Kitabı oku: «Шутки старых дев»
До сих пор толком не могу понять, чего мне приспичило тащиться через тот садик? Вполне могла бы пройтись по улочке, которая в этот, надо отдать ему должное, сильно вечерний час была тоже довольно безлюдна, но все-таки не настолько, как пустующая по вечерам территория детского садика. Ну и что с того, что по улочке до бабушкиного дома пришлось бы сделать солидный крюк? Нельзя же всегда переть напролом, полагаясь только на свою удачу; она дама капризная, и к тому же некогда ей поминутно порхать надо мной – у нее имеется масса других дел, может и не уследить. И что с того, что в этом самом садике прошли мои детские годы? Что с того, что здесь я играла и пряталась? Наоборот, зная, сколько тут потайных местечек для засад, могла бы предположить, что ими могут воспользоваться и другие, причем для забав отнюдь недетских. Что делать, ведь люди с годами становятся серьезнее, и их игры соответственно тоже.
Однако ничего подобного мне в голову почему-то не пришло, и я отважно потащилась через пустой и уже темный – по случаю разыгравшейся непогоды – садик, да еще принялась бодро насвистывать себе под нос какой-то мотивчик. К бабушке, видите ли, торопилась! Дура! Если они меня там с восьми вечера ждали, так и еще немного бы подождали, ничего бы с ними не случилось. За прошедшие годы деревьев и кустов на территории детского садика значительно прибавилось. То ли на озеленение не скупились, то ли место тут такое, что зелень произрастает самовольно и без каких-либо дополнительных субсидий. Как бы то ни было, а ее, этой зелени, тут столько, что дух захватывает. Вдобавок многие деревья – в частности, тополя – вымахали до неприличных прямо-таки размеров, даже перерастали здание садика, двухэтажное, как и большинство зданий подобного типа. В жару и днем – на худой конец, утром – тут, должно быть, премило, но в тот момент мне стало не по себе уже после нескольких робких шагов. Их как раз хватило на то, чтобы я оказалась на достаточном расстоянии от забора и смогла в полной мере оценить уединенность садика и оторванность его от всего остального мира. На территорию садика я попала через дыру в проволочной сетке, наивно полагая, что об этой дыре знаю лишь я одна.
Тропинка змеилась между детскими горками, качелями и клумбами, на которых росли ранние и слегка подпорченные ночными заморозками сорняки. Забравшись в глубь садика, где меня уже точно не было видно с улицы, я почувствовала неприятное покалывание в области позвоночника, но даже это предостережение не заставило меня повернуть обратно. Я упорно перлась вперед. Более того, вспомнив о том, что за здоровьем надо следить, принялась усиленно дышать свежим воздухом. Из-за своих дыхательных упражнений я и не заметила фигуру, притаившуюся в кустах, обильно разросшихся возле крыльца. Зато я обратила внимание на тень от этих кустов. Тень выглядела весьма причудливо – так, словно в кустах кто-то сидел, держа при этом в руке какой-то продолговатый предмет. Чтобы разглядеть его получше, я наклонилась, а затем резко сделала шаг в сторону – захотелось посмотреть и в середину куста, но мешали ветки. И вдруг из кустов, скорее всего из того места, где находился заинтересовавший меня предмет, вырвалось пламя. Выстрела я не услышала, но не потому, что меня сразила вражеская пуля, а потому, что звука, в сущности, не было, просто раздался негромкий хлопок. Даже моих скудных мыслительных способностей хватило на то, чтобы сообразить: мне тут не рады и надо уносить ноги, пока они еще при мне. Сообразила я это мгновенно, есть чем гордиться.
Я бросилась по направлению к ближайшему – и единственному – фонарю. Безусловно, это было не слишком-то умно с моей стороны, так как бежать следовало к выходу, а не к фонарю – к тому же он не горел. В общем, я здорово облегчала задачу таинственному охотнику; этот охотник вместо того, чтобы удовольствоваться полученным эффектом и остаться в кустах, бросился за мной следом. Странно, чего это он вдруг воспылал таким желанием пообщаться со мной? На улице же было сумеречно, и шел дождь. Тучи висели низко и света не прибавляли. К тому же… Когда я наклонилась к кустам, волосы упали мне на лицо, поэтому толком разглядеть меня стрелок не мог – вполне могла оказаться какой-нибудь уродиной. Так зачем же ему себя затруднять и бегать за мной, к тому же непрерывно паля из своего оружия?
