Kitabı oku: «Убийство у Тилз-Понд. Реальная история, легшая в основу «Твин Пикс»», sayfa 3

Фейрвезер – единственный из трех врачей родом из Троя – бросился на защиту своих коллег, несмотря на разногласия с Бойсом.

– Процедура была проведена тщательно, был исследован каждый орган, – сказал он. – Хотя состояние тела не способствовало принятию безошибочного решения, я считаю, что мотив ее смерти по типу убийства «Билли Браун» отсутствует. Однако, – добавил он, – вполне вероятно, что девушка была убита после нападения. Большего я сказать не могу.

В конечном счете решение о том, следует ли эксгумировать тело, будет оставлено за человеком, ответственным за расследование: окружным прокурором Джарвисом О’Брайеном. Сможет ли О’Брайен, избранный чиновник с глубокими связями в Республиканской партии, достойно принять вызов и ответить на него?

Глава 2
Тот, кто нужен?

Джарвис О’Брайен, окружной прокурор округа Ренсселер, юрисдикция которого охватывала как Трой, так и окружающую сельскую местность, включая Сэнд-Лейк, с первого взгляда производил сильное и неизгладимое впечатление: высокий, темноволосый, красивый, он, казалось, излучал решительность и стойкость. В возрасте сорока четырех лет он сохранил прекрасные физические данные времен своей молодости, когда был признан своими коллегами, добровольцами-пожарными, «образцовым пожарным» и получил шуточный приз – шелковую шляпу.

Сверстники и соперники иногда называли его Адонисом – союзники с восхищением, враги тоже, но в меньшей степени. Его единственным физическим недостатком было отсутствие пальца на левой руке, потерянного в результате несчастного случая при стрижке газона, когда ему было чуть за двадцать.

Изящно зачесанные вверх черные волосы обрамляли темные, пронзительные глаза, твердого взгляда которых не выдержала бы и статуя. Тщательно ухоженные, «моржовые» усы, свидетельствующие о предрасположенности к театральности, завершали публичный образ праведного, героического окружного прокурора, борца с преступностью. Несмотря на то что О’Брайен создал себе репутацию своего рода морального крестоносца, сражающегося с коррупцией в обществе и закрывающего дома с дурной репутацией на грязных улицах Троя, на самом деле он родился и вырос в маленьком городке Форт-Эдвард, штат Нью-Йорк (население – 5300 человек в 1905 году), примерно в восьмидесяти километрах к северу от шумного Троя (население – 76 910 человек в 1905 году). Привязанность О’Брайена к жизни в маленьком городке никогда не покидала его – он сохранял скотоводческую ферму в Форт-Эдварде и курсировал туда и обратно между этими двумя местами, как по деловым, так и по личным причинам, на протяжении всей своей жизни.

Родившийся в семье ирландских иммигрантов Мэри и Джеймса О’Брайенов, Джарвис был младшим из пяти мальчиков; их единственная сестра Кэтрин умерла в раннем возрасте. Родители так и остались скромными, трудолюбивыми фермерами, принимавшими активное участие в городской и церковной жизни, но их сыновья, казалось, были предназначены для большего. Даже будучи молодыми людьми, они преуспевали в таких разных областях, как инженерия, бизнес, юриспруденция, государственное управление и государственная служба.

В некотором смысле клан О’Брайенов напоминал региональную версию клана Кеннеди начала двадцатого века, без сопутствующего голливудского блеска. Джон О’Брайен, второй по старшинству, был избран государственным секретарем Нью-Йорка в ходе республиканской кампании в 1902 году, а позже стал президентом Городского национального банка в Платтсбурге и республиканским боссом в округе Клинтон, штат Нью-Йорк. Средний сын Эдвард служил бригадным генералом в штате губернатора Эли Мортона, а затем, в 1905 году, президентом Теодором Рузвельтом был назначен послом в Парагвае и Уругвае. Как самому младшему в семье, Джарвису было на кого равняться.

