Kitabı oku: «Первый обсидиан»
Первая книга трилогии повествует о смертном парне, который становится учеником миродержцев – создателей своего мира, Омниса. Они не боги, они сновидцы, потому их контроль над миром куда слабее, чем им бы хотелось, но именно эта их особенность и объединяет их с простыми смертными обитателями Омниса, которым есть чему поучиться у этих древних существ.
Омнис – мир нестабильной, дикой магии, которую перед использованием необходимо укротить или, выражаясь научно, стабилизировать, и к этому способны все существа планеты. Кроме людей.
Люди, созданные по образу и подобию миродержцев, унаследовали главный изъян своих создателей по тому же принципу, по которому наследственная болезнь передается от родителей к детям. Чтобы хоть немного исправить ситуацию, миродержцы возвели систему трех Хор: магомеханизмов, стабилизирующих магию. Хора Тенебрис в этой системе служил точкой равновесия между двумя другими Хорами: Хорой Солярис и Хорой Лунарис. Там, где пересеклись их области влияния, лежит Ничейная Земля – регион не просто дикой, а аномальной магии, где магам не место, – территория беззакония, чудес и чудовищ. Зато по обе стороны от нее расцвела омнисийская цивилизация, где магия и научный прогресс идут рука об руку.
Все бы замечательно, но однажды одну из Хор похищают. Непонятно, кто это сделал и зачем, ведь в Хорах нет никакой тайной силы и вне системы Трех они бесполезны. Есть еще и вопрос как, ведь дотронуться до Хоры и остаться в живых не может ни один смертный.
Именно в этот тревожный для всего мира момент новый ученик миродержцев и принимает свое ученичество. Учиться всему придется быстро и прямо на ходу.
Сайт автора: mildegard.ru
Пленяет мудрой глубиной
Холодный черный цвет…
Ты взглядом встретился со мной,
Не-воин, не-поэт…
Трепещет сердце, бьется мысль –
Ты молод, смертный мой…
Зачем твою простую жизнь
Свела судьба со мной?
Я слишком многих повидал,
Кто Небом озарен,
Кто славой пламенной блистал
Тогда со мной вдвоем…
А ты так прост, открыт и мил.
Тебе не по плечу
Быть магом запредельных сил
Или служить мечу.
И ты сумел меня согреть:
Душа твоя тепла.
Не видно, сколько ни смотреть,
В ней никакого зла.
Твой гнев – и тот без тени тьмы…
Таких я не встречал.
Невольно ты ведешь умы
К началу всех начал.
Но если встанет на пути
Твоем большой герой,
Я чувствую, ты уж прости,
Он справится с тобой.
Глава первая. На краю Ничейной Земли
В Арен-кастеле стоял знойный полдень. Горожане, как водится, расселись по фонтанам, поближе к спасительной влаге. Желтые улицы с желтыми домами под высоким бирюзовым небом пустовали. Горячий ветер кружил по брусчатке мостовой песок, именуемый на здешнем наречии не иначе как «арен».
Название «Арен-кастель» означает всего лишь «песочный замок». Тут и вправду все кажется сделанным из песка, точно домики и башенки в детской песочнице. Красивая иллюзия… ибо замешанный на здешнем «арене» цемент, единожды застыв на солнце, уступит в прочности лишь монолиту Странников.
Владислава бодро шагала по дороге. Рифленые подошвы ботинок бесшумно печатали пыль и песок. Не зная Кулдагана, подумаешь, что никто давно здесь не ходил и не ездил: слой песка на избитой брусчатке дороги приличный, а ворота распахнуты настежь.
«Глядя на такое запустение, то и дело ловишь себя на мысли, что город вымер, – подумала себе Владислава, входя в Арен-кастель, – глупость, конечно…» Она прошла мимо фонтана, облепленного горожанами, как мухами.
Чему удивляется каждый, кто посещает Кулдаган впервые, так это неестественному однообразию лиц, словно в каждом городе живут одни лишь близнецы – сестры и братья. В Арен-кастеле можно увидеть только черноволосых черноглазых женщин и светловолосых зеленоглазых мужчин. Они, как капли воды походят одна на другую в дожде, походят на основателей города – Дэл и Эмэра. Кровь первых сильна, ее не перебить ничем. Пройдя насквозь Кулдаган, начнешь дуреть от городов, в которых из века в век все жители копируют Прародителей, невольно затоскуешь по многоликим Мирумиру и Аджайену: в портовых городах собирается торговый люд со всего мира – вот уж где мелькают самые разные лица.
