Kitabı oku: «Жатва I. Жертва», sayfa 2
– Вылезай! Мне нужно в душ!
Стянув полотенце на груди, я вышла «в свет» и, надменно приподняв подбородок, направилась к своему шкафчику. Хоть бы прикрылся, честное слово!
И только я подумала о том, что смотреть на голых хранителей все равно, что разглядывать накачанных, обмазанными маслом спасателей в календаре, как моя правая нога «уехала» вперед, а я, соответственно, полетела назад.
Меня вовремя подхватили, иначе голову бы точно расшибла.
– Спасибо, – прохрипела я, шаря руками по полу в поисках полотенца.
– Я не смотрю, – буркнул хирург, в связи с чем я быстро встала на ноги и спряталась за крайним шкафчиком.
Он вошел в душевую кабину и захлопнул за собой дверцу так громко, что у меня зазвенело в ушах.
– Дерьмо, – произнесла я и вернулась за своим полотенцем, валявшемся на полу.
– Ты что-то сказала?
– Нет-нет, ничего, – ответила я и начала одеваться. – Кстати, а что вы здесь делаете?
– Душ принимаю!
– Логично, – прошептала я, тихо прикрыла дверь шкафчика и так же бесшумно покинула «сцену».
Да, весь путь придется проходить сначала. Со временем я должна потерять свой женский облик для коллег-мужчин и стать «своим парнем», а для женщин остаться «одной из своих, живущей в тылу врага». Сделать второе, кстати, намного сложнее первого. В мужском коллективе всегда проще работать. Пару раз придется объяснить, что интрижек на работе я не завожу. Коллеги, конечно, все равно попытаются проверить истинность моего утверждения, но, рано или поздно, махнут на меня рукой. Тяжелее будет ужиться с медсестрами. Большинство из них – женщины. Женщины, которые видят во мне существо, обскакавшее их. Да, я стала врачом. Да, я моложе многих из них, и они обязаны меня слушать. Да, я вращаюсь в кругу мужчин и разговариваю с ними на равных. Зачем мне налаживать отношения с ними, спросите вы? Потому что медсестра для врача – его первый помощник. Не приведи Господи, врачу попасть в немилость к этой части коллектива. Все пропало. Врача не предупредят о неожиданном обходе руководства, после бессонной ночи ему не напомнят о том, что он не продлил лист назначений для одного из своих пациентов, в операционной на него натянут перчатки, на два размера больше положенного, со словами: «Простите, других нет». Нет-нет-нет, с медсестрами нужно дружить, потому что они вкалывают не меньше врачей, потому что они поддержат в трудной ситуации и сразу протянут скальпель, не дожидаясь, когда врач попросит их об этом.
Единственный человек, с которым я пока лично не общалась – это руководитель отделения. Следует заметить, что эта персона для каждого рядового врача – ключевая. Именно этот коллега будет постоянно долбать мне мозг, причем, обычно, по делу, и прикрывать мой зад, если я вляпаюсь. А вляпаюсь я обязательно, в этом сомнений нет. Из всего вышесказанного становится понятно, что с руководителем отделения необходимо дружить. И если этот человек действительно хороший специалист и управленец, он передаст мне свой опыт, и за ним я буду чувствовать себя, как за каменной стеной.
Итак, пока я не поговорю с моим непосредственным начальником, мой рабочий день не начнется. Я приняла решение покараулить неизвестного доктора по фамилии Ригард под его кабинетом. Проведя на удобном диване под дверью с надписью «руководитель отделения экстренной хирургической помощи» двадцать минут, я поняла, что проще найти его в клинике, чем ждать здесь.
Кто знает лучше, где искать руководство, чем постовая медсестра? Стойка медсестринского поста находилась на пересечении двух длинных коридоров. Кабинет руководителя располагался в самом конце одного из них, а вот ординаторская – в самом начале другого. Грамотная планировка, ничего не скажешь: начальство не мозолит глаза подчиненным, а подчиненные не маячат перед лицом начальства.
Сегодня дежурит блондинка в годах по имени… К сожалению, надпись на бейдже мне так и не удалось прочесть. Я улыбнулась и обратилась к ней:
– Здравствуйте!
