Kitabı oku: «Шеметовское болото»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Откуда он появился, мы не поняли. Просто вдруг возник на тропе – обычный деревенский подросток в выгоревших штанах, длинной, почти до колен футболке и истоптанных кирзовых сапогах. Пастушок. Русые волосы падают на лоб, глаза смотрят настороженно.

– Привет, – обрадовался Кирилл, – вот ты-то нам и нужен. Не подскажешь, как к Заячьей пади проехать?

– К Заячьей?.. – мальчишка почесал в затылке и прищурился. – А чего вам там?

– Нам там ничего, мы дальше, к скалам хотим проехать. А то плутаем, плутаем в лесу – похоже, не там повернули.

– Сразу не объяснишь, – парень замялся. – Там просека между болотами, непривычный человек не заметит…

– Может, проводишь? – Кирилл улыбнулся, словно рекламируя своего стоматолога, а заодно и зубную пасту. – Я тебе заплачу сто рублей.

– Устал я, – сообщил мальчишка, – на заимку ходил, пятнадцать километров. Да и мамка уже ждет. Вы ехайте…

– Двести рублей! А идти пешком не придется – сядешь позади меня, – Кирилл похлопал Брайана по крупу. Конь тихо фыркнул и укоризненно закосил взглядом.

– Давай лучше на моего Байярда, – впервые подала я голос. – Брайан слишком устал.

Действительно, за день пути под Кириллом, весящим без малого сто десять килограммов, и двумя вьюками с едой и палаткой, конь изрядно вымотался. Зря муж выбрал менее выносливого Брайана, наверняка только из-за спокойного и покладистого нрава. Я-то в седле уже почти пятнадцать лет, а Кирилл все ещё новичок, и настоящим всадником пока не стал. Ну ничего, после стоянки перекину побольше груза к себе.

– Как тебя зовут? – спросила я мальчика, когда он влез на круп Байярда позади меня и кое-как устроился за седлом, сдвинув вьюк с нашими спальниками.

– Ромка, – коротко сообщил тот. – Ехайте вперед километра два, там свороток будет.

Кирилл достал из седельной сумки изрядно помятую за время пути карту и принялся на ходу расспрашивать мальчишку, в каком месте Шеметовского бора мы оказались. Получалось, что полдня мы бездарно двигались по краю леса, подчиняясь извивам заболоченного русла речки Таюрки, а нам надо было в глубину, туда, где водится… Но лучше, наверное, рассказать всё по порядку, потому что я сама не верю, что позволила вовлечь себя в эту авантюру.

А все он, мой муж – Кирилл, солнце моё. Первый и, наверное, последний мужчина, из-за которого я умудрилась потерять голову настолько, что почти с легкостью пошла против воли отца. Хотя, что отец? Первый раз я вышла замуж в девятнадцать лет – за того, кого он счел подходящей мне парой. И что из этого вышло? Уже через год мы просто видеть друг друга не могли, а Игорёк начал сетовать приятелям на мою фригидность. Я никому не жаловалась на его занудство и ханжество, меня просто тошнило при виде его прилизанных волос.

В конце концов, после ряда совсем уж безобразных сцен, даже отец понял, что нам лучше разойтись и навсегда забыть друг о друге. Что мы с удовольствием и сделали. Шесть лет я прожила вполне счастливо, иногда, от нечего делать, принимая ухаживания более-менее приятных мужских особей нашего круга. А «наш круг», надо сказать, довольно гадок. Высший свет, сливки общества, олигарх на олигархе, как ни двусмысленно это звучит. И жены олигархов, дети олигархов… бр-р-р.

Вообще-то, слово «олигарх» тут подходит плохо. Скорее, это каста нуворишей – тех, кто сумел выловить жирную рыбку в мутной водице, что-то вовремя украсть, ухватить и преумножить. И спустя несколько лет уже считался в определенном кругу избранным, чуть ли не аристократом крови. Размышляя об этом, я понимала, что по-настоящему достойные люди такими вещами не занимались. Поэтому обогащались те, кто не брезговал никакими средствами. И, соответственно, гнильцой в этом кругу все равно попахивало, как ни старались заглушить её изысканными парфюмами. Не может ею не пахнуть там, где человека ценят исключительно по толщине кошелька.

