Kitabı oku: «Смятый лепесток», sayfa 14
Признаться, мне было все равно. Точнее, не до того. Я уже неделю пребывала в немом коконе, почти не говорила, не контактировала, не жила. Все делала механически – работа, дом, даже дочь.
После памятной ночи с признанием очевидных истин я просто не в себе. Заглянув куда-то внутрь и осознав, что третьего…и даже второго попросту не дано, и это – стокгольмский синдром во всей своей красе, изрядно ужаснулась. Как? Бога ради, как так вышло, что я испытываю к нему влечение, даже если всегда избегаю?.. Неужели наша, точнее, моя ментальная связь с ним была настолько сильна, что ее ростки хранились в душе столько лет и начали цвести после неожиданной встречи? Получается, я все же…слаба и никчемна, раз не смогла пережить по-настоящему?..
Ведь всё ясно, как Божий день: обоюдная защитно-бессознательная симпатия. Я, как и положено в таком случае, находясь под воздействием сильного стресса (пусть и пыталась его контролировать), сочувствовала Диме, его утрате, оправдывала, облагораживала. И пусть ученые твердят, что это вполне адекватная реакция человека на травмирующее психику событие, выходящее из ряда вон, а не парадокс, заставляющий удивляться, я все равно в ошеломлении! Говорят, причина в том, что жертва и преступник долго находятся вместе наедине, отчего и возникает психологический контакт, подталкивающий заложника понимать мотивы захватчика, проявлять сострадание и соглашаться с его убеждениями. Грубо говоря, переметнуться на сторону мучителя. Общеизвестно, что избавиться от этого синдрома полностью достаточно тяжело, а проявляется он, как правило, уже после минимальных трех суток вместе. Мы провели двадцать один день. Достаточно, чтобы это нечто переросло в привычку и вжилось в тебя…
Это гложет меня вот уже неделю, я не могу смотреть Диме в глаза, когда он проходит к дочери. Сбегаю, прячусь, как малолетка то в спальне, то в кухне. Ограничиваюсь короткими репликами и стараюсь придерживаться максимальной дистанции. С друзьями говорить об этом не могу, на все вопросы отвечаю, что раздумываю над отношениями с Гариком.
В принципе, я не лгу, всего лишь не договариваю…
С Гариком мы увиделись на следующий день, и мне показалось, он искренне раскаивается, яро прося прощение. А я пыталась втолковать мужчине то, что, думалось, ему и так известно: я не легкомысленная девчонка, не свободная в своих желаниях девушка и даже больше – в какой-то степени ханжа. Но именно того, что касается лично меня. То есть, спать с мужчиной без обязательств или вне брака – недопустимо в системе моих ценностей. А ведь я почти пошла на этот шаг…но его дурацкое предложение с отелем все загубило.
А теперь всё стало в разы сложнее. После этих душераздирающих осознаний и сокрушительных признаний самой себе…я даже не знаю, что делать дальше. Живу пока что на автомате и взываю к когда-то уравновешенной и очень рассудительной Алмаст…
Но, кажется, я запихнула ее действительно очень далеко, потому что спустя еще дней пять-шесть вдруг зажглась «гениальной» идеей, уж никак не вписывающейся во здравомыслие. Приняв очередное приглашение Аванесова, завалилась к Зельке и потребовала показать какое-нибудь открытое сногсшибательное платье.
Чтоб разом уничтожить в себе все сомнения. Не дать развиться этому сгустку, набрать обороты и побороть меня.
Нельзя испытывать хоть что-то к чужим мужьям! К своим насильникам! Это противоестественно и…короче, утопия.
Я больше не думала. Я теперь действовала.
Что там делают женщины, собирающиеся переспать с мужчиной?..
Бреют ноги, наносят маски, увлажняются, достают чулки и сексапильное белье. Первый пункт за ненадобностью отметаем, второй – тоже отметаем за неимением. К третьему я подхожу основательно после контрастного душа, чтобы немного успокоить возбужденное своей же смелостью сознание. Чулки я купила накануне впервые в жизни, ибо раньше желания кого-то впечатлить не возникало. Натягивала их с особой тщательностью, затем закрепила поясом с подвязками. Оглядела свои конечности и окончательно осознала, что я какая-то не такая, потому как ничего особенного и сексуального в оголенных бедрах, продолжающихся в голенях с темным капроновым слоем, просто не замечаю! И отчего все так сходят с ума?..