Родившийся в 1864 году, когда Гражданская война вступила в свой последний кровавый год, он получил образование в частных школах. Джарвис учился на юридическом факультете Колумбийского университета в Вашингтоне, который сегодня известен как Университет Джорджа Вашингтона, – редкий путь в те времена, когда большинство юристов изучали свое ремесло, обучаясь непосредственно в юридической фирме. В 1892 году он получил степень бакалавра права и последовал за своим старшим братом Уильямом в Трой, где получил работу в престижной юридической фирме «Смит-и-Веллингтон».

Джордж Б. Веллингтон, один из партнеров фирмы, играл важную роль в местной республиканской политике и впоследствии занимал пост председателя Генерального комитета партии округа Ренсселер, а также городского прокурора и помощника прокурора США.

За несколько лет до того, как О’Брайен присоединился к фирме, Веллингтон и Генри Смит сотрудничали с Фрэнком Суэттом Блэком, который в течение короткого периода в конце 1800-х и начале 1900-х годов имел в штате Нью-Йорк огромное влияние. В ноябре 1894 года Блэк был избран в Палату представителей США, в основном благодаря своей роли в инициировании спорного судебного преследования Бартоломью «Летучей мыши» Ши, которому ранее в том же году было предъявлено обвинение в убийстве двадцатипятилетнего Роберта Росса, наблюдателя за выборами республиканцев, во время рукопашной схватки в день выборов.

Ши, ирландский католик, был среди тех, кого печально известная коррумпированная демократическая машина завербовала для того, чтобы победить в Тринадцатом округе Троя любыми средствами, включая вброс бюллетеней и повторное голосование. Воспользовавшись почти безумным возбуждением сообщества по поводу убийства Росса, Блэк помог организовать Комитет общественной безопасности, чтобы заставить избранных должностных лиц отомстить Ши.

Единственная проблема заключалась в том, что, хотя Ши, бесспорно, был одним из тех, кто участвовал в драке, которую он помог спровоцировать, по всей вероятности, смертельный выстрел, убивший Росса, произвел не он. Всего за несколько дней до запланированной казни Ши в совершении данного преступления начальнику тюрьмы Даннемора Уолтеру Тайеру признался Джон Макгоф, помощник Ши. Тем не менее Ши был убит электрическим током на глазах у двадцати семи свидетелей в тюрьме Клинтона 11 февраля 1896 года. Позже в том же году Блэк был избран губернатором штата Нью-Йорк.

Как показала его роль в деле Ши, Блэк вместе с некоторыми из его ближайших союзников в Комитете общественной безопасности не гнушался заключением союзов с не слишком привлекательными партиями, такими, как, например, печально известная Американская ассоциация защиты, которая в конце девятнадцатого века была в стране крупнейшим антикатолическим движением. По общему мнению, ААЗ была связана с определенными элементами возглавляемой протестантами Республиканской партии, хотя эти обвинения так и не нашли подтверждения. Влияние ААЗ, основанной в 1887 году «Верховным президентом» Генри Ф. Бауэрсом, адвокатом из Клинтона, штат Айова, в конце девятнадцатого века достигло пика, в нее входили сотни тысяч членов по всей стране, ее подпитывало возмущение, вызванное отчасти подстрекательскими документами ААЗ, такими как папская энциклика, призывающая католиков «уничтожить всех еретиков». Ритуал членства включал следующую клятву:

«Я торжественно обещаю и клянусь, что… никогда не позволю стороннику Римско-католической церкви стать членом этого ордена… что я не буду нанимать католика ни в каком качестве, если смогу воспользоваться услугами протестанта… что во всех жалобах и обидах я буду искать только протестантов и советоваться с ними, исключая всех католиков… что я не буду голосовать или советовать другим голосовать за католика, но буду голосовать только лишь за протестанта».

Учитывая роль Фрэнка Блэка в деле Ши и его политические баталии с боссом-демократом Эдвардом Мерфи-младшим и его последователями – ирландскими католиками, – можно усмотреть некоторую иронию в том, что он был одним из тех, кто поддерживал и продвигал будущего ирландского католического политика из Троя по имени Джарвис О’Брайен.