Относительно собственного отца я тоже иллюзий не питала. Жесткий и властный человек, умевший делать деньги, не любящий рассуждать о моральной стороне своих и чужих поступков. Я любила его, вопреки всему, что о нем знала. Но я – дочь, его дочь. Одно время, в юности, мне хотелось порвать с семьей, уехать куда-нибудь в глушь и попробовать проверить, чего я стою на самом деле – без денег отца, без созданных им для меня тепличных условий. Не смогла. Или не слишком хотела? Скорее, второе. Мне всегда было легче плыть по течению и размышлять, чем действовать.

И потом – никаких особых талантов и способностей у меня не было, а без них дергаться смысла не имело. Со своим филологическим образованием я могла стать, в лучшем случае, преподавателем, жить на грошовую зарплату и чувствовать себя неудачницей. Оправдания сомнительные, понимаю. Но на открытый протест я так и не пошла. Да и кто бы его понял? Уж точно не отец.

Так что мои бунтарские и романтические метания остались при мне, а для остальных я оставалась папиной дочкой, не слишком удачной его копией, наследницей и прочая, и прочая.

Возможно, поэтому я и влюбилась в Кирилла, нищего бастарда, как его прозвала Люка Тицына, не к ночи эта ехидна будет помянута. Хотя я была уверена, что влюбилась просто потому, что влюбилась. По уши.

Познакомились мы банально – через Интернет, долго болтали в чатах о всякой ерунде, а потом решили однажды встретиться в маленькой кофейне на Арбате. И всё, я пропала… Высокий, черноглазый парень, с замечательно доверчивой улыбкой – счастье моё, Кирилл. Ну и пусть живет в хрущобе, пусть ездит на метро, пусть стесняется крошечных букетиков, принесенных в кармане куртки. Мне другого не надо! Лишь бы только знать, что любит меня саму, а не мои деньги.

А меня любить сложно, я на этот счет никогда не обольщалась. Тут мне не повезло. Внешне я была вылитая мама – блеклое личико, волосы не ахти, а то, что фигура неплоха – так это почти незаметно, потому что рост подкачал. Серость, в общем – увидишь и не запомнишь. Кирилл потом говорил, что вначале полюбил мою душу, а потом уже, после встречи, всё остальное. И я почему-то сразу поверила ему, и за те полтора года, что мы вместе, ни разу не усомнилась в его искренности.

Первое время я тщательно скрывала, чья я дочь. Для этого пришлось организовать пару истерик и заставить отца убрать от меня охранника. Мне и раньше мешало постоянное присутствие рядом Саши или Вадима – посменно они таскались за мной, как привязанные. Даже в университет!

Свобода далась малой кровью, и на первое свидание я отправилась одна. Потом тихо радовалась своей предусмотрительности – этакая Золушка наоборот. Я даже фамилию себе придумала другую, чтобы уж никак не засветиться. Врала мастерски – живу с родителями, в двушке в Бутово, провожать себя не разрешала – далеко, сама на маршрутке доберусь. Такая вот независимая и гордая простушка. Я действительно доезжала на своей машине до остановки маршрутки и уже на ней ехала в центр. За пару месяцев такой жизни я изучила все пути отходов и научилась конспирироваться не хуже Штирлица.

Когда Кирилл сделал мне предложение, пришлось признаваться. Случилось, то, чего я больше всего боялась – Кирилл ужасно разозлился. Обвинил меня в том, что я ему не доверяла и врала столько времени. И ведь был прав на все сто процентов, вот что ужасно. Дошло до полного разрыва. Он не хотел становиться, как он выразился, «содержанцем», ему нужна была я, больше ничего. А я – устроила проверку его чувств.

Пытаясь протестовать, я только все испортила, Кирилл холодно простился и ушел. Я осталась одна посреди зала станции метро «Добрынинская». Вот тебе и «бедная богатая девочка».

Ситуация была отчаянная. Усугубилась она тем, что как раз в это время умерла мама… Болела она давно, но врачи уверяли, что операции и лечение помогут. Не помогли. Не выдержало сердце.

