Kitabı oku: «Йошуа», sayfa 2
2
Не будем останавливаться на печальнейшем факте истории – изготовлении нетерпеливыми иудеями золотого идола. Перейдем к другому амбивалентному событию, произведшему бурю на страницах Святого Писания. Случай сей неоднозначен, потому как, с одной стороны, он весьма неважно охарактеризовал древних израильтян, а с другой – послужил ступенью для Йошуа, на которую тот достойно поднялся, решительно доказав преданность Богу и понимание замысла Его.
Итак, исполняя Высшую волю о завоевании страны для народа-избранника, Моше по совету Господа предваряет предстоящий натиск основательной разведкой будущей родины иудеев. Он назначает от каждого из двенадцати израильских колен по одному человеку для основательной рекогносцировки просторов Ханаана. Назовем имена двоих из них: от колена Эфраима отправился в поход Йошуа, а от колена Иуды выступил достойный Калев.
Напутствуя посланничество, Моше велел разведчикам, во-первых, исследовать землю – тучна или тоща, какие деревья растут на ней, и что родит она, а во-вторых, изучить людей этой страны, ее города, крепости, станы.
Если вторая часть задания имела прикладное военное значение для будущих схваток, то смысл выяснения благодатности края не ограничивался чистой утилитарностью. Да и в самом деле, разве Бог даст худую неплодородную землю своему избраннику? Разумеется, нет! Однако, очевидное Калеву, Йошуа и Моше, было отнюдь не бесспорно для сотен тысяч недавних рабов. Иными словами, подразумевалось, что разведчики, как поверенные масс, принесут в устах своих похвалы новой родине, разобьют скепсис низов, и убедят их в благонамеренности Бога и Моше, раба Его. Увы, не случилось этого, а то, что случилось, заставило Господа прибегнуть к карательным средствам воспитания. Похоже на то, что для Бога и Моше важно было опереться на чернь, как на гаранта. Возможно, сие говорит в пользу древности истоков ханаанской демократии.
3
Разведчики пристально изучали землю и народ – поступали по слову Моше. Дошли до некой цветущей долины. Видят: роскошный виноград, чудные гранатовые деревья, великолепные смоковницы. Дабы продемонстрировать Моше и всему народу плодородие края, Калев прихватил с собой несколько гранатов и смокв, а Йошуа распорядился срезать самую крупную виноградную ветвь. Так тяжела была налитая соком гроздь, что потребовалось сила двоих мужчин, чтобы нести ее на шесте. Поскольку на языке сынов Израиля кисть винограда называется “эшколь”, то нарекли месту этому имя “долина Эшколь”.
Сорок дней странствовали разведчики по земле Ханаанской и, наконец, вернулись в лагерь иудеев и предстали перед Моше и общиной. И в этом пункте нашего повествования мы должны разбить число двенадцать – а именно столько посланцев по количеству племен израильских отправились в поход – на две неравные части: два и десять. Два – это Йошуа и Калев, десять – это их сотоварищи.
Десять возвращенцев расстелили на траве ткань белого шелка и аккуратно разложили на ней трофеи – доказательства плодородности обследованной земли. Гранаты, смоквы, финики, маслины, лук, чеснок, колосья ячменя и пшеницы и так далее и так далее. Что не вошло на покрывало – разместили рядом с ним. В середине белоснежной скатерти алела огромная виноградная гроздь.
У созерцателей великолепия дух занялся от радости, все предвкушали восторженный рассказ. Один из десяти обратился к Моше: “Пришли мы в землю, в которую ты послал нас, и действительно, течет она молоком и медом; и вот плоды ее!” При этом он широким жестом руки указал на чудную картину изобилия. Израильтяне криками ликования встретили услаждающую речь его, а некоторые приготовились обнять и расцеловать принесшего благую весть. Моше остановил их, видя, как другой разведчик выступил вперед и приготовился сказать свое слово.