Молчание. Хоть бы глаза подняла для приличия.
– Здравствуйте! – громко повторила я.
Женщина вопросительно изогнула бровь и посмотрела на меня.
– Не могли бы вы мне помочь? Я ищу доктора Ригарда. Возможно, вы знаете где он?
– Доктор Ригард не отчитывается передо мной.
Кажется, меня только что отшили.
– Но, возможно, он будет участвовать в плановых операциях сегодня? – не сдавалась я.
– Сегодня не операционный день.
– Спасибо за помощь, – любезно ответила я и улыбнулась.
Женщина натянула на себя некое подобие ухмылки и вернулась к своим делам.
Ладно, на медсестрах клин клином не сошелся. Пойду в ординаторскую. Кофе допью, что ли.
С моим появлением в ординаторской пятеро действующих лиц, которые находились там, умолкли. Хирург-хранитель был одним из них. Сомнение закралось в мою голову, но я тут же подавила опрометчивый смешок. Кстати, в медицинском костюме он смотрелся не менее представительно, чем в одноразовом халате. Нет-нет, на нем было не одно из тех зеленых убожеств, что лежали в шкафу в санпропускнике. Хирург-хранитель был одет в дорогущий белый хирургический костюм с черным воротником стойкой. Мой опытный взгляд скользнул на его запястье и часики, очень похожие на оригинал знаменитого бренда для богачей. Странно, что раньше я их не заметила. Интересно, с каких пор хирурги в подобных «дырах» могут позволить себе такие часы?
– Всем привет еще раз, – уставшим голосом произнесла я и тут же направилась к своему новому столу, на котором стояла кружка с остывшим кофе.
Все покосились в мою сторону, но не проронили ни слова.
– Я так понимаю, что это и есть «третья хирургия»?
– Она самая… – кивнул хирург-хранитель.
– Могли бы сразу меня просветить.
– Были причины этого не делать.
Прекрасный ответ. Прям, не «отрезал», а «обрубил».
– Надеюсь, ваша фамилия не Ригард? – хмыкнула я и сфокусировалась на его бейдже.
– Доктор Одьен Ригард, – наконец, представился хирург. – Руководитель отделения экстренной хирургической помощи.
Что-то мне нехорошо…
– Приятно познакомиться, доктор Ригард, – я кивнула.
– И мне, доктор Ней. С вами все в порядке?
– Да, вполне.
– Кстати, мы вас ждали, – заметил Одьен, скользя взглядом вдоль выреза в моем «общественном» хирургическом костюме.
И тогда я очень пожалела, что выбросила окровавленный лифчик… Пришлось скрестить руки на груди, пряча свои соски, которые, чтоб им провалиться, затвердели.
– Ждали? Извините.
– Сегодня совместный обход, и он должен был начаться, – Одьен грациозно приподнял руку и взглянул на свои аристократические часы, – десять минут назад.
– Извините. Впредь постараюсь не задерживать вас.
Одьен смерил меня оценивающим взглядом.
– Все за мной!
Мгновение, и все остальные, словно очнувшись, подорвались со своих мест. Я едва успела схватить свой новый голопорт и вылететь в коридор.
Мы начали обход с первой палаты. Всего в отделении их было двадцать. «По четыре на доктора», – посчитала я. «Итого – завались…».
Докладывали коллеги быстро и четко. Очевидно, подготовка к обходу была довольно ответственным мероприятием. Ригард задавал вопросы, осматривал каждого пациента и корректировал назначения. Безусловно, он был еще слишком молод для такой должности. Честно говоря, я никогда еще не встречала руководителей отделений младше тридцати пяти лет. Но, очевидно, все когда-нибудь бывает в первый раз.
Из отделения мы спустились на первый этаж в реанимацию. Там мы встретились со своими коллегами: реаниматологами, хирургами, нейрохирургами, гинекологами, терапевтами и еще, Бог знает, с кем. Человек тридцать толпилось в коридоре перед палатами интенсивной терапии и внимательно изучали незнакомую женщину, то есть меня. Одни вели себя достаточно скромно: покосились в мою сторону и тут же отвернулись. Другие же наоборот: рассматривали меня, как аукционный товар. До костей не пробрало, но неприятно стало. Я попыталась ретироваться от назойливых взглядов, спрятавшись за спиной доктора Ригарда, но трюк не удался: Ригард, заметив, что я дышу ему в затылок, обернулся и задал сакраментальный вопрос:
– Вы что-то хотели, доктор Ней?