Как я тогда не рехнулась, до сих пор не понимаю. Вокруг творилось нечто несусветное – какие-то разговоры о завещании, мрачный, как туча, отец, бумаги, которые нужно было подписать. Не понимая, в чем дело, я подписывала. И только спустя несколько месяцев, обнаружила, что являюсь каким-то там акционером и совладельцем. Оказалось, что все это время моя тихая и незаметная, так и не научившаяся носить платье-коктейль и туфли на высокой шпильке, мама была партнером отца в его довольно запутанном бизнесе. А теперь и я должна им стать.

Ну уж дудки! Заниматься бизнесом я не умею и не учиться этому не собираюсь, и если уж мне не избавиться от своего денежного эквивалента, то пусть им занимается, тот, кто в это хоть что-то соображает. Я оформила все нужные доверенности и поручения, я отметала от себя весь этот мусор, а сама думала только о Кирилле. Он не звонил, не появлялся в тех местах Сети, в которых раньше его можно было легко найти. И даже его мобильник отвечал, что он «просит его не беспокоить».

Слишком громко будет сказать, что мне хотелось тогда умереть. Скорее, свернуться личинкой и впасть в анабиоз. Чтобы меня никто не трогал, не ковырял болячки, просто – исчезнуть на время.

Звонок раздался ночью.

– Прости меня, я не знал. Мне очень жаль…

И тишина. Я не могла ответить, горло свело болью, а я потом просто банально разревелась, как самая настоящая соплячка.

– Не плачь, – попросил он и, немного погодя, добавил задумчиво: – Оказывается, я не могу без тебя. Совсем.

Отец тогда буркнул; «Мезальянс!», за нашими спинами шипели «сливки общества», а те, кто ещё недавно строил глазки мне и моим капиталам, демонстративно отворачивались. Кирилл хранил каменное спокойствие, и только я понимала, как ему нелегко приходится. Ничего, через пару лет станет своим, никто и не вспомнит, кем он когда-то был. А пока нужно потерпеть, ведь мы есть друг у друга – бьющее в окно утреннее солнце, просыпающиеся влажные розы в саду, шелковая прохлада кровати и первый, ещё затуманенный сном взгляд любимых глаз.

Потом муж (какое, оказывается, прекрасное слово «муж»!) уезжал на работу. Он продолжал работать в какой-то компьютерной фирме, категорически отклонив предложение моего отца перейти к нему. Кирилл не хотел милости. Будь его воля, мы бы и жили в его квартирке и на его зарплату, и мне даже казалось это правильным. Но не папе. Он заявил, что не может рисковать – похищения родственников состоятельных людей происходили, да и сейчас происходят с удручающей регулярностью. И даже оплата выкупа не давала уверенности, что жертве сохранят жизнь.

Так что пришлось уступить отцу – жить мы стали в нашем огромном доме. Да и оставить его совсем одного после маминой смерти было бесчеловечно. Кирилл стиснул зубы, но смирился.

Я оставалась ждать его возвращения, отправлялась на конюшню или усаживалась к компьютеру, потом слонялась по саду, читала. А внутри тикал крошечный будильник: через три часа он вернется… через два… через час… И наконец – я бегу к воротам, чтобы увидеть улыбку Кирилла, оказаться в кольце его рук, прижаться носом к ещё хранящему запах большого города плечу.

Иррациональное и совершенно инфантильное чувство – у меня есть то, более чего желать уже совершенно невозможно.

Единственное, что меня удручало – я никак не могла забеременеть. Но пока молчала об этом. Пары, у которых желание завести ребенка становилось навязчивой идеей, вызывали у меня отвращение. Как можно любовь превращать всего лишь в инструмент для зачатия? Я никак не хотела, чтобы и у нас возникло нечто подобное. Дети даются по решению высших сил, и если у нас пока их нет, значит, эти высшие ждут. Смешно звучит из уст современной женщины? Смешно. Но бегать по врачам и сдавать анализы – да ни за что! По крайней мере, пока.

Иногда только я позволяла себе помечтать о маленьком мальчике, с такими же темными, как у Кирилла, глазами и со светлыми, мягкими волосами, пахнущими самым родным, что только есть в мире. Потом я заставляла себя думать о другом.

Черт! Я не заметила ветку, нависающую над превратившейся в узкую тропу дорогой, и едва не налетела на неё. Кирилл уже не мог ехать рядом, и мы двигались маленьким караваном.

