Kitabı oku: «Соня и ведьма»
Глава 1
Проклятый старый дом
– Мышь!
Я наугад нащупала край шарфа, небрежно свисающего со стола, накинула его на лицо и притворилась слепой, глухой и мёртвой.
– Мы-ы-ы-ышь! – настойчивый писклявый голосок не пожелал оставаться с той стороны зашарфья и продолжил ввинчиваться в уши.
– Её нет, – буркнула я, водворяя на место съехавшие за время сна очки.
Обладательница писклявого голоса стукнула носком своей, как водилось, невероятно дорогой туфельки по ножке стула:
– Мышь! Фотки мне нужны были ещё вчера!
Мысль, что тогда вчера и стоило об этом сказать, так и осталась не озвученной. Есть у меня ужасная черта: скромность. Не то врождённая, не то благоприобретённая вследствие невзрачной внешности, ещё более невзрачной работы и совсем уж паршивой привычки не встревать и не ссориться. Поэтому я лишь подняла голову и, как крот, прищурилась поверх очков на светлое пятно. Пятно нехотя выровняло очертания, всё больше начиная напоминать царицу всея редакции Анастасию. Когда она наклонилась, идеально выровненные утюжком, уложенные, залаченные и сдобренные сухим шампунем, как иной кекс сахарной пудрой, волосы и не подумали шелохнуться.
– Соня! Опять уснула? Георгий Витальевич вычтет из зарплаты! – куда громче, чем необходимо, с расчётом докричаться до вышеупомянутого злобного шефмонстра, возмутилась она. Явно намеренно повернулась в сторону его кабинета: – Мы тут все в поте лица трудимся, а ты прохлаждаешься! Ни стыда ни совести!
И правда нехорошо. Никто не заставлял ни верстать ночью воскресный номер журнала, ни править ошибки в сданных для него статьях. Повышенный градус ответственности – проблема сотрудника, а не его начальства. Даже если по документам этот сотрудник проходит исключительно как штатный фотограф. Точно, фотки!
– Давай, – я смущённо заправила за уши лезущие в глаза кудряшки. Рядом с отфотошопленной тонной тональника красоткой я и правда походила на мышь. На уставшую мышь Соню, пообедавшую вчерашним сэндвичем с засохшим сыром.
Настя, хрустя свежим сельдереем, метнулась к секретарскому столу и выудила из недр разномастных наждачек… эм… пилочек для ногтей флешку.
– Во! – она гордо ткнула её в разъём не той стороной. Перевернула. Снова потерпела фиаско и перевернула ещё раз.
Я вежливо отняла накопитель – тот сразу благодарно тыдынькнул и выплюнул на экран папку с неоново-яркими фотографиями: Настя в купальнике, Настя в другом купальнике, Настя в том же бикини, но уже спиной, выпятив ягодицы, Анастасия Валерьевна с бокалом вина, глубокомысленно взирающая на яхту, отгородившуюся от вездесущих туристов красной лентой.
– Ты же говорила, это по работе! – с изображения норовило выпасть пузо очередного «маськи», проспонсировавшего запечатлённое на кадрах путешествие; лицо Анастасии, в чётко выверенных пропорциях выражавшее безграничную любовь к спутнику и столь же безграничную потребность в подарках, с трудом помещалось рядом с возлюбленным, зато неизменно поворачивалось к камере рабочей стороной.
– Конечно, по работе! – удивилась блондиночка не столько по цвету волос, сколько по образу жизни. – Мне их в инстаграм. Два дня как вернулась, а ещё не залила! Подписчики требуют, нет ты представляешь! С ума сходят, все двести человек! Ты, кстати, на меня не подписана? Нет? Как обработаешь, обязательно подпишись! Хотя нет, подпишись сейчас, а потом сразу за обработку! И целлюлит не забудь замазать! Ужас, как я на Бали растолстела!
Настя сокрушённо поджала густо обведённые карандашом губки и выставила вперёд тощее бёдрышко. Я с некоторой долей вины взглянула на собственные ноги: куда менее привлекательные, закованные в броню плотного денима. Это вам не Настина мини-юбка «из коллаборации», что бы это ни значило!