* * *

Еще юношей, проходя обучение в Форт-Эдварде, Джарвис О’Брайен вместе со своим братом Джеймсом и другими членами местной добровольной пожарной части помог организовать Клуб молодых демократов. В том, что О’Брайен и его друзья изначально были привлечены на сторону Демократической партии, нет ничего удивительного. В первые годы после Гражданской войны в национальной политике доминировала в основном поддерживаемая протестантами Республиканская партия. Демократы добились наибольшего успеха в городских центрах, поскольку различные фракции бесправных людей объединились в политические коалиции и ирландские католики были одной из крупнейших из этих групп меньшинств.

Однако, оказавшись в Трое, О’Брайен перешел на другую сторону, несомненно под влиянием своей связи с Веллингтоном и Блэком, которые станут двумя его самыми большими сторонниками. Благодаря связям О’Брайен быстро стал заметным членом истеблишмента города Троя и влиятельной фигурой в республиканской политике округа Ренсселер. 1 января 1897 года он был назначен помощником окружного прокурора Уэсли О. Говарда, а три года спустя был переназначен на этот пост. Осенью 1902 года, одержав на выборах убедительную победу, О’Брайен стал новым избранным окружным прокурором, а его предшественник, Говард, получил место в верховном суде штата.

Вскоре после вступления в должность О’Брайен произвел настоящий фурор, раскрыв предполагаемую схему мошенничества с присяжными, и заработал репутацию борца за нравственность. В первый год О’Брайена на посту окружного прокурора его имя то и дело появлялось в заголовках газет, он вел непримиримую войну против владельцев игорных домов и домов терпимости, получая похвалы от сторонников и даже соперников, таких как поддерживаемая демократами «Трой дейли пресс», которая в редакционной статье заявила: «Мы надеемся, что он будет продолжать в том же духе до тех пор, пока город не очистится от чумы, что имеет тенденцию очернять его некогда почетное имя».

Репутация О’Брайена укреплялась на протяжении всего 1903 года, когда Фрэнк Блэк уговорил его баллотироваться на пост мэра Трои, несомненно надеясь, что закоренелые ирландские католики-демократы Южного Троя проголосуют скорее за кандидата по фамилии О’Брайен. Демократы утверждали, что, уступив пожеланиям своей партии, О’Брайен стал «идеальным инструментом» республиканцев.

Сначала О’Брайен отказывался баллотироваться и заявлял, что доволен местом окружного прокурора, но если ты республиканец в Трое и хочешь иметь в политике будущее, ты обычно делаешь то, о чем тебя просят Фрэнк Блэк и партийная машина. Демократы насмехались над «скромностью» О’Брайена, указывая на то, что в случае победы на выборах он стал бы получать на полторы тысячи долларов в год меньше, что, по их мнению, и являлось настоящей причиной его нежелания баллотироваться.

В конечном счете Джозеф Ф. Хоган, поддерживаемый демократической машиной, кое-как победил в гонке, где были и насилие в день выборов, и обвинения во вмешательстве в недавно установленные аппараты для голосования (иными словами, то были типичные для Троя выборы).

В 1905 году О’Брайен был переизбран окружным прокурором и, не растеряв влияния, добился обвинительных приговоров по нескольким громким делам, в частности по делу Сэмюэля Кона, обвиняемого в похищении девушек в возрасте до восемнадцати лет. В заключительном слове О’Брайен в очередной раз продемонстрировал красноречие и ораторский талант: «Если эти, погрязшие в пороке, люди будут допущены в нашу среду, какие шансы у родителей воспитать мальчиков и девочек так, чтобы они стали достойными мужчинами и женщинами? Есть ли защита для семьи, если у нас терпят такие мерзости, а таким людям, как обвиняемый, дозволено оставаться безнаказанными?»

