Kitabı oku: «Камин для Снегурочки», sayfa 3
ГЛАВА 5
Глафиру я разбудила вовремя.
– Который час? – прогундосила певица.
– Два.
– Чего?
– Что ты имеешь в виду?
– Два чего? Ночи?
– День на улице.
Глафира зевнула и, не поднимая головы, продолжила:
– Что сегодня?
– День, – повторила я.
– Какое расписание! – начала злиться хозяйка.
– Не знаю.
– Ежедневник возьми.
– Где он?
– На столе. Открой и читай.
– Какое сегодня число?
– Понятия не имею. Смотри на июнь.
– Клуб «Мячик».
– Это вчера было.
– Тогда зал «Одеон», день рождения Муры.
– Блин! – заорала Глафира, взмываясь над кроватью. – Нам пора! Кофе! Тосты!
Я рванула на кухню.
– Мармелад! Сыр! – летело мне вслед.
Я приволокла поднос.
– Включи телик.
Я кинулась за пультом.
– Готовь ванну.
Меня понесло по коридору.
– Стой, еще кофе!
Пришлось лететь назад.
– Халат! Живей!!!
Я притащила розовый пеньюар.
– Ванну налей.
Наконец Глафира плюхнулась в воду и стала болтать с кем-то по телефону, я отправилась заправлять ее огромную, похожую на Среднерусскую возвышенность постель. Валики, подушки, думочки, плюшевые игрушки, гора глянцевых женских журналов…
– Супа хочу! – завизжала Глафира.
Я заглянула в ванную.
– Что?
– Сделай мне суп из щавеля, – велела певица, ныряя с головой в джакузи.
– Из щавеля? – растерянно повторила я, потом отправилась на кухню, распахнула холодильник и обозрела полки. Несколько пластиковых лоточков с покупными салатами, баночка черной икры, миска с клубникой и пара просроченных йогуртов. Ночью тут еще лежал сыр, но его слопал Свин. Ничего похожего на щавель в рефрижераторе не нашлось.
– Не могу сварить суп, – сообщила я, вернувшись в ванную.
Глафира умыла лицо, покрытое какой-то темно-фиолетовой жижой, и с изумлением воскликнула:
– Почему? У тебя что, паралич рук?
– Слава богу, нет, но из чего суп делать? Никаких овощей нет, и щавеля тоже!
В тот же миг мне о лицо шмякнулась мокрая губка.
– Дура, – ласково сказала Глафира, – ступай в супермаркет, он тут недалеко, через два дома, купи нужное и приготовь. Деньги в кошельке. Ясно?
Я кивнула и отправилась в магазин. В овощном отделе нашлись необходимые корнеплоды, и, что отрадно, они продавались уже очищенными, уложенными в вакуумную упаковку. На длинной полке лежали и пакеты со щавелем. Однако на них не было даты изготовления.
Я вытащила один мешочек, постаралась разглядеть, не запихнули ли внутрь гнилье, но не сумела. Тут я увидела чуть поодаль бабу в оранжевом халате, подошла к ней и недовольно спросила:
– Это когда запаяли? Щавель там не стух?
– У нас все только самое свежее, – ответила женщина, обернулась, и я узнала Зину.
– Опять ты! – воскликнула уборщица и отложила тряпку. – Теперь чего от меня надо?
– Ничего, я за овощами пришла!
– Можно подумать! Небось вынюхиваешь что-то! Решила проследить за мной.
– Зачем бы мне это делать, – слабо отбивалась я, – просто живу неподалеку, вот и прибежала за припасами.
– Да я тут сто лет со шваброй гоняю, – обозлилась Зина, – еще с тех пор, когда здесь гастроном советский был! Что-то тебя ни разу не встречала!
– Я недавно приехала.
– И когда же?
– Вчера.
Зина стащила с рук голубые резиновые перчатки и тихо сказала:
– Ладно. Я давно уже поняла, в чем дело. Значит, Таня сбежала из дурки?
