Kitabı oku: «Жаба с кошельком»
Глава 1
Найти мужа – это искусство, удержать его – профессия. Ей-богу, мне непонятно, отчего некоторые женщины стонут: «Мы не можем выйти замуж!» Бабоньки, плевое дело заставить парня пойти с вами в загс, но вот потом, когда отгремел марш Мендельсона и вы вернулись домой из свадебного путешествия из солнечной Турции или подмосковного санатория… Вот тут-то все и начнется. По большей части вас ждут не слишком приятные открытия: муженек-то, оказывается, храпит, требует горячей еды и глаженых сорочек. Еще хорошо, если живете отдельно от свекрови и она приходит в гости лишь по выходным. А если вынуждены делить с ней кухню! Это аут, мой вам совет: используйте любую возможность и убегайте от горячо любящей всех мамы. Со своим мужем вы как-нибудь разберетесь, а вот с его маменькой, желающей вам только добра, будет справиться намного трудней. Одна из моих свекровей, не стану тут говорить, которая по счету, постоянно громогласно заявляла:
– Я всегда на стороне Даши, обожаю эту девочку, она мое солнышко, радость, рыбка. И мне наплевать, что она абсолютно не умеет готовить, гладить, стирать и протирает антикварную мебель мокрой тряпкой, «убивая» бесценную полировку. Ей-богу, я совершенно не волнуюсь, когда она разбивает статуэтки китайского фарфора и роняет чашечку с кофейной гущей на бежевый персидский ковер стоимостью… ах, не надо о деньгах! Ведь не они главное, а человек. Дашеньку обожаю, чмок, чмок, чмок!
Вы можете считать меня неблагодарной сволочью, но на третьем чмоке у меня начиналась тошнота и нервная почесуха. Чувствуя себя последней гадиной, через пару месяцев жизни рядом с любящей свекровью я начала покрываться большими прыщами при виде ее. Вы, конечно, ни за что не поверите, но у меня открылась аллергия на свекровь. Находиться около нее я могла, лишь наевшись по горло супрастином.
Потом последовал развод, во время которого мать мужа вела себя просто идеально, нещадно ругая своего сына и изо всех сил поддерживая невестку. В конце концов мы с сыном Кешей снова оказались в Медведкове. А бывшая свекровь незамедлительно трансформировалась в мою подружку… Не могу сказать о ней ничего плохого, я получила от нее кучу советов и набралась житейской мудрости, люблю ее совершенно искренне, она была дорогой гостьей на всех моих следующих свадьбах и сейчас наезжает в Ложкино. Но… стоит услышать из прихожей ее высокий, абсолютно девичий, томно присюсюкивающий голосок, как у меня начинается отек Квинке.
Впрочем, иногда и жизнь без родственников не гарантирует вам счастья. Очень многие женщины примерно через два-три года после свадьбы с тоской констатируют: ну какого черта я поторопилась? Может, следовало подождать, повыбирать еще?
Впрочем, особо затягивать процесс выбора не стоит, иначе получится как с моей подругой Викой Столяровой. В те годы, когда мы учились в институте, она демонстративно морщила нос при виде любого молодого человека.
– Фу, – бормотала она, – урод!
Мы все выходили замуж, разводились, рожали детей, Викуля же искала своего «принца». Когда ей сильно зашкалило, ну, скажем, кхм, за тридцать, стало понятно, что она самая настоящая классическая старая дева. То, что она наконец выйдет замуж, к тому же за очень обеспеченного, приятного во всех отношениях Андрюшу Литвинского, не мог предположить никто. Случилось это год назад. Причем познакомила их я. Андрюша не очень давно похоронил свою жену Марту и сильно загрустил. Мы изо всех сил старались развлечь его и постоянно приглашали в гости. В один из своих приездов он и столкнулся с Викой. Кто бы мог подумать, что у них начнется безумный роман? Двое взрослых людей абсолютно потеряли голову и вели себя, словно ошалевшие подростки. Завершилось все пышной свадьбой. Вика переехала к Андрюшке в загородный особняк и стала самозабвенно заниматься хозяйством: посадила во дворе цветы, а в доме сделала капитальный ремонт, с переносом стен. И сегодня мы все: я, Зайка, Кеша, Александр Михайлович и Маня – едем к ним в гости, так сказать, на новоселье. Хотя по-настоящему считать это новосельем нельзя, скорей пирушка по случаю завершения ремонта.