Сегодня и узнаю.
Передёргивает.
А вот после того, как облачаюсь в очередной шедевр Гузели, цепенею, вглядываясь в свое отражение. С легким макияжем и собранными в простую строгую прическу волосами платье-трампет делает меня…красивой? Оно насыщенного цвета марсала, плотно обтягивает фигуру до самых колен, повторяя каждый мизерный изгиб, а дальше расширяется до пола, подобно рыбьему хвосту. Плечи открыты, подчеркивая изящность, грудь прикрыта, но явственно выделается под тканью. Очень эффектно. Мне даже ни капли не стыдно, что это чья-то чужая вещь, которую я тайком беру на один раз. Угрызения совести стоят того, чтобы видеть в отражении такую красоту.
Единственная проблема – вырез, он совсем чуть-чуть выше колена, но любой широкий шаг по неосторожности может привести к образованию складок, которые подкинут низ выше, и окружающие заметят край чулка. Даже подумываю о том, чтобы снять их, кручусь, чтобы понять степень открытости и масштаб катастрофы при всех раскладах. И…в принципе, ничего! Пустяк! Ругаю себя за то, что так легко готова дать заднюю. Подумаешь! Сантиметр кожи…и то – не факт, я буду идти медленно и аккуратно…
Внутри все полыхает. Ощущение несправедливости контрастов давит: почему вокруг так обыденно, когда как я собралась на отчаянно несвойственный поступок? Не знаю, чего жду. Явно не красной дорожки и фанфар. Но…какой-то устойчивой точки, что ли?
Последний раз кидаю взгляд на серебряную гладь, делаю протяжный вдох и короткий выдох, собираясь с силами, и выхожу. Мию заберет тетя Маша, Лена на работе и понятия не имеет, что я задумала, иначе уже оборвала бы телефон звонками. Храбрюсь и стучу в квартиру Умаровых, обещала показать себя при параде перед тем, как уйду. Зеля открывает и заливается восхищенным смехом. Оглядывает с ног до головы, затем задумчиво жует нижнюю губу и, вскинув руку с оттопыренным указательным пальцем вверх, прося подождать, исчезает в глубине квартиры. Топчусь на пороге, поглядывая на экран. Гарик уже две минуты, как внизу. Велика беда – целых две минуты! Но меня почему-то трясет.
Гузель возвращается и бесцеремонно втыкает в мои мочки какие-то серьги.
– Спиртом обработала, не боись. А то слишком голо выглядела без украшений. Зато теперь – шик. Ничего лишнего и ничего недостающего. Иди.
– Еще раз огромное спасибо за всё!
Сжимаю её ладони и выбегаю.
Гузель тоже не знает. Думает, плановое свидание со рвением удивить ухажера внешним видом.
Выплываю из подъезда, попадая под лучи майского вечернего солнца. На секунду жмурюсь, наслаждаясь. Замедляюсь еще больше и приближаюсь к машине. Аванесов восторженно улыбается, кивает и усаживает на сидение. От его реакции и какого-то хищного блеска в глазах напрягаюсь еще больше. Сценарий тот же – ресторан, он заказывает блюда, о чем-то увлеченно рассказывает, не забывая зацепить горящим взором то грудь, то плечи. Когда предлагает потанцевать, закономерно отказываюсь. Взвинчена, вибрирую пружиной.
– Гарик, – неожиданно для самой себя подаюсь вперед и перебиваю его, – мы можем прямо сейчас поехать к тебе?..
Мужчина сглотнул и как-то странно задышал, оскалившись.
– Думал, этого никогда не случится… Погоди, только пару звонков сделаю.
В ожидании я взяла плотную салфетку и стала обмахиваться ею, было жарко. Он вернулся через минут десять, довольный и почти смеющийся, расплатился по счету и подставил мне руку. Мы молчали. Аванесов и понятия не имел, насколько грандиозно для меня грядущее событие. Считай, лишаюсь девственности…по-настоящему. А он сосредоточенно ведет машину одной ладонью, а другой держит телефон близко к лицу, заглядывая в него. Мне ничего не видно, но, если бы мы ехали не к нему, подумала бы, что следит за маршрутом по навигатору.