“Но силен народ, живущий на земле той, – отверз уста второй вестник, – и города укрепленные весьма большие, а также великанов мы видели там…” Тут Калев не смолчал и перебил трусливую речь, и принялся успокаивать народ: “Непременно взойдем на землю эту и завладеем ею, потому что мы можем одолеть…” Но не дали договорить ему другие из десяти и вскричали дружно: “Не можем мы пойти на народ тот, ибо он сильнее нас!” Трус не бывает малодушен до конца – бесчестья он не боится!
Народ пришел в смятение: ведь не все амалекитяне перебиты, да и других врагов немало. Кого слушать? Неужели опять война, смерть, кровь?
Тут свершилось деяние великого позора, навсегда оставшееся несмываемым пятном в истории израильтян. Видя, как община мечется и не решается принять их версию, десять охваченных страхом незадачливых разведчиков прибегли к клевете, древнему испытанному средству. Распустили худую молву о стране, которую обозревали: “Земля эта поедает живущих на ней; а весь народ в ней – люди великорослые. Мы были в своих глазах саранчой, такими же были мы и в глазах исполинов”. А для вящей убедительности они нашептывали в слух взбаламученных соплеменников, мол, у Йошуа и у Калева нет своих детей, и посему не понять им законного человечьего страха за семью, а, может, и хуже того – сами обделенные и потому завистью снедаемые, желают зла нам, счастливым.
Легко верится в то, что сердцем желаемо и уму доступно. Речи десяти добавили звено в бесконечную цепь победоносной демагогии. И подняла вопль вся община, и плакал народ: “О, если бы мы умерли в земле Египетской! И зачем Господь ведет нас в землю эту, чтобы пали мы от меча? Жены наши и дети наши станут добычей! Не лучше ли нам возвратиться в Египет?”
Услыхав малодушные слова эти, Моше и брат его Арон пали на лица свои. Йошуа и Калев разодрали одежды на себе и возгласили отчаянно: “Земля эта очень, очень хороша! Если благоволит к нам Бог, то введет нас в землю, текущую молоком и медом. Только против Господа не восставайте и не бойтесь народа земли той, ведь с нами Господь!”
Запоздалый крик. Возможно, не по своей вине, но не уяснило простонародье, откуда ждать счастья: то ли собственная сила несказанно вырастет, то ли возымеет действие порука Божественной помощи, ежели не гневить Его. Да, Всевышний творил спасительные чудеса, но ведь и утраты при этом бывали огромны. Вспомнить хоть гибель пехоты в войне с Амалеком! Не умели Йошуа и Калев ни умаслить народ, ни убедить. И вскричала чернь: “Забросать их камнями!”
Мрачная картина открылась взору Моше – десяток клеветников и сотни тысяч поверивших оговору. С горечью подумал он, что народу его выпало нести грех вечный и непростительный.
4
Даже у Бога есть свой ад – любовь Его к избранному племени. И вот, Господь сказал Моше: “Доколе будет гневить Меня народ сей? И доколе не уверятся они во Мне при всех знамениях, которые делал Я в среде их? Поражу его мором и истреблю его, и произведу от тебя народ многочисленнее и сильнее его!”
Моше предвидел гнев Всевышнего и опасался крайних мер. Но неожиданной оказалась огромная Божья милость – сделать его родоначальником нового народа. Должно быть, домогаясь исключительно общей пользы, как он понимал ее, Моше решительно заглушил ростки тщеславия в сердце своем, и, отвечая Господу, не упоминал о лестном предложении, словно оно вовсе и не звучало. Ныне, с грустью перелистывая страницы анналов мучительной истории жестоковыйного народа, кое-кто усомнится в прагматичности бескорыстного выбора Моше.
Взволнованный поучающим звучанием слов своих, Моше решился дать совет Господу, мол, если Он в гневе погубит неразумную массу всю поголовно, то народы земли скажут, что не всемогущ Бог, коль не смог исполнить клятву свою и не сумел ввести избранников в назначенную землю, а дабы не случилось сего, нужно простить народ великодушно.