До местечка под названием «Волшебный лес» мы добрались без особых приключений. Андрюша возвел тут особняк лет семь-восемь назад, когда его бизнес неожиданно пошел в гору и начал приносить стабильно высокий доход.
Марта тогда была категорически против переселения за город.
– Ну и за фигом это надо? – ныла она, сидя у меня в гостиной. – Стройка, грязь, сплошной геморрой. Только из нищеты голову высунули.
– Зато потом столько удовольствия, – я попыталась убедить ее, – свежий воздух, тишина, никаких соседей, и с собаками гулять не надо, вытолкнешь их в сад, и все!
– У меня нет собак! – отрезала Марта. – Неужели нельзя было деньги по-другому потратить!
– А летом за городом чудо как хорошо! – влезла Маня. – Воздух упоительный! Не сравнить с Москвой.
– Летом хорошо в горах, – мечтательно протянула Марта, – на лыжах кататься.
Машка скривилась:
– Ну, тетя Марта, вы и сказали! Летом охота покупаться, по лесу побегать босиком.
– Каждому свое, – объяснила та, – мне на лыжи встать хочется или с альпинистами пойти, вот это мое!
Что правда, то правда, Марта с юных лет любила таскаться с рюкзаком по горам, петь песни под гитару и ночевать в палатке. Лично меня это не привлекает. Вокруг вьются комары, туалет – под елкой, а умываться приходится из железной кружки. К тому же спать нужно в мешке, в тесноте, а я люблю устроиться на двуспальной кровати, на ней просторно.
Но Марта не обращала внимания на трудности и вечно норовила удрать в поход. Ругались с Андрюшкой они по-страшному. Литвинский-то рассчитывал, что жена станет сидеть дома, рожать детей. Но она предпочитала горы, а наследник у них так и не появился.
– Может, и хорошо, что нет детей, – вздохнул один раз Андрюшка, придя ко мне в гости, – Марта-то опять на какую-то вершину полезла, прикинь, какая бы из нее мать получилась, чистые слезы.
Я промолчала, иногда появление младенца творит с женщиной чудеса, но что попусту рассуждать? Детей у Литвинских нет и, учитывая их возраст, уже и не будет.
Потом на Андрюшку рухнуло богатство, Марта мигом бросила работу и осела дома. Сначала муж был рад, потом начал жаловаться.
– Понимаешь, – объяснял он мне, – приползаю домой ни жив ни мертв. Весь божий день с клиентами кувыркаюсь, туристический бизнес – дело нервное. Доползу до койки и упаду, даже поесть сил не остается, а Марта обижается, дескать, не общаюсь с ней, не замечаю, разлюбил… А у меня весь запал кончился. Эх, все-таки плохо, что ребенка нет, занималась бы сейчас его воспитанием. Может, ей собаку купить, как полагаешь?
Я опять промолчала, не желая осуждать Марту. На мой взгляд, ей категорически нельзя было бросать службу. Ладно, я согласна, школа, в которой она всю свою жизнь преподавала немецкий язык, место нервное, но, оказавшись дома, она затосковала и принялась ради развлечения закатывать Андрюшке истерики.
Через некоторое время положение стабилизировалось. Литвинские пришли к консенсусу. Андрей два раза в год отпускал супругу в горы, а она в остальное время мирно варила суп и пропадала у телевизора.
Новый всплеск скандалов начался со строительством дома. Марта категорически отказалась переезжать, как она выразилась, в деревню. Аргументы она выдвигала самые разные, подчас нелепые.
– «Волшебный лес», – возмущалась Марта, нервно ломая сигарету, – ну и дурацкое названьице! Да кому ни скажу, все моментально ржать начинают: «Ой, умора, а где же Белоснежка и семь гномов!»
– Ну название дело десятое, – попыталась я ее вразумить, – наше Ложкино тоже звучит не ахти! Его народ Вилкино называет, Кастрюлькино и Кофемолкино. Не обращай внимания.