– Нет, ничего! – ответила я и отвернулась от начальства, подыскивая взглядом другую широкую спину.
Тем временем все собрание стало перемещаться в одну из палат интенсивной терапии. Пристроившись за доктором Наварро, я поплелась туда же. Толпа обступила кровать первого пациента, и доктор-реаниматолог начал кратко излагать историю заболевания пожилого мужчины, находящегося на аппаратном дыхании. После недолгой дискуссии, коллеги облепили следующую кровать и перешли к обсуждению другой истории болезни. Спустя минут пятнадцать я заметила, что ряды коллег значительно поредели, в то время, как за моей спиной началось фоновое обсуждение последних новостей, то есть сплетен.
Другая палата, очередная кровать и новая история. Из-за плеча доктора Наварро я краем глаза взглянула на молодого пациента, о котором в данный момент шла речь. Райот. Неделю назад он упал с высоты. У парня был сломан череп, позвоночник, таз и бедро. Разрыв селезенки и печени уже оперировали. Пациент пришел в себя, но его держали в медикаментозном сне. На экране над кроватью засветились результаты последнего сканирования его позвоночника. Тем временем реаниматолог докладывал, что, после перенесенной несколько дней назад операции на позвоночнике, у парня в ране скопилась кровь, которая давила на спинной мозг. Нейрохирурги в ответ на это понимающе закивали и один из них ответил:
– Продолжаем наблюдать.
Стоит отметить, что нейрохирурги – это отдельная каста врачей-профессионалов, точно такая же, как и гинекологи. Только, если с последними еще можно договориться, то с нейрохирургами это сделать практически невозможно. Этим специалистам всегда некогда. Они постоянно заняты, когда необходимо проконсультировать пациента. С чем это связано, я не могу сказать. Очевидно, они действительно всегда очень заняты. Да и скептики они бóльшие, чем все остальные. По части сарказма их опережали только онкологи и реаниматологи, которым, по долгу службы, только и оставалось, что шутить, пусть зло, пусть жестоко, ну а как иначе? Эти специалисты хоронят своих пациентов чаще, чем все остальные. «Се ля ви».
Все начали отходить от кровати, будто бы обсуждение уже окончено, и меня это немного удивило.
– А разве ему не показана операция? – спросил голос, принадлежащий, черт бы меня побрал, мне самой.
Нейрохирурги с кислыми минами начали активно переглядываться. Я молчала, ожидая, когда же кто-нибудь из них сможет ответить на столь простой вопрос. Доктор Наварро даже отошел в сторону, чтобы остальные смогли меня рассмотреть. Наконец, один из коллег повернулся ко мне (спасибо, что соизволил!):
– Завтра возьмем его.
– Почему только завтра? – не поняла я.
– Он на хорошей терапии. Возьмем его завтра.
Не в первый раз я встречалась с подобным пренебрежением. Все было понятно и без слов: кое-кто уже приговорил ноги этого парня и лишний раз пыжиться над райотской задницей не собирался. У каждого из них были свои недостатки. Я со своими боролась, но, видимо, не слишком усердно. Рот открылся сам собой, и я ступила на проторенную дорожку под названием «язык мой – враг мой».
– Почему не взять его сегодня?
– Простите, а вы, собственно, кто? – обратился ко мне один из нейрохирургов.
– Доктор Алексис Ней. Травматолог отделения экстренной хирургической помощи.
Зря он усмехнулся. Очень зря…
– Парень на хорошей терапии, – повторил нейрохирург. – Гематома еще не слишком большая.
– Вряд ли к вечеру она испарится.
– Возьмем завтра.
– Тогда, возможно, вообще ничего делать не стоит? – спросила я.
– Он все равно не пойдет!
– Может, он и не пойдет, но, если рассматривать перспективу установки стимулятора в будущем, гематому все равно следует убрать как можно скорее.