В воде фонтана весело плескались одинаковые детишки, а одинаковые взрослые сонно сидели по краям и со скучным видом лущили орехи, от которых скорлупы вокруг фонтана со временем накопились целые горы – слой скорлупы, слой арена, снова слой скорлупы… На Владиславу никто не обратил внимания. Нечему удивляться, Странники здесь ходят часто. Не будь сейчас день, кто-нибудь, пожалуй, окликнул бы ее, чтобы расспросить гостью о новостях в большом мире, но днем местные даже не любопытны.
В кулдаганских городах настоящая жизнь начинается лишь с заходом солнца. Невзрачные днем, эти города сияют в бархатной ночи, точно звезды, спустившиеся на землю. А под палящим солнцем жизнь затихает, прячется в тени домов, жмется к городским фонтанам. Странники живут иначе. И чтут Кулдаган дневной не меньше ночного.
Кулдаган! О, Кулдаган – это особая статья… С ним у Владиславы связано слишком много. И с ареном, мягко ложащимся в дюны, и с городами… Сюда нужно было вернуться давно. Просто пройтись бесшумным шагом по поющему песку, просто встретить чернильную тьму здешней ночи, без всякой спешки, не так как сейчас, когда время течет так быстро, а впереди – неприятный разговор.
Дома-кубики вдоль улицы пестрели табличками и вывесками. Владиславу интересовали продукты, оружие и гостиница. Слово «гостиница» (дларь, по-здешнему) стояло на пяти одинаковых домиках кряду. Чего долго выбирать – пусть будет тот, что ближе. Продуктовая лавка откроется «на закате», как гласит табличка. А что до оружейной, то та нашлась в конце улицы. Отчаянно яркая табличка с большими витиеватыми буквами наводила на мысль, что покупатель тут – редкий гость. И то, что кулдаганская оружейная работает даже в дневное время, – лишнее тому подтверждение.
Владислава поправила на плечах тяжеленный рюкзак и направилась к двери. Тишина на улице была такая глубокая, что любой звук, даже тиканье часов на башенке одной из дларей, звенел в ней, не встречая препятствий.
В оружейной царила приятная прохлада, спасибо толстым стенам в полметра толщиной. Никаких окон, кроме двух наверху, да и те крохотные: только для того, чтобы проходил воздух. С потолка на длинных шнурах свисали лампы (хитро! Чем меньше расстояние до пола, тем лучше все освещается), а по стенам хозяин развесил заботливо начищенное коллекционное оружие – боевое же стояло на стендах, чтобы каждый мог взять и посмотреть поближе, постучать ногтем по клинку, уронить волосок на лезвие. Оружейник сидел в высоком кресле, к двери спиной и, похоже, сладко дремал, как почти все тут в дневное время, а то и вовсе спал, не печалясь о посетителях. Владислава решила пока его не будить, опустила рюкзак на пол и стала присматриваться к товарам.
Она всегда любила оружие. При виде хорошего меча, лука или чего-нибудь огнестрельного в глазах ее загорался восторженный огонек. Так и сейчас: сразу забылись выставленные в длинную очередь на решение проблемы, дорожная усталость да камень, что лежал на душе.
Владислава взвесила в руках добротный двуручник. Не ее это оружие, слишком тяжелое для тонкого и гибкого тела, но таким мечом воевал ее отец, и если надо, Владислава самым тяжелым двуручником покрошит в капусту кого угодно. А вот цеп, любимое оружие ее деда. Владислава просто посмотрела несколько разных цепов поближе, представив, как оценил бы их дедушка, что пожурил бы, над чем губами причмокнул бы с насмешкой.
Луки, короткие, длинные, и в рост взрослого человека, тетиву которых не каждый воин сумеет натянуть. Арбалеты, от простых до скорострельных с самыми заумными механизмами. Стрелами и арбалетными болтами вся стена увешана. Рядом ящик с образцами наконечников. Метательного оружия целый арсенал. Разновидностей даже больше, чем стрел.