– Звонят, – я колупнула чайное пятно на коленке, но то и не подумало исчезать.
– Ой, да не смеши! Они никогда не звонят! Да и не очень-то хотелось. До следующего отпуска проще нового маську найти, чем этому угождать…
– Я говорю, по телефону звонят.
– Ну а как ещё? Не по голубиной же почте!
– По рабочему, – кивнула я на разрывающийся аппарат на заваленном блондинистыми приблудами столе.
Анастасия обезоруживающе улыбнулась, легонько, почти отрепетированно, стукнула себя ладошкой по лбу и неспешно, вправо-влево вихляя филейной частью на случай, если ещё не вся редакция успела её заценить, направилась к рабочему месту.
– Ал-л-ле! – неприязненно протянула она в трубку, прижимая ту плечом, усаживаясь на столе и закидывая одну ногу на другую, чтобы слегка продемонстрировать резинку чулка. Я застонала и поглубже спряталась в недра капюшона толстовки. – Да, редакция «Желтой пересмешницы». Да, интересуемся. Ага, пишем. Ну-у-у-у, я не знаю. Ну пришлите нам на мэйл. Нет, мы к вам сотрудника не отправим, сами разбирайтесь. А как вы себе это представляете? Серьёзно? И кто, по-вашему, полезет в аварийное здание в новых, – она с нежностью стряхнула с туфельки пылинку, – или в старых лодочках. Да, мы хотим сенсацию. Вот как принесёте, так и напечатаем! Вот, тем более, даже доказательств нету! Сделайте там фото на телефон или что…
– Чего там? – я вынырнула из капюшона. Аварийное здание – звучит не слишком безопасно, но всё интересней, чем выравнивать тон кожи на Настиных ляжках. Тем более, что за второе мне никто не заплатит ни спасибой, ни шоколадкой, ни хоть чем-нибудь, что мажется на хлеб.
Едва не свалившись со стола, секретарша дотянулась до главного рабочего инструмента – маникюрной пилочки – и пустила её в ход, не бросая трубку лишь потому, что оказалась в поле зрения шефа.
– Бабка какая-то, – отмахнулась она, ничуть не заботясь, что на том конце её прекрасно слышат, – говорит, на Сретенке сатанисты по ночам оргии устраивают.
– Звучит как отличная тема для первой полосы.
– Брось! Опять подростки с пивом посидели, а их уже проститутками и наркоманами окрестили.
С экрана компа фальшиво улыбались загорелые отдохнувшие люди; за окном неизбежно темнело и размазывало холодные мерзкие дождинки по стёклам. Выбор оказался очевиден.
– Я схожу.
– Делать тебе нечего. Выпей чаю. Через полчаса уже домой можно собираться, а так ты себе рабочий день до утра продлишь.
Я пожала плечами: дома всё равно никто не ждал, а приключение всяко интереснее засмотренного до дыр и выученных монологов сериала.
– Ну иди, – дозволила Настя, флегматично перебивая уже истерически визжащую в телефоне старушенцию: – Адрес точный давайте.
Стоптанные уличные кроссовки сменили не менее стоптанные офисные балетки, капюшон остался вместо зонтика, а куртка, больше похожая на плащ-палатку (иногда я жалела, что она ею не являлась), надёжно укрыла аппаратуру от сырости.
– А мои фотки как же? – запоздало сообразила Настя, но я уже спряталась от яхт, белозубых оскалов и приторно-сладких коктейлей из чужой жизни в утешающих объятиях промозглой осени, помахав на прощание консьержке Зинаиде в крохотное смотровое окошечко.
– Извините, – на ступенях пришлось расшаркаться с каким-то шустрым парнишкой, с настолько вызывающе рыжими волосами, словно заимел их специально назло окружающей хмурости.
– Да было б за что! – усмехнулся он, демонстративно кланяясь и предлагая локоть, чтобы помочь спуститься.
– Акселерат какой-то, – не рискнув воспользоваться наигранной галантностью, я сильнее натянула капюшон и припустила вниз по улице.
