул спальню и спустился на второй этаж, а там заперся в кабинете, где просидел над отчетами до самого утра. Впрочем, за всю ночь ни один так и не был обработан. Встревоженным взглядом граф смотрел сквозь бумагу куда-то вдаль, стараясь сознанием проникнуть в будущее, раздвинуть его туманные материи и найти решение, которого, вполне возможно, и не существовало в данной ситуации.
А Фийя, чуть печально вздохнув, распустила свои многочисленные косички, сменила платье на ночную сорочку и заползла под легкое хлопковое одеяло. Лишь курносый нос и непрестанно хлопающие глаза выглядывали из-за него, рассматривая висевшую на стене напротив кровати картину с морскими пейзажами.
Когда обращенное к бухте окно посветлело и наступило утро, в кабинет вошел болезненно худой мужчина. Тихой и осторожной походкой он приблизился к дивану у окна и грациозно сел на него, закинул нога на ногу. Казалось, он о чем-то напряженно думает, но на самом деле вечная задумчивость и колкий взгляд из-под бровей были присущи этому бледному лицу всегда. Несменяемая красная пелерина сегодня была надета поверх светло-серого, почти белоснежного платья с золотыми пуговицами.
– Доброго утра, учитель, – вежливо поздоровался Юлиан и пропал глазами дальше в отчете, в который смотрел всю ночь.
– Чтобы утро было добрым, нужно начинать его не с бумаг, Юлиан, а с бодрящего напитка.
По губам пожилого мужчины скользнула лукавая улыбка, а граф Лилле Адан поднялся из-за стола и присел на диван рядом с Вицеллием. Тот достал из поясной жесткой сумы склянку крови, клацнул по ней деловито ногтем, затем передал в руки Юлиана.
– Борькор, Белая Роза или Ксимен? – спросил молодой граф, принимая маленькую, размером с палец, склянку.
– Слепая доверчивость хуже вечной подозрительности, Юлиан, – настороженный взгляд Вицеллия стал более острым. – Если бы вместо меня был мимик, либо в мое тело подсадили сотрапезника, ты бы уже умер от своей тряпочной доверчивости. Сколько лет я уже пытаюсь тебе внушить, что осторожный всегда умирает последним, Юлиан.
Граф Лилле Адан виновато улыбнулся, достал пробку и, двумя пальцами удерживая стеклянный сосуд, принюхался, прикрыл глаза и посмаковал запах. Маслянистый оттенок, сладковатые еле уловимые нотки. Тончайше настроенное обоняние различило совсем легкую примесь какого-то парфюма и еще что-то…
– Вы добавили выжимку из олеандра, чтобы сбить меня со следа, учитель.
С этими словами, продолжая принюхиваться и не сводя глаз с Вицеллия, который вздернул ехидно брови, Юлиан капнул из сосуда на палец и облизнул жидкость. Затем, с широкой улыбкой от уха до уха, запрокинул голову и залил кровь из склянки в рот.
– Белая Роза, которую вы попытались выдать за Голубой Олеандр.
– Да, верно. Хотя редкий дурак будет маскировать один яд другим. Как ощущения?
– Никак. Доза была небольшой.
– Для тебя да, – Вицеллий Гор’Ахаг подпер указательным пальцем с массивным золотым кольцом висок, впалые глаза хитро улыбались, а веномансер вкрадчиво спросил. – Но даже для меня эта доза смертельна. Как быстро бы я умер, Юлиан?
– Хм… Семь, может десять минут.
– Нет. Раньше, из-за больного сердца. А симптомы?
– Паралич и отказ сердца.
– Да, хоть что-то да запомнил. Хороший из меня учитель.
– Хороший… – эхом вторил граф и интеллигентно улыбнулся.
Вдруг старый веномансер что-то вспомнил и обвиняюще покосился на ученика, к которому его пригласил друг почти тридцать лет назад, когда Гор’Ахаг после жуткого скандала решил покинуть службу у Его Величества.
– Ты забыл принять вчера смесь.
– Не до того было, учитель, – Юлиан прикрыл глаза и откинулся назад. – Со дня на день все побережье будет усыпано обломками кораблей, словно костьми. А сами человеческие кости будут перевариваться в желудке у Спящего.
Очень худыми пальцами Вицеллий Гор’Ахаг погладил свое золотое выпуклое кольцо в виде паука, лапки которого служили ободком. Из-под темных бровей молодого графа ощупывал вечно настороженный и чуткий взор старого веномансера, но процесс изучения прервала дрожь. Она пробежала по лицу и телу вампира, и он болезненно сморщился, а круги под глазами стали темнее и отчетливее.