Минуты тянутся бесконечно нудно и заунывно, в создавшейся тишине будто слышен квартет струнных в исполнении моих натянутых нервов. Причем, воспроизводящий исключительно какофонию. Когда автомобиль останавливается, облегченно вздыхаю. Выбираюсь, не дожидаясь галантных жестов, и даже не замечаю вида стоящего перед нами здания. Только внутри, когда подол платья бьется о грязные ступени, пока мы поднимаемся пешком, включаюсь в реальность и отмечаю, как тут неопрятно.
Гарик отворяет, впуская меня первой. Тёмный коридор, чистый и какой-то безжизненный, не скажешь, что здесь кто-то живет. Ощущаю, как становится позади и как-то уж совсем внезапно толкается бедрами, прижимаясь к моим ягодицам.
В такие моменты принято чувствовать волну возбуждения и ликовать, что мужчина хочет тебя так сильно.
А я трепыхаюсь. Высвобождаюсь и разворачиваюсь.
– Погоди, хоть руки помыть дай…
Он расхохотался, опять смерив снисходительным взором, как патрон протеже:
– Кто ж в такие минуть думает о мытье рук?..
В одно мгновение оказывается в сантиметре от меня и заводит пальцы в прическу, намереваясь распустить волосы.
– Гарик, я серьезно…
Закатывает глазные яблоки, но отступает, не довершив начатое.
– Хорошо, иди.
Кладу клатч на комод, безошибочно нахожу ванную и снова удивляюсь стерильной чистоте… Полотенца нет. На заданный мной вопрос Аванесов отвечает растерянным лаконичным «Э-э».
– Ты не знаешь, где твои полотенца? – вылетает смешок.
Почему-то конкретно это меня сейчас не так сильно удивляет. Возвращаюсь в коридор и замечаю, что зря времени мужчина не терял – снял пиджак, повесив на крючки у входа, и приподнял рукава рубашки. Пока он отправляется под моим выжидающим взглядом на аналогичную гигиеническую процедуру, я клацаю замком сумки и выуживаю бумажные платочки. И дышу, дышу, дышу.
В стиле женских романов в какой-то момент меня с неимоверной силой прижимают к стене, и я чувствую, как дорогая ткань висящей позади одежды холодит разгоряченную кожу шеи.
– Мась… – первый легкий поцелуй проходится по ключице, – весь ужин мечтал об этом, как меня манили блики света на твоей коже.
Прислушиваюсь к своим ощущениям. Бабочки, где вы? Где жар желания и все прочие атрибуты страсти?..
Мне как-то не по себе оттого, что запястья прикованы железными тисками его ладоней, немного ерзаю, пока Гарик занимается изучением открытых плеч. Видимо, приняв это за нетерпение, он с самодовольным хмыканьем тянет на себя мое тело, и я неуклюже плюхаюсь ему на грудь, зацепив заколкой пиджак, который падает на пол. Тем временем мужчина прокладывает дорожку вверх по шее, а руки лихорадочно перемещаются по изгибам. Отвожу голову в сторону, чтобы ему было удобнее, и пытаюсь сосредоточиться, отпуская последние сомнения. Ведь Аванесов вызывал во мне трепет, почему сейчас так трудно отключиться и получить удовольствие?
Что-то внизу ярко сияет под упавшим на него лучом закатного солнца. Отвлекаюсь на это, хотя потихоньку прикрываю веки от его манипуляций. Вживаюсь в роль…взрослой опытной женщины…без опыта. До последней секунды этот настойчивый блеск мозолит глаза.
И я внезапно замираю.
Распахиваю их и снова устремляю в пол…
– Ты женат? – выдаю потрясенно.
Горе-любовник останавливается. Я пользуюсь этим и высвобождаюсь, наклонившись и подняв обручальное кольцо, выкатившееся из кармана всего на несколько сантиметров. Металл обжигает кожу. Становится невыносимо больно. Роняю на ткань. Оборачиваюсь к нему.
И хохочу.
Потому что понимаю вдруг…всё понимаю!..
