Kitabı oku: «В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора», sayfa 8

Прерванный полет в вуз

Несмотря на однообразную повторяемость, летние дни стремительно приближались к своему завершению. Настало время определяться с учебой. Отец все чаще напоминал мне об этом. Теперь и мама его поддерживала. За неделю до начала учебного года я помог родителям собрать на огороде неплохой урожай картофеля и овощей. Их оказалось достаточно. И главное – отпала необходимость заботиться о посадках.

Приняв окончательное решение, я быстро завершил формальности увольнения, получив новую запись в трудовую книжку. С работниками цеха устроил прощальное чаепитие. С напускной веселостью обнял родителей и сестренку. Через несколько часов проходящий поезд унес меня в большой и незнакомый город – Свердловск. Заботливый отец всю необходимую для первых шагов информацию подробно изложил в моем путевом блокноте, а также снабдил путеводителем и картой города. Поэтому с вокзала я уверенно направился во Втузгородок²¹, где размещался Уральский индустриальный институт (УИИ). Как и советовал отец, я решил брать быка за рога.

Учебный комплекс Втузгородка поражал монументальностью и масштабом застройки. Особенно выделялся центральный корпус с величественным восьмиколонным портиком. Симметрично расположенные боковые корпуса имели более скромные четырехколонные выступы. По широкой лестнице я поднялся в парадное фойе. Уверенно, по настенному указателю, прошел в приемную комиссию. Меня приветливо пригласили к большому столу, за которым восседало несколько человек. Я выложил все имеющиеся документы, различные справки и подробно изложил причину появления в этом храме науки. Меня выслушали с большим вниманием и ободряющими улыбками. Было задано несколько уточняющих вопросов. Отметили низкую успеваемость в школе. Я откровенно, без утайки, рассказал о своем хулиганском прошлом. Один из членов комиссии шутливо заметил:

– Хулиганское прошлое обнадеживает. Мои лучшие и наиболее способные ученики отличались подобными изъянами в школьном возрасте.

Попросили рассказать о моем «боевом крещении» на Ставрополье, а также участии в проектировании и строительстве цеха.

По итогам собеседования я был допущен к приемным экзаменам, которые проводились, с определенной цикличностью, в течение месяца (традиционное начало занятий отодвигалось на этот же срок). В связи с большим недобором экзамены по ряду предметов проводились с заниженными требованиями, чтобы не отпугнуть малочисленных абитуриентов. Параллельно я стал посещать вечернюю школу рабочей молодежи для получения аттестата законченного среднего образования. Школа и общежитие, в которое я получил направление, находились в двух шагах от комплекса УИИ. Мне также были выданы продовольственная карточка и льготные талоны на питание в студенческой столовой. Но именно в период учебы в Свердловске я постоянно чувствовал щемящее чувство недоедания.

В мирное время, по словам старожилов, Урал не относился к числу «сытых» регионов, несмотря на гигантский промышленный потенциал. Годы войны окончательно опустошили прилавки магазинов. Приходилось в основном довольствоваться предельно неприхотливым рационом студенческой столовой. Неизменное меню состояло, как правило, из невкусной картофельно-крахмальной бурды, называемой супом. Правда, иногда готовили жидкие щи из кислой капусты, которые образно называли «уральскими». Вторые блюда состояли из макарон с микроскопическими вкраплениями мяса, которое сопротивлялось даже крепким зубам студенческой голодной братии. Запивалось все подобием чая или цикория с кусочком рафинада вприкуску. Иногда вместо этих напитков предлагали розовый, как щеки девицы в сильный мороз, тягучий плодово-ягодный кисель. Поэтому проблемы учебы и голодного желудка неразрывно соседствовали.