Называя О’Брайена «лучшим окружным прокурором в истории округа Ренсселер», контролируемые республиканцами местные газеты восхваляли его крестовый поход против «алого зла», направленный против уклоняющихся от налогов владельцев салунов, бильярдных, игорных домов и прочих заведений с дурной репутацией. «Он изгнал владельцев притонов из бизнеса и очистил часть города, которая в течение многих лет была зловонием в ноздрях приличных элементов» – так высказалась по этому поводу газета «Трой санди ньюс».

Однако О’Брайен не раз сталкивался с обвинениями в конфликте интересов. Даже после победы на выборах он оставался советником в Объединенной тяговой компании, электрической уличной железной дороге, работающей в округах Олбани и Ренсселер. Затем, в 1904 году, он был назначен советником, отвечающим за железную дорогу Бостона и Мэна в штате Нью-Йорк. Год спустя он выступал в роли адвоката защиты транзитной компании на суде после железнодорожной аварии, в результате которой погибло пятнадцать человек и еще тридцать получили ранения. При этом О’Брайен по-прежнему занимал пост окружного прокурора округа Ренсселер, что вызвало большое бурление в прессе.

Несмотря на это, к лету 1908 года амбициозный прокурор достиг еще более заметного положения. Он регулярно разъезжал по штату, сплачивая верных республиканцев в поддержку нужных кандидатов, иногда на стороне Фрэнка Блэка.

О’Брайен построил свою карьеру как прокурор, а не как детектив, поэтому в расследовании смерти у Тилз-Понд он прежде всего опирался на своего первого заместителя и близкого друга, сорокадвухлетнего окружного детектива Дункана К. Кея, который назвал одного из своих сыновей Джарвисом предположительно именно в честь окружного прокурора. Кей был гладко выбритым мужчиной с редеющими темными волосами и тонкими губами, которые, казалось, кривились в ухмылке независимо от обстоятельств. Он был если и не присягнувшим членом ААЗ, то как минимум ее сторонником.

Хотя Кей являлся сотрудником правоохранительных органов, он считался ярым солдатом Республиканской партии округа Ренсселер и тоже сыграл одну из главных ролей в аресте и казни Ши. 6 марта 1894 года Кей был среди тех, кто поддержал Роберта Росса в противостоянии Ши и другим демократам из-за вброса бюллетеней и других махинаций при голосовании. Кей утверждал, что лично был свидетелем убийства Росса его бывшим школьным товарищем Ши, и в ходе судебного процесса защита Ши обвинила Росса в сговоре с Блэком с целью принуждения свидетелей. Вскоре после того, как Ши был казнен на электрическом стуле, Кея назначили делегатом на партийный съезд. Его карьера в правоохранительных органах неуклонно шла вверх.

В группу, расследующую убийство у Тилз-Понд, также вошли детективы Уильям П. Пауэрс и Джон Х. Марнейн, работавшие на О’Брайена в офисе окружного прокурора. Все три детектива, входившие в политически сплоченную команду, активно участвовали в республиканской политике. В 1914 году, при поддержке Республиканской партии, Пауэрс будет избран шерифом округа Ренсселер.

В Трое политика влияла на все, в том числе и на то, кого можно было взять под арест, а кого – нет.

* * *

Вечером в субботу, 11 июля, когда проводилось вскрытие, О’Брайен и Кей направились к Тилз-Понд в автомобиле окружного прокурора. Поднимаясь по холмам Табортона, они полностью опустили окна из-за удушающей жары. По каменистой, извилистой и узкой Табортон-роуд О’Брайен ехал осторожно – так же, как планировал подойти к зевакам, собравшимся на месте преступления. Его стратегия состояла в том, чтобы смешаться с местными жителями, в конце концов, он и сам был выходцем из небольшого городка, для которого простота общения была естественной. Но теплого приема он не ждал: люди в сельской местности не любили горожан и не стеснялись это показывать.