– И что, мне там безвыездно сидеть? – злилась Марта.
– Почему? – удивилась я.
– Так метро рядом нет и электрички, между прочим, тоже! – шипела она.
– Андрюшка тебе машину купит, – парировала я.
– Водить не умею!
– Научишься.
– Не хочу! – рявкнула Марта.
– Но почему?
И тут она назвала наконец истинную причину:
– Не желаю жить в колхозе.
Все! Никакие аргументы, что коттеджный поселок – это вовсе не фермерское хозяйство, на нее не действовали.
Марта полностью саботировала строительство особняка, не принимала участия в планировке комнат, которую ей с невероятным энтузиазмом подсовывал муж, ни разу не посетила участок и на все Андрюшкины заигрывания типа: «Марточка, какую мебель поставим в гостиной?» – мрачно отвечала:
– Любую, мне однофигственно.
Наконец вилла была готова, и Андрюшка затеял переезд. Марта, бледная от злобы, категорично заявила:
– Нет, я останусь тут, в городской квартире.
Разразилась такая война, что «Буря в пустыне» покажется детскими играми в казаков-разбойников. Андрюшка хлопнул дверью и заорал:
– Развод!
Более того, он с мстительным огнем в глазах заявил:
– Ладно, дорогая жена, если ты так твердо стоишь на своем, будь по-твоему. Живи здесь одна, а я поеду за город. Меня Москва убивает, плющит и колбасит. Значит, развод! Но, имей в виду, никаких алиментов тебе платить не стану, ступай снова в школу, учи Митрофанов!
Вот тут Марта перепугалась и с кислой физиомордией перебралась в «Волшебный лес». Оказавшись в коттеджном поселке, она палец о палец не ударила, чтобы хоть как-то украсить быт. Десятки женщин, не в силах справиться с собой, покупают милые, совершенно ненужные, но так греющие душу пустячки: всякие керамические фигурки, забавные чашечки, свечки, эстампы, покрывала, салфетки. Марта не приобрела ничего подобного. Она не посадила ни одного цветочка, не купила ни одной подушечки, только морщилась, когда Андрюшка вечером, открывая окно, восклицал:
– Марта! Какой воздух! Его пить можно!
Литвинский все же чувствовал некий дискомфорт от того, что «сломал» жену, поэтому он не спорил, когда Марта намыливалась в горы. Она после переезда в загородный особняк принялась гонять на «тропу» четыре, а то и пять раз в год. Андрюшка только кивал:
– Съезди, дорогая, развлекись, нечего у телика гнить.
Как-то раз, приехав к нам и выпив малую толику коньяка, приятель разоткровенничался.
– Да уж, – произнес он, опрокидывая в себя содержимое пятого по счету фужера, – пусть она в свои горы катается, хотя что в них хорошего?
Я молча налила ему шестую порцию «Хеннесси». Андрюшке надо было жениться на тихой тетке, любительнице возиться с клумбами и грядками, а Марте бы в мужья сгодился завсегдатай Грушинских фестивалей авторской песни. Такой бородатый мужик, в грязных джинсах, с гитарой за спиной и с блокнотом собственных стихов в кармане. Вот тогда бы Литвинские и были счастливы, поодиночке, им не следовало жениться, они просто мучили друг друга. Что держало Марту около Андрея, было понятно: деньги. Впрочем, она и не скрывала этого.
– Андрей невозможен, – сердито говорила она мне, – чем старше становится, тем дурее, но, увы, я должна признать: мне без него не прожить, а о поездках в горы в случае развода придется забыть раз и навсегда. На зарплату учительницы не поедешь на горный курорт, одни лыжные ботинки стоят годовую зарплату.
Почему Андрей терпел все выкрутасы Марты, отчего он не развелся с ней – вначале я не понимала. Между нами говоря, Марта отнюдь не красавица, денег зарабатывать не умела, хозяйкой была безобразной. У нее вечно подгорала еда, и, пока в их семье не появилась кухарка, Андрюшка питался в основном яичницей и бутербродами. Что привязывало его к супруге? Ведь и дети у них не сидели по лавкам. Супруги грызлись, как кошка с собакой, хотя наши Фифа и Клепа намного любезней с Банди, Снапом, Черри и прочими, чем Марта с Андреем. Но чужая жизнь потемки, я, естественно, никогда не заговаривала ни с ним, ни с ней на эту тему. В их семье мне больше импонировал мужчина, но я никогда не дала Марте этого понять. Впрочем, потом я узнала, что держит Андрюшку около жены, но об этом позже.