В течение месяца, благодаря напряженной подготовке, удалось сдать вступительные экзамены. Я умудрился даже получить высший балл по математике и черчению. В вечерней школе также наметился сдвиг. Несколько предметов мне аттестовали. Дни настолько были уплотнены, что я за это время ни разу не вышел за пределы Втузгородка, несмотря на жгучее желание ознакомиться с достопримечательностями Свердловска. Такая возможность появилась, когда начался учебный год на строительном факультете УИИ. На потоке, несмотря на мужскую специфику будущей профессии, преобладали молодые представительницы женского пола. Лекции заканчивались не поздно. До начала занятий в вечерней школе появилось свободное время.

Я стал почти ежедневно совершать самостоятельные экскурсии по городу. Самое сильное впечатление на меня произвела гармоничная увязка застройки с большим количеством естественных и искусственных водоемов. Через город протекает река Исеть, перегороженная в далеком прошлом плотинами. Благодаря им образовались пруды. Самый большой из них украшает центр города – главную площадь (названную в честь 1905 года). Она застроена обширным усадебным комплексом уральских купцов с вкраплением современных зданий общественного назначения.

Недалеко от площади располагался Ипатьевский дом²². Он стоял на уклоне, с одной стороны двухэтажный, с другой – трехэтажный. Впоследствии я узнал, что в этом доме была уничтожена семья последнего русского царя. Бывая в Свердловске, мне иногда доводилось видеть, как отдельные прохожие, оглядываясь, быстро клали цветы у выщербленного цоколя дома.

От Ипатьевского дома, ориентируясь по карте еще малознакомого города, я направился в сторону огромного природного озера Шарташ²³. Его берега стали моим излюбленным местом не только для отдыха в немногие свободные часы, но и при подготовке к сдаче зачетов и экзаменов по учебникам и конспектам.

В семидесятых годах, во время частых командировок на Урал и работы над кандидатской диссертацией, я заезжал в Свердловск для консультаций с официальным оппонентом – профессором Николаем Алферовым²⁴. Вспоминая далекое студенческое прошлое на лоне природы у озера Шарташ, мне было комфортно вносить исправления и дополнения в черновой текст диссертации по замечаниям большого мастера промышленного зодчества.

Несмотря на отсутствие профессиональных знаний и опыта, я постепенно, в общих чертах, стал постигать неповторимые особенности столицы Урала. Ее возникновение наряду с другими городами связано с бурным строительством металлургических предприятий. Это произошло, в масштабе смены исторических эпох, не так давно – около трехсот лет назад.

Название Екатеринбург город получил в честь императрицы Екатерины I – супруги Великого Петра (а не Екатерины II, как часто думают). В 1924 году, в духе пренебрежения к собственной истории, он был переименован в Свердловск. Я узнал также, что город строился на основе единого генерального плана. Промышленная зона имела четкую взаимосвязь с селитебно-общественными образованиями и природным окружением. Старейшие постройки выдержаны в стиле классицизма. В более позднее время стали появляться эклектичные здания с богатой и вычурной наружной отделкой. В советский период, по проектам талантливых архитекторов, в старую застройку были умело включены крупномасштабные строения в стиле авангарда и конструктивизма. Все это я сумел оценить в более зрелом возрасте. Правда, и тогда, не разбираясь еще в стилевых особенностях и отличиях построек различных эпох, визуально ощущал радующую глаз гармонию городской среды.

В Свердловске я стал обходить книжные магазины в поисках различных изданий по архитектуре. В одном из них, на пыльной полке, наткнулся на редкое издание единственного в России учебника по этому направлению, изданного в первой половине XIX века. Его автор, академик Иван Свиязев²⁵, особую роль отводил проблемам промышленной архитектуры наиболее развитого Уральского региона. Мне также удалось купить переиздание уникальной научной книги «Описание горных уральских заводов»²⁶, автор которой, голландец В. де Геннин, был приглашен на русскую службу Петром I. Он был одним из главных творцов архитектурно-планировочного решения единого комплекса заводов и жилой застройки Екатеринбурга. Обе книги сыграли немалую роль в моем решении специализироваться после окончания института в качестве промышленного архитектора.

