Kitabı oku: «Изображая невинность», sayfa 4

– Добрый день, Софья. Надеюсь, вы нашли дорогу без труда?

– Здравствуйте, – улыбнулась я. – Да, это оказалось совсем не трудно.

– Уверена, что вам здесь понравится, – обведя взглядом вверенные ей просторы, заверила Мария Степановна. – Все ваши соседи люди приличные. Состоятельные. Шумных нет. Часть таунхаусов и вовсе пустует большую часть года.

– Отчего так? Места красивые…

– У большинства жильцов, – снисходительно улыбнулась она. – Это не единственное и даже не второе жилье. Приезжают по мере возможности и желания, конечно.

Мария Степановна направилась к дому. Но я не спешила, и ей пришлось вернуться.

– Есть ли в доме сигнализация или какая-то система безопасности, которой мне следует научиться пользоваться?

– Нет, – покачала она головой. – Комплекс охраняется круглосуточно. По периметру установлены камеры видеонаблюдения. При необходимости на адрес выезжает патруль. Но на дома отдельно сигнализацию не ставили.

– И часто она возникает?

– Кто? – подняла тщательно накрашенные брови управдом.

– Необходимость в вызове патруля.

– Нет, такого не было, – заверила она, и я сразу же поняла – врет. Но вежливо улыбнулась, демонстрируя полнейшее доверие.

– Тревожных кнопок в домах тоже нет, – продолжила управдом. – С охраной всегда можно связаться по телефону в доме, просто набрать номер один. А если наберете номер два, то попадете на меня.

– Очень удобно, – кивнула я, знать не зная, чем меня так интересует охрана поселка. – Значит, охранники на территории комплекса не находятся. Тогда где же?

– Рядом офис охранного агентства. Минут десять-пятнадцать на машине, – не смутившись моему вопросу, пояснила она. – Наша служба в том же здании. Мы обслуживаем не только этот комплекс, но и еще несколько в Курортном районе.

– И особняки?

– С ними работают только охранники, управдомы там без надобности, – не скрыв грусти, пояснила она.

Последующие минуты Мария Степановна расписывала мне преимущества комплекса, процедуру оплаты счетов и прочие бытовые мелочи. Я слушала внимательно и кивала. Хотя, сказать по правде, информация о соседях интересовала меня куда больше. Но этой темы она старательно избегала.

Достав из сумки ключи, я сказала:

– Не знаю какой из них подойдет.

Мельком взглянув, Мария Степановна, сразу же определила:

– Вот этот.

Бросив второй комплект обратно, я поспешила открыть дверь. Замок легко поддался. Ключи подошли идеально.

Вознамерившись войти в дом, Мария Степановна начала:

– На первом этаже находится…

Я тут же прикрыла дверь. Вышло невежливо, я едва не прищемила управдому нос. Но, вновь удивляя саму себя, я решила, что пока лично не осмотрю каждый угол, за порог не пущу никого чужого.

Стараясь исправить собственное невольное хамство, я долго и пламенно благодарила ее за помощь. Но с облегчением вздохнула, лишь когда она ушла.

Я и самой себе не могла бы объяснить откуда взялась эта странная тревога. Боялась ли найти что-то компрометирующее сестру? Стала ли мне казаться ее гибель неслучайной? Или я попросту запуталась в собственных мыслях и чувствах?

Вопреки законам логики ответ на все три вопроса был один: да. Да, я боялась, стала сомневаться в случайности произошедшего и абсолютно запуталась.

Горилка резво потрусила по коридору и скрылась в одной из комнат. Собака явно жила здесь и ничего пугающего не видела. Наоборот, она вернулась к себе домой. Я же с опаской заглянула в первую комнату и огляделась. Ничего страшного не произошло. Потихоньку, шаг за шагом, я успокоилась и принялась осматривать дом уже с интересом, а не страхом.

На первом этаже располагались просторная кухня-гостиная, окна которой выходили на улицу, небольшая спальня и кладовая, размером со среднестатистическую однокомнатную квартиру. Под лестницей была дверь, ведущая в гараж (абсолютно пустой в настоящее время). Из холла можно было выйти на задний двор, где я и обнаружила великолепнейшие кусты жасмина.