Ценность хорошего совета не уступит ценности преданной любви. Господь прислушался к мнению раба своего и не предпринял сиюминутных шагов, но и безнаказанным не оставил неразумие иудеев. Назначенная кара была категорична и компромиссна одновременно. Выведенных Им из рабства израильтян Он отправил в пустыню на сорок лет – по числу дней злополучной миссии разведчиков. Все они умрут в песках, но детей их Он введет в Святую Землю. Лишь двоим из нынешнего поколения Бог сделает исключение – это Йошуа и Калев. По Его воле Моше должен готовить себе смену – это будет Йошуа.
Что сталось с десятью разведчиками, распустившими худую молву о земле Ханаанской? Сказано в Писании, что они умерли от мора перед Господом. Другими словами, они понесли наказание немедленно, не испытав сорокалетнего изгнания.
Моше вышел к народу и сообщил вердикт Всевышнего. И люди весьма опечалились и признали, что грехом замарали себя.
Глава 4 В гостях у зачинателя
1
Замечательная традиция сложилась в среде богобоязненных, то бишь лучших людей современного Ханаана – для встречи царицы субботы родственные семейства собираются вместе, под одной крышей, за одним столом. Скажем, взрослые дети приезжают к престарелым родителям и, разумеется, ребятню привозят с собой, дабы порадовать старого и малого. А через неделю гости и хозяева поменяются ролями.
С утра пятницы тянутся вдоль улиц вереницы благообразных мужчин, женщин и детей разных возрастов. В чрева автобусов загружаются огромные баулы, чемоданы, коробки. Эти поместительные емкости предназначены для безукоризненно сохранной доставки к месту назначения наглаженных и аккуратно сложенных брюк и платьев, внушительных шляп “гамбург” и соболиных штраймлов, а также традиционных чудес кулинарии. Разумеется, суббота для иудея есть прежде всего торжество духа, но, как и всякий праздник, день сей должен быть означен нарядной одеждой и лучшими яствами. Хотя, как полагают некоторые почтенные рутинеры, стремление наряжаться и чревоугодничать, появившееся в кругах правоверного иудейства, есть феномен недавний, проникший в головы молодого поколения и являющийся результатом пагубного действия чуждого внешнего влияния. Но что тут поделаешь? Новые уши для новой музыки!
Зачинатель науки о современном освоении земли Ханаанской (следует употреблять именно слово “освоение”, ибо слово “завоевание” не является политически корректным, и не так уж велика уступка лицемерию) Аврам-Ицхак отмечает нынешнюю субботу с самым дорогим гостем – сыном Цви. Вместе с женой Рейзой-Ривкой он стоит у ворот своего дома, расположенного в самом сердце столицы Ханаана. Преклонного возраста супружеская чета во все глаза глядит на дорогу, откуда из-за ближайшего угла должен вот-вот показаться автомобиль Цви.
Аврам-Ицхак верен старым надежным понятиям неприхотливости, и одежда его проста и даже несколько поношена, но безукоризненно чиста. Черная шелковая капота перехвачена широким поясом, какие носят раввины, на голове красуется штраймл, очки в круглой оправе без затей, поредевшая с годами борода тщательно расчесана. Волосы Рейзы-Ривки, как и подобает, аккуратно спрятаны, но не под тем подчеркнуто постным шависом, который она надевает в будни, а под нарядным, предназначенным для суббот и праздников. Платье и жакет ее примечательны только образцовой скромностью. Консерватизм – молодость стариков, ибо возвращает их думы в лучшие годы.
Вот и прибыли гости! Цви вышел из машины первым, обошел вокруг, отрыл дверь с другой стороны и галантно протянул руку жене. Из чрева автомобильного салона показалась Хава. Отец и сын символически поцеловались. Свекровь и сноха заключили друг друга в объятия, завершив их звонкими поцелуями. Хава оправдалась за отсутствие сына: Йошуа занят, сегодня его очередь нести вахту ночного бдения над Писанием. Рейза-Ривка хоть и соскучилась по внуку, но приняла объяснение с пониманием, ибо была осведомлена об инициативе учеников ешивы, установивших очередность учебных дежурств – Тору следует постигать круглосуточно и каждодневно, и перерывы исключены.