Я достаточно быстро адаптировался к условиям и режиму студенческих будней. В комнате общежития нас проживало четверо. Из числа эвакуированных я был единственный. Остальные представляли небольшие города Урала. Все учились на разных факультетах. Через несколько дней мы основательно сдружились и легко нашли общий язык, стараясь найти хорошую подработку. В свободные от учебы часы, несколько раз в неделю, все отправлялись на товарную железнодорожную станцию. Грузчиков там хронически не хватало. Разгрузка вагонов шла круглосуточно. Наибольший интерес для нас представляли продовольственные товары. Разгрузив вагон, мы уносили в общежитие увесистые сумки с крупами, овощами, иногда кусками мороженого мяса. На коллективной кухне сообща учились кулинарному мастерству. Активно помогали девушки, которых мы в знак благодарности и нескрываемого интереса к прекрасному полу приглашали к общему столу.

Иногда приходилось разгружать самые необычные грузы. Как-то прибыл зверинец на колесах из прифронтового города. Мы разгружали клетки под наблюдением и жестким контролем служителей зоопарка. Клетки с экзотическими птицами, особенно с попугаями, проходили под легкий смех. Когда дело дошло до пресмыкающихся, нам уже было не до смеха. Крупногабаритные клетки с различными животными выгружались объединенными бригадами, где мы выполняли роль поддерживающей группы. Расплачивались деньгами, которые позволяли нам на рынке, по баснословной цене, купить кусок сала, немного масла, творога или другие дефицитные продукты. Был случай, когда разгружались ящики под наблюдением многочисленной охраны. Впоследствии мы узнали, что в них находились бесценные картины Эрмитажа, которые нашли временное пристанище в нескольких помещениях злополучного Ипатьевского дома.

Надо признать, что студенческое содружество, включая нашу четверку, в борьбе за выживание допускало мелкие грехопадения. Одно из них заключалось в ловкой подделке дополнительных талонов на описанное выше питание в столовой института. Иногда удавалось дублировать почти с типографской точностью хлебные карточки. Плотный и липкий, как замазка, хлеб, как правило, по кусочкам уничтожался на пути от магазина до общежития, долго напоминая о своем присутствии возмущенным органам пищеварения.

Я даже умудрялся с ювелирной точностью подделывать входные билеты на галерку в Оперный театр имени А. В. Луначарского. Эти билеты позволяли приобрести, по сносной цене, бутерброды с колбасой или сыром в буфете театра. Царское лакомство запивалось сладким эрзац-напитком. Однако со временем ненасытная четверка примелькалась у подозрительной буфетчицы. С сожалением пришлось прекратить наши походы в театр с целью подкормиться.

Во всем остальном уровень взаимоотношений в студенческой среде в те времена был достаточно терпимым. Атмосфера коллективного сосуществования, вне зависимости от национальных различий, способствовала быстрому сближению интересов. Правда, известия с фронта были тревожными. Не было уверенности, что нам удастся закончить вуз. Но поскольку меня признали годным только к нестроевой службе, я все увереннее втягивался в учебу. Тем более что по ряду предметов обязательного среднего образования я успешно был аттестован в вечерней школе. С родителями поддерживал постоянную переписку.

Сменив отца, ушедшего на фронт…

В один из безоблачных дней поздней осени мне вместо привычного письма вручили телеграмму с лаконичным текстом: «Необходимо повидаться. Отец». Уведомив деканат и получив разрешение на короткий отъезд, я к вечеру переступил порог семейного пристанища. Обняв родителей и сестренку, выжидающе уставился на отца. Внешне он выглядел спокойно. Выражение лица мамы красноречиво свидетельствовало о тревожном душевном состоянии. Наконец отец произнес:

– Подошел мой черед, как офицера запаса. Через неделю я должен покинуть вас. Мы с мамой решили, что ты все же должен продолжить учебу. Основная часть моего денежного содержания будет перечисляться сюда. Это пополнит семейный бюджет. Появляется надежда на перелом в войне. Будем надеяться на ее скорое окончание. – Он закончил и теперь испытующе смотрел в ожидании ответа.