– Стимулятор – слишком дорогое удовольствие для такого, как он!
Я подумала, что ослышалась, потому переспросила:
– «Для такого, как он»?
– Успокойся, – услышала я за спиной тихий голос доктора Наварро. – Завтра сделают.
Я обернулась и взглянула на Одьена. Его слово в этом споре могло стать решающим. Но он прищурился и ничего не сказал. Все ясно. Он ничего не станет делать. Почему? У меня не было ответа. Может, это их собственные игры, а может, ему просто наплевать?
– С каких пор травматологи дают указания нейрохирургам?! – раздался громкий голос за спинами собравшихся.
Все расступились, и обладатель голоса подошел ко мне. Это был хранитель лет тридцати пяти в дорогом хирургическом костюме. Кого-то он мне напомнил… Я присмотрелась к надписи на бейдже и приподняла брови от удивления. Никто иной, как Айени Ригард, – руководитель службы нейрохирургической помощи… А у них тут – семейный подряд, оказывается…
– Я не даю указаний! – ответила я. – Я лишь прошу обратить внимание на этого парня.
– Вы полагаете, что мы проявляем халатность по отношению к нему? – спросил Айени Ригард.
– Нет.
– У вас есть основания думать, что мы некомпетентны в вопросах его лечения?
– Нет, – тихо ответила я и потупила взор.
– Или вы полагаете, что мы будем удовлетворять все пожелания молодой особы, которую видим здесь впервые?
Вот это пассаж… Кажется, только что мне снова указали, где мое место в этой дыре. Я взглянула на доктора Айени Ригарда и поняла, что он улыбается. Еще один красавчик-хранитель. У них с Одьеном было много общего. Разрез глаз, форма носа, телосложение. Но все-таки, в отличие от Одьена, этот хранитель показался мне слишком опасным.
– И к чему все эти нападки?
Теперь все смотрели на Одьена, простите, доктора Одьена Ригарда, который, кажется, только что вступился за меня.
– Она врач, а не девочка на побегушках! – продолжал гневную отповедь Одьен. – И ее замечание вполне оправдано! У пациента гематома и ее придется удалять!
Смех Айени Ригарда заставил меня отступить на шаг.
– Твоя специализация – хирургия? – обратился к Одьену Айени Ригард. – Вот и занимайся своей хирургией, а в мою область не лезь! Мы сами решим, что и когда нам делать.
Кажется, из глаз Одьена посыпались искры.
– У нас нет специализированного отделения политравмы. У нас даже отдельной травматологии нет! А твои ребята все еще отвечают за нейрохирургическую помощь в этой больнице, – произнес Одьен. – Этот пацан закреплен за моим отделением. Так что тебе придется отвечать на вопросы моего травматолога, просто потому, что я тоже хочу услышать на них ответ.
– Мой ответ «возьмем завтра!» – прошипел Айени.
– Все ясно! – процедил Одьен и покинул палату.
Айени вновь рассмеялся и на этот раз обратился ко мне:
– Похоже, вы стали причиной небольшой перепалки!
– Я прошу прощения.
Айени, продолжая улыбаться, протянул мне ладонь:
– Доктор Айени Ригард.
– Доктор Ней, – я пожала руку.
– Ней…
– Алексис.
– Очень приятно, Алексис.
– Взаимно.
Остальные доктора засеменили к выходу, но Айени, похоже, не собирался идти следом.
– Вы всегда такая? – спросил он, отпуская мою руку.
– Какая «такая»?
– Упертая?
– А вы всегда такой строгий?
– Этого у меня не отнять, – пожал плечами Айени Ригард и проводил меня к выходу.
Обход завершился планеркой в ординаторской. Комментарии, пожелания и… …втык. Получил доктор Ельзи. Как оказалось, он – травматолог, и годков ему еще меньше, чем мне. Ельзи пропустил начало застойной пневмонии, за что был весьма серьезно наказан: лишен премии в этом месяце. Выслушивая поток речи, которую изливал Одьен, мне становилось все хуже и хуже. Я уже поняла, как Одьен может разговаривать с подчиненными, но, как оказалось, то был его спокойный тон.