– Да.
– А тебе, понятное дело, мигом доложили, и теперь ты дрожишь, боишься, как бы она в ментовку не заявилась и правду не растрепала?
– Вы о чем?
Зина посмотрела по сторонам, убедилась, что рядом никого нет, и осторожно сказала:
– Говоришь, врачом в психушке работаешь?
– Ну… да.
– Брехня. Я знаю, кто ты! Очень хорошо тебя тогда разглядела.
– Мы встречались раньше, – обрадовалась я, – где? Вам известно мое имя?
– Я тебя помню, – фыркнула Зина, – а уж ты-то меня навряд ли, Настюха.
– Настюха? Это кто?
– Хватит придуриваться, – резко сказала Зинаида, – Анастасия. Разглядела я тебя тогда, хоть ты морду прятала.
Я ощутила легкое головокружение.
– Анастасия? Морду прятала? Когда? Где?
Зина прищурилась.
– Ты за овощами пришла?
– Да.
– Плати и уходи. В сквере встретимся, через дорогу.
Плохо понимая, что происходит, я пошла к кассе.
На улице стало совсем душно, Зина сидела на скамеечке под большим раскидистым деревом.
– И не жаль тебе Таньку? – резко спросила она. – Имей в виду, я все знаю, она мне на свидании тогда рассказала правду.
– Какую?
Зина высморкалась, бросила под лавку бумажный платок и крякнула.
– Ну ладно, сама напросилась. Никакой ты не доктор. А то я дура и не понимаю, что в психушке так просто побег заключенной не скрыть. Небось уж все там на ушах стоят. Та же тюрьма, только охрана пожиже. Ну ты и набрехала! Зовут тебя Анастасия, ты с Сергеем Лавсановым жила, нерасписанной. Он тебя женой считал, но штамп в паспорте не ставил. И это ты любовника ножичком пырнула, а не Танька!
По моей спине пополз холодок.
– Я?
– Ты, – сурово сказала Зина, – мне Таня призналась. Она свидетельницей была. Ты в кухню влетела и Сергея пырнула.
– Я?
– Ты! А потом Таню уговорила на себя вину взять. Адвоката ей пообещала, квартиру купить. Только Танька бы тебе все без денег сделала. Она дура благодарная, идиотка. Ты ее пригрела в доме, вещи ей дарила, вот она за сестру тебя и считала. Правда, ты ее не обманула, законника дорогого взяла, и он сумел Таньку в дурку определить. Теперь ты испугалась, сбежала Танюха-то, вдруг в ментовку явится и расколется. Небось поняла моя соседка, что дурака сваляла, в психушке-то несладко.
У меня закружилась голова.
– Где же мы с вами встречались?
Зина удовлетворенно улыбнулась:
– А в легавке. Я на стуле перед кабинетом сидела, вызова к следователю ждала, а ты оттуда выскочила. Лицо, правда, платком занавесила, но тело-то не скроешь! Я живо узнала тебя: тощая, прям доска, в брюках, волосы светлые, дыбом торчат. Я-то за тобой в комнату вошла и чуть не задохнулась, так духами воняло, ну и попросила следователя: «Извините, нельзя ли окошко приоткрыть, аллергия у меня, а у вас такой одеколон едучий, да и облились вы им с головы до ног».
А он мне спокойно ответил: «Окна открыть не могу, а парфюмерией не брызгаюсь, это гражданка Анастасия Звягинцева, сожительница Лавсанова, надушилась. Надо же, какие противные духи, прямо в носу засвербело».
Я, не прощаясь, развернулась и пошла прочь. Ноги еле довели меня до дома.
– Тебя только за смертью посылать! – Глафира встретила меня сердитым криком. – Где мой суп?
– Сейчас сварю, – засуетилась я.