Я давно к нему был готов.

– Мое решение однозначно. Маму и сестру одних я не оставлю. Кончится война – продолжу учебу в институте. Оставшиеся предметы по среднему образованию досдам в вечерней школе в Артемовском. Пойду на вагранку. Будем тебя с нетерпением ждать и надеяться на лучшее.

Последняя фраза выражала мою жизненную философию, сложившуюся еще со школьной скамьи. Она была навеяна одной из самых любимых книг нашей домашней библиотеки – «Граф Монте-Кристо» Александра Дюма. Ее завершение – «Вся человеческая мудрость заключается в двух словах – ждать и надеяться» – отражало всю гамму чувств, связанных с вынужденной разлукой с отцом.

Утром я возвратился в Свердловск. В ректорате и вечерней школе с пониманием отнеслись к моему решению временно прервать учебу. Все необходимые выписки были выданы сразу. Я написал прощальную записку собратьям по совместному проживанию в общежитии, собрал нехитрые пожитки и с большим сожалением покинул храм науки. Вечером я вошел в избу. Очередной круг замкнулся в начале пути. Через несколько дней состоялись проводы отца. Он уехал в Свердловск, а далее по назначению. Мы с мамой старались держаться. Только сестренка надрывно просила:

– Не уезжай. Без тебя так плохо! Я буду очень скучать и плакать.

Отец нежно прижимал ее к себе. Скрывая волнение, усилившееся за считаные минуты перед расставанием, успокаивал:

– Скоро, скоро вернусь, и мы снова дуэтом будем распевать любимые песни.

Очень тяжелым был момент, когда отца унес поезд. Нам всем стало так одиноко и тоскливо!

На следующее утро, отведя сестренку в детский сад, я вновь отправился на вагранку. Самым простым вариантом было возвращение к токарному станку. Взвесив все за и против, я пришел к выводу, что повторение пройденного в данном случае не совсем разумно. За относительно короткое время учебы потерян приобретенный навык и ускоренная реакция на динамику процесса, требующего большого зрительного напряжения. При сдельной оплате мой заработок не превысит трудовые доходы молодых учениц, окончивших ремесленное училище.

К тому же с уходом отца в армию мы потеряли и главного кормильца семьи. Нужно было думать о более высокооплачиваемой работе. Это возможно было в управлении или на литейном производстве. Но управленческого опыта у меня нет, и вряд ли там найдется свободная вакансия. Остается вагранка, где самая высокая оплата труда (с учетом вредности) и дотация в виде свежего молока. И я решительно направился внутрь малой домны.

На меня повеяло жарким воздухом с характерными запахами раскаленного металла и химических реагентов. С начальником литейного производства, как и с большинством работников вагранки, я общался еще во время строительства цеха станочного оборудования. Он тогда хотел привлечь меня к параллельной работе по сооружению бытовой пристройки к вагранке. Существующие условия не выдерживали никакой критики. Помыться после работы в горячем помещении было практически невозможно. Но тогда все выделенные на капитальное строительство средства ушли на ускоренное возведение цеха. Я заметил, что за время моего отсутствия визуально ничего не изменилось. Начальник производства встретил меня приветливо. На вопрос, что привело меня сюда, я ответил однозначно:

– Вы, наверное, знаете, что отец призван в армию. Вот я и прервал учебу – пришел вновь трудоустроиться на вагранку.

Получив такое разъяснение, он одобрительно покачал головой и признался, что в связи с поголовным призывом в армию ощущается нехватка работников. Поэтому мой даже единичный приход для него был подарком. Он предложил мне ряд вакансий, которые не требовали специальной подготовки. Свой выбор я остановил на физически тяжелой, но наиболее оплачиваемой работе шихтаря, «кормильца» вагранки, которая прожорливо поглощала чугунный лом вперемешку с определенными дозами других металлов и извести. Это неизменное «блюдо» именовалось шихтой, а его «кулинары-изготовители» – шихтарями.