Я не знаю, кто из нас придумал это – отправиться в неведомые дебри, чтобы проверить нашу любовь. Кирилл считал, что я. А я – что он. Для чего это было нужно мне, я толком не понимала, потому что в проверке не нуждалась. А Кирилл эту проверку и так уже прошел. Но чем-то идея нам обоим понравилась, было в ней нечто такое…

Легенду о Лунной Сове мы вычитали в старом журнале, одном из тех, что муж перетащил ко мне из своей крошечной квартирки в Сокольниках. Кирилл большой любитель таких таинственных и романтических историй. «В безлунную летнюю ночь на высокой скале двое влюбленных могут увидеть полет Лунной Совы». Могут. А могут и не увидеть. Или увидит кто-то один. Тот, кто увидел – любит по-настоящему, искренне и навсегда.

В первую очередь нас зацепило в этой легенде то, что говорилось в ней о совершенно конкретном месте, которое мы без труда отыскали на карте. Мы все время возвращались к этой красивой сказке, пока не решили: поедем! По крайней мере, побудем вдвоем, без постоянного присутствия чужих глаз – горничных, охранников и моих так называемых подруг. А лучшего места, чем глухие леса в богом забытом районе, не найти. Там даже ни одной гостиницы нет!

Ещё месяц ушел на споры, сомнения и уточнения маршрута. Мы оба делали вид, что считаем затею несерьёзной, проверки не боимся и только уступаем капризу другого. Так ли это было на самом деле? Наверное, уже неважно. Сегодня утром мы, два наивных романтика, вышли из поезда на крошечной станции, навьючили на выведенных из специального вагона лошадей свой нехитрый скарб и отправились через Шеметовский бор к тем самым скалам. И я была уверена, что если легенда не врёт, мы оба увидим там Лунную Сову. Хотя, конечно, глупо верить легендам.

Сложнее всего было, конечно же, убедить моего отца, что нам абсолютно ничего не грозит. Да, и никакую охрану нам не надо! Ну кто, скажите, сможет угнаться за нами, если мы поедем на сильных и выносливых лошадях? А автомобильных дорог в этом бору, судя, во всяком случае, по карте, вовсе нет. Так что никто нам не страшен.

Обычная экскурсия в лес, почти пикник.

– Эй, не спи! – Ромка ощутимо ткнул меня кулаком между лопаток. – Вот он, свороток!

Я потянула повод, и Байярд неохотно свернул в едва заметный просвет между кустов ольшаника. Зафыркал, запрядал ушами, нервно переступая копытами. Я погладила атласную шею, успокаивая коня. Бояться в лесу нечего, крупные звери тут не водятся, а мелких можно отогнать выстрелом из пистолета, на всякий случай прихваченного Кириллом.

Тёмные каменные стены появились слева за густым ивняком совершенно неожиданно. Полное отсутствие крыши, скорбные провалы окон, сквозь которые кое-где просвечивало сумеречное небо. Что это – разрушенный замок, дворец? Только не обычный дом, слишком уж он огромен. И сколько лет этим мрачным руинам?

– Ох ты ж, ёжкин папа… – ахнул у меня за спиной мальчишка. – Шеметовское гнездо снова поднялось! И зачем я только согласился с вами ехать…

Позади громко всхрапнул Брайан, он пятился в кусты, и в лошадиных глазах плескался панический страх. Я испугалась, что Кирилл с ним не справится. Пришлось мне срочно спешиться и схватить повод. Почувствовав уверенную руку, конь притих.

– Что это? – спросила я у Ромки, указывая на стены и стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

– Тебя как зовут? – почему-то шепотом спросил мальчишка.

– Яна, – слегка смутилась я. Действительно, не сочла нужным представиться. – А это мой муж Кирилл.

– Так вот, Яна, – Ромка по взрослому вздохнул и полез с лошади. Я протянула ему руку, боясь, что он свалится, всё-таки Байярд в холке метр семьдесят. Но парень только головой помотал и спрыгнул сам. – Тут вообще-то – болото. Шеметовское болото. А раньше стояла усадьба, графская. И парк был, говорят. После революции дворец ихний сожгли, а самих графьев постреляли и тут же где-то зарыли. А потом, рассказывали, всё в болото и ухнуло, ничего не осталось, всё затянулось – и дворец, и парк, и могилы.