– Времени даю пятнадцать минут, – рявкнула она, – у нас потом стилист, концерт, хренова туча дел!.. Живо верти задом!
Я встала над кастрюлей, повторяя про себя на все лады: Настя, Анастасия, Настюша, Ася, Настюня… Нет, никаких эмоций это имя у меня не вызывало.
– Ну, готов супец? – уже мирно осведомилась Глаша.
– Да, – кивнула я.
– Вон там термос стоит с широким горлом, – распорядилась хозяйка, – перелей в него и бери с собой, в гримерке схаваю.
Прозвенел звонок.
– Давай живей, – завизжала Глафира, – я опаздываю! Митька приехал, шофер!
– Ты же вроде сама машину водишь? – удивилась я.
– Не всегда, – насупилась Глафира, – на концерты меня водитель доставляет, вчера я его на выходной отпустила. Должен же человек хоть иногда отдыхать…
Я умилилась: все-таки Глафира, несмотря на крикливость и капризность, добрая девушка, позаботилась о шофере, отпустила парня, сама за руль села.
– …он у меня с Нового года выходной выпрашивал, – добавила певица, – вот и получил денек.
Я разинула рот. С Нового года? А сейчас июнь! Нет, похоже, Глаша не слишком мягкосердечный человек.
В салон красоты мы прибыли с помпой. «Мерседес» въехал прямо на тротуар, распугав прохожих, и замер у подъезда, над которым золотом горела вывеска: «Студия красоты». Митя выскочил, распахнул дверцу, Глафира аккуратно выставила наружу одну ногу, вторую, потом вылезла из машины и осмотрелась по сторонам. Возле «мерса» потихонечку скапливалась толпа.
– Вау, – крикнула какая-то девчонка, – ой, смотрите кто! Ой, ой! Она к Перову приехала! Ребята, глянь! Вон стоит! Дайте автограф, ну, пожалуйста! Плииз!
Глафира милостиво кивнула и прощебетала:
– Иди-ка сюда!
Вмиг к машине подскочила девчонка лет пятнадцати. На ее макушке дыбились разноцветные прядки, в ушах позвякивало несметное количество сережек, толстую попку обтягивала коротенькая джинсовая юбочка, грудь подчеркивала ядовито-розовая кофточка стрейч.
– Я вас обожаю! – кричала девчонка.
На лице Глафиры появилось выражение глубокого удовлетворения.
– Ах, как меня достали фанаты, – прочирикала она, томно закатывая глаза. – Митя, нашарь там диск.
Шофер услужливо протянул ей пластмассовую коробочку. Глафира быстро расписалась на вкладыше и сунула диск фанатке.
– Ой, – зашлась та в восторге, – ой!..
Но тут радостное выражение вдруг стало сползать с лица девчонки.
– Глафира, – прочитала она медленно, – Глафира и группа «Сладкий кусочек». Это вы?
– Ну да, – пожала плечами певица, – а ты кого ждала?
– Я думала, вы Марина Хлебникова, – расстроенно сообщила девчонка, – я от нее фанатею, прямо дрожу, как голос услышу.
– Говорили же тебе, что это не она, – послышался из толпы хриплый писк, – Хлебникова-то темненькая, маленькая, всегда на каблуках, глаза у нее огромные. А эта словно мышь белая!
Глафира посинела, потом выхватила у растерянной фанатки диск, швырнула его на асфальт, раздавила ножкой, обутой в замшевую туфельку, и, не говоря ни слова, ринулась в салон. Я кинулась за ней.
Мы очутились в просторном холле, обставленном как гостиная в гареме. Повсюду ковры, мягкие, заваленные подушками диваны, низкие кресла, столики, пуфики…
Глафира обвалилась на оттоманку и с чувством произнесла:
– Козлы! Ослы! Суки!