Жемчужиной второго этажа, несомненно, была терраса. Просторная, декорированная марокканской плиткой, обставленная удобной плетенной мебелью, она была просто великолепна. По периметру в вазонах ручной работы росли цветы и небольшие тщательно подстриженные деревца. У нее был всего один минус –соседство с точно такой же, только совершенно пустой, террасой соседей.

Прислушавшись, я констатировала, что соседний таунхаус необитаем. Хотя, возможно, его владельцы сейчас на работе или, напротив, уехали в отпуск.

Отложив мысли о соседях на потом, я вернулась в дом. Вход на террасу вел из просторной гостиной с камином из белого камня. Комната была залита светом и казалась невероятно уютной и домашней. Диван и кресла были глубокими и мягкими, небольшой ковер из длинного ворса теплым и пушистым. Здесь несомненно было хорошо в любую погоду.

Посмотрев на одно из кресел, я заметила мягкий плед и легко представила себе Маринку, завернувшуюся в него с носом и читающую увлекательную книгу.

Сердце предательски дрогнуло. Стараясь не поддаваться тоске, я тряхнула головой и продолжила осмотр. Следующая комната оказалась спальней сестры. На туалетном столике стояли ее любимые духи. Поверх покрывала лежал шелковый халат.

Из спальни вела дверь в гардеробную. Она была столь же обширна, как и на Таврической, но большая часть шкафов оставалась пуста. Похоже, Марина бывала здесь значительно реже, чем дома.

Из гардеробной можно было пройти в просторную ванную (ее описание заслуживает отдельной главы). И еще одну комнату. Она была совершенно пуста.

Я прикрыла глаза, пытаясь справиться со слезами. У моей сестры могли быть от меня секреты. Их могло быть много. Пусть так, я смирюсь. Но это вовсе не значит, что я не знала ее или, что она не любила меня. И стоя в этой комнате я понимала со всей ужасающей силой своей утраты, о чем мечтала Маринка, находясь в ее стенах. Это должна была быть детская. Когда-нибудь это должна была быть детская.

Я поспешно покинула комнату, плотно прикрыв дверь. Дышать стало чуть легче. Скорее из упрямства, чем из интереса, я вновь стала бродить по дому.

На третьем этаже – мансарде, было еще несколько комнат. Три из них оказались пусты. Просторная ванная и гардеробная обустроены, красиво декорированы, но в них не было ни единой вещи хозяйки. Ничто не вызвало у меня эмоций. Судя по всему, сестра просто не придумала, что с ними делать. Зато последняя комната была продумана до мельчайших деталей.

Только окна этой комнаты выходили сразу на обе стороны дома: улицу и задний двор. На покатой крыше мансарды также было несколько небольших окон. Сквозь них можно было бесконечно долго любоваться звездами и дождем.

Марина не любила холодные тона в интерьере, и они присутствовали только здесь. Стены отделаны акварельно-мятным цветом, невесомые шторы были на несколько тонов светлее, но сочетались идеально со всем убранством комнаты. Возле окна стояло большое мягкое кресло, в которое так удобно было бы забраться с ногами и читать. А когда стемнеет, включать торшер, чьи отблески, отражаясь в цветном стекле, падали бы на страницы книги. Я коснулась плюшевого пледа на подоконнике кресла. Он был точно таким же, как и в гостиной. Один – для нее, второй – для меня.

Спустившись вниз, я достала вещи из машины и перенесла их наверх, в мансарду. Следящая за каждым моим движением Горилка, довольно тявкнула.

Все мои страхи исчезли также внезапно как и появились. Теперь я чувствовала себя здесь как дома. Все казалось родным и близким. Во всем была видна рука сестры, ее забота обо мне. И это грело душу.

Первая ночь на новом месте прошла в сладком сне. Утро началось с заливистого пения птиц под окном. Блаженно потянувшись, я несколько минут любовалась в оконце над моей головой ясным небом и проплывающими по нему барашками-облаками.