– Вы, похоже, тоже не приняли лекарства, учитель.
– Не ерничай, – Вицеллий скользнул в жесткую сумму и достал оттуда другую склянку, с ободком красного цвета, и выпил кровь. – Увы, за свое искусство приходится очень дорого платить.
– Но вам, в отличие от меня, нельзя пропускать время принятия лекарства! Мне не нравится ритм Вашего сердца.
– Хо-хо, какой ты заботливый. Я еще всех вас переживу, Юлиан, не волнуйся, – Вицеллий ядовито ухмыльнулся, но новый приступ боли исказил лицо в гримасе, и веномансер сложил на платье дергающиеся скрюченные пальцы. – В Ноэле голубой олеандр растет, как сорняк, так что недостатка лекарства у меня нет.
– А как жаль, что Левиафан невосприимчив к яду Олеандра.
После череды тяжких вздохов молодой граф снова вернулся мыслями к бессмертному существу, что наводило ужас на все море Альбо уже очень долго.
– Яд есть против всего и для каждого случая. Но даже если ты найдешь уязвимость Спящего, то невозможно будет достать летальную дозу.
– Да, он слишком велик… Я не придумал пока ничего лучше, кроме как снарядить пару кораблей и вооружить людей арбалетами и гарпунами.
– Ты же делал это в прошлый раз.
– Но другого выхода нет… В 2091 году, 59 лет назад, рыцарь Ной из Белого Афолеона во имя северного бога Ямеса вышел на нефе “Божья Кара” в море и смог ослепить чудовище.
– Но погиб сам! Да и глаз-то у Левиафана осталось еще пять.
– Если, в конце концов, Спящий ослепнет, пусть и по одному глазу каждые пятнадцать лет, то это решит нашу проблему. А один из ударов может стать для реликта последним, учитель.
– На смену одной проблемы всегда приходит другая, Юлиан. Ты рассказывал о северных нагах племени Ойх. А ты не думал, что их благоговейный страх перед этим реликтом защищает Ноэль от того, чтобы они поселились в Лилейском проливе? А?
– Скорее они не лезут в Лилейский пролив из-за племени Нюй, – Юлиан покачал головой, затем вспомнил. – Я их, кстати, пообещал сопроводить к озеру через несколько дней.
– Зачем?
– Они же боятся Спящего и каждое его пробуждение пережидают в водах озера Иво.
– Спящий в дом, наги – вон! – расхохотался ядовито Вицеллий Гор’Ахаг и затрясся от смеха.
Юлиан с осуждением посмотрел на старого учителя, но тот лишь усмехнулся.
– Им бы поселиться здесь, в Ноэле.
– Они и так в Ноэле, – старик блаженно раскинулся на диване и чуть сполз вниз.
– На суше, а не в море. На Юге наги спокойно живут среди людей уже тысячи лет.
– И что?
– Племя Нюй могло бы сделать также.
– И получить вилами в глаз, да, – Вицеллий ухмыльнулся.
– Но в Элегиаре…
– … в Элегиаре наги живут среди людей уже тысячи лет, – веномансер перекривлял графа его же голосом, – да только за долгую историю все расы успели порезать друг другу глотки. Пусть сидят в своем море и не вылезают.
– Когда-то же нужно начать.
– Ты точно друг племени Нюй? – веномансер колко взглянул на Юлиана. – Или, может быть, даже грезишь о добре для всех?
– Нет, я в такое уже не верю, учитель. Не мне, лишившему жизни больше трехста человек, говорить о всеобщем добре.
– Триста, триста? – Вицеллий Гор’Ахаг хохотнул. – Ты ведешь счет, скольких ты отправил к Прафиалу, Юлиан?
– Учитель, прекращайте. Лучше помогите советом.
– Вот тебе мой совет. Пусть Ноэль остается таким, какой есть. Без вонючих оборотней, вечно линяющих нагов и мозгоклюев каладриев, – на лице Вицеллия застыла гримаса отвращения. – Я уже полюбил чистый мир без всех этих.
Вицеллий был невыносим, однако за долгие три десятилетия Юлиан привык к заносчивому снобизму старика-аристократа.
– Неужели вы совсем не скучаете по Элегиару?
– Только по суккубам.
– И всё?
– Всё, – ухмылка вновь расползлась по лицу веномансера. – Север мне импонирует больше.
– Вы бы хоть что-то рассказали про Золотой город, – вздохнул граф. – А то как воды в рот набрали.
– На длинном языке хорошо вешаться, знаешь такую поговорку?
– Вицеллий, Вицеллий… – покачал головой Юлиан де Лилле Адан.