Толпа к тому времени разрослась. Обливавшиеся по́том следователи в темных костюмах совершали обход, расспрашивая собравшихся. Фрэнк Смит все еще бродил поблизости, но утверждал, что понятия не имеет, кто может быть жертвой. «Енот» Тил, который тоже спустился к пруду, чтобы посмотреть, из-за чего весь сыр-бор, сообщил властям, что 4 июля слышал какой-то шум на своем участке, но не заметил ничего тревожного или необычного.

По словам Тила, раньше пруд привлекал рыбаков, ищущих наживку, но теперь, с принятием нового закона, требующего государственной лицензии, их стало меньше. Он смог вспомнить с полдюжины человек, которые приходили к пруду раньше, но больше не появлялись.

Гилберт Миллер рассказал, как его позвали к пруду после обнаружения тела. Другой местный житель, Джордж Альбертс, сообщил, что был в отеле Крепа, когда пошли разговоры об обнаруженном в пруду женском трупе. Он пояснил, что прибыл к пруду одним из первых, вошел в воду и помог перевернуть тело, чтобы Бойс, Мартин и другие смогли попытаться опознать его. Как и все остальные, Альбертс сказал, что не узнал жертву и не знает ни одной пропавшей без вести местной женщины.

О’Брайен и Кей в какой-то степени даже обрадовались болтливости Альбертса, особенно с учетом явного нежелания большинства местных делиться своими мыслями с незваными гостями из города, и постарались вытащить из него как можно больше информации. Тогда-то Альбертс и упомянул розовую ленту, которой была обхвачена шея жертвы.

– Вы хотите сказать, что ее задушили? – спросил Кей.

– Нет, этого я не говорил, – ответил Альбертс. – Как по мне, так это был обычный шелковый шнурок, который любая женщина могла бы носить на шее в качестве украшения.

Как и Фейрвезер и Рейхард, он заметил, что на ленте не было латунных наконечников, чего следовало бы ожидать, будь это шнуровка корсета.

Поговорив с теми, кто слонялся у пруда, О’Брайен и Кей отправились в поисках информации на соседние фермы. Общение шло тяжело, ответы зачастую были уклончивыми. Никто не сказал, что слышал или видел что-либо подозрительное или имеет хотя бы малейшее представление о личности убитой женщины.

Детективы где-то прослышали о том, что в субботу, 4 июля, исчезли две молодые женщины, остановившиеся в доме Эдварда Хола на соседней Миллерс-Корнер-роуд, поэтому они нанесли Холу визит, но наводка оказалась тупиковой: девушки вернулись два дня спустя, заявив, что предыдущие ночи провели с друзьями.

Кристофер Крейп, владелец гостиницы на двадцать два номера, славившейся своей домашней едой, упомянул о том, что как-то утром в начале июля (точная дата останется предметом путаницы на протяжении всего расследования) он сидел во тьме, за несколько часов до рассвета, на длинном крыльце у больших вязов перед отелем, когда мимо пролетела машина с выключенными фарами. Автомобиль понесся вверх по Табортон-роуд, по которой непросто ездить даже в дневное время, и минут через пятнадцать-двадцать вернулся. Внимание же Крейпа привлекло то, что, когда машина шла в гору, в ней сидело четыре человека – двое мужчин и две женщины, когда же спускалась с горы – всего трое: одной женщины в ней уже не было.

– В какое время все это происходило? – спросил Кей.

– Как только этот автомобиль проехал, пробило два, – сказал Крейп.

– Два часа ночи? – вмешался О’Брайен. – И вы еще не легли спать? И видели то, что видели?

Крейп повернулся к окружному прокурору.

– Конечно, видел… я там… убирался, – сказал он.

Новость определенно заинтриговала О’Брайена, но что с этим делать, окружной прокурор не знал. На автомобиле было почти невозможно подняться в горы в непосредственной близости от пруда, особенно в темноте, – разве что за рулем находился опытный водитель, прекрасно знавший дорогу.

Кей любезно поблагодарил Крейпа, и они с О’Брайеном удалились.