Но Горилка желала гулять и завтракать и неги моей не разделяла. Словно маленький ураган, она с разбега запрыгнула на кровать и начала нарезать по ней круги, весело фыркая и то и дело на меня наступая.

С большим трудом сдерживая смех, я сказала:

– Твое воспитание совершенно никуда не годится.

Устыдившись, она притащила мне один тапок (попутно загнав второй под кровать). Мир был восстановлен. Натянув шорты и майку, я на ходу убрала волосы в хвост и отправилась на прогулку.

Будучи гражданкой безработной и располагая неограниченным количеством времени, на собаке я решила не экономить. Прогулка затянулась почти на час. Зато возвращались мы довольные друг другом и с отличным аппетитом.

Дверной звонок раздался как раз когда я допивала чай. Испуганно вздрогнув, я замерла. Первая мысль была о Стасе. Но, напомнив себе, что он знать не знает, куда я уехала, приободрилась. Мысль о возможности вызывать охрану и выдворить его за территорию комплекса, также прибавила мне уверенности.

За дверью, приятно улыбаясь, стояла немного полноватая женщина лет пятидесяти. Увидев меня, она вздрогнула и немного побледнела.

– Ох, как похожи… – пробормотала незнакомка и смутилась. – Простите, меня зовут Клавдия, я домработница Марины Александровны. То есть, была ей и…

– Проходите, – посторонилась я, приглашая в дом совершенно растерявшуюся женщину.

Горилка радостно бросилась ей на встречу. Подхватив ее, Клавдия прижала к сердцу вертящуюся собаку и ласково заговорила:

– Ой, ты моя дорогая, ой, ты моя хорошая…

Реакция Горилки сказала мне все, что я желала знать. Не спросив, я налила чай и поставила чашку перед гостьей.

– Присаживайтесь. Мы как раз завтракаем.

– Что вы, – засмущалась она. – Я зашла, чтобы…

– Вот и расскажете за чашкой чая, – улыбнулась я. – Так всегда лучше получается.

Несколько конфет спустя я уже знала, что большую часть жизни Клава проработала научным сотрудником в НИИ. Одна воспитывала дочь. Ни мужа, ни родственников, способных помочь, у женщины не было. В конце девяностых стала подрабатывать уборкой квартир у состоятельных новых русских в своем же доме. Со временем число ее клиентов разрасталось, а НИИ, напротив, хирело и, наконец, приказало долго жить.

На сегодняшний день ее дочь уже взрослая и замужняя женщина, но бросить работу и посвятить себя внукам Клава отказывается. Несколько лет назад она окончательно переехала в Сестрорецк (под закат СССР она получила здесь небольшую двушку-распашонку), оставив городскую квартиру дочери, и трудится сразу в нескольких домах. В свободное же время нянчит внука-карапуза.

В «Сиреневой гавани», а именно так назывался жилой комплекс, где я ныне обитала, она работала с момента заселения, причем у всех соседей разом.

– Как же у вас времени хватает? – искренне удивилась я.

– Так, ведь не во всех домах живут, – развела руками Клава. – Там, где хозяев нет, я только один раз в месяц убираюсь, мы так договорились. И потом, с годами сноровка появилась. Это раньше мне много времени на каждое пятнышко было нужно, а сейчас раз-два и готово.

Догадаться о цели визита Клавы было не трудно. Она работала на Маринку и наверняка хотела знать нужна ли мне ее помощь. От ее услуг я поначалу хотела отказаться. Тратить деньги сестры я планировала как можно меньше, а надеяться на то, что вскоре найду работу рассчитывать не приходилось. Посему, времени, чтобы наводить порядок у меня предостаточно, и чья-либо помощь была без надобности.

Однако, повинуясь внезапному порыву, решение я изменила (подобные порывы в последние дни стали неотъемлемой частью моей новой жизни и удивляться им я более не спешила). Может быть помощь в уборке мне и не нужна, но другого столь ценного источника информации как Клава, я точно найти не смогу.

– Я буду очень рада, если вы продолжите работать и на меня на тех же условиях, что предлагала Марина.

– Что вы, – всполошилась Клава. – Мариночка оплатила мои услуги на полгода вперед. Я и зашла, чтобы с вами познакомиться, да спросить, когда можно приходить.