После повторной процедуры оформления я начал осваивать новую трудовую профессию. Был проведен инструктаж по технике безопасности с письменным подтверждением, что каждая его позиция, во избежание травм, будет строго соблюдена. Мне выдали защитный комбинезон с головным убором, обувь и черные защитные очки. С первого дня выхода на работу меня зачислили на получение дополнительных продуктов, в связи с вредностью горячего производства. Бригада шихтарей состояла из четырех человек. С учетом непрерывности технологического процесса, три бригады по скользящему графику сменяли друг друга. Внутри каждой бригады также существовал принцип сменяемости. В один день два шихтаря на верхней площадке забрасывали, через воронку с задвижкой, шихту в расплав. Оставшиеся двое внизу, на уровне земли, загружали в бадью дозированную взвесь и по принципу колодезного коловорота подавали ее наверх. На следующий день менялись местами.

Такая взаимозаменяемость была необходима. Наверху, при открывании створки для забрасывания шихты, как из огнедышащего вулкана, вырывалось пламя вперемешку с тяжелыми газами различных реагентов. Чтобы не получить ожог, приходилось длинным шестом, по наклонному желобу, проталкивать шихту в круглую полость вертикального ствола доживающей свой век старой, архаичной вагранки. Здесь требовалась не только физическая сила, но и большая ловкость. К концу рабочего дня от силы и ловкости ничего не оставалось. Все находились в состоянии выжатого лимона. Кстати, лимоны в те голодные военные времена, как источники необходимых витаминов, ценились буквально на вес золота.

К счастью, глубокий, без сновидений, сон быстро восстанавливал силы. Постоянная физическая нагрузка, как в свое время на лесосеке, постепенно укрепляла мышцы. Через неделю бригада переходила в ночную, самую тяжелую, смену. Даже ее оплата шла с повышенным коэффициентом. Мама провожала меня до калитки, и я в полном одиночестве и мраке шел по знакомой дороге к огнедышащей вагранке. Стремительно надвигались холода поздней осени. Их неласковые прикосновения особенно сильно ощущались в ночное время. Поэтому горячие выбросы вагранки в условиях холодного сезона создавали определенный тепловой комфорт в рабочей зоне.

Наши будничные семейные заботы тесно переплелись с напряженно-тревожными ожиданиями весточек от отца и прослушиванием по радио военных сводок. Отец писал регулярно. Мы читали и перечитывали тексты треугольных конвертов с указанием номера полевой почты его воинской части. Он находил самые важные слова, которые вселяли надежду на скорый благоприятный исход войны и его возвращение к семейному очагу.

В конце осени поступило известие о разгроме войск вермахта под Сталинградом²⁷. До этого сводки не радовали. После первого успеха год назад под Москвой весь юг до Кавказского хребта был оккупирован. Мысленно я иногда возвращался в Ставропольский край и безбрежные калмыцкие степи с памятным ночлегом в гостеприимном совхозе недалеко от Астрахани. Тогда они казались глубоким тылом, а вскоре стали территорией противника. Поэтому робкое возрождение надежды на благоприятный исход войны стало появляться только через год нашего пребывания на Урале.

В один из дней, когда пошел новый недельный виток дневной смены нашей бригады, состоялся разговор с начальником производства. Он сказал, что появилась, наконец, долгожданная возможность возведения бытовой пристройки к вагранке. На период участия в этом процессе меня будет подменять на шихтарнике другой работник. Зарплата и дотация полностью сохранялись.

Я за этот год настолько привык к различным «ускоренным пируэтам» переключения с одного вида деятельности на другой, что спокойно принял это предложение. Имея уже некоторый практический опыт, я начал с того, что определил габариты пристройки в пределах ограниченной территории. До наступления морозов и промерзания земли следовало отрыть траншею и залить бутобетонный фундамент согласно расчетной нагрузке от предполагаемой двухэтажной пристройки. Для выполнения этого так называемого нулевого цикла требовалось не мешкая создать небольшую строительную бригаду из местных старожилов. Для работ выше нулевой отметки целесообразно было договориться с Вагифом. С поредевшей бригадой он до сих пор находился на лесосеке. Все эти соображения я изложил начальнику литейного производства. Он полностью с ними согласился. В качестве ответственного за строительство, как и в прошлый раз, назначили Айдара.