Оставалось несколько часов до наступления субботы. Женщины расположились в гостиной и принялись обсуждать важные дела, мужчины отправились в синагогу. Аврам-Ицхак занял свое персональное место, усадил рядом сына. Цви был знаком со многими прихожанами, его знали и уважали, почтительно жали ему руку, расспрашивали о жизни в Бейт Шеме и об учебе в ешиве, имея в виду будущее своих сыновей. Цви отвечал любезно, а все же в голосе его иной раз пробивалась нотка превосходства гордого поселенца над изнеженными столичными обывателями.
После молитв отец и сын вернулись домой к субботнему столу. Свечи уже зажжены. На праздничной скатерти стоит продолговатая плетенка с белой халой, предназначенной для Цви и Хавы. Соблюдающие диету пожилые Аврам-Ицхак и Рейза-Ривка удовольствуются менее вкусной и не столь красивой халой из цельной муки. Хозяин произнес подобающие случаю благословения.
Смуглолицая помощница, приехавшая за заработком из далеких краев, водрузила на стол нехитрые традиционные блюда – теплую фаршированную рыбу, части которой живописно размещены на специальной тарелке, огневой бульон в супнице, вынутые из нее и сложенные в отдельную посудину ломти курицы, миску сваренной с изюмом моркови.
Вкушение фаршированной рыбы освящено обычаем и является краеугольным камнем субботней трапезы. Не смотря на неодинаковость вкусовых свойств различных частей этого блюда, можно с уверенностью утверждать, что меж гостями и хозяевами царит образцовая гармония пристрастий. Рейза-Ривка любит туго набитый фаршем ближайший к хвосту кусок. Аврам-Ицхак обожает рыбью голову, но, вынужденный по рекомендации врача ограничить потребление жиров, позволяет себе только половину лакомой доли. Он оставляет напоследок то место, в котором находится мозг и, высасывая его, непроизвольно зажмуривает глаза. Цви и Хава охотно поедают серединные порции.
Поймав одобрительную улыбку хозяйки, помощница облегченно вздохнула и торопливо удалилась на кухню. В конце вечера она подаст на стол сладости, которые изготовила по рецептам своего края, но из местных продуктов и под наблюдением Рейзы-Ривки, дабы исключить возможность несоблюдения кашрута. После завершения трапезы она вымоет посуду и будет отпущена восвояси. Нарушение законов субботы не представляет для нее никакой опасности.
Для полноты картины добавим, что не четверо, а шестеро человек сидели за столом. Аврам-Ицхак соблюдал старинное заведение непременно приглашать на трапезу двух-трех малоимущих иудеев, не имеющих средств для встречи субботы по всем канонам. Бедняки не только насытят желудки, но, что много важнее, глотнут духовности в доме, где всякое слово и каждое действо подчинено ей. Давать людям то, что они обязаны хотеть – вот в чем суть благодеяния!
На сей раз у Аврама-Ицхака гостила супружеская чета – люди малообразованные, перебивающиеся случайными доходами. Мужчина и женщина старательно исполняли вслед за хозяевами необходимые процедуры, с важным видом слушали застольные беседы, почтительно молчали и насыщались. Мы не знаем, о чем говорили они меж собой, покинув хлебосольный дом, и какие чувства горели в их сердцах.
2
Трапеза окончилась. Рейза-Ривка и Хава остались за столом и приступили к сладостям далеких стран. Попивая чай, они всерьез взялись за разбор многогранных семейных тем, важнейшая из которых – затянувшееся холостячество Йошуа. Извинившись, Аврам-Ицхак и Цви перешли в кабинет хозяина для духовной субботней беседы.
Как известно, мужчины в глубине души не слишком высоко ставят значимость и глубину проблем, которые их жены поднимают в разговорах между собой, тем не менее мужья склонны к снисходительности, когда сыты. Женщины, разумеется, осведомлены об этом пренебрежении, но тоже умеют быть толерантными. Более того, они великодушно прощают своим повелителям неспособность усвоить мысль об абсолютном приоритете семейных ценностей. Мужской интерес к абстракциям и к политике представляется им следствием интеллектуальной слабости – природной, и потому извинительной.
Аврам-Ицхак и Цви тоже заговорили об Йошуа, но не о внуке и сыне, а о герое седой древности.