– Мамочка! – завизжала я, прибавляя ходу и петляя, как заяц.
Выстрелы раздавались один за другим, во всяком случае, мне так показалось. Долго это продолжаться, конечно, не могло. Либо у него кончились бы патроны, либо у меня – запас здоровья, выражаясь языком компьютерных игр. Последнее меня никак не устраивало. Этим вечером мне предстояло встретиться со всеми родственниками с материнской стороны, и расстраивать их своим отсутствием мне вовсе не хотелось. К тому же у меня еще имелись кое-какие планы на грядущую ночь – как, впрочем, и на все последующие. Лежать же хладным трупом где-нибудь в морге – подобное, разумеется, в мои планы не входило. Мало того, что я опоздала на день рождения своей бабули, так меня еще и угораздило впутаться в черт знает во что… И тут меня осенило: сразу за углом, в стене здания детского садика, имелась ниша, где в детстве я, бывало, не раз пряталась во время игр. Тогда я помещалась в нее целиком, и сбоку меня никто не видел. Конечно, с тех пор могло многое измениться, например, могли заделать нишу, да и сама я изрядно поправилась и выросла. Но подумать об этом я не успела и, перестав визжать, завернула за угол. Слава богу, ниша оказалась на месте!
Прильнув всем телом к стене, я постаралась уменьшиться до размеров кролика или мышки. После этого мне только и оставалось, что подставить своему преследователю ножку. Ну, это у меня всегда хорошо получалось! Я могла гордиться, детские годы прошли не даром. Он вылетел из-за угла, не подозревая о ловушке, и, разумеется, тут же споткнулся о мою услужливо вытянутую ногу. На той скорости, с которой стрелок передвигался, это не могло не привести к трагическим для него последствиям. С диким воплем он пролетел вперед несколько метров и впечатался в асфальт, которым предусмотрительно была покрыта земля вокруг здания детского садика. Я же смирила свою добросердечную натуру и не стала кидаться ему на выручку, вообще не стала проявлять какую-либо заботу о нем. А ведь успела разглядеть, что мой преследователь был просто потрясающе хорош собой, хотя и явно относился к восточно-азиатскому типу. Но здравый смысл взял свое, и я сообразила: красавчик вряд ли вырубился настолько, чтобы можно было без риска приблизиться к нему для оказания первой медицинской помощи и изъятия оружия.
– И убирайся отсюда, хулиган, а то я сейчас милицию вызову, – пригрозила я парню на прощание, таинственно исчезая в густых зарослях кустов, закрывавших еще одну дырку в проволочном заборе.
Ответом мне, если это вообще можно принять за ответ, была серия выстрелов, которые он дал по моей тени из положения лежа. Для представителя восточной расы стрелок был весьма немногословен. Выстрелы же несколько испортили впечатление от моего величественного исчезновения – пришлось поторопиться с поисками дыры и плюнуть на то, что дыра эта более всего подходила для небольшой собаки или кошки. Опустившись на четвереньки, подгоняемая треском кустов за спиной, я пролезла под сеткой и оказалась на пустыре. К счастью для меня, рядом пролегал путь из торгового центра, работающего до полуночи, к ближайшему жилому массиву. И в этот час пустырь очень напоминал дорожку к муравейнику, сплошь усеянную его обитателями.
Но все равно задерживаться возле забора я не стала. Наоборот, помчалась во весь дух. Ведь мой кровожадный преследователь мог влепить в меня на прощание парочку пуль – проволочная ограда и несколько десятков добропорядочных и не очень добропорядочных граждан никак не помешали бы этому. К тому же мой плащ и пиджак с юбкой после проползания под сеткой вызывали недоумевающие взгляды тех самых граждан, которым по сценарию полагалось являться гарантией моей безопасности. Я поняла это, когда услышала:
– Эй, подруга, присоединяйся. У тебя стакана случайно не найдется?