Уже порядком утомившиеся, они направились в похоронное бюро братьев Ларкин, зная, что их рабочий день еще далек от завершения. Ожидавшие их в морге коронер и три врача поспешили поделиться новостями: ни у одного из них не было сомнений в том, что обнаруженная в пруду женщина была избита до смерти.

* * *

В Трой Джарвис О’Брайен и Дункан Кей вернулись в мрачном настроении. Поездка в Сэнд-Лейк породила много вопросов, но мало ответов. Кем была жертва? Что делала в Табортонском лесу неизвестная женщина в модной одежде и городской обуви? Убили ли ее у пруда или же где-то еще, а затем бросили там, чтобы скрыть преступление?

– Давай сосредоточимся на том, что нам известно, – сказал О’Брайен… На город уже опустилась тьма. О’Брайен теребил усы, как всегда делал в минуты задумчивости. Кей был скорее человеком действия.

Окруженный лесом пруд был местом уединенным и находился в добрых шести километрах к западу от Аверилл-Парка. Значит, убийца либо был местным, либо хорошо знал этот район. Может быть, какой-нибудь рыбак? Или тот, у кого есть поблизости летний домик?

Чтобы добраться до пруда, нужно было пересечь плотину, возведенную местными жителями.

Ни на плотине, ни на тропинке не было никаких следов, указывающих на борьбу. Врачи заявили, что само тело не было порезано или поцарапано, следов крови тоже не обнаружено.

Стало быть, женщину убили где-то в другом месте, а затем ее тело перенесли через плотину и бросили в воду. Ее шляпа и перчатки были оставлены у тропы – по всей видимости, для того, чтобы создать впечатление, будто жертва покончила с собой, но такую возможность врачи единодушно отвергли.

Ограбление? Возможно. При жертве не нашли никаких денег. Ни кошелька, ни сумочки. Но тогда зачем оставлять золотую брошь на воротничке блузки?

Сексуальное насилие? Из-за сильного разложения тела врачи сомневались, подверглась ли жертва преступному нападению.

– Состояние одежды этого не подтверждает, – сказал Кей.

– Верно, – согласился О’Брайен. – Она не порвана, не растрепана. Так что нападение маловероятно, разве что…

– Разве что – что?

– Разве что ее раздели, а затем снова одели.

Кей задумался.

– Возможно, но не слишком ли это мудрено? Все на месте. Даже гребни в волосах остались.

– Что может означать прямо противоположное, – сказал О’Брайен.

– Возможно, она просто оказалась не в том месте и не в то время, – предположил Кей. – Просто случайное нападение одного из тех головорезов с горы.

О’Брайен испустил долгий стон.

– Своего они никогда не выдадут.

Они оба были убеждены, что могут исключить так называемый «мотив Билли Брауна». Врачи были уверены, что в момент смерти жертва не была беременна.

Имелись и основания для оптимизма. Убийца был небрежен и далеко не так умен, как он думал.

Расположив шляпу и перчатки так, чтобы можно было предположить самоубийство, он никого не обманул – и оставил подсказки по поводу личности своей жертвы, возможно покинув место преступления в спешке.

О’Брайен перестал теребить усы и начал потирать виски.

– Что, голова болит? – спросил Кей.

– Как насчет того, чтобы на этом сегодня закончить? – предложил О’Брайен.

Следующий день принесет новости – и хорошие, и не очень.

* * *

Про обнаружение тела и вероятное убийство сообщалось в утреннем выпуске «Нозерн баджет» от 12 июля, газеты, выходившей только по воскресеньям. Поскольку тело быстро разлагалось, Уиллис Ларкин – со всей сентиментальностью человека, который видит смерть каждый день, – уже запланировал так называемые нищенские похороны неизвестной «Джейн Доу»⁵ на следующий день в том случае, если никто не заявил бы о своих правах на тело.

В тот день, часа в два пополудни, в похоронное бюро явилась молодая пара, попросившая разрешения взглянуть на труп. Оба брата Ларкин в то время отсутствовали, так что общалась с молодыми людьми жена одного из владельцев. Посетители не представились, но сказали миссис Ларкин, что, возможно, знают, кто эта убитая женщина. Увидев труп, они заявили: по всей видимости, это сестра молодого человека. Покинув похоронное бюро, они направились в офис окружного прокурора, чтобы осмотреть одежду жертвы.