– Скажи, отец, – начал диалог Цви, когда оба устроились в креслах, – отчего, по-твоему, десять из двенадцати разведчиков были против вступления в Ханаан? Известны разные толкования, и лежащей на поверхности причиной является страх. Не видишь ли ты подспудного мотива?
– Я много думал об этом, Цви, – ответил Аврам-Ицхак, – и пришел к заключению, что их останавливал не столько кошмар войны, сколько ужас последующего мира. Сердца шептали им, что с Божьей помощью они неизбежно одолеют аборигенов, но что будет потом? Землю нужно отстраивать, придется пахать и сеять. Труд свободных людей страшил вчерашних рабов, привыкших к чудесам, умеющих брать бесплатно, но платить не приученных.
– О, это безусловно верно! Однако, как не прислушаться к словам одного из знатоков Писания? Он напоминает нам, что Моше обратился к народу с отчаянным вопросом – почему люди не хотят слушать Йошуа и Калева? Ведь эти двое говорят устами Всевышнего, а Он до сих пор делал чудеса для своего народа, стало быть, продолжит их творить – разве это не ясно? И ответила толпа, что, мол, десять разведчиков люди женатые да детные, и страшатся они за жен, дочерей и сыновей, и мы все, не в пример оголтелой парочке, тоже семьями обременены, и чему нам славу петь – благоразумию или безумству храбрых? Отец, разве такой довод не заслуживает внимания?
– Я полагаю, Цви, такая речь толпы есть не более чем плоская отговорка ленивой черни, не знающей радости свободного труда.
– Добавлю, отец, что и оборонять-то завоеванную землю им не слишком уж хотелось. Зато Йошуа и Калев слеплены были из глины другого замеса. Они верили как мечу, так и оралу. Йошуа уповал на войско, ибо и завоюешь и сбережешь только ратной силой. В ней молодежь наша видит универсальное средство.
– Твой Йошуа несет службу в полку, соединив ее с учением и молитвой. Парень хоть куда!
– Я бы не возражал против его военной карьеры. Мир и война принадлежат молодым!
– Доброго роста твоему капиталу и моему проценту! – с улыбкой проговорил Аврам-Ицхак и погладил собеседника по руке.
– Похоже, историю о великанах десять разведчиков просто-напросто выдумали, – возвратился к теме Цви, – якобы они слышали, будто бы аборигены назвали их кузнечиками в форме людей. Скорее всего, эти трусы сговорились меж собой, чтобы в один голос запугивать народ.
– Возможно, посланцы Моше выдумали гигантов, – заметил Аврам-Ицхак, – но нельзя исключить, что они все-таки видели их. Как бы там ни было, великаны безвредны, только если на них смотреть издалека. Существует следующее авторитетное мнение. Когда разведчики набрали винограда и прочих плодов, десятки великанов устроили погоню, и тогда бесстрашные Калев и Йошуа приготовились вступить в бой с многочисленными преследователями. Однако исполины со страху попадали на землю, взмолились о пощаде и стали оправдываться, дескать, не жалко нам плодов земли, только больно уж подозрительно вы наши края высматриваете. Тогда Калев и Йошуа прогнали верзил от лица своего, выручив десятерых товарищей, и все же те бессовестно врали, а спасителям своим ответили неблагодарностью.
– А я вычитал, – вспомнил Цви, – что десять разведчиков вообще не хотели брать с собой образчики плодов, и тогда грозный Калев обнажил меч и пригрозил лишить их жизни, и они почли за благо не спорить.
– Уж много столетий, как наши мудрецы, благословенна память о них, – воодушевился Аврам-Ицхак, – изучают и трактуют историю разведки Земли Обетованной. И хоть мнения авторитетов в деталях расходятся, однако, разноречия второстепенны, а в главном согласны все: на дарованную Всевышним землю клевета недопустима! Да что там напраслина – запрещена любая неуважительная речь о Божьем даре! Даже правдивое слово, если в нем есть оттенок осуждения – непозволительно оно, ибо злоязычно! Будь то жара, разруха, недород – любая правда есть напраслина, и нет тут логического разлада!