Спрашивающий стоял в группе потрепанных жизнью пьянчужек. Видимо, они меня приняли за свою. Потому что зазывно махали руками, приглашая присоединиться к банкету, состоящему из нескольких бутылочек с какой-то подозрительной жидкостью. Ужаснувшись одному только предположению, что меня могут увидеть в компании алкоголиков, распивающих жидкость для снятия лака, я поспешила ретироваться и зашагала в сторону бабушкиного дома. И меня совершенно не мучали угрызения совести, хотя я и могла бы выручить этих славных, в общем-то, людей и одолжить им стакан, который таскала в сумке с позапрошлой недели, каждый день обещая себе выложить его дома и каждый раз забывая.
Мне этот стакан достался, что называется, по случаю. У Левки – моего знакомого – после пятой рюмки начинает с неслыханными темпами прогрессировать клептомания, причем для нее симптоматично, чтобы она проявлясь только в злачных местах: в барах, кафе, ресторанах и, наверное, в борделях. За последние не поручусь, там Левка всегда бывает без меня, но в остальных местах люди немало натерпелись от подпившего Левки. Он тащит абсолютно все, что попадается под руку, причем питает явную слабость к стаканам, кружкам, рюмкам и кофейным чашечкам. Металлические пепельницы и подсвечники находятся в относительной безопасности, но только до той поры, пока на столе имеются упомянутые выше стеклянные и фарфоровые предметы в количестве, способном удовлетворить непомерные Левкины запросы. Чтобы не попасть в неприятную ситуацию – когда официант обратит внимание на подозрительно быстро пустеющий стол, – друзьям приходится следить за Левкой и начинать лучше уже после четвертой рюмки. Но в тот раз я зазевалась и не углядела, как Левка ловко засунул в мою сумку красивый стакан с ажурной резьбой по стеклу уже после третьей рюмки. Я совершенно упустила из виду его рассказ о том, как у них закрылась из-за прорыва водопроводной трубы столовая и он остался голодным. Неоднократно все Левкины друзья пытались привлечь его внимание к симпатичным цветастым картонкам, которые кладутся под пивные кружки, но трезвый Левка послушно соглашался, что это чудная и очень полезная в хозяйстве вещь, а пьяный Левка продолжал тащить дорогостоящую посуду.
В общем, стакан оказался у меня; я же с детства была до тошноты порядочная, поэтому, как дура, таскала с собой этот злосчастный стакан, надеясь, что подвернется случай незаметно вернуть его на место. На то, чтобы не делать это в открытую, сообразительности у меня хватило. Впрочем, сразу же скажу: не следует слишком уж восторгаться моей осторожностью – ей предшествовал ряд неприятных инцидентов, когда я, охваченная благородными и возвышенными чувствами, стремилась восстановить справедливость. Люди почему-то всегда реагировали однозначно и вместо благодарности для начала выливали на меня ушат грязи, незаслуженно обвиняя в каком-либо проступке; напоследок же мне грозили санкциями вышестоящих начальников или организаций. Никто в мое благородство верить не желал. Наоборот, меня презирали за трусость: дескать, натворила дел, а теперь струсила и каяться притащилась. Как же, поверим мы тебе и твоему лепету…. Тем не менее привитые в детстве качества по-прежнему требовали своего. Приходилось идти на уступки и добрые дела совершать не чаще одного раза в месяц и обязательно тайно.
Пока же я смиренно трусила в сторону бабушкиного дома, от души радуясь тому, что осталась жива, и тому, что у бабушки горячая вода идет из колонки, а не из водопроводной сети, именно в эти дни проявлявшей себя не с лучшей стороны. При этом я почему-то думала о том, как хорошо будет смотреться стакан у бабушки в буфете. Видимо, приключение в садике не прошло для меня даром.
– Боже мой, – ахнула мама, открывшая мне дверь. – Что с тобой? Ты же вся в грязи.