Чуть больше двух лет назад Марта отправилась в горы, как всегда, покататься на лыжах. Как сейчас помню, стоял первый месяц весны. Проводили мы ее второго марта, восьмого Андрюшка решил поздравить жену с праздником и начал звонить ей на мобильный. К вечеру забеспокоился, трубка монотонно талдычила: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».
Правда, сначала он подумал, что Марта просто забыла зарядить мобильник, но утром, когда из телефона вновь понесся равнодушный голос автомата, Андрей забеспокоился по-настоящему. Где-то в районе обеда ему позвонили из местечка, название которого словно сошло со страниц литературной энциклопедии, – Грозовой перевал, так называлась деревенька в горах, где Марта каталась на лыжах1. Запинающийся женский голос сообщил, что госпожа Литвинская попала в лавину седьмого марта около часу дня. Сейчас ее поисками занимаются специалисты, но с гор сошло много тонн снега, подмявшего под себя все. Толщина покрова огромна, надеяться на то, что Марта жива, практически невозможно.
Естественно, Андрюшка мгновенно улетел в горы. Целую неделю он со спасателями пытался что-то сделать, потом вернулся в Москву. Тело Марты не нашли, она навсегда осталась там, в любимых горах. Думается, знай она, где ждет ее смерть, была бы счастлива.
Первое время Андрюшка бродил словно тень, совершенно потерянный, но потом ему встретилась Вика.
Вот уж кто был полной противоположностью Марты. Во-первых, Викуля обожала природу, цветы, птичек и животных. Она самозабвенно занялась ландшафтными работами на участке, поселила в особняке двух собак и завела аквариум. Во-вторых, мечтой всей ее жизни было жить за городом. А еще она, засучив рукава, переделала дом на свой лад. Андрюшка расцвел, помолодел и выглядит до неприличия счастливым. Они с женой ходят на прогулки, держась за руки, и любуются красотами природы. Вика бросила трудовую деятельность, раньше она преподавала в медицинском вузе английский и латынь, переквалифицировалась в секретаря и теперь помогает Андрюшке в бизнесе, сидит в его турагентстве, работает с клиентами.
Плавный поток моих мыслей прервал голосок Зайки:
– Смотри-ка, у них и въезд новый.
Заюшка притормозила у ярко-зеленых железных ворот и стала жать на клаксон. Они медленно, словно нехотя, распахнулись, мы вкатились во двор, и я не сумела сдержать возглас восхищения: повсюду, насколько хватал глаз, были цветы.
Через пару минут весело улыбающийся Андрюшка потащил нас по обновленному дому.
– Вот, смотрите, – бойко частил он, – сначала такой тамбурчик, тут можно сбросить уличную обувь, затем прихожая. Красивое зеркало, да? А это гардероб. Так, двинем дальше, холл, следом гостиная, не споткнитесь, мы ее «утопили», теперь сюда ведут три ступеньки. Кухня-столовая! Клевые аквариумы? Моя идея! Не захотел ставить стену, а разграничить пространство надо.
– Ой, какие рыбки! – пришла в восторг Зайка. – Особенно вон та, желтенькая! Ну прикольная! Губастенькая!
Андрюшка счастливо засмеялся и поволок нас сначала в баню, которая была тут же, затем на второй этаж.
Вика, пока муж демонстрировал спальни, кабинет, библиотеку и мансарду, возилась на кухне. Судя по умопомрачительным запахам, нас ждал лукуллов пир.
Громко выражая восторг, все сели за стол и принялись за еду. Следует признать: дом стал лучше, раньше мне было тут неуютно, особенно давили на психику темно-синие обои, которые в недобрый час посоветовал Андрюшке дизайнер.
Сейчас же их содрали, стенки выкрасили в светло-бежевый цвет, на окна повесили портьеры им в тон, и сразу стало радостно, весело, солнечно.
