«Robinson Crusoe» kitabından alıntılar, sayfa 2
В страстях наших есть тайные источники, которые оживляются существующим или существовавшим предметом, кторые, обновлялись в нашем сознании силой воображения, увлекают нашу душу к желаемому с такой пылкостью, что отсутствие его (этого желаемого) становится невыносимым.
Страх опасности в десять тысяц раз страшне,чем сама опасность, ожидание зла тяжелее самого зла.
Нужда изощряет изобретательность.
Тепер мені жилось далеко легше, ніж раніше - і з фізичного, і з морального боку. Коли я сідав їсти, мене часто сповняла глибока вдячність за щедрість божого провидіння, що послало мені трапезу в пустині. Я навчився більше бачити радісні, ніж сумні сторони свого становища і більше пам'ятати про те, що в мене є, ніж про те, чого мені бракує. І це викликало в мене невимовну радість. Говорю це для тих нещасних людей, що ніколи нічим не бувають задоволені, не можуть спокійно втішатись благами, даними від бога, що завжди хочуть чогось такого, чого він їм не дав. Бо всі наші нарікання на те, чого нам бракує, виникають, здається мені, від недостатньої вдячності за те, що ми маємо. Я часто поринав в інші думки і, безперечно, так само поринав би в них кожен, хто зазнав би такого лиха, як я. Це було порівняння мого теперішнього становища з тим, якого я чекав спочатку; вірніше, з тим, що напевне судилося б мені, якби милосердне провидіння якимось дивом не розпорядилось, щоб корабель загинув ближче до берега і щоб я не тільки зміг добратись до нього, а й перевезти на берег те, що полегшило моє становище та розважило мене. Інакше я не мав би знаряддя для праці, зброї для оборони, пороху і дробу, щоб здобувати собі їжу.
Во всех бедствиях надо всегда найти хорошую сторону, стоит лишь подумать о том, что могло бы случиться и хуже.
"…старик сурово взглянул на меня и сказал: «- Молодой человек, вам никогда больше не следует пускаться в море. Я слышал, что вы трусливы, избалованы и падаете духом при малейшей опасности. Такие люди не годятся в моряки. Вернитесь скорее домой, и примиритесь с родными. Вы сами на себе испытали, как опасно путешествовать по морю». Я чувствовал, что он прав, и не мог ничего возразить. Но всё же я не вернулся домой..."
Я уже так основательно обшарил нашу каюту, что, казалось, там ничего невозможно было найти; но тут я заметил шкафчик с двумя ящиками: в одном я нашел две-три бритвы, большие ножницы и с дюжину хороших вилок и ножей; в другом оказались деньги, частью европейской, частью бразильской серебряной и золотой монетой, - всего до тридцати шести фунтов.Я улыбнулся при виде этих денег. «Ненужный хлам! — проговорил я, — зачем ты мне теперь? Ты и того не стоишь, чтобы нагнуться и поднять тебя с полу. Всю эту кучу золота я готов отдать за любой из этих ножей. Мне некуда тебя девать: так оставайся же, где лежишь, и отправляйся на дно морское, как существо, чью жизнь не стоит спасать!» Однако ж, поразмыслив, я решил взять их с собой и завернул все найденное в кусок парусины.
Thus, fear of danger is ten thousand times more terrifying than danger itself, when apparent to the eyes; and we find the burden of anxiety greater, by much, than the evil which we are anxious about: and what was worse than all this, I had not that relief in this trouble that from the resignation I used to practise I hoped to have.
- "Все наши сетования, по поводу того, чего мы лишены, проистекают, мне кажется, от недостатка благодарности за то, что мы имеем."- "Такова уж человеческая натура: мы никогда не видим своего положения в истинном свете, пока не изведаем на опыте положения ещё худшего, и никогда не ценим тех благ, какими обладаем, покуда не лишимся их."- "Какое игралище судьбы человеческая жизнь! И как странно меняются с переменой обстоятельств тайные пружины, управляющие нашими влечениями! Сегодня мы любим то, что завтра будем ненавидеть; сегодня ищем то, чего завтра будем избегать."- "Насколько меньше роптали бы мы на судьбу и насколько больше были бы признательны Провидению, если бы, размышляя о своём положении, брали для сравнения худшее, а не лучшее, как мы это делаем, когда желаем оправдать свои жалобы."
Невозможно, да нет и надобности перечислять все мои мысли, вихрем мчавшиеся в ту ночь по большой дороге мозга - памяти. Перед мои умственным взором прошла, если можно так выразиться, в миниатюре вся моя жизнь до и после прибытия моего на необитаемый остров. припоминая шаг за шагом весь этот второй период моей жизни, я сравнивал мои первые безмятежные годы с тем состоянием тревоги, страха и грызущей заботы, в котором я жил с того дня, как открыл след человеческой ноги на песке. Не то чтобы я воображал, что до моего открытия дикари не появлялись в пределах моего царства; весьма возможно, что и в первые годы моего житья на острове их пребывало там несколько сот человек. Но в то время я этого не знал, никакие страхи не нарушали моего душевного равновесия, я был покоен и счастлив, потому что не сознавал опасности, и хотя от этого она была, конечно, не менее велика, но для меня ее все равно что не существовало. Эта мысль навела меня на дальнейшие поучительные размышления о бесконечной благости провидения, в своих заботах о нас положившего столь узкие пределы нашему знанию. Совершая свой жизненный путь среди неисчислимых опасностей, вид которых, если бы был доступен нам, поверг бы в трепет нашу душу и отнял бы у нас всякое мужество, мы остаемся спокойными потому, что окружающее сокрыто от наших глаз, и мы не видим отовсюду надвигающихся на нас бед.