Парнишка между тем уже потерял интерес к двери, в которую собирался вломиться, и недвусмысленно направился следом.
– Девушка, а девушка! – веди он себя чуть тише, я бы сразу записала подозрительно весёлого типа в маньяки. Справедливости ради, любому хоть сколько-то уважающему свой нелёгкий труд маньяку в такую погоду стоило бы сидеть дома и строить злобные планы. Этот же бойко скакал по лужам и лучезарно открыто улыбался. – Девушка! Ну куда же вы?! Можно я вас провожу? Девушка! Ну темно же!
Он шёл подозрительно быстро, не сокращая расстояние больше, чем на метр, но и увеличить его ни на шаг не позволял. Я молчала и всё более недовольно сопела: не маньяк; скорее, просто придурок. Или обознался: не пытается же он, в самом деле, познакомиться?
Как великую ценность прижимая к себе старенький фотоаппарат (потеряю – вычтут из зарплаты!), я приготовилась к низкому старту, с лихвой компенсируя врождённую ненависть к спорту приливом адреналина. Только бы не попытался схватить! Только бы не попытался!
– Девушка! Да я же вас не обижу!
Не обидит он, ага! А я сразу поверила, смутилась, и добровольно отдала тощий кошелёк. Однако маньяк решил, видимо, отложить начало преступной деятельности до встречи с более сговорчивой и симпатичной жертвой и отстал, так и не сумев завести диалог.
Сретенка, хоть и считалась районом отдалённым, находилась в каких-то двадцати минутах быстрой («маньяк» мотивировал) ходьбы от редакции «Пересмешницы». Собственно, в нашем крохотном городишке любой самый неблагополучный район находился в двадцати минутах от благополучного. Что пешком, что на танке, как говорится. Автобуса я всё равно прождала бы не меньше, поэтому на своих двоих преодолела и набухающий лужами асфальт, и грязную обочину, плавно, но неизбежно превращающуюся в ежеосеннюю помойку. Голодные коты укоризненно смотрели из-под низеньких балконов, и я не удержалась, зашла в магазин за пачкой сосисок, которые брезгливые хвостатые проигнорировали, зато наградили меня парой неглубоких, но жутко чешущихся бескровных царапин.
– И не стыдно вам? – я укоризненно пнула отвергнутую сосиску обратно к диким кошачьим.
– Мау! – басом ответил самый крупный, видимо, намекая на не слишком натуральный состав угощения и взывающий к здравому смыслу: сама бы такое есть стала? Я бы, кстати, стала. То есть, не теперь, конечно. Но вообще я себе такие же сосиски домой брала. Поэтому оставшуюся половину пачки я мстительно сунула в карман, выуживая по одной, чтобы не смущать редких прохожих, наслаждаясь густым копчёным, хоть и не слишком реалистичным запахом, и оное доказывая. Нормальные сосиски!
Обозначенное аварийное здание на опасное не походило совершенно. Скорее на уютное и немного не от мира сего: не из нашей реальности был дворик, в котором для полноты картины не хватало пары тыкв с вырезанными страшными рожицами; не вписывалось крылечко с уличными заманчиво покачивающимися качелями (их цепи не то заботливо придерживали, не то насильственно обездвиживали мокрые досточки); не вписывались чумазые колонны, расписанные неизвестным, но очень старательным художником; да и сам домик, что уж, как бельмо на глазу выделялся среди одинаковых многоэтажек. Почему оба этажа деревянного, но весьма добротного здания считались аварийными, я не слишком понимала. Видимо, дом остался со времён, когда Сретенка числилась едва ли не загородом и вызвать сюда такси было так же нереально, как попросить забрать себя с середины Чёрного моря, ориентируя на «вон ту скалу» и «вот этот клуб водорослей». Когда же район начали застраивать, каждый клочок земли оказался куда более ценен. Выкупили бы, наверное, у прежних владельцев быстро, невзирая на явную историческую ценность и нестандартную архитектуру, но, если таковых у сооружения не числилось, требовалось снести домик иным относительно законным образом. Например, можно сказать, что он стал притоном для сатанистов, бомжей, наркоманов – нужное подчеркнуть.