Ее признание окончательно убедило меня в правильности принятого решения. У сестры и Клавы было джентельменское соглашение. А оно, как известно, никаких свидетельств на бумаге не предполагает. Если бы Клава не призналась, я бы никогда не узнала о предоплате, что сделала Маринка, и о сумме, которую она получала за свои услуги. При желании Клава легко могла обмануть меня дважды, но, похоже, даже не подумала об этом.

– У меня нет предпочтений по дням, – призналась я и, в отличии от собеседницы, была не столь честна. – Я работаю удаленно, из дома, поэтому буду большую часть времени здесь. Не удивляйтесь.

– К Марине я обычно приходила каждый вторник утром. Может быть так и оставить?

– Отлично, мне подходит, – кивнула я.

Мы еще немного поболтали на житейские темы. В какой-то момент, взгляд Клавы упал на фотографию, висящую на холодильнике в магнитной рамке. Один раз в год мы непременно ездили куда-нибудь отдыхать вдвоем. И эта фотография была с предпоследнего отпуска.

– Вы так похожи, словно близнецы – сказала она и смутилась. – Извини, снова я …

– Ничего, – заверила я. – И вы правы, мы действительно очень похожи, хоть и двоюродные.

Мы обе были брюнетками. Длинноволосыми, смуглыми, со слегка пухлыми коралловыми губами. Пушистые длинные ресницы обрамляли темные глаза. А несколько совершенно одинаковых веснушек и у нее, и у меня, словно привет из детства, украшали нос и щеки.

– Клава, – поспешно попросила я. Прежде чем она вновь заговорит о сестре. – Расскажите, кто живет в комплексе? Я ведь только второй день здесь и было бы неплохо знать, с кем теперь соседствую.

К моей просьбе она отнеслась без всякого удивления. Охотно поведала о жильцах. Хотя я и понимала, что обычно она не склонна разговаривать на подобную тему.

– В вашем доме никто больше не живет. Зимой, на новогодние каникулы, хозяева уступили его друзьям почти на месяц. Марина жаловалась, что шумели. А так, с самой постройки, здесь никто и не бывал. Дом напротив целиком принадлежит семье Цифля.

– Юрий Петрович и его супруга, Алла, выкупили оба таунхауса и объединили их в один дом.

– Они живут вдвоем?

– Теперь, да, – невольно поморщилась Клава. – Дело в том, что Алла вторая супруга Юрия Петровича. С первой женой, Ольгой, они прожили больше пятнадцати лет. Почти все время я работала у них. Но не здесь, конечно, в старом доме. Это пару километров отсюда. После смерти Ольги, Юрий Петрович дом продал и переехал сюда. Они жили втроем: он, его дочь, Юленька и мать, Евдокия Семеновна. Но мужчине, понятно, без жены худо. Женился он во второй раз. На Алле. С матерью его они не поладили сразу. Иногда так ругались, вся улица слышала. Но долго им друг друга терпеть не пришлось – скончалась Евдокия, царствие ей небесное. Горе это и здоровье Юрия Петровича подкосило. Хворый стал, за последний год словно лет на десять постарел. А молодая жена цветет. Но не бросает его и то хорошо.

– А дочь?

– Дочь в Англию учиться отправил. Даже на новогодние каникулы теперь не приезжает, – тяжко вздохнула Клава. – Жалко девочку. Хорошая она. Сиротой при живом отце осталась.

– У них большая разница в возрасте? У супругов Цифля, я имею в виду.

– Почти двадцать лет, – усмехнулась Клава и продолжила. – В первом доме по вашей стороне все квартиры пустуют. Хозяева живут кто где. Одни в Америке, другие в Новосибирске. Приезжают редко. У них я тоже убираюсь раз в месяц, а зарплату они переводят мне на карточку.

– Но напротив оба таунхауса жилые? Окна открыты и машины стоят.

– Да, там живут, – подтвердила Клава. – Не скажу, что мирно, но живут.

– Соседи не поделили куст сирени и устроили междоусобицу?

– Разные они очень, – махнула рукой Клава. – Видела на лужайке странную скульптуру?