– Так ты поэтому отходил «позвонить»? Кто-то привез тебе ключи от этой квартиры так быстро, да? Ты же босс, большой босс, и нельзя, чтобы твои работники видели тебя с любовницей в вашей новостройке, на которую этот разваливающийся дом совсем не похож. Зачем тебе лишний компромат? Ты же умнее.
Мне действительно смешно! Смешно, потому что я повелась…не заметила сразу…
– Ты всегда была сообразительной, Мась… – саркастическая ухмылка искажает черты его помрачневшего лица.
– Только недостаточно! – возражаю. – Иначе еще в самом начале догадалась бы… Вот, почему Размик не был в восторге от твоих мнимых «чувств». Ты просто на них не способен априори. Баловень судьбы, зазнавшийся богач, привыкший, что все по щелчку падают к твоим ногам. Как ты говорил? Всё – иллюзия? Правда. В твоем окружении так и есть, и сам ты – иллюзия. Иллюзия настоящего мужчины, а на самом деле – среднестатистическая сволочь. И зачем ты возился со мной столько месяцев? Как хватило царского терпения на простушку?
– С большим трудом! Хотел по-хорошему утолить этот давний голод по тебе, побывать в постели с тихоней Алмаст. Знаешь, такие, как ты, всегда оказываются горячими штучками, – злобно гогочет, приближаясь, – а почему бы и нет? Зачем тебе вдруг строить из себя недотрогу? Не слишком поздно для доступной девки, родившей от русского х*я без колебаний? Небось, поэтому отец тебя и выгнал из дома… Думаешь, я не знаю, что ты никогда не была замужем? Лечь под своего пилота-*быря ты смогла, а передо мной ломаешься? Не надоело? Столько месяцев играемся… Какая тебе на х*р разница, женат я или нет? Сама-то врала! Скажи еще, что ждала от меня серьезных шагов! Всё, хватит выделываться, лимит исчерпан…
Страх сковал каждую клеточку, когда его пальцы потянулись к застежке платья. Такого я не испытывала даже в миг, когда осознавала, что буду изнасилована…потому что тогда был Дима, которого я не знала и ждала наихудшего, а сейчас…это – друг моего детства, моральный урод, не имеющий никаких ценностей и решивший потешить свое задетое когда-то эго… И это в разы страшнее!
Как я могла так ошибиться? Как повелась на фантик конфеты, не поинтересовавшись ее содержанием?..
Отталкиваю ненавистные руки. А вот здесь я буду бороться до конца!
Неосторожно двигаюсь и наступаю на подол, теряя равновесие, и в попытке за что-то зацепиться, тянусь к комоду, вместо него вписываясь в зеркало. Ударяюсь лбом и проезжаюсь лицом по острому неогранённому краю, падая. Когда чувствую, что Гарик навис надо мной, на подсознательном уровне делаю рывок и сбиваю его с ног. Слышу протяжный стон, по которому понимаю – у меня появился шанс. Аванесов что-то повредил серьезно, раз не делает попыток подняться. А я вскакиваю, борясь с головокружением, хватаю клатч и несусь к двери. Отбегаю подальше от дома. Вызываю такси, постоянно оглядываясь. Пока что погони нет.
Когда до приезда машины остается около минуты, замечаю, как из подъезда выходит слегка пошатывающийся Гарик, держась за затылок и оглядываясь по сторонам. Юркаю за ближайшее дерево и трясущимися пальцами проверяю приложение, игнорируя висящее оповещение о десятке пропущенных звонков. К счастью, оставаясь незамеченной до этого момента, бегу к черной приоре, но Аванесов вдруг выкрикивает мое имя, у самой дверцы я от неожиданности роняю телефон, цепенея от безбожного треска. Он просто разбился вдребезги. Но всё равно поднимаю тот и впихиваю себя в салон.
– Пожалуйста, быстрее!
Водитель, наблюдающий за грозным приближением мужчины, вдавливает ногу в педаль газа и проносится мимо него.
– Спасибо…спасибо большое… – шепчу лихорадочно.