Только я подумала, что сегодня один из тех великих дней, когда во время планерки я не получу по шее, как Одьен со злостью взглянул на меня и продолжил террор:
– Еще раз устроите спектакль на совместном обходе, и я освобожу вас от ваших обязанностей!
Хорошо, что я сидела, иначе точно бы рухнула на пол. Меня пугал звук его голоса. Слишком стальной, слишком властный. На меня и раньше кричали, но никогда при этом я не испытывала такого отупляющего страха.
– Одного «нет» для вас должно быть достаточно! – прогремел его голос. – Остальное – не ваши проблемы!
– А чьи? – очень тихо прошептала я. – Парня, который там лежит?
– Мои. Все эти вопросы буду решать я, а не вы! – закричал Одьен и ударил ладонью по столу так сильно, что я непроизвольно подпрыгнула на месте. – Если хотели выставить себя неуравновешенной выскочкой, у вас это получилось!
– Больше не повторится, – ответила выскочка и вжалась в стул.
– Что-то я очень сильно в этом сомневаюсь! – выпалил Одьен и, поднявшись с места, покинул ординаторскую.
– Неплохо, – вздохнул доктор Патриксон. – Первый день, а Оди уже все себя.
– Простите, – промямлила я.
– Да, чего уж там! – засмеялся доктор Наварро. – О твоем приходе к нам Одьена поставили в известность только сегодня утром, а он очень не любит, когда кто-то принимает важные решения за его спиной.
Намек на мое неожиданное появление в этом отделении я уловила без труда.
– Теперь я в немилости?
– Да, нет, – махнул рукой пожилой доктор Патриксон. – Оди заводится с пол-оборота, но довольно быстро отходит. Делаю ставку, что сейчас он пришлет Мари, чтобы она позвала тебя к нему в кабинет.
– Что спорить, коль результат известен? – пробурчал Ельзи и присел за свой рабочий стол.
В ординаторскую вошла блонд за сорок и, посмотрев на меня в упор, огласила:
– Доктор Ней, руководитель просил вас зайти к нему в кабинет.
Несколько секунд абсолютной тишины, и все в ординаторской начали хохотать. Я благоразумно сдержалась.
Медсестра, судя по всему, уловила общий смысл разговора и, фыркнув на прощание, покинула нашу скромную обитель.
– И что меня там ждет? – поинтересовалась я.
– Не думаю, что он станет говорить об инциденте с Айени, – покачал головой Наварро. – Извиняться перед вами за вспышку гнева он тоже не станет, но сгладить неприятные впечатления попытается.
В этот момент Патриксон захохотал:
– Оди?! «Сгладить» ?! Вы что, издеваетесь?
– По крайней мере, он всегда пытается это сделать, – вторил ему Наварро. – Выходит у него или нет – совершенно другой вопрос.
– Странно, что они с Айени не подрались сегодня, – заметил Ельзи. – Честно говоря, я уже начал думать, что вот-вот начнется бойня!
– А ты только того и ждал, – хмыкнул Петкинс.
– Еще бы! – не унимался Ельзи. – Увидеть, как наш Оди пытается намылить рожу Айени в первый же рабочий день после отпуска, – это же как бальзам на мою израненную душу!
– Значит, взрывной темперамент, – это то, что объединяет доктора Айени и доктора Одьена Ригардов? – предположила я.
Коллеги, почему-то, тут же умолкли и с удивлением воззрились на меня.
– Э-э-э… – промычал доктор Петкинс.
– Темперамент? – переспросил Наварро. – У Одьена? Нет-нет, это у Айени есть темперамент, а у нашего Оди есть только скверный характер да отвратительные манеры, с которыми всем нам приходится мириться.
– Но он хороший специалист, – заметила я.
– Этого у Оди не отнять, – улыбнулся Петкинс. – Когда живешь только работой, волей-неволей станешь хорошим специалистом.
– Значит, доктор Одьен – фанат?
– Можно и так сказать, – ответил Наварро. – Вообще, эта клиника держится на плаву только благодаря вливаниям из фонда семьи Ригардов. Айени и наш Оди братья. Старший – нейрохирург, младший – хирург. Оба сделали карьеру к тридцати годам и оба руководители. И еще у них… – Наварро подбирал формулировку, – несколько натянутые отношения.