– В болото? – Кирилл спрыгнул с лошади и подошел к нам, ведя Брайана в поводу. – Какое болото?

Перед нами простирался абсолютно ровный луг, поросший густой травой.

– Болото тут было ещё недавно, сам видел. Вообще-то наши, деревенские это место обходят. Нечистое место. Но мы с пацанами сюда бегали – лозу резать.

– И куда это болото делось? – прищурился Кирилл.

– Так я ж и говорю, слухи ходят, что иногда дворец из болота поднимается. И это не к добру, ох, не к добру, – по-старушечьи запричитал Ромка. – Беда будет или помрет кто-то. В последний раз, как его лесничий видел, пять дворов в Рогозине выгорело и двое маленьких ребятишек там, живьем…

– Чертовщина какая-то, – пожал плечами муж. – Не может быть так, чтобы болото поднималось и опускалось без следов.

– Не может, – шмыгнув носом, согласился парень, – но вот же – есть.

– Ну, ладно, всё это, конечно, занимательно, – в голосе Кирилла звучал откровенный скепсис, – но как нам к Заячьей пади проехать?

– А вот так и ехайте, тропинка прямо туда ведет. Да и я с вами, обратно одному возвращаться страшно, так я до пади доберусь, а оттуда – напрямик до дома. Эдак даже ближе получится.

Мы снова сели на лошадей. Сумерки становились всё гуще, и я с тоской думала, что мероприятие оказалось не таким легким и занятным, как нам казалось. Мы ведь рассчитывали, что ещё засветло доберемся до скал, а оказались в непонятном, пугающем месте… и кто знает, где придется теперь ночевать.

Позади запикал сотовый, это Кирилл пытался дозвониться до дома, мы клятвенно обещали отцу регулярно сообщать, где мы и что с нами. Судя по звукам, дозвониться не получалось. Я придержала Байярда.

– Нет связи, – сообщил муж. – Странно, утром все было в порядке.

– Наверное, рельеф такой, что волны не проходят, – неуверенно предположила я, потому что ни в связи, ни в волнах ровным счетом ничего не понимала.

– Будем надеяться.

На всякий случай я попыталась позвонить со своей трубки, но она тоже только издавала растерянные трели, не в силах обеспечить контакт. А ведь нам гарантировали «роуминг по всему миру»!

Синий вечер смазывал очертание близких зарослей, и я не сразу поняла, что тропинка закончилась. Байярд остановился и тревожно заржал. Ромка спрыгнул на землю и попытался пройти вперед. Светлая футболка мелькала в зарослях густого ивняка.

– Стойте, здесь болото! – раздался его крик.

– Ты куда нас завел? – раздраженно спросил Кирилл.

– Не знаю, тут точно была тропинка к Заячьей пади, я эти места вдоль и поперек исходил, – мальчишка вынырнул из темноты у самой лошадиной морды, и мой конь испуганно дернулся. – А сейчас болото. Откуда оно тут взялось?

– Ну, наверное, переехало – от графского дворца сюда. По закону сохранения… – Кирилл запнулся, – по закону сохранения болот в природе. Хотя я тебе не верю ни на грош, сочинять ты, братец, мастак. Ну да ладно, раз проехать мы не можем, нужно возвращаться и ждать утра. Там разберемся.

– Ты собираешься тут ночевать? – мне стало не по себе.

– Ну почему тут? Вернемся на луг, разобьем палатку, разведем костер, – бодрился Кирилл.

– Возле этого ужасного обгорелого дворца, где закопаны мертвые «графья»?

– А что делать? Тут ведь рядом больше нет мало-мальски пригодных для ночлега мест. Точно? – спросил он у Ромки.

– Нету, – подтвердил тот и жалобно шмыгнул носом. – Тут кругом либо болота либо густющий лес.

– А «графья», – слишком уж жизнерадостно продолжал муж, – давно умерли, так что тихие. В этом мире нужно бояться живых, а мертвые никому ещё вреда не причинили.

Мне эта его фраза не понравилась. Но выхода действительно не было, и мы вернулись к дворцу Шеметовых. В темноте он был почти уже не виден, и если не смотреть в ту сторону и не думать о нем, то вполне терпимо.