Секиры. Алебарды – любимое оружие городских стражников, которым, благодаря длинному древку, очень удобно разгонять толпу и держать ее на расстоянии. Дубины, булавы…
Катаны! А вот на них Владислава посмотрела с искренним восхищением. Это ее оружие. Конечно, за Кулдаганом лежат земли, где мечи и луки не в чести, а всем правит хорошая огнестрелка, но все равно, почему бы просто не посмотреть?
Уверенный взгляд пробежался по ряду новеньких катан. Да, местный мастер был неплох, очень даже. Тем не менее, не на его мечах Владислава остановила взгляд, а на необычной катане, скромно примостившейся скраю. Уже не тот стиль, уже не тот мастер, хотя соответствовать стилю местного оружейника некто явно пытался. Должно быть, ученик. Владислава тепло улыбнулась и, сняв столь приглянувшуюся ей катану со стенда, рассекла воздух множеством сверкающих, как молнии, ударов.
– Потише, красавица, – услышала она ласково-насмешливый молодой голос.– А то зарубишь меня невзначай, – это был оружейник. Он, оказывается, давно проснулся и наблюдал. И нет, в опасности он не был, так как близко подходить и не думал.
– Извини, мастер, – сказала Владислава, с учтивым поклоном возвращая катану на место.
– Да ладно, – отмахнулся оружейник. – Я близко не подходил, потому и жив до сих пор. Как тебя зовут-то?
– Владислава. Можно просто Влада.
– Кангасск. Просто Кан, – изящно поклонился парень.
Владислава посмотрела на него с интересом. Черные волосы, зеленые глаза, лицо, необычное для потомка Дэл и Эмэра, рост ниже, чем у местных.
– Ты нездешний, – сказала она, – верно?
– Да здешний я, здешний, – с некоторым раздражением произнес Кан, – просто я урод, и меня еще в детстве должен был убить праведный гнев Прародителей.
– Я бы не сказала, что ты урод. По-моему, очень славный парень, – честно призналась Влада.
Кангасск пожал плечами. Не убедила.
– Ты сама-то откуда? Кто твои предки?
Владислава весело усмехнулась. Конечно, бедолага Кан надеялся услышать от нее название ее родного города и имена Прародителей.
– Мою семью знают в Кулдагане как Странников, – только и сказала она.
– Странники, значит, – глаза Кана загорелись. – Так это ваша семейка извела под корень и без того исчезающий вид огненных драконов?
– Да, если считать всех Странников одной семьей, то да, – уклончиво ответила Влада.
– Спасибище вам большущее! – просиял Кангасск. – Давно этих гадов надо было кончать! Знаешь, Арен-кастель всегда был пунктом отдыха на пути их перелета. Рассядутся толстыми задами на наших домах, как куры на насестах, – так носу на улицу не кажешь неделю, чтоб не слопали тебя ненароком… Специально для тебя скидка 50%, да простит меня мастер.
– Так ты не мастер?
– Нет. Я подмастерье. Причем, по словам мастера, бездарный. – Кан вздохнул.
– Ладно… Скажи, где тут у вас огнестрелки, – перешла к делу Влада.
– Ах, огнестрелки. Огнестрельное оружие… – замялся Кан.
– Ага. Я хочу купить.
– Зачем?
– Иду в Горелую Область.
– И чего ради? Я бы туда ни за какие коврижки… – пожал плечами оружейник. – Я слышал… – и тут он приготовился рассказать увлекательную историю.
– Пушки, Кан, – твердо и настойчиво произнесла Влада.
– У меня их нет, – сознался Кан после долгой паузы. – Время золотой лихорадки уходит. На нем город наш вырос вдвое, и без сумасшедших путников ему придется плохо, но что поделать? Сейчас редко кто ходит туда-сюда через Горелую Область, потому и огнестрелок не держим. А пороха у нас нет, ясное дело. Можно в Торгор сходить, там все сделают на заказ.