К маме присоединилась бабушка и в свою очередь воскликнула:
– Посмотри на себя! Как ты выглядишь? Весь плащ в грязи.
Очень своевременное замечание, ничего не скажешь. Осталось только сделать вид, что они своими словами на многое открыли мне глаза, и постараться протиснуться к ванной. Но не тут-то было, из комнаты вышла моя тетка. Впрочем, ей ничего не обломилось: только она раскрыла рот, чтобы высказаться по поводу состояния моего костюма, как я, снимая плащ, закричала:
– Видишь, какая я грязная!
Зоя первая догадалась поинтересоваться, что же со мной случилось. Я всегда знала, что она в нашей семье самая башковитая, докторские диссертации в тридцать лет немногие пишут.
– Да-да… – спохватилась моя мама. – Что же случилось?
– Ничего страшного, – соврала я. – Поскользнулась. Хотела сократить путь и пошла через садик, а там жуткая темень, повсюду камни и какие-то странные типы.
Этого мне уже говорить не следовало, потому что бабушка схватилась за голову, мама – за сердце, а Зоя нервно потирала руки. Более того, после этого они не отправились пить сосуды расширяющие и давление понижающие средства, чтобы успокоиться самим и дать мне возможность привести себя в порядок. Ничего подобного, они самоотверженно остались рядом со мной, чтобы сообщить мне следующее: нельзя в моем возрасте быть такой легкомысленной и блуждать ночью по плохо освещенным местам, можно сломать ногу или свернуть шею.
Я молча застирывала свой плащ и радовалась тому, что сдуру не ляпнула им всей правды. Они бы все с ума посходили и меня бы заодно свели. А потом запретили бы мне вообще выходить на улицу или устроили бы посменное дежурство для проводов меня до работы и торжественных встреч с работы; разумеется, они проигнорировали бы тот факт, что у меня есть в жизни интересы и помимо работы.
Покончив с плащом, я рассталась и с пиджаком – повесила его сушиться перед плитой, чтобы потом на досуге попытаться сковырять с него толстый слой грязи. В результате я осталась в юбке, которая пострадала меньше всего, и в бадлоне, который вообще не пострадал. В этот день намечалось чаепитие, посвященное очередному бабушкиному юбилею. Но точную цифру не называли. Бабушка предпочитала таинственно улыбаться, когда некоторые бестактные личности задавали ей этот бестактный вопрос. Кроме того, она громко смеялась, когда те же личности пытались каким-нибудь образом вычислить год ее рождения. Причем никто не знал, над чем, собственно, потешается бабушка. Во всяком случае, она могла не волноваться – никому еще не удавалось вычислить дату ее рождения. Во-первых, предусмотрительная бабушка Леля никогда и ни под каким видом не называла цифр, кроме школьных отметок своих дочерей и детей, родившихся от этих дочерей. А во-вторых, даже день ее рождения нельзя было определить: из-за каких-то канцелярских ротозеев она по одним документам была записана от второго февраля, а по другим – от второго мая. Имелась еще и метрика с двенадцатым сентября и фамилией, которую бабушка заимела только в замужестве. Бабушка частенько говорила:
– Когда мы с мужем приехали в Берлин, я еще и готовить толком не умела. Пришлось приглашать немку, чтобы она обучила меня всем премудростям кулинарии. До этого даже в эвакуации мы жили с мамой, она и готовила, – мечтательно глядя в потолок, добавляла бабушка.
Вот и гадай дальше, ведь иная дочка живет с матерью вообще всю жизнь.
– Революцию я почти не помню, – признавалась потом бабушка. – Была сущим ребенком в то время, меня даже из дома почти не выпускали. Что я могла видеть из своей комнатки на Пороховых?
Тут поле для размышлений несколько сужалось, вряд ли двенадцатилетний ребенок совсем уж ничего бы не помнил. Значит, во время революции бабушке было не более десяти. Но опять же, какую из революций она имела в виду? Про Гражданскую войну бабушка тоже ничего путного сказать не могла, но уже не по причине младенчества, а потому, что всю жизнь прожила в Петербурге, в военных действиях не участвовала и политикой сроду не интересовалась.