Всю дорогу меня знатно ломает, будто наркоманку. Как хорошо, что седовласый понимающий дядечка не пристает с вопросами. Так и доезжаем в молчании. Решаю не забирать пока Мию, а привести себя в порядок. Вставляю ключ в замочную скважину, но тот не поддается. Всхлипываю в бессилии и от досады бью кулаком по двери. Каково же мое удивление, когда та поддается. Видимо, я впервые от волнения забыла закрыть, когда спешила к этому негодяю. Переступаю через порог, захлопываю за собой и прямо так оседаю на коврик, сползая по железному полотну. Прислоняюсь к нему головой, прижимая ноги к груди и обхватывая их руками, и…вою…
Если верить теории, что мы сами притягиваем неприятности в свою жизнь, то я в этом преуспела. Только сейчас я вижу реальную картинку всего, что произошло. И то, почему мое тело не отзывалось на Аванесова. Меня в нем притягивал образ, в который я была влюблена в детстве. Первые встречи подпитывали эту иллюзию. Но чем дальше заходило наше общение, тем отчетливее я понимала, что это не тот человек. И, наверное, никогда им не был. Размик другой, благороднее и светлее, поэтому они и перестали дружить. Брат не позволил бы мне связать жизнь с Гариком. Потому что он очень похож…на моего отца! Властный, надменный, прущий танком по чужим судьбам, ему плевать, что будет потом, главное – добиться цели. Омерзительный, бесчестный, жестокий… Коробит от одного воспоминания о его последних словах…
Молодец я! Прекрасно справилась! Вышибла клин клином, пытаясь избавиться от навязчивой мысли о чувствах к Диме…
Свет в ванной зажегся и наполнил темный коридор так внезапно, что я взвизгнула. И зажмурилась. Испуг был настолько сильный, что я прогнулась от спазма в солнечном сплетении. И не сразу сообразила, что меня припечатали к мужской груди, что-то нашептывая. Лишь спустя очень долгое время, когда шум в ушах поутих, а паника убавилась, я различила бессвязные:
– Малыш, всё хорошо… Успокойся, я рядом…
Расхохоталась в голос. Жуть, как напряглись барабанные перепонки от этого резкого звука. Дима на миг выпустил меня и щелкнул выключателем. Теперь мы видели друг друга. Я дрожала, отчего зубы постукивали, и волчком уставилась на него. Он протянул руку и прошелся по левой стороне моего лица, отчего я непроизвольно зашипела. Не знаю, как всё выглядит, но ощутимо болит.
– Это…тебя… – замолчал, словно задыхаясь от бешенства. – Знаешь, где он?..
Я укрылась от него ладонями и зарыдала с новой силой.
Никогда мне себя не было так жалко, как в эту секунду. Никогда я не чувствовала столько противоречивых эмоций, день ото дня раздирающих душу. Бежать от одного мучителя и попасть к другому… Идеальный сценарий.
– Я убью его…слышишь, Аль? – рычит мне в ухо, вновь прижав к твердой груди.
Во мне что-то переворачивается. Я не хочу, чтобы Дима связывался с Аванесовым. Вскидываю к нему глаза и мелко-мелко трясу головой:
– Нет! Ничего не было, клянусь! Дима, я клянусь, упала по неосторожности. Понимаешь?
Хватаю его за грудки, натянув ткань футболки и, словно сумасшедшая, повторяю одно и то же. Мне кажется, я ору на весь земной шар, а на самом деле…еле-еле дышу, выпихивая из недр эти глухие свисты.
– Я упала! У нас ничего не было! Не надо, пожалуйста…
– Малыш…
– Не называй меня так! Господи, как устала! – роняю лоб ему на плечо. – Как я устала! Я никогда не плакала столько, сколько за это время, что ты появился в моей жизни… Дима, я так больше не могу…
– Аль, а теперь-то я в чем виноват?
Теплая ладонь ласкает мою спину, прохаживаясь прямо по позвонкам. На короткое мгновение становится чуть легче. Но я напоминаю себе, где и с кем нахожусь. Тяжелый взгляд буравит, прожигает насквозь, выворачивает наизнанку. В нем столько участия, тревоги и стремления наказать обидчиков.
Начни с себя, пожалуйста. Просто начни с себя…
– Аль, ты действительно упала? – напряжением в голосе можно свободно убить, словно высоковольтным разрядом.
Киваю. Моргаю пару раз.