– Как плохо-то! – Влада почмокала губами, совсем как ее дед, когда замечал в чем-нибудь изъян. Впрочем, вопреки словам, особо расстроенной она не выглядела. – Спешу я, Кан. Некогда мне назад в Торгор идти. Некогда. Ну что ж, пойду как есть, с мечом. Почем вот эта катана у тебя?
Кангасск, кажется, пытался что-то ответить, очень пытался, но так и не произнес ни слова. С минуту он только беспомощно открывал рот, как фонтанная рыбка, умирающая на песке.
– …пятьдесят монет… – выдавил он наконец и вдруг взорвался: – Влада, умоляю, не надо! В Горелую Область и с огнестрелкой-то не всякий сунется…
– Кангасск, перестань. Не впервой, – снисходительно улыбнулась Влада, отсчитывая звонкие денежки.
– Может… может, сходим куда-нибудь? – спросил Кан с надеждой. – У нас театр есть, музей, ресторан дневной…
– Нет, благодарю. Пойду отосплюсь в гостинице – и в путь с утра пораньше.
Тихий и печальный, Кангасск донес Владиславе тяжелый рюкзак до ее комнаты, после чего сделал вторую попытку отговорить девушку от столь рискованного путешествия, но был мягко выпровожен за дверь.
Вернувшись в оружейную, юный кулдаганец не мог найти себе места. В кресле, сложив ноги на стол, – лежал; пальцами по подлокотникам – барабанил; даже толстенный фолиант по теории Ничейных Областей пытался читать. Впрочем, тоскливых параграфов он никогда осилить не мог и читал только краткие резюме в конце каждого: там и только там автор обычно изъяснялся по-человечьи, переводя суть вышеописанного с тяжеловесного канцелярита на более живой и привычный язык.
"Ничейная Земля – регион, известный своей магической нестабильностью. Любое, даже самое безобидное заклинание здесь взрывоопасно и непредсказуемо.
Вывод первый: ступая на Ничейную Землю, следует на время забыть о магии, а также не держать при себе магических предметов.
Порох в различных Областях Ничейной Землю взрывается с разной силой или не взрывается вовсе (последнее касается Мертвой Области, Лунной Области и др.) Предполагается, что причиной тому – небольшой магический потенциал, который имеют ингредиенты пороховой смеси: в таком случае они попадают под действие нестабильного магического поля.
Стабильные Север и Юг, где для взрыва необходимы большие количества пороха, используют его лишь в тяжелых городских пушках и для подрывных работ в шахтах. Таковы же условия в большинстве Областей, с некоторыми вариациями. Легкие ручные пушки в ходу только в некоторых Областях (например, в Горелой Области), где условия таковы, что взрыв достаточной силы может обеспечить небольшая масса пороха.
Вывод второй: ступая на Ничейную Землю, следует предусмотрительно выбрать подходящее оружие. Холодное всегда будет к месту, а огнестрельное – в зависимости от Области. Тут жизнь путешественника зависит от правильного выбора огнестрелки не меньше, чем от осторожности с магией.
Границы Областей весьма расплывчаты. На картах можно увидеть лишь центр Области, отмеченный точкой; пунктиром отмечают примерный радиус действия областных законов. Радиусы действия соседних Областей могут перекрываться, образуя длинные интерстиции…"
Кангасск захлопнул пухлый том, выпустив в воздух фонтанчик книжной пыли, и закрыл лицо руками. Ему было плохо. Стоило смежить веки – виделось юное, с задорным носиком лицо Владиславы, обрамленное ореолом лохматых, выгоревших на солнце кудряшек, и глаза ее – цвета крепкого чая, каких Кан в жизни не видел ни у своих родичей, ни у прочих жителей Кулдагана. Ну как эту чудесную девушку в Горелую Область отпустить? Да еще без огнестрелки!
Он оглядел магазин, где на оружие, лениво кружась, опускалась проникшая через дверь пустынная пыль; попытался припомнить всю свою жизнь в городе. Вспоминалась какая-то ерунда да серость, да еще и то, что его с детства за глаза уродом звали все кому не лень. А вот Влада пришла и сказала, что он на самом деле славный парень!
«Да катись оно все!» – не выдержав, крикнул Кангасск и вскочил с кресла. Вооружаясь со стендов, он даже «Да простит меня мастер» забыл произнести. Собрал вещи, сел в коридорчике той самой длари, где остановилась Владислава, под дверью ее комнаты, и стал ждать утра.