Мужская часть нашей семьи в этот вечер была выражена слабо. Папа пропадал на работе, присутствовал лишь Зоин муж, который жил тут же, так что и деваться ему было некуда. Мой братец переживал очередной взрыв пламенной страсти к какой-то неизвестной девушке и по этому случаю задерживался.
Мы уже съели пирожные с заварным кремом, которые у бабушки были фирменным блюдом, и подобрались к покупному, очень красивому, но, увы, не столь вкусному, как пирожные, торту. И тут раздался звонок в дверь. Все, кроме Славы, который продолжал смотреть хоккей, как по команде уставились друг на друга, а тетка перестала терзать торт огромным ножом.
– Кто это может быть? – забеспокоилась бабушка, обрадовавшись, что нашелся новый повод для тревоги. – У Васи ведь есть ключи. – Без всякой связи с предыдущей фразой она добавила: – Кто закрыл все форточки? В доме духота, не продохнуть.
– Сейчас узнаю, – сказала рассудительная Зоя и пошла открывать, но не форточки, а дверь. Нож она зачем-то прихватила с собой.
Все, кроме Славы, незамедлительно отправились следом за ней, чтобы не пропустить чего-нибудь интересного. Кто говорит, что чутье – это так, пустяки? Нас троих оно не подвело. Мы подоспели к двери к тому моменту, когда Зоя ее уже отпирала.
– Кто запер дверь на этот замок? – негодовала тетка, возившаяся с неподатливой железкой. – Он уже три года не работает. И кому пришла в голову мысль накинуть цепочку?
– В чем дело? – подала голос бабушка, так как Зоя подозрительно долго копалась с замками.
Я-то знала, в чем тут дело, сама ведь все замочки позакрывала понадежней. Форточки прикрыла тоже я, но о своих заслугах скромно молчала, как и подобает младшей в семье.
– Кто там звонит, Зоя? – поинтересовалась мама, выглядывая из-за бабушкиного плеча.
В этот момент Зоя справилась с последним замком, и дверь распахнулась.
– Ох! – выдохнули мы хором, когда в прихожую ворвался смерч, вернее, пышущий кипятком гейзер, потому что именно его больше всего сейчас напоминал мой братец.
При виде его я смогла приблизительно оценить впечатление, которое я произвела при своем появлении. Правда, я не металась по прихожей, и только благодаря этому с меня не летели во все стороны брызги грязи, как в данном случае с Васи. В общем, братец умудрился заляпать грязью весь пол от прихожей до кухни, куда он сразу же помчался.
– Что случилось? – возрадовалась бабушка и схватилась за сердце. – Ты упал?
– При чем тут это?! – завопил мой братец настолько громко, что его услышал отец.
Оторвавшись от футбола, который сменил хоккей, Слава тоже вышел в прихожую. За это время я успела закрыть дверь, и снова на все замки, больше это никому в голову не приходило. Вечно самой обо всех приходится заботиться!
– Поросенок, – подвел итог Васин папа, оглядев сына с головы до ног. – Ну вылитый поросенок!
– Какой поросенок? – завизжал Вася не своим голосом. – Труп!
При слове «труп» все дружно побледнели и схватились кто за что. Оказалось, что мои родственники на редкость больные люди. Слава, например, держался сразу за живот и за щеку. Так, держась за щеку, и ушел досматривать футбол, предоставив нам самим разбираться с поросятами и трупами.
– Куда ты звонишь? – дрожащим голосом проговорила бабушка. – И при чем тут труп? Как ты вообще себя ведешь? Кто тебя воспитывал?
– Мама, – с укоризной обратилась к ней Зоя, – перестань его шпынять. Он же мальчик.
– Ну и что? – возмутилась я, побуждаемая врожденным и впоследствии гипертрофировавшимся чувством справедливости. – Что за дискриминация? Если мальчик, то может в ботинках по квартире разгуливать? Тебе же потом за ним пол мыть. Он ведь не будет.