На несколько минут в кабинете повисла тишина, а граф затем поднялся с дивана и с усталым видом заходил туда-сюда, заложив руки за спину халата. Время от времени он касался серебристых трубочек в волосах, приглаживая шевелюру, но потом вспоминал, что это был отцовский жест, присущий и Малику, и убирал руки от головы.
За прямоугольным окном уже живо работали слуги. Кто-то поливал цветы водой из колодца, другие выводили коней на прогулку из денников, чтобы те размяли ноги, а третьи остервенело мели дорожки. Безмолвная стража зорко следила за деятельностью слуг, как и бдительный Кьенс. Иногда этот очень худой вампир подходил к какому-нибудь нерадивому слуге и молча тыкал пальцем в то, что его не устраивало.
Лапистая ветвь душистой сосны покачивалась напротив окна, касаясь его. В ветвях метался нахохлистый черный воробей и бегал взад-вперед по дереву.
– И все-таки северные наги выглядят куда меньшей угрозой, чем Левиафан, – наконец, произнес Юлиан, рассматривая воробья, который, в свою очередь, отчего-то не улетел, а наклонил голову и тоже глядел на Юлиана.
– Потому что ты с ними еще не столкнулся. Будь дальновиднее. Если не будешь смотреть вдаль, то захлебнешься от проблем вблизи.
– Учитель, а может попробовать пригласить с Южных земель какого-нибудь могущественного мага, чтобы тот избавил нас от проблемы с Левиафаном?
Юлиан снова начал измерять кабинет шагами в мягких туфлях, ходя из угла в угол. А веномансер сидел на диване и поглаживал узловатыми пальцами, изъеденными кислотами, жесткую сумку. Там хранились самые сильные яды, те, что и граф, и веномансер опасались оставлять в лаборатории, даже запирая ее на ключ. Те яды, что доставляли под заказ с той самой Элейгии – сердца веномансии и магии Южного континента.
– Чем сможет помочь даже сильнейший маг?
– Разорвет сердце Левиафана, ослепит, задушит, да даже достанет из воды заклинаниями, и на берегу мы убьем его.
– Охо-хо-хо… – бледные губы веномансера растянулись в коварной улыбке, а его лицо вытянулось. – Поднимет из воды, задушит… Хо-хо.
– Да можно же бурю наслать, в конце концов, чтобы та выбросила Спящего на скалы! – продолжал сотрясать воздух, увлекшись, Юлиан.
– Юлиан, мой ретивый, но не очень сообразительный ученик. У Левиафана вероятнее всего несколько сердец, это раз, его размеры более пятидесяти васо, это два, поэтому весит он… Ох, я даже не знаю, сколько он весит, Юлиан. Но это ужасные цифры – это три! А что касается бури…
– Да, вариант с бурей хорош.
– … у Спящего очень мощные искривленные конечности, мы видели это с тобой четырнадцать лет назад. Он сможет вернуться в море самостоятельно. И нет таких магов, которые бы смогли поднять из воды такую махину, разорвать ее сердце и прочее.
– Я же видел, мастер… – тихо сказал Юлиан и покачал головой, не соглашаясь.
Юлиан прекрасно помнил Пацеля из Детхая, могущественного мага, пожалуй, самого сильного из всех тех, что он узнал на своем веку. Тогда, тридцать лет назад, Пацель силой мысли поставил весь город Большие Варды на колени. Что стоит с такой силой убить всего-навсего одного реликта?
Здесь же, в Ноэле, маги тоже водились, но они были столь слабы, что им поручали либо разогнать тучи над головой, либо затянуть небольшие раны, либо отпугнуть вредителей с полей. На этом все. Наука магии требовала долгих лет кропотливой учебы, так что самые могучие чародеи жили исключительно на Юге, при дворах королей, и Ноэль им был крайне неинтересен.
– Если ты насчет Пацеля, то я сомневаюсь в том размере его силы, что ты себе придумал, – развел руками старый веномансер.
– Моя память меня не подводит, учитель…
– Я еще раз говорю, он не мог проникнуть в голову человеку силой мысли, не произнеся ни одного заклинания на языке Хор’Аф. Это невозможно!
– Но Пацель это сделал, учитель. И даже более того…
– … да я знаю про вторую часть истории с упавшими на колени людьми. Ты мне это уже сто раз говорил.
Теперь уже Вицеллий Гор’Ахаг нахмурился, поднялся с дивана и подошел осторожным тихим шагом к окну, у которого стоял Юлиан, и тоже посмотрел на ладно работающих слуг и качающееся за усыпанным олеандрами холмом море. Оба, и ученик, и учитель, касались друг друга плечами, сложив руки за спиной. И на лицах обоих царило выражение смятения и непонимания.