– Глашенька, солнышко, – донеслось из глубины помещения, и на середину комнаты выскочило существо в розовых брюках со стразами и кислотно-лимонной блузке с обильной вышивкой, – моя кисонька, дай поцелую, чмок, чмок, чмок.
Я с интересом смотрела на видение. Это мужчина или женщина? По голосу не поймешь – он довольно высокий, но хриплый. Длинные волосы явно стали кудрявыми от химической завивки, да и ярко-рыжий цвет они, скорей всего, имеют не от природы. Глаза подведены синей тушью, руки украшены звенящими браслетами. Ага, это дама. Но тут мой взгляд переместился ниже. Но, простите, где же вторичные половые признаки? Никаких намеков на бюст под тошнотно-лимонной блузкой не наблюдалось. Следовательно, это парень. Но тут я заметила, что щиколотка мужика украшена цепочкой, а из сандалий высовываются пальцы с ногтями, накрашенными лаком интенсивно-синего цвета. Все же это женщина. Впрочем… обувь без каблука и, похоже, размера сорок третьего, никак не меньше.
– Лися, – заорала Глафира, – это ужасно!
– Кто обидел мою кисоньку? – всплеснуло руками существо.
– Меня спутали с Хлебниковой, – принялась рыдать Глаша. – Козлы! Уроды!
Существо стало утешать певичку, я, никем не замеченная, робко жалась в углу. Лися! Опять непонятно: он или она?
Через несколько минут в «гареме» появилось несколько девушек, одетых в розовые халатики. Приседая и кланяясь, они повели Глафиру в глубь помещения.
– Люди – сволочи, – кричало ей вслед создание непонятного пола, – как они могли тебя спутать?! Тебя! Суперстар! Мегазвезду! Впрочем, признаю, я виноват! Ошибся!
Я вздохнула, оно – мужчина, ну кто бы мог подумать!
– Фатально лажанулся, – визжал Лися, – следует капитально менять имидж! Может, рискнем, дуся? Ну, решайся.
Глафира притормозила:
– А Свин?
– Мы же можем назад раскрутиться, – сообщил стилист, – давай пойдем на компромисс. Я тебя делаю так, как вижу, а потом мы зовем Свина и смотрим на его морду лица. Ну же, лапа, не дрожи! Вспомни лучше, что с Асей произошло? Народ стены крушит, а мы всего-то цвет волос подправили! Давай, давай, иди голову мыть! Мегасуперстар! Ты лучшая! Вау! Самая классная! О-о-о!
Глафира ушла, стая розовых девочек побежала за ней. По-прежнему не замечая меня, Лися вынул мобильный и другим, совершенно нормальным голосом сказал:
– Анечка, извини, Глафира приехала. Да, маловероятно. Она тут надолго зависнет. Прикинь, ее сейчас при входе в салон спутали с Хлебниковой. И теперь эта звездища, Глашка, полагает, что, покрасившись в другой цвет, она станет еще звездее. Просто цирк! Отчего им в голову не приходит, что надо просто хорошо петь, а не выть три ноты? Не в прическе-то дело! Знаю, знаю, извини, дорогая, депрессуха у меня, народа нет, шоу-биз попер к Маркову, он теперь вроде первый, а я с горы съезжаю. Ладно, пойду Глафиру обхаживать, кошку драную. Целую, милая. Ой, погоди, промурлыкай мне какой-нибудь Глафирин хит, чтобы я изобразил фаната. Как? «Ты меня не хватай ногами»? О боже, что только не поют!
Хлопнув крышечкой, он засунул телефон в карман, откашлялся и пропел:
– Ты-ы-ы меня-а не-е хватай нога-а-а-ами!
Потом покачал головой.
– Жуть черная! Ты-ы меня-а не-е хватай нога-а-а-ами! Бегу, звезда моя, тороплюсь. Слушай, эта песня просто вау! Ты-ы ме-еня-а не хва-а-атай нога-ами! Обожаю ее!
