Kitabı oku: «Смятый лепесток», sayfa 18

Я просто ушел и попросил дать мне пару дней на осмысление. Да и подготовка ко дню рождения Мии требовала внимания. Я и так хотел разводиться, но положение Яны и последовавшая дальше ночь, проведенная с Алей, заставили ускорить этот процесс. И за прошедшие два месяца я постоянно думал о уже бывшей жене, стремясь разобраться с путаными ощущениями от её адюльтера.

Пересказав в двух словах эту историю Алине, я позволил ей перекатиться на спину рядом с собой. Выключил фонарик на телефоне, и мы оба уставились на звездное небо. Россыпи мигающих точек завораживали. Уже давно такую картинку можно увидеть лишь в отдаленных уголках, где нет подобающего освещения. То, что раньше было обыденностью, стало для жителя мегаполиса ценимой роскошью.

– Я постоянно думаю о том, что с тобой сделал. Не знаю, может, ты и простила, а сам себя простить я не могу. Как?.. Ты верно говорила, Соня хотя бы была счастлива с твоим братом, я же помню, как светилась последнее время…до самой смерти. А ты…просто заплатила за жестокость убитого горем человека. Но и это не оправдание…

Она молчала. Я повернулся боком и уставился в точку, где по идее должна быть голова девушки. Мрак не давал возможности видеть хотя бы малейшую черту.

– У тебя редкий и очень нужный дар – устойчивая психика и никакой рефлексии. Ты умеешь принять событие и творить свою действительность, исходя из случившегося. Почему-то не держишь зла на людей, причинивших тебе вред и даже стараешься оправдать их. Для меня это настолько уникально, что и сравнить не с чем. Знаешь, что ты напоминаешь, малыш? Смятые в ладони лепестки. Чем сильнее их сжимаешь, уничтожая, тем ярче становится аромат.

Нахожу в темноте её щеку, поглаживая пальцами.

– Меня убивает мысль, что, пребывая в состоянии аффекта, я довершил бы начатое… Если бы не твоя эта уникальность. И допущенные мной ошибки… Благодаря которым и сбежала… А что было бы, если бы ты не оказалась беременной?.. Я нашел бы тебя и…что? Что бы сделал? Кроме мольбы о прощении. Ты и представить себе не сможешь, что я пережил, думая, что ты сама… – горло сжало болезненным спазмом. – Когда не смог отыскать, стал склоняться к версии, что ты покончила с собой… Тогда я уже успел немного прийти в себя, и это стало еще одной неподъемной тяжестью на сердце. Будто там теперь две могилы: одна – Сонина, вторая – твоя. И обе – моя вина.

– Почему ты винишь себя в её смерти? – доносится удивленный шёпот.

Замираю на несколько секунд, убираю руки и снова откидываюсь на спину. Звезды время от времени подмигивают, пока я пытаюсь собраться. Эту тему я не в состоянии был обсудить ни с кем. Родители, лучшие друзья, Яна… Всем они мне родные, но ни в ком из них я не видел должного потенциала, чтобы понять…

– Соня для меня была не просто сестрой. А девочкой, которую я выпросил у Бога. Маленькое существо, за которое я в ответе с самого рождения, взрослело и становилось настоящим солнцем. Требовало внимания, участия, даже дополнительного воспитания, но я чаще баловал её. И в итоге в погоне за собственными удовольствиями я выпустил малышку в свободное плавание. Она не справилась. А я мог, Аль, я мог это предотвратить…

– Как?

– Забрал бы к себе, как просила. Или хотя бы на расстоянии был бы строже…

– Контроль ни к чему хорошему никогда не приводит, – перебивает меня мягко. – Да и Москва не самый безопасный город. С таким же успехом она могла погибнуть там или повторить историю, но уже боясь рассказать не родителям, а брату… Мои слова покажутся дикими…да и по прошествии стольких лет в тебе укоренилось убеждение, что ты был способен что-либо изменить, но нет. Нет, Дима. Каждый оказывается в той точке, к которой шёл собственными поступками. Я и сама билась головой об стенку, выла, представляя её страх, последние минуты жизни… Это чудовищно! Я злилась, что такая чудесная девочка по глупости угасла так рано… И этим причинила боль стольким людям. Мне тоже казалось, что препятствуй я их связи, спасла бы Соню… Но позже всё же признала очевидное: не был бы Размик, был бы кто-то другой… Мы не вершим чужие судьбы. И отвечаем только за себя.

Едкая боль затапливала тело миллиметр за миллиметром, её слова били по открытой ране пригоршнями соли, вызывая зуд, жжение и стойкое чувство беспомощности.

Неожиданно Алина перекочевала на меня, вполне резво устроившись на моей груди. Нежные руки коснулись лица, а потом полился безмятежный, но непоколебимый в своей правоте голос:

– Ты хороший брат. Соня боготворила тебя, часто рассказывала и ставила в пример. Ты и сын хороший. Не забывай о том, что остался единственным для своих родителей, не смей их подводить, – щеки стали покрываться легкими поцелуями, – а еще ты потрясающий отец. И друг. Концентрируйся на этом. И постепенно боль отпустит.