Первым делом Кирилл разыскал во вьюках фонарик и топор. Когда сноп яркого света разрезал тьму, сразу стало как-то веселее. Мы довольно быстро набрали кучу валежника, и скоро уже на лугу горел, потрескивая, костер.

Мы кое-как поставили палатку и, усевшись у огня, стали ждать, пока закипит вода в котелке, чтобы заварить чай. Готовить что-то существенное уже не было ни сил, ни желания – достали батон и колбасу и сделали толстые бутерброды. Только тут я поняла, насколько голодна. Кирилл предложил мне выпить коньяка из припасенной фляжки, но я отказалась. Ромка жевал молча, он больше не заговаривал о возвращении домой. Видимо, решил заночевать с нами, трусишка. Хотя если бы мне сейчас предложили идти куда-то одной, в темноте… Хлеб с колбасой встали у меня поперек горла, потому что сзади отчетливо послышались чьи-то шаги.

Кирилл, не торопясь, поднялся во весь свой немалый рост.

Ромка опустил руку с зажатым в ней бутербродом и уставился круглыми глазами мне за спину. Я обернулась.

Он вступил в круг света – среднего роста, гибкая тонкая фигура и неожиданно широкие, сильные плечи. Черная шелковая рубашка и черные брюки, заправленные в пижонские сапожки. Темные слегка вьющиеся волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб. Тонкие усики и надменный, неожиданно яркий на бледном лице, рот. Мне никогда не нравились мужчины такого богемного типа. Обычно они эгоистичны и избалованы.

– Вечер добрый, – произнес гость спокойно. А вот голос у него приятный, глубокий и низкий, про такие говорят – бархатный. Хотя у Кирилла лучше. Почему я сравниваю?

– Здравствуйте, – муж вглядывался в пришельца довольно напряженно. В глухом лесу, где кроме одного парнишки, мы за весь день не встретили ни души, вдруг разгуливает некий франт.

– Здравствуйте, – эхом повторили мы с Ромкой.

– Вижу, что вы случайно оказались в здешних местах, – незнакомец улыбнулся и подошел к костру.

– Вообще-то, мы хотим добраться до скал, – Кирилл снова уселся к огню, убедившись, что гость пришел один и с пустыми руками, без оружия. – Милая, вода закипела, где у нас заварка?

Я протянула ему пачку.

– Вы, конечно, не откажетесь от чашки чая с коньяком? – Кирилл сыпанул в котелок заварку и снял его с огня.

– Не откажусь, – снова улыбнулся гость. Сверкнули безупречные зубы. – Но вначале, если позволите, представлюсь. Николай. Приехал для сбора материалов, так что живу тут неподалеку с приятелем.

– Каких материалов? – сразу заинтересовался Кирилл, доставая походный футляр, в котором хранились серебряная фляжка с коньяком и крошечные стаканчики. – Ну, за знакомство. Я – Кирилл, это моя жена Яна. А сей отрок – Ромка, местный краевед и наш неудачливый проводник. – Он подмигнул насупившемуся было мальчишке.

– Книгу я собираюсь писать об истории графов Шеметов, вот и приехал посмотреть, что осталось от имения, – пояснил гость, пригубливая стаканчик. – А ведь отличный коньячок, право слово, отличный.

– Шеметовых? – удивился Кирилл.

– Не Шеметовых, а Шеметов. Может быть, читали «Локис» Проспера Мериме? Он как раз об одном представителе этой фамилии, графе Михаиле. По сюжету он превратился в медведя и перегрыз горло своей молодой жене. Но это совершенно другая ветвь Шеметов – западная, а я хочу писать о здешних, восточных. Это их уже местные жители Шеметовыми окрестили.

Я заметила, что Ромка слушает Николая, раскрыв рот, хотя вряд ли он читал Мериме.

– Вы хотите написать о том, как сожгли поместье, а хозяев расстреляли? – не выдержала я.

– Об этом – в конце. История рода интересна во многих отношениях. Было в ней тоже немало таинственного и сверхъестественного. А свою погибель… мученическую смерть последние из Шеметов приняли от рук своего же отпрыска, в каждой семье не без выродка, – Николай поморщился и допил коньяк.