Преисполнившись праведного гнева и решив во что бы то ни стало защитить волшебный дом, я уверенно прошлёпала к дверям. Куда менее решительно стукнула. Кому повредит немного вежливости? Ну… И страшновато ещё, что уж. Сплетница из телефона вполне могла просто подшутить над соседкой и отправить к ней орду страждущих сенсации журналистов. Я вот, как на пенсию выйду, однозначно начну так делать. А ещё профессионально ругать молодёжь и современную музыку. Последнее уже получалось весьма и весьма недурственно. На стук никто не ответил.
Опавшие сырые листья скользили под ногами, передавали эстафету скрипучим ступеням. В завершение качели колыхнулись сами собой, явно наскрипывая проржавевшими звеньями некое проклятие. В лучших традициях фильмов ужасов, в которых умным девочкам ни в коем случае не стоило лезть в заброшенные дома. Но это умные девочки, а я, хоть и жалась трусливо под одеялом от каждого шороха в собственной квартире, всё равно не упускала возможности спуститься в подвал под тревожную музыку и поинтересоваться у непроглядной ночи: «здесь кто-нибудь есть?».
– Здесь кто-нибудь есть? – не преминула пошутить я. Тишина. Я почти набралась духу толкнуть дверь, как вдруг… Ну конечно! Она распахнулась без посторонней помощи! Да что же это за ужастик?!
Ветер. Наверное. По крайней мере, умная девочка из фильма ужаса успокоила бы себя именно так.
Я вооружилась объективом, который при должной сноровке мог послужить не только информационным рычагом, но и весьма увесистым орудием самозащиты. Памятуя о стоимости аппарата, к альтернативному его использованию прибегать не хотелось.
Дом пустовал, но сыростью не пах. Померещившийся запах корицы я списала на ранние признаки шизофрении и собственную пугливость, поэтому, стараясь доказать, что ни капельки не боюсь (бессовестное враньё!), обошла возмутительно чистый первый этаж, заглядывая под невесть почему до сих пор не растащенные столики и кресла. Повёрнутый спинкой диван поманил бархатистым боком: придвинутый к камину, он словно нарочно стоял так, чтобы вызывать желание устроиться калачиком с книгой и больше никогда не высовывать нос на улицу. Я дала слабину: присела на мягкий подлокотник всего на минуточку…
И едва не завизжала, сдержавшись лишь потому, что в горле пересохло.
Показалось. На диване не спал человек – на нём вповалку были нагружены разномастные куртки и пальто. А в камине ехидно перемигивались дотлевающие угольки.
Сатанисты или нет, но кто-то этот дом посещал. Нет – я осторожно подняла свисающий до самого пола рукав колючего пальто – кто-то находился в здании прямо сейчас.
Словно в ответ на малодушное желание задать стрекоча, снизу донеслась музыка. Весьма узнаваемая, надо признать, музыка, и более, чем необходимо, подходящая к образу проклятого старого дома, куда меня угораздило сунуться. Но эту группу я любила и не верила, что распрощаюсь с жизнью под старую недобрую мелодию.
Вооружившись вторым по значимости журналистским инструментом (первый – наглость), я двинулась на звук, приглядываясь к происходящему сквозь объектив.
Наркоманы-проститутки-сатанисты-или-кто-они-там обосновались в подвале. Где же ещё, в самом деле?! Обосновались хорошо, позаботившись о необходимых нюансах: жуткий алтарь накрыли мягоньким пледом в звёздочку, на столике рядом с подозрительными колбочками, баночками и камешками закипал электрический чайник, а пучки сушёных трав, частью уже накрошенные в стеклянный заварник, соседствовали с последним надкушенным бутербродом с колбасой.
– Серьёзно?! – высокая фигура в чёрном, как полагается, скрывающем лицо балахоне постучала кулаком по лбу.
– А что? – удивилась другая фигура, низкорослая, плечом пиная третьего участника действа, больше похожего на шкаф под простынёй. – Ты же сам сказал, подобрать что-нибудь атмосферное!
– Органную музыку. Шопена. Бетховена. Что-нибудь из классики! – устало уточнил первый.