– Он и так устает, – вступила в разговор моя мама.
– От чего? – в один голос спросили мы с бабушкой.
На это мама не смогла дать вразумительного ответа. Тут Вася наконец дозвонился, куда хотел, и заорал в трубку.
– Послушайте, приезжайте! Здесь труп валяется, стонет, и кровищи с него натекло море. Адрес? Мама, какой у нас адрес?
– Зачем им? – поинтересовалась выбитая из колеи Зоя.
– Зачем вам? – тут же сказал в трубку Вася, который, что ни говори, был послушным мальчиком. – Труп не у нас, а в садике возле дома. Адрес садика? Нет, давайте, я вам дам лучше наш адрес, потому что садик напротив нас, а номера на нем нет. Нет, я вам говорю, номера. Так и нет, сняли или закрасили. Я вас встречу на улице.
С этими словами он бросил трубку, тут же снова ее схватил, и у него состоялся разговор примерно такого же плана со «Скорой помощью». Затем он отправился встречать милицию, но Зоя встала на пороге.
– Никуда ты не пойдешь, – решительно заявила она.
– Да, – поддержали мы с мамой и бабушкой, становясь рядом с ней. – Не пойдешь, пока не объяснишь, в чем дело.
Зоя явно имела в виду нечто другое, но спорить не стала.
– Я нашел труп, – смирившись с тем, что ему не пробраться через наш кордон, сказал Вася.
– Очень хорошо, – сказала бабушка таким тоном, словно находка трупа – поступок весьма похвальный. – А что дальше?
– Дальше я вызвал милицию и «Скорую». Они вот-вот приедут, а вы меня не пускаете. Немедленно отойдите!
– Во-первых, они так скоро не приедут, а во-вторых, мы их увидим. Поскольку мы живем на первом этаже, мигом выйдем на улицу. Так что нечего и горячку пороть, – заявила ему бабушка. – И пойдем мы все вместе. Не хочу, чтобы мой внук один участвовал в этом.
– Так я и знал! – в отчаянии завопил Вася. – Вам ничего нельзя рассказать, моментально сунете свои носы в дела, которые вас ни капли не касаются.
– А где ты нашел свой труп? – осторожно поинтересовалась я.
– В садике, что напротив нашего дома, где же еще? Решил срезать путь, чтобы не огибать его. Пролез через дырку и споткнулся о труп. Темно, видно плохо, поэтому я сразу и не понял. Только услышал, что он стонет.
– Кто стонет? – встряла в разговор бабушка. – Покойник?
– Ну, он не совсем покойник. А может, уже и покойник… Я когда упал, рукой его задел. Сначала думал, что он пьяный и весь в грязи, поэтому такой мокрый. Потом под фонарем разглядел, что рука у меня вся в крови.
Брат в качестве доказательства сунул нам под нос свою грязную и действительно покрытую чем-то бурым руку. Этого ему делать никак не следовало, потому что моя мама падала в обморок при виде любой крови. Даже от той капли, которую у меня выдавливали из пальца на стеклышко в поликлиниках, она теряла сознание всерьез и надолго; и мне же с моим уколотым пальцем приходилось приводить ее в чувство. Вот и на этот раз она побледнела и приготовилась грохнуться в обморок. К счастью, прихожая в хрущевских квартирах для этой цели не приспособлена, так что маме удалось лишь вцепиться в Зоину дубленку, висевшую рядом с ней. Петелька у дубленки не выдержала маминого веса и порвалась; мама же снова попыталась упасть в обморок – вместе с дубленкой на заляпанный Васиными башмаками пол. Зое для спасения своего имущества пришлось вцепиться в дубленку, чтобы стряхнуть с нее сестру. От энергичных Зоиных действий мама на удивление быстро пришла в себя и тут же предложила план, который, должно быть, выработала, пока находилась в полубессознательном состоянии.
– Пойдемте все вместе и посмотрим, на месте ли еще труп. А то, если окажется, что трупа там нет и Вася ошибся, хлопот с милицией не миновать.