– Как это? – удивилась я. – Разве их не крестьяне с большевиками казнили?

– Они, родимые, – Николай отвечал мне, но словно избегал встречаться взглядом. – Да только кто привел их? Кто безжалостно стрелял в старого графа и его жену, кто взорвал фамильный склеп, а потом плеснул керосином на книги в библиотеке и поджег?

– И кто? – мне вдруг стало зябко возле пылающего костра.

– Младший сынок, убийца и изгой. Не ведали, что творили, когда от каторги спасали, вот он и отплатил им.

– Расскажите! – выдохнул Ромка и даже привстал.

– Вкратце история такая. Было у графа Шемета два сына. И надумал старший жениться на воспитаннице отца, красавице и умнице Наденьке. Да только перед самой свадьбой нашли его убитым. Поехал на охоту и не вернулся, застрелил кто-то. И видели рядом с тем местом младшего сына, который, как говорили, проходу невесте брата не давал. Арестовали было убийцу, но старый граф связи имел – договорился с кем надо, и дело замяли. Дескать, сам охотник по неосторожности на курок нажал. Несчастный случай. Но, однако, с того времени больше младшего сына отец видеть не хотел, за границу жить отправил. И вот как вышло – вернулся тот нехорошим летом восемнадцатого года с отрядом матросов и толпой пьяных крестьян в родной дом и отомстил.

– А Наденька? – не выдержала я.

– Наденька сразу после гибели жениха ушла в монастырь, и о судьбе её более ничего не известно.

– Здорово… – восхитился Ромка.

– Что же тут здорово? Братоубийство и убийство родителей – это страшно, – не согласилась я.

– Рассказывает здорово, – уточнил мальчишка. – А книжку я непременно куплю, это же всё тут, в наших местах было.

– Ну что, не слишком сильно я вас напугал? – улыбнулся Николай. – А ведь могу ещё больше. С того времени прошел в народе слух, что над сожженным домом витает проклятие. К этому месту старались без особой надобности не ходить. Даже пастухи стада стороной гнали. Якобы старый граф перед смертью проклял младшего сына, но тот только рассмеялся и ответил: «Ваши кости давно сгниют и болотом зарастут, а от дома и следов не останется. И тогда я приду и плюну на это место!» Так что проклятие ли подействовало или слова сына, но творятся тут вещи нехорошие. Говорят, что время от времени появляется у Шеметовского болота убийца, все такой же молодой и красивый, и словно ищет что-то. Кто-то говорит – родительские могилы, кто-то – душу.

– Как это может быть? – удивился Кирилл. – Он что, бессмертный?

– Никто не знает, да и это, скорее, похоже на страшные сказки. Знаете, из тех, которые ребятишки в темноте друг другу любят рассказывать, чтобы напугать посильнее. Призраки, оборотни… Ну, индусы бы, к примеру, о реинкарнации вспомнили, о переселении душ. Говорят ещё, что жил в графском доме некий чернокнижник, вот он таким образом и выторговал себе жизнь – дал младшему графскому сыну не то эликсир, не то заклятие какое-то и тот стал оборотнем. Или он и был оборотнем, а колдун тот его бессмертным сделал. Только одно условие поставил – должен тот убивать постоянно, чтобы самому вечно оставаться молодым. Но меня больше интересует даже не это, а то, почему уровень болот тут постоянно меняется, – неожиданно сменил тему наш гость. – Я даже геологов и гидрологов хотел привлечь. Господский дом простоял тут минимум пару сотен лет спокойно, а теперь то появляется, то вновь исчезает в трясине. Вот мне пришлось два года ждать, пока он снова не поднимется.

– Странно, – заметила я. – А мне не показалось, что эти стены, – я кивнула в темноту, – раньше были погружены в болото. Никаких следов ила на камнях. Правда, я близко не подходила.

– Вот именно. – Наш гость пожал плечами. – Необъяснимое явление. Пока, по крайней мере. Один старый дед из местных даже клялся мне, что иногда тут и огни горят, и музыка играет. Словно бал справляют. Дескать, собираются все – и граф с графиней, и сын старший. Ждут, не заглянет ли на огонек и младший, чтобы спросить с него за все учиненное. Но это уж точно выдумки, хотя увидеть было бы интересно.