– Я неудачно развернулась и зацепилась за зеркало. Кажется, даже губу порезала.
Морщусь, когда его палец слегка проходится по тонкой коже. Реально больно.
В следующую секунду оказываюсь на его руках, и меня несут в ванную. Я иссякла и не могу сопротивляться. Дима осторожно опускает, стаскивает туфли и задерживается в этой позе. Мне даже не надо проверять, я и так знаю, что смотрит на вырез, в котором проскальзывает край чулка. Молниеносно поднимается и включает воду, регулируя температуру и напор. Возвращается и заглядывает в глаза.
– Я не буду подглядывать, просто помогу, хорошо? – и одновременно с этим тянет собачку молнии вниз.
Платье скатывается. Действительно не опускает взгляд. Неотрывно гипнотизирует меня.
– Я заварю тебе чай, а ты пока прими горячий душ.
Почему я его слушаюсь? Потому что, опять же, страхи и сомнения отступают перед действиями, а мне сейчас это и нужно. Четкие пункты выполняются на автомате и энергичнее. Когда остаюсь одна в закрытом помещении, скидываю белье и аксессуары. И уверена, что мужчина сдержит слово и не станет врываться.
О-о-о, как я терла кожу шеи и плеч! В аду позавидовали бы моему рвению, с которым будто сдирала её живьем. До тошноты омерзительно, что к ним прикасались губы Аванесова… Слава Богу, не дошло до поцелуев. Я бы мыла рот порошком…
Снова реву, подвываю льющемуся потоку, выжимая мочалку. Таращусь на неё и выдавливаю побольше геля для душа. И так несколько раз по кругу, словно ритуал, некий транс, из которого не выбраться. Не помню, как всё же закуталась в полотенце и вышла. В темноте спальни кое-как нашла домашний костюм и облачилась в него. После чего направилась в кухню с тюрбаном на голове.
– Ты сорок минут мылась, – оповещает Дима, потягивая ароматный напиток.
Теперь он спокоен и сосредоточен. На моей кухне, напоминаю.
– Мне показалось, прошло всего четыре минуты.
Не рассказывать же, что у меня был сеанс психотерапии.
Не решаюсь пройти и сесть за один стол. Хочу, чтобы ушел. Мне надо о многом подумать и прийти в стабильное состояние.
Но, естественно, плюхаюсь на мягкую обивку за неимением иных вариантов, да и ноги до сих пор дрожат после пережитого стресса.
– Что ты здесь делаешь? И почему Мия опять заснула так рано?
Делает глоток, стрельнув в меня васильковой лазурью. Как можно иметь такой цвет глаз мужчине? Это даже неприлично. Колдовские очи по закону жанра должны принадлежать благородным девам, а не циничным пилотам-красавцам.
– Я тебе звонил, чтобы забрать Мию, ты не отвечала, я забеспокоился и приехал. Никто не открыл. Поднялся к Лене, удачно застал ее на пороге и с детьми. Предложил свозить в парк. И, кажется, переборщил со вседозволенностью. На третий раз в «Ракушках» Мию всё же стошнило… Вот я и привез их обратно. Не переживай, ей было уже лучше, но из-за слабости малышка угасла еще в машине. Я уложил ее буквально за минут десять до того, как ты пришла.
Конечно, первым рефлексом было вскочить и кинуться к дочери. Но я только что была там, и Мия действительно спала. Зачем тревожить?
Осадок от того, что, пока я там «развлекалась», моему ребенку было плохо, осел плотным слоем на совесть. Чтобы хоть как-то унять нарастающую горечь, потянулась к чаю и отпила.
Это чертовски странно, что в моей квартире сидит невозмутимый Дима, проявляющий заботу во всём. Этот мужчина лишнее доказательство, что у медали – две стороны.
– Ладно, похоже, тебе тоже надо отдохнуть, – вздыхает, поднимаясь, – я поеду. Ключи на полке у входа.
– А почему вы не оставили Мию у Лены?
– Мне показалось, что у них с мужем несколько иные планы на вечер, и после некоторых колебаний твоя подруга всё же дала мне заветную связку.
С бывшем мужем. И, похоже, будущим.
Теперь понятно, почему этот день имеет такой нестандартный исход. Как бы еще ему оказаться здесь?