Утренний свет не проник сквозь зашторенные окна длари. Только по тишине, слегка разбавленной шуршанием потревоженного ветром песка, можно было понять, что ночь кончилась. Ночью город, залитый светом масляных фонарей, был живым и шумным, а сейчас вновь затих.
Владислава сидела над картой Ничейной Земли, исчерченной пересекающимися красными кружками Областей. Планы были самые разные. В частности, добыть в Рубеже быструю чаргу и покрыть весь путь в кратчайшее время.
Между сегодняшним днем и предстоящим неприятным разговором лежало еще, по крайней мере, четырнадцать дней, но от этого было не легче.
Свернув карту, Владислава подняла на плечи рюкзак и толкнула дверь. Та мягко проглотила толчок и открываться не собиралась.
«Это еще что?» – мысленно возмутилась девушка и отвесила двери хорошего пинка, от которого Кангасск, спавший к двери спиной, кубарем откатился к стене, не успев даже толком проснуться по пути.
– Ты что тут делаешь? – был вопрос.
– Я… это… ждал всю ночь. Под утро чувствую – засыпаю, вот и сел спиной к двери, чтоб, если усну, тебя не пропустить. Вот! – победоносно улыбнулся Кан.
Владислава многозначительно подняла правую бровь, ожидая объяснения. И оно последовало:
– Я иду с тобой!
Молчание.
– Все равно уйду! – упрямо твердил Кан. – Не удержишь. Следом буду идти, а в Горелую Область одну тебя не пущу!
«А почему бы и нет? – вдруг подумалось Владиславе. – В походе шустрый парнишка помехой не будет. А здесь ему жизнь не в жизнь, коль он местный уродец. Так хоть мир посмотрит.»
– Оружием владеешь? – спросила Влада спокойно.
– Да! – выпалил Кан, вложив в это слово всю ту ярость, которую припас для убеждения путешественницы. Получилось смешно.
– Каким? – заулыбалась она.
– Из лука стреляю! Лучший стрелок во всем Кулдагане! – это могло быть правдой, так как в Кулдагане вообще мало кто умеет с луками обращаться (с деревом плохо – из чего стрелы-то делать?), все больше пращи разматывают, благо камней тут навалом. – И, как полагается оружейнику, владею одинаково обеими руками и могу неплохо обращаться с любым оружием… какое когда-либо делал, конечно.
– Понятно. Пошли, – пожала плечами Влада и направилась к выходу в сонный утренний город.
***
На пути к перевалу, открывающему путь в Ничейную Землю, Кулдаган с боем сдает последние рубежи: барханы высятся такие, что впору назвать каждый крепостным валом. И штурмом брать впору.
Кангасск и Влада шли пешком. Юный кулдаганец сначала шагал браво, даже порывался отобрать у девушки тяжелый рюкзак (рюкзака ему не дали, конечно) и тащить его вдобавок к своему, но часа через два понял, что погорячился. Еще два часа добили его совсем: Кангасск плелся по песку, оставляя следы, соединенные между собой: ноги волочил, как старик. Девушка же, напротив, держалась так, как подобает Страннице, всю жизнь проведшей в песках.
– Может, лучше вечером было пойти, по холодку? – спросил у нее Кан.
– Нет, не лучше, поверь мне, – категорично заявила воительница и как ни в чем не бывало продолжила шагать.
Спрашивать, почему не лучше, Кан не стал: совсем из сил выбился. Еще целую вечность он плелся за Владой, наловчившись даже как-то дремать на ходу. Перед глазами плыл покрытый волнами унылый песок, что вполне способствовало снам.
Но вот ноги, привыкшие к мягкому арену, ступили на твердую землю, и Кан от неожиданности проснулся. Сквозь песок проступала брусчатка древней дороги! Он глянул вдаль и увидел, что монстры-барханы, приближаясь к Горам Кольца, сходят на нет! Но до гор было еще топать и топать. Зато возле дороги высилась огромная черная стела, символ неизвестно чего, но в данном случае – тени и возможности отдохнуть.