– Верно, отец! Приведу пример в подтверждение твоей мысли. У нас в Бейт Шеме действует негласная заповедь – в каждом доме должен быть кондиционер, хоть и дорог он, чтобы ни у кого не возникло желания жаловаться на зной!
– Ни в коем случае нельзя сравнивать нашу землю с другими странами в их пользу, – продолжил Аврам-Ицхак, – более того, хвалить чужие края, говоря, мол, там хорошо, как у нас – тоже не годится! Всякий раз, упоминая Святую Землю, мы обязаны добавить похвалу ей. Вот как объясняют наши мудрецы, благословенна память о них, недопустимость худого слова о Земле Обетованной: Господь ставил честь своего дара выше собственной чести, ибо Он простил народу грех сотворения золотого идола взамен Его самого, но покарал иудеев за оговор даяния.
– Я вычитал описание казни десяти преступных разведчиков, – добавил Цви, – они согрешили языком, и Господь воздал им мера за меру. Языки их стали расти и расти, вывалились изо рта, упали на грудь и дальше дотянулись до пупа, из которого выползли голодные черви и принялись грызть языки, и внедрились в них, и, поедая мякоть на своем пути, вернулись в животы казнимых. От страшных мук скончались несчастные!
– Что ж, поделом нечестивцам! А теперь, сын мой, не пора ли нам на покой? Да и женщины, наверное, устали. Завтра встанем пораньше – и в синагогу.
– Аминь! – провозгласил Цви.
Глава 5 Страшно дело до зачина
1
Холодный это край, земля Ханаанская. Последние листья с деревьев задумал сорвать февральский ветер, но стереть зелень с кустов ему не под силу. Трава все больше жухлая, пожелтелая, хоть и выглядывают тут и там свежие ростки. Небо серое, тучи рваные, белые градины стучат по крышам шатров. Молния никого не повергнет в трепет, зато как загрохочет за нею гром, овцы и козы примут многострадальный вид, собьются тесно и заблеют, собаки-сторожа и ослы-труженики тоже подадут голоса согласно природе своей. Матери отвлекутся от очагов, чтоб унять расплакавшихся детишек.
Гроза разрушает и оплодотворяет, губит и живит. Ненастье взяло передышку, остановило животворные потоки. Люди обрадовались короткому вёдру и тут же застыдились нетерпеливости своей: знают ведь, что от зимней воды земля родит, а летом не дождаться и капли с неба. Ничего не поделаешь – терпение произрастает не на каждом дереве!
Из шатра учения вышли трое – наставник Йошуа, а с ним Гидон и Гилад, молодые питомцы его. Потянулись, размяли ноги, совершили пробежку по раскисшим тропинкам бескрайнего лагеря. Множество шалашей, палаток, землянок. “Скорей бы покончить с жилищами этими бренными и убогими, – думал Йошуа, – давно уж пора народу моему сесть на землю, начать строиться и обустраиваться…”
Йошуа покрыл бараньей шкурой сырой холодный валун, уселся и принялся глядеть в западную сторону. Гидон и Гилад почтительно встали рядом с учителем. Утомившись, опустились на корточки. Йошуа погрузился в раздумье. Он зрелый муж и славный воитель. Он вел неискушенное войной израильское ополчение в бой с обученной армией Амалека и сокрушил вечного врага иудеев – недаром он потомок воинственного колена Эфраимого. Бок о бок с Моше он поднимался на гору Синай, дабы получить Всевышнего дар – Скрижали Завета. Он был среди двенадцати разведчиков Ханаана и вместе с несгибаемым Калевом отменно выдержал испытание на любовь к Святой Земле и на верность Богу. Он стойко вынес сорок лет скитаний в горячей и сухой пустыне. Былым этим подвигам уделено достойное место в Книгах Господа. И наша повесть не молчит о деяниях сих. Сейчас же Йошуа размышлял о главной цели жизни своей. Свершение, ради которого он появился на белый свет, ждет решимости и отваги его.