– Викуся! – спохватился хозяин. – А твой лук? Он где? Ну тот, сладкий! Что на стол не подала?
– Забыла! – подхватилась хозяйка. – Сейчас в кладовку сбегаю.
Вымолвив последнюю фразу, Вика вскочила и унеслась. Мужчины выпили раз, другой. Зайка тоже тяпнула коньяку.
– Викуся, – крикнул Андрюшка, – ты где? Давай скорей!
Я встала.
– Она не слышит, где у вас кладовка?
– Сиди, сам позову, – отмахнулся он и, тяжело ступая, пошел по коридору.
– Красиво у них теперь, как-то спокойно, – пробормотал Кеша.
– Ага, – согласилась Зайка, – истерика ушла. Вика правильно сделала, покрасив все в светлый цвет.
– Мне кажется, она нарочно это сделала, – протянула Маня.
– Тонкое наблюдение, – засмеялся Кеша. – Если человек делает ремонт, он специально выбирает краску.
– Да я не об этом, – надулась Машка.
– А о чем? – ехидно спросила Зайка. – Сделай милость, объясни.
– Мне кажется, – заявила Маня, – что Вика решила изгнать отсюда дух тети Марты!
Зайка уронила вилку, а я удивилась, похоже, Маруська права, дом стал совершенно другой, будто нарочито другой.
– Господи, – послышался вопль Андрея, – нет! Помогите!
Мы переглянулись и кинулись на зов.
Хозяин стоял на пороге небольшой комнаты.
– Что случилось? – воскликнул Кеша.
Андрюшка молча ткнул пальцем. Я невольно глянула в том направлении и взвизгнула. В воздухе болтались две женские ноги в разноцветных колготках, именуемых в народе «дольчики».
Глава 2
– Господи, – пробормотал Кеша, отступив в коридор, – что это?
Зайка заорала и прижалась к стене.
– Вика, – прошептала Маня, становясь зеленой, – это ее дольчики, она в них только что была, а теперь висит.
У меня возникло ощущение, что вокруг вязкое болото. Звуки практически исчезли, но глаза отчего-то не перестали четко воспринимать окружающий мир, они были прикованы к безвольно свисающим с потолка конечностям, неправдоподобно длинным и каким-то шишковатым. Ноги выглядели странно, через секунду я поняла, в чем дело, – у них отсутствовали ступни, внизу дольчики заканчивались культяпками.
– Прекрати визжать! – рявкнул Александр Михайлович и встряхнул Зайку.
Она поперхнулась криком и прижалась к полковнику.
– Там… висит, – прошептала она.
– Ну висит, – как-то равнодушно подтвердил Дегтярев, – пусть себе качается.
От такого безразличия я чуть не потеряла сознание. Конечно, полковник каждый день сталкивается на работе с трупами, он приобрел иммунитет к подобному зрелищу, но мы-то нет! И потом, как он может быть таким, стоя возле повесившейся Вики?
– Чего вы орете? – поинтересовался Дегтярев.
– В-в-вика, – прозаикался Андрюша, – она…
– Небось не слышит вас, – пожал плечами полковник, – пошли в столовую, я еще не наелся как следует.
Это было уже слишком! Я подскочила к Александру Михайловичу и с гневом заявила:
– Как ты можешь! О еде! Рядом с трупом!
– Чьим? – хмыкнул Дегтярев.
Зая подняла дрожащую руку и ткнула пальцем в дольчики:
– Ты не видишь? Вот!
– Что?
– Там!
– И чего?
Мое терпение лопнуло:
– Надо немедленно вызвать милицию!
– Зачем? – подскочил полковник.
– Дегтярев! – взвыл Кеша. – Сейчас же прекрати юродствовать! Не видишь, Андрею плохо!
Литвинский и впрямь навалился всем телом на косяк.
– Никак не пойму, – наморщился полковник, – о чем речь-то?
– Вика повесилась, – ляпнула Маня, – вон висит!
– Где? – вытаращил глаза Александр Михайлович.
– На крюке, – прошептала Зайка, – вон ноги.
– Ноги?
– Да.
– Чьи?
– Викины, – рявкнула я, – в цветных колготках!