Фигура пониже возмущённо отшатнулась, выуживая из кармана мобильник и демонстративно делая погромче (весьма на руку мне: можно подобраться поближе и снять ещё пару кадров):
– Это не классика?! Это вот эти ребята не классика?! Да он! Да ты сам! Да он живее всех живых, а ты не смыслишь ничего в русском роке!
– Я вообще ничего не смыслю в музыке, – легко согласился долговязый, отнимая аппарат и вспарывая его пластиковое брюхо в поисках батареи. – А ты – в нашей работе. Тебе напомнить про пикси? Ещё одна такая выходка…
– Мальчики, уймитесь! – внезапно подала голос жертва с алтаря, наивно принятая мной за манекен: уж очень бледная, идеально стройная и гладкая женщина совершенно обнажённой возлежала поверх пледа в милую звёздочку. Она томно завела одну руку за голову, качнув округлым бюстом, и продолжила: – Я отсюда чувствую, как вы нервничаете. Давайте уже к делу. Можно и без музыки.
Жажда сделать максимум скандальных фотографий столкнулась с жаждой спасти не иначе как опоённую наркотиком красотку и разбилась вдребезги. Женщина не была привязана и вообще выглядела самой спокойной среди извращенцев, но наверняка исключительно от шока. Бедняжка явно не понимала, во что влипла, или оцепенела от ужаса. Я сжала вспотевшей ладошкой заблаговременно выключенный телефон. Вызвать помощь я вполне могу; прямо отсюда или выбежав на улицу. Но успеет ли полиция остановить жертвоприношение? Да и поверят ли вообще? Поторопятся ли? Я тыкнула в кнопку трясущимся пальцем.
Умная девочка всё-таки проверила бы степень ответственности стражей правопорядка, а сама сбежала. Но то умная, а не я.
– Именем союза Великой Матери и Рогатого Бога, – начал долговязый голосом, в котором не осталось ни намёка на былую усталость и меланхоличность. Точно сатанисты! Или у кого там ещё в язычестве рога были? Кажется… Эм… Да у многих, собственно, – По доброй ли воле ты пришла к нам, женщина, возжелавшая стать сосудом?
– Да! – твёрдо ответила она, вновь устраиваясь на лежаке.
– Да-а-а-а, – скептически прошептала я, маскируя курткой засветившийся телефон, – конечно.
– Осознаёшь ли ты тяжесть бремени?
– Осознаю.
– Конечно, – фыркнула я, нервно притопывая в ожидании экрана загрузки. – Осознаёт она, блин…
– Не отринешь ли ношу спустя годы, века, столетия?
– Не отрину!
Я шёпотом передразнила сумасшедшую, скорчив рожицу:
– Не отрину, бе-бе-бе! – нет, эта тормознутая штуковина никогда не подключится!
Высокий в медлительной торжественности наклонился за резным ларцом, откинул крышку и с невероятной осторожностью поднял над головой слабо мерцающий рубиново-алым камень:
– Прими же свой дар и своё проклятье!
Я судорожно застучала пальцами по экрану, уже не надеясь остаться незамеченной. Камень, наливался цветом и выпускал маленькие лапки, чтобы поскорее прикоснуться ко лбу жертвы.
Взгляд на телефон.
Взгляд на обнажённую женщину.
Аппарат, невероятно медленно набирающий вызов.
Несчастная, беззащитная, не понимающая, что происходит…
Проклятье!
Я использовала телефон по единственно верному назначению: запустила им в затылок одному из жрецов или кем они там себя считали.
– Поднимите руки и сделайте шаг назад! Вы окружены! – я угрожающе наставила на опешивших людей камеру, не забывая жать на кнопку.
Не дожидаясь, пока язычники сообразят, что никто на них не нападает, метнулась к алтарю, схватила женщину за бледное плечо, рванула, заставляя свесить ноги:
– Скорее! Бежим!
– Какого чёрта?! – женщина стряхнула мою ладонь. – Кто эта ненормальная?!
– Это вы все ненормальные! Поднимайся давай!