Назавтра по ранее проторенному пути мы отправились в строительное управление треста «Артемовскуголь». Леонид Русскинд встретил нас с истинно одесским радушием. С характерным воркующим произношением он снова слегка поплакался на судьбу единственного одессита в этой глуши. Затем, за чашкой чая с аппетитными булочками, расспросил о причинах повторного визита. Выслушав нас, пригласил проектировщиков. Они помогли мне произвести расчеты фундаментов, несущих конструкций стен и необходимого количества санитарных устройств. Передали методические пособия и проектные аналоги. На следующий день я приступил к ускоренной разработке чертежей. В помощь снова мне выделили Ксению. Только комнату в управлении предоставили другую. Все было почти как раньше, но зато я чувствовал себя гораздо увереннее.

От Нового года нас отделяли считаные дни. Они совпадали с годовщиной нашего вынужденного изгнания на Урал. В условиях томительной неопределенности повседневная жизнь проходила почти как в классической арии «Что день грядущий нам готовит?»²⁸. Поэтому встреча Нового года ограничилась небольшими посиделками с Агапом и Агафьей. Вместо шампанского выпили по стопке ароматного самогона за здоровье родных и близких. Того же самого пожелали друг другу. И, с надеждой на просветление в будущем, отошли ко сну, унося нехитрые подарки. У изголовья спящей сестренки я положил красочные пакеты с различными сладостями. В светелке еще накануне вместе с ней установили маленькую елку.

Ночью природа самоутвердилась. Обильно выпал снег. Усилился мороз. К счастью, было безветренно. Вместе с мамой, облачившись в теплую одежду и пимы, мы проводили полусонную сестренку в детский сад. Затем в привычном будничном режиме, утрамбовывая заснеженную дорогу, направились на вагранку.

Еще издалека я увидел, что на строительной площадке суетятся люди. Вблизи стали различимы знакомые лица. Для меня появление бригады Вагифа стало приятным новогодним сюрпризом. Мы дружески обнялись. Вагиф ознакомился с эскизом двухэтажной пристройки. Я собирался разработать еще несколько вариантов внутренней планировки и представить их на рассмотрение директору и начальнику литейного производства. Сейчас важно было, до начала сильных морозов, залить фундаменты и завезти основные строительные материалы из Артемовского.

Весь процесс строительства пристройки «под ключ» занял около пяти месяцев, вместо предполагаемых трех. Задержка была связана с большим объемом внутренней отделки, кропотливым монтажом санитарной техники, срывом поставок строительных материалов. Все это также усугублялось, как и при возведении цеха, лютой зимой и нехваткой специалистов. По счастливому совпадению, традиционную ленточку перерезали накануне моего совершеннолетия. Поэтому для меня это был настоящий праздник. Рождение второго архитектурного детища в моих глазах как бы давало надежду на скорое возвращение к родным пенатам. Этому способствовали более оптимистичные сводки с фронта. После Сталинградской победы почти полностью был освобожден Кавказ, снята блокада Ленинграда, началось освобождение Украины. Регулярные весточки отца также укрепляли надежду.

Ввод бытовой пристройки прошел скромно, без митинга и банкета. Однако была выплачена премия и объявлена благодарность с занесением в трудовую книжку. Мама накрыла скромный праздничный стол к моему совершеннолетию. В гости были приглашены Агап с Агафьей, Вагиф и Ксения. Хозяин, как всегда, принес в небольшом хрустальном графине самогон. Вагиф где-то раздобыл фирменную бутылку красного сладкого вина. Сестренка, которой меньше чем через месяц исполнялось шесть лет, впервые лизнула несколько капель этого зелья, которое мама предусмотрительно разбавила водой. Слегка поморщившись, рассмешила нас своим резюме:

– Вино мне не нравится. Горькое и не очень сладкое. Только цвет красивый. В детском саду компот вкуснее и в нем ягоды плавают.