– Да, и не вздумай закрутить с Айени! – вдруг воскликнул Петкинс.
– Я уже поняла, что он ходок.
– Нет, не поэтому. Ты вроде как в нашей команде. Если свяжешься с Айени, Оди тебя сожрет.
– Понятно: с Айени – «ни-ни», – я покачала головой и рассмеялась. – Ладно, пойду на коврик к руководителю.
– Иди-иди, – закивали остальные.
Кабинет доктора Одьена Ригарда был обставлен, словно приемная самого руководителя клиники. Шерстяной ковер, кожаная мебель, дубовый стол. На стенах висели фотографии в рамках, дипломы, премии и прочая «мишура».
– Не знала, что у вас есть ученая степень, – удивилась я.
– Вы многого не знаете, – коротко ответил Одьен и указал на стул перед рабочим столом.
Как только я заняла предложенное мне место, начался самый настоящий допрос. Откуда родом, где закончила учреждение высшей профориентации, какой стаж работы, есть ли публикации. Интересующая его информация отскакивала от зубов, но, как оказалось, мои сухие ответы не вполне его устроили. Я понимала, что ему нужно. Он хотел узнать не историю моей жизни, а путь моего становления, то, каким образом я стала той, кем была сейчас. Но этого я рассказать не могла. Я невидимка, работающая в маленьких городках, в маленьких больничках, которая не сидит на одном месте дольше двух лет и мечется в поисках места, где никто и никогда не узнает, что я из себя представляю на самом деле.
– Знаете, что меня беспокоит? – наконец, произнес Одьен.
– Нет.
– Ваша вылизанная история – чушь собачья! Вы работали в Центре Л.А.? Но в центре Л.А. травматологи не вскрывают грудные клетки! А у вас рука поставлена!
– Я не только в Центре Л.А. работала. В городе Г. больница еще меньше вашей. И на смене по ночам мы дежурили по одному. В таких условиях приходится быстро осваивать смежные специализации.
– Вы постоянно меняли места работы. И хотя характеристики написаны отличные, мне, как руководителю отделения, хорошо известны маневры, с помощью которых можно избавиться от неугодного сотрудника, расставшись с ним полюбовно.
– Пообещать написать хорошую характеристику взамен на добровольное прерывание контракта? – предположила я.
– Именно! И ваше поведение в первый же рабочий день подтверждает мои опасения на этот счет. Вы не умеете держать себя в руках и совершенно не соблюдаете правила субординации.
Шах и мат, так сказать…
– Согласен, у нас недостаток кадров, – продолжал говорить доктор Ригард. – И я лично не раз подавал заявку в центр профориентации, чтобы мне прислали специалистов. Однако за пять лет никто так и не приехал. И вот тут появляетесь вы. Конечно, руководитель клиники быстро потер руки и подписал ваше назначение, не согласовав его ни с кем. Что вы здесь забыли, доктор Ней, в нашем маленьком скромном городке?
– Я не люблю большие города. Там слишком много людей, все куда-то бегут, торопятся. Эта суета мне не нравится. Что касается работы в каком-нибудь крупном медицинском центре… Там всегда кто-то дышит в затылок. Мне тридцать три года, и я владею всеми видами остеосинтеза. Как думаете, быстро бы я научилась выполнять эти операции самостоятельно, работая в месте, где кроме меня есть еще с десяток желающих пойти в операционную?
– Поэтому вы умеете не только переломы оперировать, но и грудную клетку вскрывать? Может, и лапароскопией владеете?
– Лапароскопией не владею, – соврала я.
– Зря не научились, – он откинулся на спинку своего удобного кресла.
– Вы пытаетесь мне что-то доказать? – едва сдерживая гнев, произнесла я.
– Нет, я пытаюсь понять, кто вы такая и какие у вас цели.
– Жить и работать – вот мои цели!
– А что на счет первой части вопроса?
– Я – послушница, – пожала плечами я. – Какой родилась, такой и умру.