О чем говорит Клава я поняла сразу – не заметить этот продукт чьей-то странной фантазии было просто невозможно. Огромная металлическая дура высотой метров пять представляла собой сплетение каких-то ни то лент, ни то змей. Она блестела на солнце, привлекая птиц и рождала во мне ясное понимание того, что современное искусство – это книга за семью печатями для такой серости как я.

– Так вот, половина дома со скульптурой принадлежит Виктории. Она журналистка и вся такая…современная. Или как это сейчас принято называть? Эмансипированная? Одним словом, одна карьера на уме. Гости, торжества до утра бывают у нее частенько. А так, живут они с Тутанхамоном одни.

– С кем? – решив, что ослышалась, переспросила я.

– С Тутанхамоном, – усмехнулась Клава. – Это собака. Шпиц. Звонкая, просто ужас.

– Понятно…– пробормотала я и покосилась на Горилку.

– А за стенкой у нее семья Ереминых, – продолжала Клава. – У них трое малышей. Все погодки. Ира за ними одна следит. Не знаю почему, но няню они брать не хотят. Саша же все время на работе пропадает. Приезжает уставший, а у соседей веселье до зари. Понять, конечно, можно.

– Борьба противоположностей, – констатировала я.

– Не то слово, – грустно вздохнула сердобольная Клава. – От борьбы такой иногда разве что искры не летят.

– Мы с Горилкой тоже вдвоем жить будем, – улыбнулась я. – Так что, особых хлопот от нас не будет.

– Что вы, – всполошилась Клава. – Хозяйки лучше Мариночки мне и не найти было. А вы, по всему видно, в этом тоже с ней очень похожи.

– Только в командировки не езжу, – закинула удочку я.

– Ох, да. Работала ваша сестра на износ. Но, что поделать, если женщины в наш век заботиться вынуждены о себе сами. Ты не сочти меня навязчивой, просто привязалась я к Марине, вот и переживала за нее по-стариковски, – сокрушалась Клава. – Хотя, конечно, мое дело маленькое, и жизнь хозяев меня касаться не должна. Но уж очень я надеялась, что у Мариночки с ее молодым человеком все сложится. Заживут душа в душу, остепенятся.

– Молодым человеком? – чувствуя, как похолодело сердце, но стараясь не подавать вида, переспросила я.

– Болтаю я, глупая, – зачастила Клава. – Лично я его не видела ни разу. Но ведь, убираясь, вижу вещи мужские. Одежду, парфюм, мелочи всякие. В ванной комнате стоял изумительный набор для бритья. Ручная работа дивной красоты.

Марина была не только на редкость красивой женщиной, но и невероятно обаятельной. Поклонники в ее жизни присутствовали всегда, но абсолютному большинству из них о ласках сестры приходилось лишь мечтать. Она была верна обоим своим мужьям. И встречаться со вторым началась аккурат в день, когда потребовала развод и, собрав вещи, покинула первого. Было у нее и несколько непродолжительных романов. Но со всеми ее кавалерами я была знакома. Весть о том, что она жила с кем-то, причем довольно долго, стала сродни грому среди ясно неба. Почему сестра скрывала его? Даже если бы это была мимолетная ничего незначащая интрижка, зная сестру, она рассказала бы во всех подробностях. Но нет, ни слова.

Очевидно одно. В жизни сестры была тайна. Причем настолько важная, что она скрывала ее от всех, даже от меня. Была ли тому причиной ее внезапно проявившаяся скрытность? Или она боялась подвергнуть опасности близких?

Клава провела у меня еще минут десять. Ничего более познавательного я узнать не смогла. Мысли неотступно возвращались к сестре.

Едва закрыв за гостьей дверь, я ринулась наверх, в комнату сестры. С упорством и тщательностью, достойными лучшего применения, я обыскала каждую комнату и каждую полку в доме. Ничего стоящего внимания, вернее, ничего настораживающего найти не удалось. Не было в доме и мужских вещей. Даже зубной щетки не нашлось, не говоря уже о наборе для бритья, столь понравившемся Клаве.