– Аль, – натянутость низкого тембра заставляет вскинуть голову, – ты уверена, что не хочешь рассказать, что случилось?
А, давай. Прикинь, меня второй раз в жизни пытались изнасиловать. Как тебе? Нехилые такие грабли, да?..
– Просто поставила точку в отношениях с Гариком. Мне покляться еще раз, что упала я случайно?
Очень случайно. Когда пыталась избежать принуждения от человека, который притворялся всё это время благородным и влюбленным.
– Если что-то понадобится, позвони.
– Всё в порядке, – заверила, кивнув, хотя внутри всё холодело при одной мысли о том, что Аванесов может заявиться сюда.
И когда мой неоднозначный гость ретировался, я бросилась закрывать все замки на двери.
А затем транслировала в пустое пространство коридора один единственный вопрос: во что превратилось мое существование?
Глава 24
Я понимала, что Дима живет на широкую ногу, но не представляла, что сюрприз будет настолько…впечатляющим. Потрясенно смотрела на украшенный сад усадьбы и веселящихся гостей. На самом деле этим я занималась уже битый час. Откуда в наших окрестностях такой потрясающий памятник архитектурного искусства? Не так далеко от города и практически на берегу реки?
А, с другой стороны, откуда мне про него знать, если я никогда не пыталась арендовать дом для праздника?..
Голова кружилась от всего. Я даже не помню, где и когда последний раз видела такое скопление людей, которым настолько легко и радостно. Родители Димы, его родственники, друзья, даже пара коллег и мои подруги с семьями – я насчитала около семидесяти человек. Ощущение, будто попала в сказку с первой минуты, как очутилась в раскинувшейся зелени многолетних деревьев.
Он вызвал нам такси, сославшись на то, что мы должны прибыть последними для пущего эффекта, а самому следует всё проконтролировать, чтобы встретить нас подобающе. Мы с Мией не возражали. Наводили марафет и облачались в платья, традиционно сшитые Зелькой. На этот раз что-то среднее между маленьким черным платьем в стиле Шанель и царской разгульностью. Гузель пошалила с длиной, убеждая, что на ладонь выше колена – это идеально. Спереди. А сзади был какой-то мимишно невесомый шлейф из невероятной газовой ткани, обрамленной умопомрачительными нежными кружевами.
Собранные в высокий хвост волосы струились по спине крупными волнами, будто повторяя силуэт одеяния. А довершал образ вечерний макияж с легким «смоки айс».
Мия, которая была моей маленькой копией, выражала восторг уже с момента, как мы вышли из такси и направились к кованым воротам. А когда ее встретили громкими возгласами, музыкой и свистом, и вовсе залилась счастливым смехом, хлопая в ладоши. Ее отец, которого я впервые видела в классическом костюме, шел к нам с двумя букетами цветов, будто отгородив всех, приказав не двигаться, пока он воплощает свою задумку. Вручил мне тот, что побольше, целомудренно коснувшись щеки поцелуем, а затем взял дочь на руки и обнял с таким отчаянием, на мгновение прикрыв глаза, что к горлу подкатил ком. Мне так знакомо это…будто каждый раз держишь сокровище и не веришь, что оно твое. Эта любовь по сути своей попросту необъятна.
А дальше все подлетают к нам, много-много поздравлений, объятий, спонтанных знакомств. Начинается шоу, аниматоры тут же завладевают вниманием всех детей, а я в процессе общаюсь с присутствующими и разглядываю детали. Шары, их неимоверное количество. Цветы – живые и искусственны, ими оформлена маленькая сцена и столы, а также увит навес. Какие-то милые сувениры, ленточки… Все это пестро, сказочно, душевно. И я очень благодарна Диме.
Сотрудники кейтеринга постоянно обновляют столы. Майское солнце ласкает открытые плечи, словно окутывая теплом. Антонина Ивановна предлагает всей взрослой половине опробовать их домашнее вино, которое они с Евгением Александровичем с любовью готовили из выращенного на даче винограда. Оно реально вкусное. Растекается по венам каким-то волшебным зельем, от которого становится легко-легко. А ведь я цежу его очень медленно и действительно маленькими глотками, не забывая закусывать. Но мне кажется, именно оно виновато в том, что я постоянно ищу талантливого организатора в толпе. Именно оно виновато в том, что его взгляды такие…откровенные. Именно оно виновато в том, что я снова анализирую прошедшие дни, непроизвольно дотрагиваясь до мелкого шрамика на губе. Почти сошел на нет, а вот еще заметные синяки на щеке я старательно замазала косметикой, чтобы избежать вопросов.