Внезапно полковник расхохотался, вошел в кладовку и дернул за одну ногу, покачивавшуюся в полумраке.
Я зажмурилась. Нет, не зря говорят, что профессия накладывает несмываемый отпечаток на человека. Многие дантисты становятся садистами, а менты – преступниками… Ну полковник! Как он может так себя вести!
– Мама! – взвизгнула Маня. – Лук!!!
Я открыла глаза и ахнула. Под потолком болтались пустые колготки, на полу высилась гора из головок репчатого лука.
– Вы чего тут стоите? – раздался за спиной голос Вики.
– Там, – забормотал Андрюшка, медленно розовея, – там твои чулки!
– Ну да, – спокойно подтвердила Вика и всплеснула руками. – Кто же из вас весь лук рассыпал? Отвечайте, ироды! Зачем связки дергали!
– Лучше ты нам сообщи, – умирающим голосом пробормотала Ольга, – за каким чертом набила свои колготки луковыми головками?
– В журнале прочитала, есть такое издание, называется «Ваш огород», – объяснила Вика, – там было написано: если хотите сохранить урожай лука, положите его в плотные колготки, сто ден, подвесьте к потолку, и можете не сомневаться, весь год провисят. А у меня необыкновенный сорт, сеешь зимой, в мае уже головки, да такие сочные, сладкие, как яблоко. Вот я и решила последовать совету. Вчера весь день колготки набивала и подвешивала, а вы все разорвали, теперь собирайте, а я пойду принесу новые колготки. Вас тут много, вот и запихнете лук, да смотрите, аккуратно, по одной головке в ряд кладите, ясно?
С этими словами она ушла.
– Лук, – пробормотал Андрюшка, хватаясь за сердце, – хорошо, что на улице день и вы рядом. А пошел бы я вечером сюда один, точно бы умер.
– Кошмар, – подхватила Зайка.
– Я мигом понял, что-то не так, – заявил Кеша.
– И я, – влезла Маня, – слишком длинные ноги были.
Я хотела сказать, что сразу обратила внимание на непонятное отсутствие ступней, но тут Александр Михайлович противно захихикал:
– Ну вы даете! От Дарьи заразились? Ладно бы она завопила: висельник, висельник! Вполне в ее духе! Но ты, Кеша! Ей-богу, удивил!
Аркадий стал оправдываться:
– Тут полумрак, Зайка орет, мать рыдает, вот я и не разобрался сразу.
– И не думала рыдать! – возмутилась я. – Хотела как раз сказать, что висят ноги без ступней.
– Держите! – выкрикнула Вика, размахивая упаковкой шуршащей бумаги. – Да что у вас такой вид? Что случилось-то?
Андрюшка молча обнял жену.
– Я тебя люблю.
– Может, тебе температуру померить? – насторожилась Вика. – Похоже, заболевать начинаешь! Давайте не стойте, собирайте лук…
Мы сели на корточки и принялись за работу, слушая безостановочные указания Викули:
– Ровней, не так туго, не мните лук.
Потом Кеша подвесил связку, и все отправились в столовую пить кофе.
Торт, который подали к чаю, описать невозможно. Три этажа бисквита, прослоенного вареньем, взбитыми сливками и тертым орехом. Верх шедевра украшали фрукты, уложенные в затейливый орнамент.
– И в какой кондитерской берут такое чудо? – воскликнула я, проглотив огромный кусище.
– Обижаешь, начальник, – засмеялась Вика и положила мне на тарелку еще добрый ломоть, – такого не купить!
– Ты хочешь сказать, что сама испекла торт? – поразилась я, быстро расправляясь со второй порцией.
– Ничего хитрого, – пожала плечами искусная кулинарка, – сначала печешь коржи, каждый по отдельности, потом делаешь начинку. Хочешь, рецепт дам?
– Нет, – быстро ответила я, – спасибо, не надо, лучше уж у тебя полакомлюсь.
– Лентяйка, – хмыкнула Вика, – всего-то три часа уйдет на готовку.
Я молча потянулась еще за одним куском. Вот поэтому я и не люблю скакать вокруг плиты с кастрюлями. Топчешься весь божий день, а съедается приготовленное за десять минут, и никакого эффекта. Слопали вкусный обед, через пару часов снова голодные.