Как же было славно просто сесть и вытянуть усталые ноги! Да сбросить с плеч рюкзак и мокрой от пота спиной прислониться к прохладному камню! Да водички глотнуть, благо в нескольких днях пути от Рубежа нет надобности сильно жалеть воду.
Вымотавшийся за дневной переход Кангасск быстро заснул в тени стелы. Ему что-то снилось. Что-то мечтательное, воздушное, влажное, как брызги фонтана, принесенные ветром и коснувшиеся лица.
Его разбудила Влада. Открыв глаза, Кан обнаружил в небе рыжий вечер, обещающий прохладу и отдых от жестокого солнца, а на дорогу, покидая строптивые барханы, ступал караван.
– Я прошла с ними Кулдаган, от самого Торгора, – объяснила Влада. – Потом они свернули к Альдарен-турину, а я отправилась в Арен-кастель за огнестрелкой. Вот и встретились снова. Дальше с ними пойдем, я договорюсь.
Кангасск молча кивнул. Переговоры у Влады, подкрепленные звонкой монетой, похоже, пошли хорошо, потому скоро они ехали в составе каравана, устроившись меж горбов неторопливого пустокора. Путешествие (особенно учитывая близкое соседство с милой девушкой, которую Кан даже за талию приобнял) сразу превратилось из мучительного в приятное.
– Без каравана тут тяжело, – сказала Влада. – Дорога зажата барханами с двух сторон. Шальные ребята наведываются регулярно.
Кан понимающе кивнул.
– Можно за меня не держаться, – как бы невзначай обронила Влада, – с пустокора и так не свалишься.
– А если усну? – с вызовом, лукаво сощурившись, спросил Кан. Убирать руку с тонкой талии ему не хотелось.
– Не спи, – не приняла шутки Влада. – Нападут и порежут тебя сонного почем зря. Смотри по сторонам. Каждая пара глаз важна. Вдруг заметишь чего.
Спускалась ночь. Всю жизнь просидевший в Арен-кастеле Кангасск не видел ночи за его стенами. А она оказалась жуткой. Что-то зловещее было в тьме, опустившейся на волнистую поверхность пригорного Кулдагана. Видимо, ему передалось еще и беспокойство караванщиков, – Кан стал вздрагивать на каждый шорох, каждое движение на фоне спокойного песка, будь то даже безобидная крыска-тушкан.
Ночь может быть страшной! Еще вчера Кангасск, сидя в оружейной, посмеялся бы над этим. Он помнил ночи, порезанные на кусочки ярким светом фонарей и вывесок. Ночи, наполненные городским шумом. А не такие – темные, тихие, опасные…
– На этом участке пути привалов не делают, – объяснила Влада. – Пустокоры-то выносливы: двухдневный переход без сна и отдыха им вполне по силам, а вот нам придется побороться со сном.
– А я еще и всю попу себе отсидел… – горько пожаловался Кангасск.
Влада неожиданно звонко расхохоталась. Спохватилась и закрыла рот ладошкой она быстро, но этот славный смех, смахнувший разом все ужасы ночи, еще долго звучал у Кана в ушах. Он разулыбался и стал подумывать о том, что неплохо бы как-нибудь рассмешить ее еще раз.
«И смех-то у тебя чудесный, Влада,» – подумал он мечтательно. В тот же момент мир качнулся, как на качелях, и погас.
***
Сознание вернулось не сразу. Сначала пришла боль, потом – все остальное. Болела голова. Еще не открывая глаз, Кан дотронулся рукой до макушки – и рука вляпалась в теплую загусшую кровь.
Открыв глаза, Кангасск приподнялся на локте и обнаружил себя в гуще битвы. Внимания на него не обращали, считая трупом; проскочившая мимо Влада едва об него не споткнулась. Растрепанная, в заляпанном кровью плаще, она с катаной в одной руке и мечом-спутником в другой отбивалась от пятерых нападавших, мастерски сбивая их в кучу и не давая толком развернуться. Известная техника против толпы, – туманно оценил Кан.