Всем весело, общение льется непринужденной рекой, романтические композиции сменяются задорными детскими песнями, мыльные пузыри лопаются повсеместно, прошли десятки конкурсов для малышей.
А я сижу и наслаждаюсь.
Никогда и никто не старался создать для меня такого праздника. Формально – это день рождения Мии. Фактически – Дима избавил меня от всех хлопот и дал возможность наблюдать за моим восторженным ребенком.
Взгляд возвращается к каллам, подаренным им. Бесконечно нежные и хрупкие, розового цвета, превращающегося к загнутым кончикам в белый. Вот такой природный градиент. Интересно, а знает ли он, что они – символ веры и чистоты, симпатии и возрождения? Даже Дева Мария часто именно по этой причине изображается с каллами. Правда, я смутно вспоминаю, что цветут они ближе к концу лета, где ж нашел эту прелесть?
Как понял, что мне по душе именно такие невесомые бутоны?
Букеты Гарика были тягостным бременем…крупные красные розы будто символизировали мой долг подчиняться такому мужчине и быть благодарной за внимание. Они громоздкие и кричащие… А каллы – тонкая нотка эфирности.
По цепной реакции продолжаю свой анализ.
Аванесов преподносил цветы неким холодным жестом, данью приличиям. Первый раз в ресторане их вообще принесли уже в вазе, никто их не вручал. Мол, эффект достигнут уже одним их наличием, а подача уже неважна. А вот Дима собирал с Мией цветы для меня…и даже оформил их мило. Я помню.
Гарик как властный мужчина, пытающийся показать женщине ее место, часто делал заказы за меня. Он знает, как лучше. Всегда прав. Дима же во всех вопросах интересовался моим мнением.
Это странно, но в памяти всплывает момент, когда я лежала с температурой, и мой настойчивый ухажер захотел проведать меня. Может, я бы не обратила на эту деталь никакого внимания, если бы следом не появился Дима. У первого – были пустые руки и желание поскорее ретироваться, чтобы не заразиться. Второй – принес мне лекарства, еды и хотел остаться. Гарик на что-то претендовал, а тот – нет.
И вот таких, казалось бы, незначительных деталей вдруг собирается целая коллекция. Я складываю картинки. И хочу осознать: кто же из них зверь, а кто – настоящий мужчина?.. Тот, что покалечил, сам при этом страдая – кто он? А тот, что подсознательно угнетал, создавая иллюзию благополучия и покоя, чтобы в конце с наслаждением впиться в меня своими зубами?..
Кажется, я немного захмелела. Всё меньше участвую в общих разговорах и всё больше молчу. Ночь подкрадывается мягко, ложась темным одеялом. Детей потихоньку норовят уложить спать. Мия слезно просит разрешить ей остаться с Владой. Я соглашаюсь, целуя ее в лоб. Поскольку Валера на дежурстве, девочки не помешают их с Леной страстным возлияниям. Сумасшедшие.
Усадьба содержит большое количество жилых и хозяйственных строений, как и положено. Дима вновь уверяет всех, что каждому отведена комната со всеми удобствами: халаты, полотенца, гигиенические принадлежности. Арендована территория до следующего вечера, поэтому можно великолепно отдохнуть и никуда не спешить.
В суете уборки, распределения гостей и попытки утихомирить возжелавших продолжения банкета чад я незаметно теряюсь в зелени и юркаю на улицу через ворота. Градус в крови сводит на нет страх перед неизвестной местностью. Я видела реку, когда мы ехали, и мне хочется туда. Как в детстве. Раскинуться на каком-нибудь бревне и пялиться на звезды, размышляя, кто мы и какое место занимаем в этой вселенной. Некоторые ученые утверждают, что через призму масштабности и принятия себя песчинкой в пустыне, начинаешь отпускать свои проблемы, признавая их ничтожными.