Старый веномансер не любил непонятные вещи и подозрительно относился ко всему, что выбивалось из его картины мира. Все, что туманно, попадало в категорию опасностей.
– Тогда Пацель нашел какой-нибудь древний артефакт. Я знал Пацеля более пятидесяти лет назад, уже тогда он обращался к другим магам для омоложения, потому что ему не хватало собственной силы и знаний. А тут власть над толпой? Невозможно!
– Артефакты, источники… Вполне может быть, хотя Пацель так мало говорил о своей жизни. Так, ладно, давайте прекратим разводить антимонию, вернемся к теме разговора, учитель. А что насчет того, чтобы заплатить нескольким сильным магам?
– Похоже, что я дал тебе излишне большую дозу Белой Розы, – веномансер поправил одну из трех золотых цепочек на пелерине. – Я же сказал, что маг любой силы бесполезен против Спящего. К тому же, он, как и ты, и прочие реликты, скорее всего вообще невосприимчив к магии.
– Но что-то нужно сделать!
– Юлиан. Я, как тот, кто был правой рукой Короля Горацио Пятого, прозванного Золотым, тот, кто был вхож в опочивальню самой королевы в любое время суток, тот, кто присутствовал на секретных советах Консулов, являясь одним из них, заявляю, что магия тебе не поможет со Спящим. Не будь глупцом и прислушайся к тому, кто знал Великих Магов не понаслышке.
– Но я не могу бездействовать, учитель…
Вицеллий Гор”Ахаг иронично поднял бровь и развел широко руками.
– Невежественный поступок порой приносит больше бед, чем бездействие.
Улыбнувшись одной стороной лица, так как вторая после перенесенной болезни имела меньшую подвижность, Вицеллий Гор’Ахаг покинул кабинет. Юлиан остался в одиночестве в размышлениях. Тем временем Мариэльд вышла из особняка и, шелестя серым подолом, расслабленно присела на скамейку в окружении лорнейских сосен. Ее белоснежные косы лежали на худых плечах, а ясные голубые глаза из-под прикрытых век наблюдали за возней прислуги. Прислуга же очень быстро потерялась, не желая мозолить глаза хозяйке.
Очень скоро к Мариэльд присоединился и Вицеллий. Он поправил свое длинное белое платье, пелерину красного цвета, что считался в Ноэле траурным, и сел рядом с графиней. Впрочем, нравы и порядки Ноэльских земель не очень интересовали старого веномансера – он не стал заказывать перешив любимых алых одежд, символизирующих в Элегиаре аристократию, из-за каких-то, по его мнению, глупых суеверий.
Юлиану порой казалось, что своей красной пелериной, соединенной тремя золотыми цепочками, Вицеллий мысленно переносит себя обратно в Элегиар, где прошли почти все годы его жизни, трудной, но яркой. Старый веномансер, сейчас больной и немощный, некогда был очень живым мужчиной, экспериментатором в области веномансии, Алым Змеем, как его называли при дворе. Однако, о своей службе вампир говорил мало и редко – и на то были причины.
И дело было даже не в клятве неразглашения, на которую, как понимал Юлиан, Вицеллию было плевать, а в событии 2119 года. Тогда, по истории, которую граф узнал от приезжих купцов и из книг, погибли тысячи нищих в Гнилом районе Элегиара. И виновным называли, без преуменьшения, Вицеллия Гор’Ахага и его яды. Якобы он отравил колодцы, чем вызвал жуткие болезни и последовавшие за ними смерти. А самого Вицеллия, по тем же рассказам, казнила толпа.
Сам же старик прибыл в Цветочный особняк посреди дождливой ночи три десятилетия назад. И имел он из пожитков одну лишь пелерину, которую прятал за жутким балахоном. На все вопросы, что произошло на самом деле и как он избежал народного гнева, Вицеллий отнекивался и молчал. Да вот только, когда в имение Лилле Адан прибывал кто-то из Срединного Юга, Вицеллий неожиданно терялся и запрещал вообще упоминать, что он здесь живет. Юлиан был уверен, что бывший Королевский веномансер от чего-то или кого-то прячется, но таланта уметь держать язык за зубами у старика было не отнять.
Юлиан из окна наблюдал, как Вицеллий и Мариэльд неспешно общаются, а сам пребывал в думах. Может быть, действительно, не стоит вмешиваться в дело со Спящим больше, чем положено? Свою миссию граф Лилле Адан выполнил, отправив гонцов во все порты. Да, будет потеряно два-три месяца. Да, за это время Левиафан пожрет множество кораблей. Но бороться с этим огромным реликтом было бесполезно.