Гости стали расходиться. Я пошел провожать Ксению. Изба ее родителей находилась недалеко. Мы остановились у калитки. Нарастающий интерес к женскому полу, особенно после дозы вина вперемешку с самогоном, проявился в полную силу. Я привлек к себе податливое молодое тело Ксении. Мои огрубевшие от физического труда, сильные руки как клещи обхватили ее. Одолевало смутное желание, которое я впервые ощутил при общении с Наталкой-Полтавкой. Тогда чистый естественный прорыв неискушенной молодости был прерван войной, разбросавшей нас в разные стороны. Тяжелый не по возрасту груз забот отвлекал от мыслей и желаний, которые стихийно периодически напоминали о себе. Я чувствовал, что нравлюсь девушкам и вызываю у них интерес. Сейчас непосредственная близость Ксении, приглянувшейся мне с первого взгляда, прорвала плотину созерцания. Я ощущал, что это взаимно. Она тихо и недвусмысленно сказала:

– Пойдем. Я одна с бабушкой. Родители уехали на заработки.

Через сени мы вошли в теплую горницу. На полатях у печи дремала старушка. «Божий одуванчик», – подумал я.

На звук шагов она не по возрасту легко вскочила и пошла нам навстречу. Обняла Ксению и с доброй улыбкой на морщинистом лице обратилась ко мне:

– Хорошо, сынок, что проводил внучку. Я уж беспокоилась. Скучает она, бедняжка. Всех женихов забрали в армию. Ну, не буду вас отвлекать. Пообщаетесь – спускайтесь к чаю.

Мы прошли на второй этаж в уютную светелку Ксении. Здесь я впервые познал великое таинство природы. Ксения была старше меня на три года и уже имела опыт неудавшегося брачного союза. Она призналась, что давно влюблена в меня, хотя понимала бесперспективность наших отношений. Я ответил ей в своей обычной манере:

– Время покажет.

Когда мы спустились в горницу, бабушка терпеливо ожидала нас. После чаепития я распрощался и по безлюдной сельской улице направился домой. Около полуночи переступил порог избы. Мама, по обыкновению, не ложилась спать до моего прихода. Она ни о чем не стала меня расспрашивать. Мы пожелали друг другу доброй ночи и отправились на покой по своим теплым местам на полатях. Несмотря на усталость и позднее время, я долго не мог уснуть – сказывалось сильное перевозбуждение событиями дня. Из головы не выходила Ксения и совершенно новые отношения, которые сложились между нами.

На следующий день я вернулся на поприще шихтаря. Накануне, в мой день рождения, Вагиф предложил снова поехать с ним в Тавду на лесоразработки. На этот раз я отказался, хотя работа на свежем воздухе в лесу ни в какое сравнение не шла с отравленной атмосферой вагранки. Но после вынужденной ставропольской отлучки даже в мыслях исключал возможность оставить маму с сестренкой в одиночестве. Кроме того, первые составы стали увозить на запад эвакуированных жителей Кавказа, Ленинграда, Донбасса и других освобожденных регионов. К сожалению, последующие сводки были менее определенными. Особенно нас огорчала нестабильная обстановка в районе Харькова. Ведь от него до Полтавы рукой подать. Но близок локоть – да не укусишь. Поэтому наша жизнь продолжалась в привычном режиме.

Самую большую радость, как и прежде, доставляли письма отца. Он писал регулярно и с оптимизмом. Ежедневные сводки и весточки с фронта как бы дополняли друг друга. Прояснение нашей дальнейшей судьбы наступило в конце осени. В конце сентября 1943 года Полтава была освобождена. Обратная дорога, после двух лет вынужденного изгнания, открылась. За этот короткий и в то же время очень длинный период нам удалось не сломаться и выдержать испытания на прочность. Мы стали усиленно готовиться к возвращению к родным пенатам.