Тем же вечером, часов в восемь, в «Ларкин бразерс» пришел некто Джон Дрю, специально прибывший из Троя для того, чтобы разузнать как можно больше подробностей случившегося. У мужчины было изможденное, морщинистое лицо, и выглядел он значительно старше своих пятидесяти трех лет. Он сказал, что слышал о страшной находке в пруду и что у него есть зловещее предчувствие: речь может идти о его дочери Хейзел Айрин Дрю.

Оба брата Ларкин все еще отсутствовали, как и детективы, которые прочесывали окрестности, а миссис Ларкин обычно позволяла болезненно любопытным взглянуть на тело. Она терпеливо выслушала рассказ мужчины, почувствовала в его поведении нечто особенное, отличавшее его от всех тех, кто уже побывал в бюро, а затем предложила ему последовать за ней вниз по лестнице, чтобы он смог взглянуть на тело сам.

О чем думал Джон Дрю, спускаясь в подвал похоронного бюро? Что он не выполнил самую главную родительскую обязанность: защитить своего ребенка? Что, хотя его жизнь и так складывалась из неудач и разочарований, ничто не может сравниться с тем, что ему предстоит испытать? Возможно, он надеялся, что покойная, чье тело он вот-вот увидит, – не Хейзел, а какая-нибудь другая несчастная молодая женщина.

В морге его встретил порыв прохладного воздуха. От резкого изменения температуры Дрю бросило в холодный пот. У него закружилась голова, и, чтобы удержаться на ногах, он схватился за первое, что попалось под руку: за плиту, на которой лежало тело.

Миссис Ларкин подняла крышку, явив взору мужчины раздутый, обесцвеченный труп.

Дрю отвел взгляд в сторону. «Соберись», – мысленно приказал он себе. Никогда в жизни ему так сильно не хотелось глотнуть виски.

Была ли это Хейзел? Он не мог сказать наверняка. Процесс разложения зашел так далеко, что тело стало уже неузнаваемым.

Впрочем, один важный факт Дрю все же сообщил: у Хейзел были золотые пломбы между передними верхними зубами.

* * *

Детектив Кей услышал о печальном визите Джона Дрю в морг братьев Ларкин в Сэнд-Лейке и на следующее утро навестил семью Дрю в их доме в Южном Трое, взяв с собой весь набор украшений и предметов одежды, которые были найдены на теле мертвой девушки. С нарастающим чувством волнения Джон Дрю и одна из сестер Хейзел осмотрели украшения – шляпную булавку с инициалом Х и брошь с выбитыми на тыльной стороне буквами Х.А.Д. Девушка воскликнула: «Это Хейзел!»

Чтобы снять все сомнения, Еву Лапп, жену старшего брата Хейзел, Джозефа, и местную портниху Мэри Шумейкер, которая шила одежду на заказ, в том числе и наряды для Хейзел, вызвали в офис О’Брайена.

Шумейкер сразу же признала в блузке, которую носила жертва, ту, что она пошила для Хейзел, она даже сохранила кусочек материала и остатки отделки. Портниха сказала, что Хейзел неожиданно заявилась к ней домой вечером в пятницу, 3 июля, с тканью, только что купленной в магазине «Бостон» в Трое, и слезно попросила сейчас же сшить ей блузку, которую она могла бы надеть во время поездки за город 4 и 5 июля. Мэри Шумейкер закончила работу над заказом к одиннадцати часам вечера: Хейзел, к ее удивлению, провела эти несколько часов с ней, спокойно дожидаясь, когда блузка будет готова. По какой-то причине Хейзел отчаянно хотела выглядеть в те выходные как можно лучше.