Что спрашивать с человека, едва не лишившегося чувств? Но где были головы у остальных, когда мы начали дружно надевать плащи и куртки? Даже я, томимая мрачными предчувствиями, оделась. Мама одолжила у бабушки ее коричневое пальто, так как сама ходила в ярко-красном плаще, таинственно мерцавшем в вечернее время. Глядя на маму, и остальные оделись во что потемней. Мне пришлось одолжить куртку у Васи, потому что свой плащ я не надела бы в тот вечер ни за что на свете. Лишь Слава сохранял хладнокровие. Он продолжал сидеть перед телевизором, переключившись на какую-то мыльную оперу, и мы решили его не трогать, полагая, что он таким образом выражает свое недовольство нашей выдумкой. Впоследствии выяснилось, что он просто не слышал наших разговоров.
Покончив с переодеванием, мы спустились по лестнице и встали у подъезда. К тому времени на улице было уже совершенно темно, и вдобавок поднялся сильный ветер и начался дождь.
– Ну, внучок, показывай, куда идти, – распорядилась бабушка. – Не век же нам торчать под собственными окнами.
– Может быть, лучше не идти, – подала я слабый голос, но на меня накинулись все без исключения.
– Как это?! – возмутилась бабушка. – Там человек лежит в грязи, на холоде, а тебе все равно!
– Надо же выяснить, как там дела обстоят у него, – поддержала бабушку мама.
– Чего нам бояться? – спросил Вася.
– Нас много, не убьют же всех, – заметила Зоя.
В последних тетушкиных словах заключалось, конечно же, зерно истины, но у меня мерзкий характер: вместо того чтобы радоваться, я начала думать о том, кого же из нас в таком случае убьют. Хорошо бы не меня и, конечно, не маму и не бабушку. Зою с Васей – тоже не надо. Кто же тогда остается? Тут как раз можно было пожалеть, что Слава остался дома. Все-таки у убийцы, если он все еще околачивается в садике, выбор был бы побогаче. И если бы он оказался джентльменом… Но тут мы как раз пришли.
Местечко было что надо, то есть я хочу сказать, что для убийства оно вполне подходило. Темно, мокро, холодно и грязно. Самая подходящая обстановка.
– Тише, – неожиданно прошипел Вася. – Тетя Таня, вы на него наступите.
– Ой! – подпрыгнула моя мама, которая шла сразу за ним. – Где он? Я не вижу…
– Прямо у вас под ногами, вы стоите на его брючине, – проинформировал Вася.
Мама вздрогнула и, шарахнувшись в сторону, натолкнулась на бабушку.
– Осторожней! – возмутилась та. – Нечего так волноваться. Подумаешь, невидаль. Сейчас приедет милиция и во всем разберется.
Насчет милиции – это она погорячилась. Никакой милицией тут и не пахло.
– У кого-нибудь есть фонарик? – почему-то шепотом спросила я.
Все в растерянности молчали.
– Так я и знала, – заметила бабушка. – Три взрослые женщины – и ни у одной нет головы на плечах.
– Значит, ты захватила фонарик? – обрадовалась мама, быстренько сосчитав всех взрослых женщин. – Давай его сюда.
– Вот еще, – оскорбилась бабушка, – стану я себе голову забивать такими пустяками. Сами выкручивайтесь, как знаете.
– Как же быть в таком случае? – пробормотала мама. – Без света не обойтись.
– У меня есть зажигалка, – сказал Вася и зачем-то добавил: – Американская.
– Так чего же ты ждешь?! Заграница нам поможет! – обрадовалась я. – Доставай ее.
Вася послушно достал из кармана зажигалку и чиркнул ею.
– А откуда у тебя, между прочим, зажигалка? – проявила бдительность бабуля. – Ты что у нас, куришь?
– Ничего я не курю, – защищался Вася. – Просто ношу с собой.
– Мама, прошу тебя, не сейчас, – застонала Зоя.
Пламя зажигалки колебалось на ветру, но мы все-таки увидели, что Вася не шутит и у нас под ногами действительно лежит чье-то тело, а вовсе не ствол дерева, как сказала бабуля. Судя по состоянию изрядно промокшего костюма, тело лежало уже давно.