Распевая во все горло, Лися скользнул в боковую дверь. Я вышла из-за колонны и села на диван. Чем больше нахожусь рядом с Глафирой, тем меньше нравится мне ее окружение. Интересно, кем я была в другой жизни?
ГЛАВА 6
– Хотите кофе или чаю, – тихо спросила вошедшая в приемную женщина, – вы сопровождаете Глафиру?
Я кивнула:
– Не помешаю, если присяду тут?
– Что вы, – улыбнулась женщина, – меня Лиза зовут, а вас как величать?
Я растерялась. Таня? Настя? На какое имя принесет мне паспорт Свин? Ну кто бы мог подумать, что на простой вопрос: «Как вас зовут?» – я не сумею сразу дать ответ.
– Можно взять журнал? – я быстро перевела разговор на другую тему.
– Конечно, – кивнула Лиза, – но они очень старые. Хотите принесу поновей? Мы их в парикмахерской кладем.
– Нет, нет, эти тоже подойдут.
– Да они за позапрошлый год, – улыбнулась Лиза, – давно выбросить пора, только все недосуг.
– Ерунда, мне без разницы!
– Кофе желаете?
– Вам нетрудно?
– Это моя работа, – улыбнулась Лиза, – со сливками?
– Лучше чай с лимоном, кстати, меня Таней зовут!
– Сию секунду, – кивнула Лиза и ушла.
Я стала вяло перелистывать яркие страницы. В голове вертелось неотвязно: Настя Звягинцева… Настя… Неужели это я! Настя Звягинцева!
– Я поняла: вам не хотелось мне представляться настоящим именем, и я очень рада, что вы все-таки решились, – сказала Лиза, ставя на столик красивую фарфоровую чашечку.
Я вздрогнула. Надо же, я задумалась и не заметила, как администратор вернулась в приемную.
– Вы о чем?
Лиза мягко улыбнулась.
– Сами же сейчас довольно громко сказали: «Настя Звягинцева».
Я плотно стиснула зубы, однако мне следует быть осторожнее и не увлекаться обдумыванием ситуации до потери бдительности.
– Вы меня не помните? – тихо спросила Лиза.
– Нет.
– Ну да, понятно, – вздохнула администратор, – я раньше в клинике Потапова работала, вы туда лечиться приходили, когда голос пропал.
– Извините, ошибка вышла. Я не Настя Звягинцева, просто мне вспомнилась эта девушка. Меня зовут Таня, и голоса я никогда не теряла, очень хорошо говорю, слышите?
Лиза моргнула:
– Понимаю, вы не бойтесь, я никому не расскажу.
– О чем?
– Да о вас.
– Обо мне? Что же такого плохого я сделала?
– Ничего, – пожала плечами Лиза и попыталась уйти, но я схватила ее за руку.
– Раз начали, договаривайте. Что вы про меня знаете?
– Сущую ерунду.
– А именно?
Лиза нахмурилась:
– Вам не надо бояться, узнать вас трудно, вы сильно изменились, постарели, перестали следить за собой. Но, видно, кулисы все-таки притягивают, раз к Глафире в услужение пошли. Она небось не в курсе, кто вы?
Я толкнула Лизу в кресло и нависла над ней.
– Живо говорите, кто я!
Администратор вытащила сигареты.
– О боже, язык мой – враг мой. Ну кто меня за него дергал, не мое это дело, в конце концов, назвались Таней – и хорошо. Успокойтесь, я же не Ира Кротова, деньги на сплетнях не делаю, от меня никаких неприятностей не будет.
– Сейчас же все рассказывайте!
– Хорошо, хорошо. Вы – Настя Звягинцева. Были певичкой, выбивались в люди, пели всякую ерунду вроде Глафиры. Пели, пели, а потом пропали. Кстати, у вас с голосом проблемы были, вы обратились в клинику, я там на ресепшен сидела. Вы часто ходили на процедуры, ну и выяснилось…
– Что?! – в изнеможении воскликнула я. – Что обо мне выяснилось? Еще какая информация? Я убила группу младших школьников? Взорвала интернат со стариками? Сожгла приют бездомных животных?