Со странной смесью разочарования, досады и надежды я покончила с этим нелицеприятным занятием. Подозревать сестру в чем-либо было мерзко, копаться в ее вещах в поисках подтверждения своих опасений, еще хуже. Найти же доказательства – пожалуй, самый мой большой страх.

Сегодня он не сбылся, и это вернуло мне былой оптимизм хотя бы частично.

Следовало решить, чем занять себя дальше. Путных мыслей не наблюдалось. А температура тем временем перевалила за двадцать шесть. Это и определило мой выбор – я отправилась на пляж. Горилка прихватила любимый мячик и весело трусила рядом.

Проходя мимо соседских домов, я приглядывалась к ним внимательнее. Пытаясь связать облик фасада с тем, что узнала о владельцах.

Дом напротив моего, принадлежавший семейству с забавной фамилией Цифля, ничем внимания не привлекал. Лужайки зеленели словно причесанной расческой травой. Несколько окон второго этажа приоткрыто, но больше ничто не намекало на то, что в доме кто-то есть. Ни шума, ни движения.

Мимо домов, чьи владельцы разъехались по миру, я прошла без интереса. Все как один окна закрыты ролл-жалюзи. Но ступеньки и лужайки в идеальном порядке.

Нарочно бросив Горилки мяч, я принялась ждать ее возвращения, тайком разглядывая обитаемые таунхаусы.

Блестящая скульптура журналистки окончательно убедила меня в собственной некультурности. Вместе с тем, желание познакомиться с ее владелицей укрепилась. Журналисты народ приметливый. Она вполне могла поведать что-то интересное о жизни сестры. О том, зачем мне это я старательно старалась не думать.

Лужайка ближайших соседей ценительницы искусства была завалена игрушками. Окно кухни приоткрыто настежь. Аромат готовящегося мяса доносился даже через улицу.

Горилка давным-давно успела вернуться с трофеем, и мое бдение под окнами соседей становилось подозрительным. К счастью, эта мысль посетила меня раньше, чем я успела привлечь ненужное внимание.

Поправив лямку рюкзака, я поспешила на пляж, где и провела время часов до семи. И с удовольствием осталась бы подольше, если бы не вечерняя прохлада и чувство голода. У Горилки, например, оно выражалось в желании вырвать из моих рук и тут же слопать недочитанную книгу.

Расслабленная и довольная жизнью, я вернулась на свою улицу. И едва не стала свидетельницей убийства.

Сразу за мной в комплекс въехал ярко-красный кабриолет. На излишне большой для данного места скорости машина понеслась по улице. В этот самый момент, пушистый рыжий комок, неизвестно по какой причине названный в честь египетского фараона, увлекся ловлей бабочек и выбежал на дорогу.

Прежде, чем успела сообразить, что происходит, я бросилась к машине с воплем:

– Стой!

В отличии от пушистого шпица я была куда более заметной преградой, и автоледи таки заметила меня сквозь огромные солнцезащитные очки известного бренда. Затормозив так, что визг и запах жженой резины заполнили улицу, она остановилась сантиметрах в пятнадцати от собаки.

На мой вопль выбежали обе враждующие соседки. Одна смотрела на мир испуганными глазами цвета янтаря, а вторая, забыв про не успевшие высохнуть ногти, бросилась к собаке.

– Ах, ты мой хорошенький, бедненький мой Тутонька, – причитала высокая блондинка с короткой стрижкой, прижимая успевшую перепугаться собаку к тощей груди.

Еще не отошедшая от пережитого домохозяйка, нервно теребила в руках полотенце и, забыв про детей и стряпню, пыталась понять, что же произошло. Она была красива, но измождена до предела. Бледное до синевы лицо и огромные мешки под глазами выдавали ее состояние с головой. Белая футболка, хоть и была самого мальнького размера, висела на ней будто на вешалке. И то тут, то там ее украшали разномастные пятна. Устало поправив выбившуюся из косы прядь, она спросила:

– Все целы?