Ком, образовавшийся в горле, выкатился и разросся в груди. Стукнулся о ребра. И взорвался чем-то горячим, заполняющим стенки нутра тонкой живительной коркой. Регенерирующей каждую отравленную клетку.

– Что касается меня…здесь ты тоже не совсем прав. Во-первых, любя Соню, ты должен был лучше понять мотивы моего затишья те три недели. Я думала о Диане, боялась, что ей тоже причинят вред. И она не выдержит. Так получилось, что я выносливее. Человек способен вынести невероятное, если успел закалить дух. Была уверена, что справлюсь. Да и ты, Дим, по сути, кроме…этого часа по ночам…

– Аль… – сжимаю её, в отчаянии уткнувшись девушке в плечо.

– Подожди…дай мне досказать. Ты привозил мне продукты, оставлял руки и ноги свободными, дал в распоряжение дом и не проявлял агрессии. Не бил. Не издевался. Ты поставил себе определенную цель, а в остальном сохранял человечность. Это странно звучит, но правда. Поначалу я считала тебя извергом. А когда поняла, кто ты, осознала мотивы и проанализировала всё…я приняла твою позицию. Исходя из того, что ты пережил. Не назову это склонностью к оправданию. А лишь здравой констатацией факта. Позже, когда родилась Мия, я уже была искренне благодарна тебе. Моя жизнь изменилась в лучшую сторону после исчезновения. Я обрела то, чего мне не доставало – настоящую свободу. Абсолютную любовь к маленькому существу. Друзей. Легкость. А если бы я осталась… Возможно, да, ты нашел бы меня после побега замужней женщиной, забитой и разочаровавшейся. Сделавшей аборт по настоянию отца и ставшей женой мужчине, к которому испытывала лишь отвращение. Сейчас я отчетливо понимаю, что близость с человеком, который вызывает омерзение, стала бы для меня беспощадной неотвратимой смертью.

Вдыхаю запах, исходящий от шеи, и стискиваю зубы. Как можно с такой девочкой поступать настолько жестоко?.. С родной дочерью!

– В итоге я обрела больше, чем потеряла.

– Нет, Аль. Это не так. Ты врёшь себе…

Девушка вздрагивает, что отражается на моей собственной коже, будто волна перекочевала в меня.

– Есть вещи, которые мы можем и должны исправить. Вместе.

– О чем ты? – настораживается.

Я, продолжающий прижиматься к ней в этой беспробудной тьме, отчетливо ощущаю, как стала биться жилка на её шее.

– О твоей семье. Поедем к ним.

– Нет.

– Чего ты боишься? Что способен сейчас сделать тебе отец?

Теперь пульс Али стал зашкаливать. Я изловчился и поменял нас местами. Навис над ней и нашел податливые губы. Нежно, неспешно и с трепетом забрал её дрожь.

– Не бойся. Я же буду с тобой.

– Надолго ли? – сипит сломлено, с долей иронии.

Понимаю. Всё понимаю. Заслужил. Здесь не словесное доказательство нужно, а конкретные поступки.

Привстаю и сажусь на колени, продолжая сжимать девичьи ноги. Опускаю ладонь в передний карман джинсов и вынимаю заготовленную коробочку. Нахожу безымянный палец её левой руки и надеваю кольцо. После чего заставляю Алю этими же пальцами опоясать ободок второго кольца покрупнее, направляю к себе и чувствую, как прогревшийся металл касается кожи, закрепляя молчаливый процесс.

– Навсегда, – и только теперь я могу произнести обещание вслух.

– Это что такое? – боязливо шепчет подо мной, будто и не дышала всё это время.

– Объявляю нас мужем и женой. И теперь я могу поцеловать невесту.

Что с блаженством и проделываю, но спустя минуту Алина требовательно отстраняется и, выравнивая дыхание, укоряет:

– Это, конечно, верх романтики – стать чьей-то женой в кромешной темноте без предложения и официального освидетельствования. Дим, ты хоть разведен?

Из меня вырывается смешок.

– Да. Если бы ты со мной разговаривала последние недели две, обязательно узнала бы.

– Если бы ты мне сразу сказал, что Яна беременна не от тебя, я бы и разговаривала!

– Понимаешь ли, малыш, уязвленный детина, сам не сообразивший, как на это реагировать, должен был переварить ситуацию…

– Уязвленный?.. Потому что раньше изменял только ты, а тебе изменили впервые?..

Вздыхаю. Слишком проницательная мне досталась девушка.

– Абсолютное попадание. Банально, но я не ожидал, что это будет настолько…неприятно. И, пожалуй, на этом тему измен предлагаю объявить исчерпавшей себя и закрытой. Я не буду ничего обещать. Я просто сделаю тебя счастливой, как ты меня. Действиями.