– Ваша семья… – он запнулся. – У вас же есть семья, доктор Ней?
– У меня была семья, доктор Ригард. В личном деле все написано.
Он на мгновение задумался.
– Родители сгорели в доме… Давно это было?
– Там все написано, – я кивнула на его голопроектор.
– Год вы жили в приюте, а потом получили частный грант на обучение в высшей ступени профориентации. Спонсор не указан, и это странно. Вы закончили ординатуру в крупном медицинском центре и поехали по стране, нести свои знания и умения в маленькие городки, вроде нашего. Правда, больше двух лет ни в одном не проработали. Мне кажется, Алексис, или у вас есть проблемы, о которых в личном деле не написано?
– Что вы имеете в виду?
– У вас дефицит массы тела. Есть синяки под глазами, которые вы достаточно неумело замазали. Значит, краситься вы не привыкли, иначе, справились бы не только с синевой под запавшими красными глазами, но и с цветом лица, который кажется таким же зеленым, как и униформа на вас.
Я почувствовала дурноту. Впервые в жизни такую правду мне выговаривали в лицо. Да еще кто? Человек, которого я совершенно не знаю! Он вообще в курсе, что я все-таки женщина? Что, черт побери, он позволяет себе?
– Маникюр – это тоже не про вас, – продолжал доктор Ригард. – Хорошо еще, что ногти стрижете. Об остальном я вообще молчу.
Я поджала губы, чтобы не высказаться «по матери», как хорошо умела делать.
– Знаете, если бы вы покрасили свои темно-синие волосы, вполне сошли бы за послушницу. Но на волосы райотов красители не действуют, и в этом проблема.
– К чему вы ведете? – злобно процедила я.
– А вы не догадываетесь?
– Нет.
– Вы слишком похожи на райота.
– Я не райот.
– А если бы вы были райотом, к чему это скрывать?
– Если бы была райотом и скрывала, вопрос имел бы смысл.
Доктор Ригард прищурился и наклонился вперед:
– Мне не нужен специалист, который пребывает в депрессии и даже не может толком объяснить причин своего появления здесь. Мне не нужен врач, который не соблюдает субординацию и полагает, что он лучше, опытней и умнее своих коллег. Потому что все выше перечисленное порождает проблемы, доктор Ней. А у меня и без вас проблем хватает.
Я воровато покосилась в сторону двери.
– Я вас поняла. Извините, что отняла время.
– Сидеть! – рев Ригарда наверняка был слышен даже в ординаторской.
Я приросла к стулу и, кажется, стала с ним одним целым.
– Никто из трудящихся здесь не ищет легких путей, – он сбавил тон до «громкого». – Мы все вкалываем ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Многие из нас пережили трагедии в жизни и прошли через депрессию. И это отражалось на наших пациентах, что бы там кто ни говорил. Если вы пришли сюда вкалывать, мы с радостью примем вас с вашими проблемами и поможем жить и работать дальше. Вы пришли сюда вкалывать, доктор Ней? – спросил он.
– Да, – кивнула я.
– Итак… – Одьен прочистил горло и продолжил, – в течение недели в операционной вы будете только ассистировать. У нас смешанные бригады, но я полагаю, что вы привыкли так работать. Если все пройдет гладко, я поставлю вас оператором. Такой подход вас устраивает?
– Да, вполне.
– Еще один нюанс. Вы уже поняли, что у нас – мужская раздевался. Если хотите, можете переодеваться в отдельном крыле вместе с медсестрами или в отделении гинекологии. Я могу договориться на этот счет.
– Нет, спасибо. Меня вполне устроит общая раздевалка.
– Если вы не смущаетесь, – продолжал давить Одьен, – это может стать проблемой для остальных наших сотрудников.
– Если кто-нибудь из них будет против, я отправлюсь в гинекологию.
– Я против! – возмущенно заявил доктор Ригард.
– Почему? – искренне удивилась я.
– Что значит «почему»?
– Почему вы против?
– А я должен вам что-то объяснять? – он прищурился.