Ее слова сработали словно катализатор. Из кабриолета, хлопнув дверью, выскочила автоледи. Высокая брюнетка со стрижкой каре, была обладательницей минимум шестого номера груди и очень узких бедер. Платье-футляр на тонких бретелях едва выдерживало ее богатство, и оттого, должно быть, грудь ходила ходуном и вполне могла выскочить из лифа. В общем, одного взгляда было достаточно, чтобы определить за что так сильно полюбил вторую жену, не слишком долго горевавший вдовец Цифля.

Лихо передвигаясь на каблуках сантиметров в двенадцать, не меньше, она подскочила к хозяйке собаки и визгливо начала обвинять ее во всех смертных грехах. Та в долгу не осталась. И началось…

Пока женщины скандалили, я, не стесняясь, рассматривала своих соседок. Знакомство с ними я представляла как-то иначе, но судьба, как водится, решила по-своему.

– …да, если бы не она… – ткнув в меня пальцем, грозно заявила журналистка и все обратили свой взор на мою скромную персону.

Не договорив, Виктория сбилась и замолчала. Все трое меня раньше не видели и что я тут делаю представления не имели. Первой в себя пришла Алла. С нескрываемым презрением спросила:

–Ты кто такая?

Решив не опускаться до хамства, нацепила улыбку и вежливо ответила:

– Меня зовут Софья. Вчера переехала вон в тот дом, – я махнула рукой в сторону дома сестры.

Взгляд женщин потеплел. Одна только Алла нахмурилась. Сложив руки на пышной груди с вызовом спросила:

– Ты Маринкина сестра что ли?

– Верно.

– Будто одной нам мало было, – презрительно поморщилась она и, не дожидаясь ответа, вернулась в кабриолет.

Рванув с места как профессиональный гонщик, она унеслась к своему дому. Проехать оставалось метров пятьсот, но без циркового номера не обошлось. К счастью для меня, я успела вовремя отскочить на тротуар, а Горилка и вовсе покоилась на моих руках, наблюдая за происходящим без особого интереса.

– Дура! – выразила всеобщее мнение журналистка и по-мужски протянула мне руку. – Виктория.

– Соня, – улыбнулась я.

– Ира, – поприветствовала меня многодетная мама. – Рада знакомству.

– И я.

– А Соня – это Софья? – нахмурилась журналистка.

– Да, – кивнула я.

– Ты на Аллу не обижайся, – сказала Ира. – Она дурная, но добрая.

– В каком месте? –хмыкнула Вика.

– Что? – не поняла Ира.

– Добрая в каком месте, спрашиваю?

– Нельзя же так, – покраснела Ира. – Соня человек новый и…

– Должна знать правду, – отрезала Вика. – Алла – сука чистой воды. Скоро сама поймешь.

Я неопределенно пожала плечами, не зная как реагировать на подобное предсказание.

Посмотрев на меня взглядом усталых глаз, Ира сказала:

– Прими наши соболезнования, Соня. Марина была замечательным человеком и это действительно большая утрата.

С этим спорить не стала и Виктория. Помрачнев, кивнула.

– Вы хорошо знали мою сестру?

Женщины переглянулись. Не могу объяснить, но что-то в их взглядах, движениях сразу же насторожило меня.

– Не очень, – поспешно сказала Вика. – Жили рядом, здоровались. Все.

– Ой, – ахнула Ира. – У меня суп на плите.

И тут же бросилась к дому. Не знаю, был ли суп в действительности, но предлог уйти получился очень удобный. Вика, обняв обеими руками собаку, сказала:

– Мне тоже пора. Надо еще кое-что по работе сделать. Увидимся!

Посмотрев на Горилку, я тихо спросила:

– Не кажется ли тебе, подруга моя, что знают они куда больше, чем говорят?

Горилка прикрыла лапой нос. А мне больше ничего не оставалось делать, кроме как пойти восвояси. Но покоя соседки не давали. Однако и любопытство свое я удовлетворить никак не могла.

Напомнив себе, что начинать надо с малого, позвонила одногруппнице. После окончания университета, Люба устроилась в один очень престижный журнал стажером. По происшествии времени ее карьера пошла в гору, а связи и знакомства значительно расширились. Остается надеяться, что мир журналистов достаточно тесен, чтобы Викторию она знала (хотя бы через несколько рукопожатий).