– Я вам сейчас чай налью в потрясающие чашки, – засуетилась Вика, – купила сегодня утром.
– Да? – удивился Андрюшка. – Ты мне ничего не говорила!
– Сюрприз, – протянула Вика, – тебе понравится, вот! – Жестом фокусника она открыла дверцы буфета.
Сервиз был сделан из серебра с позолотой. Изящные чашечки, масленка – все с орнаментом.
– Похоже, он не новый, – сказала Зайка.
– Антиквариат, – гордо заявила хозяйка, – восемнадцатый век, а может, еще раньше сделали.
– Где ты его только достала! – покачал головой Андрюшка. – Очень изящная работа, глаз радует, дай-ка!
И он принялся вертеть в руках молочник.
– Узор на всех чашках разный! – воскликнула Маня. – Смотрите, у меня охота, у Зайки рыбная ловля, а у тебя, мусик, что?
– У меня дамы с кавалерами пляшут, – сообщила я.
– Наверное, чашечки от разных сервизов, – не успокаивалась Маня.
– Нет, – улыбнулась Вика, – раньше так часто делали. Этот сервиз называется «Отдых в деревне». Видите, на сахарнице карета с лошадьми, а на масленке домик с садом? И орнамент по краям, везде, на всех предметах листочки.
– Дорогая вещичка, – с видом знатока заявил Кеша.
– Мне почти даром досталась, – радостно ответила Вика, – всего за триста долларов.
– Да не может быть! – подскочила Зайка. – Тут одного серебра килограмма два, а еще работа.
– Мне просто повезло, – пояснила Вика, – знаете, как я люблю посуду, в особенности старинную! Но ты, Зая, права, цены на аукционах просто ломовые, я пару раз ходила, только без толку, всегда находился кто-то побогаче. А в магазинах одна дрянь выставлена, антиквары – хитрецы, что получше – на торги отправляют или постоянным покупателям звонят… Так вот, поехала сегодня утром на наш рынок, тут недалеко, возле МКАД, мы там творог берем у крестьян, сметану, масло. Хожу по рядам, вижу – бабулька стоит, с чашкой.
Вика, в самом деле страстная любительница посуды, заинтересовалась, подошла поближе и ахнула. Бабулька держала в руках изящную вещичку из серебра, явно раритетную и очень дорогую.
– Сколько хотите за безделушку? – прикинувшись равнодушной, поинтересовалась Викуша.
– А сколько дашь! – прокашлял божий одуванчик. – Полтысячи не жалко?
Викуша чуть было не сказала, что пятьсот баксов все-таки дороговато за одну чашечку, отдайте, мол, за триста. Но тут до нее дошло, что бабуля хочет пять сотен в рублях.
– Дорого тебе? – по-своему поняла молчание потенциальной покупательницы старушка. – Так и быть, за четыреста уступлю. Ты не сомневайся, видишь пробу? Хочешь, возьми блюдечко и сходи вон туда, в ювелирный магазин, они подтвердят: серебро это, без обману. Это наша семейная реликвия, да нищета заела, вот и продаю.
Викуша с радостью протянула бабульке деньги. Та, аккуратно спрятав ассигнации, спросила:
– А может, весь сервиз захочешь?
– Какой? – спросила Вика.
– Так чашка из набора, – пояснила старушка, – дома еще пять стоят.
Обрадованная неожиданной удачей, Вика сунула пенсионерку к себе в машину, отвезла ее по указанному адресу в деревню и увидела в буфете красоту писаную. Плохо понимавшая ценность сервиза старуха запросила за него триста баксов, и Вика с превеликой радостью их отдала.
– Ну что, попробуем чай из этих чашек? – потирала руки Вика. – В первый раз я такой сервиз видела недавно в антикварном, но он стоит десять тысяч баксов, вот и не купила. А тут такая феерическая удача. Эх, жаль, совочка для сахара нет, потерялся, похоже.
– И чего хорошего в старой посуде, – скривилась Маня, – не понимаю я этого! Лучше новую купить, зачем пить из плошек, которыми пользовались посторонние люди? Фу, по-моему, это негигиенично.