Звуки доносились до него приглушенными, перед глазами все плыло и двоилось. В последний раз такое было с Кангасском после самогона, которым его угостил мастер Эминдол (с тех пор Кан поклялся ни капли спиртного в рот не брать), но он заставил себя подняться и, выхватив меч, с полнейшим безрассудством бросился в битву. Должно быть, пьяный воин с залитым кровью лицом, бегущий вперед не разбирая дороги, выглядел жутко, потому что разбойники попятились, а несколько особо мелких рванули наутек. Кан еще успел заметить, что внешность у бежавших совсем не человечья: чего стоят одни только выпученные неморгающие глазищи да пасть до ушей с частоколом мелких острых зубов.
Все бы хорошо, только вот опомнились нападавшие быстро. Вернулись назад и мгновенно окружили одинокого воина. Меч свистел и пускал лунные блики во все стороны; кажется, Кангасск даже попал по кому-то несколько раз – он уже ничего не понимал… кроме того, что зарубят его тут как пить дать. Или кто-нибудь из этих маленьких пучеглазых уродов, разматывающих пращи с высоты барханов-монстров, прицелится получше – и…
Впрочем, ему повезло. Как и всему каравану. За барханами тонко зазвучал разбойничий рожок, подавая сигнал к отступлению. Перестроившись, разбойники принялись отступать, отгораживая караванщиков от пустокора с поклажей, которого палками погоняли пучеглазые коротышки. Пожалев своих людей, защитники каравана отказались от преследования, и несчастный пустокор исчез в пустыне; его жалобный стон слышался еще долго. Пустокоры – они такие: сильно привязываются к хозяину. Жаль, эта сердечная преданность граничит с непроходимой тупостью, иначе эта махина раскидала бы захватчиков, как муравьев.
Убедившись, что нет погони, вскоре и пучеглазые пращники, от которых было черным-черно на барханах, исчезли в темноте. И вновь – тихая ночь кругом, будто и не случилось ничего.
Есть два способа собрать яблоки. Один из них такой: порубить все деревья под корень, тогда урожай будет большой. Но только один. На следующий год ни одного яблочка не дождешься. Похоже, разбойники чтили древнюю мудрость, иначе, пожалуй, перебили бы караванщиков всех до единого. Или им своих терять не хотелось: вздумай они продлить битву, их людей тоже полегла бы половина.
Караван стоял. Успокаивали перепуганных пустокоров, перевязывали раненых, хоронили убитых, прямо в песке, недалеко от дороги. Хмурые, измученные люди молча взирали друг на друга.
С Кангасска постепенно сходил дурман битвы. Прояснилось зрение, нахлынули отвращение и ужас. Ноги подкосились. Стараясь держаться достойно, Кан упал на одно колено и случайно заглянул одному из мертвых разбойников в лицо…
– Все в порядке, Кан? – спросила Влада, присев на корточки рядом.
– Да… – выдохнул Кангасск, устало порадовавшись, что с ней тоже все хорошо. – Знаешь, кто эти люди?
– Кто?
– Уроды, – мучительно выговорил он. – Такие же, как я. Вот этот – тоже из Арен-кастеля, черты Прародителей в нем узнаю, только перемешанные, как и мои. Тоже, видать, травили всю жизнь, вот и ушел в разбойники… может, и неплохой парень был раньше.
Владислава ничего не ответила, только молча склонила голову и положила ладонь ему на плечо.
Вскоре Кан взял себя в руки. Встал, вытер от крови свой новенький, побывавший сегодня в первой битве клинок. От мертвого разбойника он отвернулся и, решив сменить тему, поддел носком ботинка тушку зарубленного им пучеглаза.
– А этих, – сказал Кан, – в первый раз вижу.
– Маскаки, – пожала плечами Влада. – Не поверишь: эмигранты с Севера. Там таких полно.
– …Ты была на Севере? – расспрашивал Кангасск, пока Владислава перевязывала его разбитую (благодаря одному из зубастых пращников) голову.
– Была, и не раз, – ответила девушка.
– Ох, ну и как там?
– Неплохо. Зимой снег падает. Тебе понравится.
– Про снег я читал… это вода замерзшая. Говорят, красиво… – Кан спохватился. – А мы что, на Север идем?
– Вполне возможно. Пока нас интересует одна небольшая Область в Ничейной Земле, а там посмотрим. Все, хватит вопросов, – сказала Влада строго. – Караван скоро отправится. Сядешь на пустокора впереди меня, прислонишься к горбу и поспишь. Я прослежу, чтоб ты не упал. И не спорь!