Ева Дрю, одна из тех, с кем у Хейзел были доверительные отношения, опознала черную верхнюю юбку – у нее самой была точно такая же. Ева сказала детективам, что и ее юбка, и юбка Хейзел были сшиты из одного куска ткани. Перейдя от одежды к украшениям, детектив достал небольшую золотую брошь, которую носила убитая.

На лицевой стороне броши был выгравирован девиз Concordia Salus – «спасение через гармонию». Он был увенчан короной и украшен эмблемами Соединенного Королевства, Ирландии, Шотландии и Канады – розой, трилистником, чертополохом и бобром. На обратной стороне были инициалы Хейзел.

Как выяснилось, брошь была подарена Хейзел Аделаидой Таппер, ее бывшей работодательницей, которая купила брошь во время отпуска, проведенного у себя на родине, в Канаде.

Теперь, когда личность жертвы была установлена, родителей Хейзел пригласили в офис прокурора: обстоятельный разговор мог помочь понять, что привело к ее трагической кончине. Джону Дрю уже доводилось бывать в здании суда округа Ренсселер – как-то раз, к примеру, выпив лишнего, он проскакал на лошади по центру города.

Во время этой беседы О’Брайена и Кея больше всего поразило поведение матери Хейзел, Джулии А. Дрю, которая выглядела абсолютно невозмутимой и даже не подошла к столу, на котором была разложена одежда Хейзел. Несмотря на случившуюся трагедию, она не выказывала ни малейших эмоций. Оставшись инвалидом из-за перенесенного в детстве полиомиелита, Джулия с трудом передвигалась по комнате на костылях; ее лицо как будто застыло в вечной гримасе.

И Джон, и Джулия Дрю заявили О’Брайену, что ничего не знают о том, чтобы их дочь водила компанию с каким-либо мужчиной, и не могут представить, за что ее убили.

В последнее время она работала домашней прислугой. У детективов сложилось впечатление, что Хейзел была не особо близка со своими родителями. Тогда еще детективы этого не знали, но супруги Дрю ошибочно определили возраст Хейзел как девятнадцать лет вместо двадцати – она отпраздновала знаменательный день рождения чуть более месяца назад, 3 июня.

В последний раз Джулия видела дочь в четверг, 2 июля, когда Хейзел заходила к ней домой, на Четвертую улицу, 400.

Джон Дрю в последний раз видел Хейзел пару дней спустя, около 11:00 4 июля, с Минни Тейлор, младшей сестрой Джулии, на площади Франклина в Трое. Он тоже признался, что почти ничего не знает о ее друзьях и знакомых, как и о том, где она любила проводить свободное время. Кроме того, супруги Дрю сообщили имена последних работодателей Хейзел, Эдварда Кэри и его жены Мэри, а также прошлых семей, в которых она жила и работала.

Что ж, по крайней мере, жертва наконец-то была опознана. Но кем была Хейзел Дрю? Как так вышло, что ее забили до смерти, а затем бросили в пруд Тила?

Ее родители либо мало что знали о жизни дочери, либо не хотели делиться тем, что им было известно.

Еще более странным казалось то, что в последний раз они видели Хейзел почти за неделю до того дня, когда было обнаружено ее тело, но не сообщили об исчезновении дочери и даже не интересовались ее местонахождением.

У здания суда Джон и Джулия Дрю позировали фотографам. По дороге домой они заехали в офис страховой компании «Метрополитен Лайф», чтобы обналичить полис промышленного страхования жизни на пятьсот долларов, оформленный на имя Хейзел.

* * *

Утром, оказавшись в здании суда раньше репортеров, Дункан Кей просунул голову в кабинет Джарвиса О’Брайена. Уставившись куда-то в пространство, окружной прокурор пребывал, по-видимому, в состоянии глубокой задумчивости. От стоящей на столе обжигающе горячей чашки кофе поднималась струйка пара.

– Ты это видел? – спросил Кей, бросая на стол номер нью-йоркского еженедельника «Коламбия рипабликен».

– А должен был? – Как и любой политик, О’Брайен любил прессу лишь в той мере, в какой мог ее контролировать.