Высокий приблизился к нам, успокаивающе понижая голос:
– Минуточку! Это всё большое недоразумение.
– Всех перебью! – предупредила я, и, в подтверждение слов, отгородилась от врага камерой.
– Да ты уже, – буркнул пострадавший от метательного снаряда, благоразумно не приближаясь.
– Да чего вы сюсюкаетесь?! – пробасил третий, засучив рукава, обнажая огромные волосатые руки и пытаясь ухватить и меня и несчастную голую девицу.
Я взвизгнула, вскочила на алтарь, прикрывая спасаемую, и раскрутила камеру на ремне, как пращу:
– Помогите!!! – вопреки происходящему завопила я. – Убива-а-а-ают!
И всё бы хорошо: нападавшие шустренько переквалифицировались в отступающих, сюсюкая что-то про взаимное недопонимание, но жертва, не иначе как начитавшись модных ныне романов, вспомнила про стокгольмский синдром, ухватила меня за икры и дёрнула.
Дорогущая техника выскользнула из пальцев, опора убежала из-под кроссовок, пол с ускорением девять целых и восемь десятых метров в секунду за секунду принялся приближаться к очкам, я схватилась за первое, что встретилось на пути и рухнула в объятия долговязого типа, всё ещё сжимавшего красную стекляшку и попытавшегося, вопреки законам нравственности, спасти её, а не меня.
Хрусь!
Взорвалось.
Бухнуло.
Ухнуло.
Засветилось и тут же погасло.
Обожгло грудь и отбросило в противоположную стену.
Что?
Да что б я знала!
Я испуганно отряхнулась от показавшихся раскалёнными осколков, но те осыпались невесомыми стружками. И, кажется, произошло что-то совсем-совсем нехорошее, потому что до этого момента ведущий себя мирно главный жрец взвыл и обвиняюще выставил в мою сторону длинный палец:
– Камень! Камень активирован! Хватайте эту ненормальную!
Все прочие детали моментально померкли перед наиболее важной частью происходящего: меня и правда собирались схватить. Мощный и низенький мужички, неуклюже прикрываясь капюшонами принялись заходить справа и слева; свежеспасённая любительница ню визжала, как голодная чайка, словно у неё отобрали последнее пирожное в коробке, и отмахивалась от долговязого, пытающегося галантно укутать её в плед.
– Вы не имеете права! Это противозаконно! Я… Я… Я про вас всё расскажу! – за неимением фотоаппарата (он же орудие самозащиты), разлетевшегося не то от столкновения с широченной грудью дуболома, не то от падения на пол, я старательно завопила.
И нечто внутри всколыхнулась, расправляя давно затекшие крылья. Встрепенулось, подняло голову, которую его заставили склонить, и зловеще улыбнулось.
Пальцы прорезали пустоту, создавая невидимый, неведомый рисунок, едва заметный в сгустившемся воздухе, и чужой низкий голос спокойно произнёс моими губами:
– «Fumus!»
Символ в воздухе проявился, налился чёрным, готовясь лопнуть, как гнойный нарыв, увеличился, краями пытаясь дотянуться до замерших вокруг людей… и истаял, расплескавшись в дымные кольца, заставляя закашляться и слепо заозираться горе-жрецов.
Горло перехватило, а ноги не желали помогать телу подняться над землёй. Я поползла, пачкая и без того убитые штаны, перебирая руками по ступеням, молясь лишь о том, чтобы, как полагается в финале подобной истории, никто не схватил меня за лодыжку и не втянул обратно в ад.
Но рука появилась с противоположной стороны. Вполне доброжелательная рука, не сложенная в кулак, а выжидательно зависшая прямо перед носом.
– Говорил же, давай провожу! – съехидничал её обладатель.
Я обернулась на мужчин, сталкивающихся друг с другом и ощупывающих помещение в поисках выхода и, вероятно, виновницы происходящего. Снизу-вверх уставилась на улыбчивого возмутительно рыжего парня, выделяющегося среди алтарей, балахонов и дыма, как солнце среди затянутого тучами неба, и успела схватиться за него за мгновение до того, как перестала что-либо соображать.