«…Север… – думал Кангасск, засыпая. – Волшебный Север…» Он погружался в дрему, укачанный мерной поступью пустынного зверя, и чувствовал, как его обнимают осторожные, внимательные руки, чтобы он спал спокойно, не боясь упасть.
Еще полтора дня караван провел в пути. Ехали в напряженной тишине, почти никто не разговаривал, даже Владислава, взявшаяся было объяснять впервые выбравшемуся за город парню, что к чему. Все смотрели по сторонам, в том числе Кангасск. У него жутко болела разбитая голова, потому он молча злился и держал свой короткий лук наготове, так что маскак, некстати мелькнувший над шапкой бархана, получил стрелу прямо в свой выпученный глаз.
– Аааа! Получи, сволочь! – победоносно прорычал Кангасск.
– Молодец! – похвалила Влада, одобрительно хлопнув парня по плечу. – Разведчика пристрелил. Если б в прошлый раз так, то та шайка на нас бы не вышла.
– Может, они не по одному ходят, – усомнился стрелок. – Вдруг их двое было. Второй-то сейчас, небось, несется меж барханов к своим.
– Даже если так, они все равно поняли, что мы начеку, что у нас стрелы на тетиве, и наготове камни в пращах. Не будут они нападать.
Караванщик, ехавший впереди них на своем пустокоре, обернулся и кивнул. Согласился, значит.
Что ж, действительно никто больше не напал. Постепенно выровнялись упрямые бугры барханов, древняя дорога вынырнула из-под песка и открыла взору чудную брусчатку, где каждый камень сплошь покрывали древние руны. Кангасск спросил Владу, зачем, на что она ответила, что, мол, это заклятие, отгоняющее пески, иначе арен давно покрыл бы дорогу. И пожалела еще, что со временем руны стираются и заклятие слабеет, а значит, скоро Кулдаган проглотит дорогу целиком.
К утру следующего дня усталый караван вошел в пограничный городок, расположившийся у подножия гор по обе стороны перевала, куда загибалась древняя дорога. Звался он просто и ясно – Рубеж. Городок небольшой, но добротный. Есть у него и стены из замешанного на арене цемента, и небольшое ополчение, чтобы оборонять город от разбойничьих набегов.
Жители Рубежа, как и все нормальные люди, жизни радовались днем, а не ночью (что немало удивило Кангасска). А еще этот пограничный городок нарушал незыблемые законы Кулдагана: не найти было здесь двух одинаковых лиц. На сотни снующих по улицам разных людей Кан смотрел открыв рот. Видя его восторг и удивление, Влада улыбалась, а такая улыбка означает: «Я рада, что ты рад».
Гостиницы здесь тоже звались дларями, но строились многоэтажными – в виде башенок, опоясанных винтовыми лестницами. Влада, пожелав тихого отдыха, выкупила верхний этаж, где было три свободных комнаты. Одну заняла сама, вторую занял Кангасск, а третья так и осталась пустой.
Кангасску – любителю днем поспать – поспать как раз и не дали. Несмотря на все протесты, он был отведен к лекарю. Магию в такой близи от Ничейной Земли не жалуют, посему лечили Кана какой-то дурно пахнущей мазью и отваром корней жога, жгучего до ужаса, что вполне оправдывает его название. После Влада потащила его на рынок – за доспехами.
Доспехи можно было выбирать на любой вкус. Любые шлемы, кольчуги, кирасы – все, что душе угодно. Однако Влада позвала оружейника и потребовала кевлар. Старый мастер долго ворчал, но заказ принес. Кангасска эти «доспехи» здорово разочаровали: куртки да плащи, подбитые чем-то, какая же в них защита? А уж цену старик заломил! Но Влада только кивнула и выплатила все, не торгуясь.
Огнестрелки, даже самой захудалой, у оружейника не нашлось. В Горелую Область, говорит, никто не ходит больше. Идут все в обход. На две недели дольше, зато надежней. А кевлар этот – вообще семейная реликвия, память об удаче во время золотой лихорадки, когда отец молодой был и ходил за золотом в Горелку.