Моему звонку она обрадовалась. Мы поболтали о том, о сем не меньше часа. Увлекшись разговором, я едва не забыла зачем позвонила. Но вовремя опомнилась и спросила:

– Скажи, ты знаешь девицу по имени Виктория Кособородко? Трудится в журнале «Нью фэшн», – фамилию и место работы Вики я знала от Клавы.

– Нет, – подумав, ответила подруга. – Но могу узнать.

– Буду тебе очень признательна.

– Коктейль «Маргарита» с лихвой компенсируют мои старания, – засмеялась Люся. – Как узнаю что-нибудь, сразу позвоню.

Простившись с подругой, я приготовила легкий ужин для себя и Горилки. День на солнце и свежем воздухе разморили меня всецело. И, не найдя лучшего применения сегодняшнему вечеру, я посмотрела фильм и легла спать пораньше.

Только лучше бы я этого не делала. Один сон страшнее предыдущего являлись мне один за другим. В каждом я пыталась найти что-то важное, но скрытое от меня. В каждом то неведомый злодей, то злодейка пытались причинить мне вред. И неизменным спутником всех сновидений была Марина. Она была то печальна, то весела. То звала к себе, то ускользала. Я отчаянно пыталась остаться рядом, но неизменно терпела фиаско.

В немом ужасе, давясь слезами, я выскочила из кровати. Понимание того где я и что происходит пришло далеко не сразу. Горилка испуганно забилась за кресло и жалобно поскуливала оттуда. Я хотела успокоить ее, но вместо имени любимого питомца, с губ сорвался какой-то булькающий хрип.

Я закусила губу и поспешно скрылась в ванной. Я дрожала так сильно, что зубы стали отбивать странный ритм. Трясущимися руками сбросила ночнушку. Включив воду на максимум, встала под прохладный душ.

Вода помогла успокоиться, прийти в себя, но не согреться. Обнимая себя за плечи, я спустилась на второй этаж. Вытащив из шкафа сестры первый попавшийся кардиган, натянула на себя. Он был пропитан тонким ароматом духов Марины. Запах остался на моей коже, подушечках пальцев.

Слезы вновь застелили глаза. Но я не позволила себе расплакаться. Спустилась вниз и поставила чайник. Пока он закипал, бездумно таращилась в окно. На улице было так тихо, что был слышен шелест каждого листочка.

Белые ночи еще царили на улицах города, и надобности в электрическом свете не было. Налив горячего чая, я перебралась на террасу. Подложив под спину подушку, забралась в кресло с ногами и неспешно пила свой чай. Незаметно подошла Горилка. Места в просторном кресле хватило для обеих, и вскоре она уснула.

Было так рано, что еще даже не занимался рассвет. Я всматривалась в бескрайнее небо, прислушивалась к шуму деревьев и волн залива. Аромат ночи, цветущих сирени и жасмина дурманил, кружил голову.

Горилка насторожилась. Подняла обеспокоенно голову и прислушалась. Я погладила собаку, пытаясь успокоить, но она не поддалась.

Спрыгнув с кресла, подбежала к решетке террасы. Уверенная, что Горилке, как и мне, приснился плохой сон, я не стала подзывать ее. Ведь лучший способ избавиться от кошмара – проснуться.

Но почти сразу поняла, что ошиблась. И, в отличие от меня, собака проявляла бдительность даже во сне.

Тонкая полоска света сквозь плотно зашторенное окно одной из комнат дома Цифлей, упала на подоконник. Находись я на первом этаже или даже в доме, заметить свет я не могла бы при всем желании.

Кто бы из соседей сейчас не бодрствовал и чем бы не занимался, он явно пытался это скрыть.

Но сквозь тяжелые гардины свет с улицы не проникал, а включенная лампа привлекла ненужное внимание. Заинтересовавшись, да и не имея иного занятия, я принялась наблюдать за окнами соседей.

Очень скоро свет промелькнул в окне коридора на втором этаже. Судя по всему, кто-то открыл и сразу же затворил дверь комнаты. Но шустрый свет успел проскользнуть в полумрак коридора. Однако понять или, вернее, увидеть что происходит, я все же не смогла.