Лиза улыбнулась.
– Ну, все не так страшно. Вы просто говорили, что вам двадцать пять лет, а выяснилось, что намного больше. Доктор наш, Карл Львович, все восхищался, до чего вы здорово выглядите, просто блеск. Только голоса он вам не вернул, певческого я имею в виду. А потом певица Звягинцева исчезла, больше ничего про вас я не слышала. Хотя постойте… впрочем… нет, больше ничего не знаю!
Я вцепилась Лизе в плечи и, сильно встряхнув ее, велела:
– Говорите до конца.
– Право же! Это просто сплетни.
– Быстрей.
– Ну… не я придумала, люди болтали! Я же сразу потом к Лисе перешла, а здесь шоу-биз, языки мелют…
– Короче…
– Ладно, кхм, кхм, – закашляла Лиза, – значит, одни болтали, что вы любовника убили и в тюрьму сели. Другие говорили: вы в психушку попали, третьи – будто вас саму убили. Правды-то никто не знает. Да вы не бойтесь, вас узнать практически невозможно, волосы другие, макияжа нет, постарели, хоть и смотритесь ничего, только возраст на морде написан, никак на двадцать пять не тянете. Весь блеск сошел!
– Как же вы меня опознали? – прошипела я.
Лиза хмыкнула:
– Ну… дело житейское.
– Господи, опять секреты!
– Вы выпить любили, коньяк хлестали, – понеслась Лиза, – несколько раз в клинику подшофе являлись, Карл Львович вас домой отправлял. Ну не может же фониатр1 работать с выпившим человеком. Потом он вам приговор вынес: петь никогда не сможете.
Я молча слушала Лизу.
Когда Настя узнала, что путь на сцену для нее закрыт, то прямо в кабинете у доктора впала в истерику, и перепуганный Карл Львович велел Лизе проводить неудачливую певицу домой.
Настя, сев в машину, вытащила из сумочки фляжку, по дороге насосалась коньяка, опьянела, и Лизе пришлось буквально на плечах тащить ее в дом. В шикарном трехэтажном здании не было ни души. Лиза доволокла Настю до спальни, уложила в кровать и хотела уходить. И тут Звягинцева вскочила, схватила нож, лежавший невесть зачем на тумбочке, и с воплем: «Не хочу жить!» – полоснула себя по запястью. Полилась кровь. Настя, истерично хохоча, еще раз полоснула по руке, потом второй, третий. Перепуганная насмерть Лиза отняла у буянки нож и вызвала «Скорую». Врачи забрали Настю, Лиза уехала домой, больше они со Звягинцевой не встречались.
– Я как вашу руку увидела, сразу все поняла, – тихо добавила Лиза.
Я машинально посмотрела на свою левую кисть. Тонкий шрам, словно браслет, охватывал запястье. В душе поднялось смятение. Значит, я – Настя Звягинцева! Хотя, может, и нет. Это просто совпадение!
– Вы не переживайте, – пожала плечами Лиза, – можно чем-то другим заняться, вовсе не стыдно и полы мыть. Но я никому ничего не расскажу. Понимаю, вам неохота, чтобы люди знали!
– Где Глашка? – заорал Свин, вламываясь в зал. – Она про концерт не забыла? Танька, иди ищи ее.
– Сенечка, – засюсюкали из другого конца комнаты, – дай поцелую тебя, котик.
Лися подскочил и заключил Свина в объятия.
– Веди сюда звездищу, – велел продюсер. – Лизка, кофе!
Стилист и администраторша прыснули в разные стороны. Свин вынул платок и вытер щеки.