– Он жив? – поинтересовалась мама и почему-то предложила: – Давайте уйдем.
– Зачем тогда приходили? – проявила настойчивость Зоя. – Предлагаю его осмотреть.
– Вот ты и займись, – обрадовалась мама. – Ты у нас химик, тебе не привыкать возиться со всякими препаратами и анализами. И с почвой ты работаешь постоянно, а он весь в грязи. А я экономист, мне поздно уже переучиваться.
– Не болтай глупости и помоги сестре, – сказала бабушка. – Ты же не хочешь, чтобы дети возились с этим типом. А вдруг он пьян?
– Не похоже, – сказала Зоя, склонившись над телом. – Запаха перегара совсем не чувствуется, может быть, это из-за духов?
– Тогда что же с ним? – изумилась мама, которой просто в голову не приходило, что трезвый человек может валяться в грязи.
Зоя начала переворачивать тело на спину, но тут мимо садика с громким воем промчалась милицейская машина.
– Это за нами? – обрадовался Вася.
– Не за нами, а за телом, – поправила его бабушка. – Только куда же они?
Милиция и в самом деле не стала задерживаться возле нашего дома, а помчалась куда-то дальше. Зоя тяжело вздохнула, сообразив, что помощи в ближайшие часы не дождется, и перевернула тело.
– Это девица! – в изумлении воскликнула бабушка, увидев длинные волосы. – Ну и девицы нынче. В мое время девушки себя блюли…
– Она ранена, – перебила Зоя. – У нее вся шея в крови. Видите?!
Услышав про кровь, мама снова начала падать в обморок. Но она стояла позади нас, и мы не обратили на нее внимания, заметили только, когда услышали за спиной.
– Мама! – испугалась я, бросаясь к ней.
– Мое пальто! – испугалась бабушка и тоже бросилась к маме.
– А вот и милиция, – не обращая внимания на нашу возню, заявил Вася и бросился к приближающейся сирене, оставив нас в темноте.
Только трое человек в данной ситуации сохранили спокойствие – находившаяся без сознания мама, Вася и Зоя, которая проявила потрясающую выдержку и силу духа, молча наблюдая, как ее единственное чадо исчезает в темноте, битком набитой злоумышленниками.
В это время Слава закончил просмотр позднего сериала и приготовился немного перекусить. Для этого требовалась женщина, все равно какая. Немного удивленный, что до сих пор никто не предложил ему еще чашку чая и дополнительное угощение, так как тортик бабушка предусмотрительно спрятала в холодильник, он оглянулся по сторонам. В комнате никого не было.
– Ага! – догадался Слава. – Все на кухне!
К его удивлению и разочарованию, на кухне тоже никого не оказалось. Никого, кроме кошки. И даже ужин на плите не грелся.
– Ну что, Пуша? – обратился Слава к кошке. – Где все?
Пуша сладко зевнула и потянулась, давая понять, что ей на все наплевать.
– М-да… – протянул озадаченный Слава. – Что же это такое?
И тут раздался звонок в дверь. Слава бросился открывать в надежде, что за дверью обнаружится его жена или, на худой конец, кто-нибудь еще. Но у порога стоял толстенький и кругленький милиционер.
– Милицию вызывали? – бодро осведомился он. – Что у вас произошло?
Озадаченный Слава отрицательно качал головой и таращился на незваного гостя. Тот сделал выводы и прокомментировал:
– Ложный вызов. А обещали труп.
В голосе милиционера слышалось откровенное разочарование. Слава же, услышав про труп, начал кое-что припоминать.
– Это мой сын, Вася… – пробормотал он нерешительно, так как ничего больше, по сути, не помнил.
– Убит? – оживился милиционер.
– Нет, – испугался Слава. – Но он что-то говорил про труп.
– Можно с ним поговорить? – осведомился милиционер таким тоном, что стало ясно: он никуда с места не двинется, пока ему не позволят допросить по всей строгости неуловимого Васю.