Пожалуй, следует заметить, что Йошуа являл собой редкий как прежде, так и нынче пример соединения в одном сердце двух разнородных дарований: таланта немилосердного полководца и неодолимой тяги к постижению гуманного замысла Божия. Словно две души слились вместе: одна воплощала конкретность и находчивую быстроту ума, другая – абстрактность и отвлеченную неторопливость мысли. Йошуа делил свое время меж практическими деяниями и учением Торы.
2
Распознав минутный упадок духа в настроении наставника, ученики затеяли с ним житейскую беседу, дабы отвлечь его от печали.
– Йошуа, – промолвил Гидон, – ты старше нас, а сколько годов жизни ты позади оставил?
– Да, да, – подхватил Гилад, – не делай тайны из величия. Наставника многая лета – для нас, школяров, мудрости родник.
– Скажу непременно, – ответил с улыбкой Йошуа, вполне понимая благонамеренную хитрость учеников, – нечего мне скрывать, да и стыдиться, вроде, причины нет.
– Внемлем, учитель! – единым голосом промолвили Гидон и Гилад.
– Когда вождь наш, великий Моше вывел народ из Египта, мне шел сорок третий год от рождения. Время было густое, и за мало дней многое случилось, об этом – в другой раз, а только выйдя из рабства египетского, ужасно согрешили иудеи, Святую Землю оклеветав, и заслужили гнев Господень и сорок лет изгнания. Приятна память о былых невзгодах. Теперь, милостью Божьей, окончились наши странствия по пустыне, и вот мы с вами здесь, на берегу Иордана. Если соединить египетское мое прошлое с пустынным, то выйдет, что мне сейчас восемьдесят два года, не больше и не меньше.
– Как видно, преклонный возраст не усыпляет задор души! – воскликнул Гидон.
– Годы твои позади, а свершения – впереди! – добавил Гилад.
– Испытания не обойдут и молодых, – заметил недовольный неуклюжими комплиментами Йошуа и сделал недвусмысленный жест, – вот прикажет нам, старикам, Всевышний, и присоединим мы молодую поросль к племени Авраама. Потерпеть придется вам, уроженцы пустыни, там было не до того…
– О, скорей бы! – храбро заявил Гидон.
– И я тороплю этот час, – вскричал Гилад, – я боли не боюсь!
– Мы и старости не страшимся! – провозгласили оба вместе.
– Восемьдесят два – не старость! – решительно заявил Йошуа, – нам выпало жить на заре истории, и Господь пока еще не разуверился в людях, и не отдалил их от Себя. Самый светлый век – век нынешний. Провинности наши простосердечны и заслугами легко искупаемы. Согрешим, покаемся, и Бог простит, а если и накажет – то не отвернется, и редко-редко кому убавит от положенных ста двадцати. Но вот, было мне видение, будто тысячи лет спустя изощрится человек в мерзости и в небоязни Бога, и за это Он отнимет долголетие у своего двуногого творения, и праведникам – лицемерам на поверку – не сделает исключения, ибо живущий много успевает зла натворить немало. Потому говорю я вам, что существуем мы в счастливое время, и молод я, и слава дождется меня!
– Глубоки твои речи, учитель, – воскликнул Гидон, – но каков был путь, что привел тебя к сей мудрости?
– Зерна ее, должно быть, в Египте взошли, – сказал Гилад, – слыхали мы кое-что о годах юности твоей, но верим мы только первым устам. Приоткрой завесу.
– О египетском прошлом своем не стану распространяться много и не знаю, в чем заключалось действие его на думы мои. Рассказывали мне, что был я долгожданным дитем у матери с отцом, но только окреп я, как родители сплели корзину из прутьев, посадили меня в нее и пустили вплавь по Нилу.
– Зачем же желанного сыночка отправили на погибель? – изумился Гидон.