– Знаете, сколько я вкалывала, чтобы стать хирургом? – обреченно произнесла я. – Сколько пахала, чтобы получить специализацию травматолога? Я не замужем, у меня нет семьи, нет друзей. Работа заменила их всех. И если уж так получилось, что ежедневно мне придется ходить в другое отделение, чтобы переодеться в этот зеленый костюм, – я потерла ткань рубашки между пальцев, – который сливается с цветом моего лица, – я подняла глаза на Одьена, – могу я хотя бы знать причину, по которой вы не хотите, чтобы я переодевалась в одной общей раздевалке с вами, в которой можно поставить простую перегородку, позаимствовав ее на любом из этажей этой клиники?
– Вон из моего кабинета! – прошипел он.
Я встала, опустила голову и покинула его кабинет.
***
Вернулась в ординаторскую. К счастью, там никого не было. Присела за стол, спрятала лицо в ладонях и застонала. Дверь отворилась, и в нее вошла медсестра-брюнетка.
– Доктор Ней, к вам в палату поступление.
Я отняла ладони от лица и вперила взгляд в немолодое лицо медсестры.
– Я не знаю, я все еще работаю здесь или уже нет, – честно призналась я.
– Мне плевать, работаете вы здесь или нет, – отчеканила та. – Перед обходом доктор Ригард дал мне поручение ввести вас в курс дела и передать медкарты пациентов из двух палат. На данный момент у вас одно поступление, – она положила распечатанные карты на мой стол. – Если доктор Ригард узнает о том, что я не выполнила его поручение, меньше всего его будут волновать причины. Так что, доктор Ней, приступайте к обязанностям. А если вас все же уволили, завтрашнее утро вы сможете провести в постели, а не в этой больнице, – медсестра вопросительно изогнула бровь. – Поспать подольше – это ведь тоже неплохо, не так ли?
Я улыбнулась ей и взяла распечатки историй со стола.
– Ну, что ж… Тогда еще немного поработаю?
– Я полагаю, что это мудрое решение в утро понедельника, – она быстро ретировалась из ординаторской.
Я осмотрела пациентов, которых мне передали, оформила документы и откорректировала назначения. До конца рабочего дня доктора Ригарда я так и не увидела. Перед самым уходом, я решила заглянуть в реанимацию и узнать, как обстоят дела у того парнишки.
– А, Девушка-Пила… – услышала я позади себя.
В палату вошел реаниматолог, с которым мне довелось утром поработать. Некрасиво получилось, ведь мы до сих пор не представились друг другу, а на обходе я его не видела.
– Почему «Пила»? – спросила я, продолжая стоять возле кровати пациента.
– Потому что можете запилить кого угодно, – рассмеялся мужчина.
На вид реаниматологу было не больше тридцати лет. Послушник. О-о-очень высокий и симпатичный.
– А у вас есть прозвище? – поинтересовалась я и повернулась к собеседнику.
– Куда ж без него.
– И-и-и…
– Башня.
– Вам подходит. Надеюсь, я не обидела вас?
– Нисколько. Только Ригарды не терпят, когда их называют по прозвищам, – он улыбнулся.
– О-о-о, с этого места поподробней, пожалуйста!
– Оди и Шило.
Я прикрыла рот ладонью, потому как громко смеяться в отделении реанимации не принято:
– Оди и Шило? Вы шутите?
– Никаких шуток.
– Мне показалось, что звания Шило достоин именно Оди!
– Ну что вы, – махнул рукой Башня. – Наш Оди уникален, так сказать. Это знают все!
– А Айени Ригарда за что прозвали Шилом? – поинтересовалась я.
– У Айени характер слишком жесткий.
– Хуже, чем у доктора Одьена Ригарда? – к тому моменту я уже зажимала рот рукой, чтобы не хохотать.
Башня улыбнулся:
– Не стоит их сравнивать. Я же сказал, что Одьен уникален!
– То есть, Айени не очень здесь любят?
– Смотря кто… – многозначительно покачал головой Башня.
– Кстати, меня зовут Алексис Ней, – я протянула руку новому знакомому, и он тут же пожал ее.
– Очень приятно, доктор Ней. Денни Ориссон.
– Взаимно. Вы с дежурства сегодня?
– Да. Напоследок мне передали этого пациента. Зашел перед уходом узнать, как у него дела.