– Понимаешь, киса, – заявил он, – я лицо нетрадиционной для нашей эстрады ориентации – не пидор, баб люблю. Таких, как я, очень мало, остальные все, блин… слов нет! Где Глашка?
– Незачем орать, – отчеканила черноволосая женщина, появившаяся в приемной.
Я икнула. Это Глафира? Матерь божья!
– Усраться! – взвизгнул Свин. – Что случилось?
– Не нравится? – слегка испуганно поинтересовался Лися. – Коренная смена имиджа. Вместо нежной блондинки – роковая брюнетка-вамп, погибель мужчин!
Свин молча обозревал Глафиру.
– Сеня, – осторожно сказал Лися, – мы же придерживаемся концепции «девочка-крик», сплошной скандал. Блондинка в таком случае не канает. Брюнетка – самое оно!
– Верни Глафиру, – спокойно велел Свин, – я столько бабок на ее раскрутку убил, мне знакомая морда нужна.
– Нет, – закапризничала певичка, – меня только что с Хлебниковой перепутали! Хочу новый имидж! Так на концерт поеду.
– Это парик? – осведомился Свин.
Лися кивнул:
– Да, я не рискнул сразу на краску.
Свин молча сдернул с Глафиры накладные волосы.
– Ой, – взвыла та, – больно!
– Физиономию мыть, красить, как всегда, – распорядился Свин.
– Идиот! – затопала ногами Глафира. – Скунс, дебил! Хочу быть брюнеткой! Хочу! Я звезда! Суперстар.
И тут Свин побагровел. Глаза его медленно сузились, губы сжались в ниточку. Лися змейкой юркнул за диван, Глаша примолкла, но поздно. Семен схватил певичку за руку и вывернул ее.
– Больно! – закричала Глафира.
В ее глазах появились слезы.
– Хорошо, – протянул Свин.
Потом он вытер лицо певицы париком, с удовлетворением посмотрел на испорченный макияж и отчеканил:
– Ты – никто! Слабо воющая кукла без мозгов. Я тебя сотворил, я тебя и убью. Фанерщица! Звезда, блин! Кошка мяукающая! Дать бы пинка, да денег потраченных жаль. Молчать, сука! Лися!
– Я здесь! – пискнул стилист.
– Еще раз без меня имидж менять надумаешь…
– Понял, понял.
– Ступай, нанеси ей макияж заново, – велел Свин.
Глафира, разрыдавшись, упала на диван.
– Не пойду.
Семен с силой ущипнул ее за голую руку.
– Двигай, уродина, концерт скоро, хорош истерики гонять, журналистов тут нет.
– Мне плохо!
Свин со всего размаха отвесил певице оплеуху.
– Теперь лучше?
Глафира захлебнулась слезами.
– Не бей ее, – закричала я, кидаясь к Свину, – она уже идет грим накладывать!
Но Глафира уперлась.
– Нет, – прошептала она, – не хочу, я устала, заболела! Нет.
Свин снова поднял руку, я повисла на продюсере.
– Стой, ты ей синяков наставишь перед концертом.
Мужик опустил карающую длань и пнул Глафину ботинком в бок.
– Шевелись, суперстарина! Поющая коза!
Я кинулась к Глафире:
– Вставай, милая, он тебя убьет. Сейчас не надо капризничать. Ты звезда, спору нет, но у него деньги. Идем, солнышко, ну, поругались, с кем не бывает, пошли!
Лепеча всякие глупости, я подняла Глафиру и повела ее за стилистом.
– Я его убью, – прошептала она, – пырну ножиком в сердце, скот! Сволочь!
– Обязательно, – тихо ответила я, – но не сейчас, не здесь же, при всех.
– Ты мне поможешь, – в полной отключке бормотала Глафира, – да? Скажи? Давай его вместе зарежем? Соглашайся, а то я не пойду краситься!
– Конечно, милая, – успокоила я ее, – обязательно, похоже, в этом вопросе я большой профессионал.