– Я их тщательно вымыла, – рассердилась Вика.
– Все равно, – уперлась Маня.
Чтобы загладить бестактность девочки, я быстро сказала:
– Викуля, налей мне чайку или кофейку.
– Кофе не в эти чашки, – бормотнула Вика.
– Почему? – удивилась Зая.
– А бабушка предупредила: они только под чай, от кофе портятся.
И она загремела в буфете посудой, на свет появились фарфоровые изящные чашечки.
– Кофе сюда налью, – сообщила Вика, – так, кому что?
– Мне, естественно, чай, – плотоядно потер руки Андрюшка, – терпеть не могу кофе.
– И мне чаю, – хором ответили мы с Зайкой.
– Хочу кофе, – быстро сказала Маня.
Я подавила улыбку. Маруська никогда не употребляет этот напиток, он ей активно не нравится, просто она не хочет прикасаться к антиквариату.
– Я тоже, пожалуй, кофейку, – протянул Кеша.
Мне стало совсем смешно. Брезгливый до болезненности, Аркашка избрал ту же тактику, что и Манюня.
Дегтярев же отказался и от того, и от другого.
– Позже, – сказал полковник, – я так объелся, что в меня ничего не вольется.
Домой мы поехали около полуночи. Кавалькада машин вырулила на шоссе. Кеша, посадив около себя Маню, как всегда, нажал на газ и унесся далеко вперед. Александр Михайлович, обладатель черного «Запорожца», безнадежно отстал, он не слишком уверенно чувствует себя за баранкой. Зайка молча рулила по Ново-Рижской трассе. Я сидела около нее, зевая и борясь со сном.
Вдруг Зая притормозила.
– Ты чего? – очнулась я.
– Меня тошнит, – пробормотала она и рванулась из машины.
В ту же секунду я почувствовала резь в желудке, потом к горлу подступило что-то мутное, тяжелое. Пришлось бежать за Зайкой.
Минут через десять мы кое-как пришли в себя, умылись, поливая друг другу на руки воду из бутылки, утерлись бумажными носовыми платками и вернулись в машину.
– Интересное дело, – пробормотала Ольга, – с чего это нас прихватило?
– Не знаю, – прошептала я, чувствуя, как к горлу снова подкатывает что-то отвратительное.
Зайка глянула на меня, я на нее, и в ту же секунду мы снова понеслись к канаве. Если честно, давно мне не было столь плохо. Голова кружилась, ноги дрожали, по спине тек холодный пот, в желудке ворочался раскаленный еж с торчащими в разные стороны иглами.
– Боже, – простонала Зайка, рухнув на сиденье, – умираю!
У меня было то же ощущение. В сумочке ожил мобильный.
– Мусик, – заорала Маня, – вы где?
– Еще на Новой Риге, – прошептала я, – на тридцать пятом километре.
– Что случилось, вы сломались?
– Да, – еле слышно ответила я и навалилась на Зайку.
Она откинулась в кресле и попыталась натянуть на себя плед, которым мы укрываем в машине Банди.
– Холодно мне, холодно, – лепетала она, – прямо трясет всю.
Меня тоже начал колотить озноб, и я решила включить печку, но вместо рычажка обогревателя ткнула пальцем в радио. «Это любовь, – понеслось из динамика, – что без денег делает тебя богатым, это любовь, о которой в книжках ты читал когда-то».
– Выключи, – прохрипела Зайка, – умоляю.
Но я не смогла пошевелить рукой, пальцы весили по сто кило каждый.
– Дай пакет, – еле слышно попросила Зайка, – из бардачка вынь.
– Не могу.
– Меня тошнит, скорей, дай.
– Не могу.
– Сейчас салон испачкаю.
– Ерунда.
Зайка попыталась наклониться и не сумела. Я в полном отчаянии поняла, что не могу ей помочь, меня словно парализовало. Перед глазами затряслась мелкая черная сетка, в ушах тоненько-тоненько запели комары. Последнее, что я увидела, перед тем как потерять сознание, было лицо Александра Михайловича с широко раскрытым ртом. Полковник рванул дверцы машины, Зая стала падать к его ногам, и тут свет померк.