– Законный вопрос. Жаль, нет у меня ответа. А потом вот что случилось. Плетенку эту проглотила огромная рыба. Выловили ее рыбаки и принесли завидный трофей на кухню к фараону. Повар распорол брюхо незадачливой обитательнице вод и обнаружил корзину с живым младенцем, то бишь со мною. Монарх приказал воспитать дитя достойно. Так и поступили царедворцы. Взрослея, я обнаружил способности ума и духа незаурядные, и по прошествии нескольких лет определил мне фараон почетную должность придворного палача. Раз провинился некий иудей перед верховным правителем, и я отрубил голову беззаконнику. Блажен неведающий, но недолог мир души его. Нашлись злые языки и с радостью донесли мне, что казненным был мой отец. Оглушенный горем, я скрылся из царского дворца. Прошло немного времени, и Моше вывел иудеев из рабства египетского, и я был среди народа. А что происходило дальше – вам, юноши, хорошо известно.
– А отчего дали тебе прозвище “сын рыбы”, то бишь Йошуа бин Нун? – спросил дотошный Гилад, – разве отца твоего звали так?
– Не знаю имени родителя моего. Нашли меня в рыбном чреве, а на тамошнем наречии всякую рыбу называют “нун”. Может, потому и прозвали меня сыном рыбы. Много неразгаданных загадок в прошлом моем. Будущие толкователи сыщут истину. А теперь, друзья, возвращайтесь-ка в шатер учения, да затвердите получше сегодняшний наш урок, а меня оставьте наедине с моими думами.
3
Отпустив школяров, Йошуа взобрался на валун, чтоб дальше видеть, и стал вглядываться в серое неприветливое пространство за Иорданом. Надлежит ему привести иудеев в эту землю и поделить ее меж коленами израильскими. Не пустыня это, нет, там города построены, в них народы обитают, ими цари правят. “Войны и кровь впереди, – размышлял Йошуа, – однако, говорят люди, будто храбр я, и славно, что думают так, но себе не солгу – страх душу грызет! Конец зимы, река разлилась широко. Вброд не перейти, а мосты не построить – враги увидят, перебьют нас! Бремя мое тяжко, лишь питаю надежду – посильно оно. На Бога уповаю, без неизменной помоги Его пропадем в сражениях с врагами и с совестью. Победим же только немудрящей верой в слово Господа, ибо оно заведомо истинно и очистительно”.
Йошуа невольно вспомнил Моше, исполина духа. “Крепись и мужайся, ибо ты войдешь с людьми этими в землю, которую Господь клялся отцам их дать им, и ты ее передашь им во владение. А Господь Сам будет с тобою, не отступит Он от тебя и не оставит тебя; не бойся и не трепещи!” Эти самые слова Моше сказал Йошуа, когда достиг ста двадцати лет и оканчивал жизненный путь свой. Моше завещал лучшему соратнику продолжить и завершить дело, Богу угодное. Неспроста судьба возложила великую миссию на Йошуа – то было замыслом Моше и волей Всевышнего.
Сегодняшним пасмурным днем страна за Иорданом мнится Йошуа хмурой, опасной. А разве сорок лет назад не восхвалял он ее вместе с бравым Калевом, когда в числе двенадцати разведчиков вернулся в стан израильтян? Или не искусен и не отважен он был, сокрушая Амалека? Неужто стал он другим?
Все также огромно сердце Йошуа, и вера его в Господа неизменно тверда, но нет Моше средь живых, и нет более у вождя народного каждоминутной опоры на земле, и посредника меж ним и небом тоже нет. “Преодолею себя! – клянется Йошуа, – нет, не мрачна, но чудесна земля за рекой, нашей будет, мечом завоюем и плугом распашем, чужое сожжем и свое отстроим!”
Глава 6 Молодые старых берегут
1
Нынче земля Ханаанская известна миру не только древней столицей своей, но и новым городом у моря, имя которому Авив. Как сказано было прежде, жители Бейт Шема гордятся глубоким и легким воздухом гор и отчасти даже сочувствуют обитателям приморского гиганта, дыхание коих стеснено духом липким и тяжелым. “Государство Авив” – так отважные покорители опасных просторов многозначительно и недружелюбно называют комфортабельный прибрежный край. Филистеры, прирученные шиком благоустроенных аллей и проспектов, толерантнее к своим воинственным оппонентам. Нельзя исключить, что антагонизм коренится в различиях химического состава атмосферного воздуха.