Моя щека касается её щеки, и эти прерывистые вздохи торкают похлеще афродизиаков. Руки ныряют под свободную футболку и очерчивают едва уловимые круги на плоском животе. Моментально получаю отдачу в виде крупных мурашек…

– Дима…я же не давала своего согласия…

Что же, Бастилия тоже не сразу пала. Пришлось прерваться от увлекательного занятия и перейти чуть выше, где я прижался губами к нежной коже шеи.

– Я люблю тебя. Ты любишь меня. У нас есть дочь. Какое ещё согласие?

– Я такого…никогда…не говорила… – тяжелеет её дыхание от моих ласк.

– Брось… Здесь и без твоих признаний всё понятно. Не может меня не любить девушка, у которой я, как и был, так и остался единственным мужчиной. Причем, в различных ситуациях. И даже с наличием посторонних персонажей, которым ты оказалась не по зубам…

– С твоей самоуверенностью надо что-то делать…

– У тебя на это будет целая жизнь, малыш. Вот это я тебе точно обещаю.

Казалось бы, что ещё можно здесь сказать? Но Алина снова пошла в сопротивление, уперевшись мне в диафрагму, чтобы я прекратил домогаться и сосредоточился.

– Дим, я же не сравнюсь с теми красотками, с которыми ты привык общаться. Я простая на их фоне… И боюсь, что…всегда буду сомневаться и ревновать… Ты же…

– Тс-с-с… – прерываю её поцелуем. – В некоторых вопросах ты всё же глупа. А я, что, для тебя идеальный? Ты разве о таком раздолбае мечтала? Поверь, я тоже переживаю, что в какой-то момент ты разочаруешься во мне и посчитаешь недостойным себя… А по факту, Аль, я просто нашел своё. Оно для меня совершенно. Во всём. Как я могу не любить в тебе что-то? Или искать в других? Нет. И ты тоже, пожалуйста, не пытайся. Давай сделаем так, чтобы нам вместе было хорошо?..

И в подтверждение резким движением поднимаю мешающую мне на ней майку и припадаю ртом к её груди, прямо через тонкую ажурную ткань найдя затвердевший сосок и выбивая из Али капитуляцию. Губы расплываются в улыбке, когда слышу протяжный надрывный вдох, после которого в волосы на макушке вплетаются беспокойные пальчики…

– А теперь выкинь всё из головы и сосредоточься на ощущениях. Люди пользуются повязками для глаз, чтобы обострить чувственное восприятие в сексе. Зато у нас с тобой естественная темнота и ничего, что может сковать. Просто растворяйся, читай, сколько раз я признаюсь тебе, как сильно люблю, ценю, благодарен…

Раздавшийся всхлип был последним звуком за очень долгое время. Её реакции проявлялись неизменно через тело. Рваными движениями. Замиранием. Шумным вдохом. Поверхностным выдохом. Выгибающейся спиной, на которой не осталось ни одного не целованного участка. Языком вдоль линии её позвоночника впускал разряды, копившиеся во мне столько времени на расстоянии. Пересчитал, облюбовал каждый позвонок.

Карамель. Вся. Натуральная. До одури. Сказочная, неземная, моя нереальная.

Целовал изгибы. Преклонялся перед её чистотой. Духовной. Той же телесной. Как пить воду из источника, зная, что она кристальна и безупречна, изначально таковой и созданная природой. В ней не плескалось ничего инородного. Это какая-то тонкая психологическая игра понятий, и меня конкретно вставляет от мысли, что я её единственный.

Опустил ладони на ягодицы, сжал их, наслаждаясь упругостью и сочностью, мысленно хваля Алю за присутствие в её жизни постоянных физических нагрузок в виде плавания. Всё же, как ни крути, ухаживающие за собой женщины привлекательны, даже если не обладают классической красотой…

Наклонился и оставил на одной из округлостей смачный укус. Девушка дернулась от неожиданности, отчего я усмехнулся. Сколькому же ей надо ещё учиться…

Развернул к себе лицом, устраивая поудобнее, ворвался в сладость рта, вышибая остатки кислорода, заставляя гореть, прижиматься к себе сильнее, чтобы клетка к клетке, монументальное сцепление, чертова диффузия…

Шея, плечи, языком по ключицам…собирая пряность… И дальше…призывно вздымающиеся под моими руками полушария, изнывающие вершинки… И ниже, выстраивая дорожку.

– Что это за шрам? – пробую неровную поверхность.

Не сразу, но у неё получается ответить:

– Кесарево.

Не знаю, почему меня пробирает до дрожи от этой информации. Выпадаю из пространства на какое-то время, представляя, как она рожала в одиночестве…без помощи, участия, поддержки. У меня адово сжимается сердце, будто сейчас лопнет от этой тоски. Пусть Аля и сильная, смогла перенести всё, но так не должно быть…

– Люблю тебя, – выдыхаю.

Её пальцы запутываются в моих волосах, когда я вновь возвращаюсь к своему занятию. Пара поцелуев в шрам. Ниже к бедрам. Внутренняя сторона бедер необычайно взрывоопасное поле для опытов по покалывающей эйфории. По тому, как изгибается девушка, я уже знаю, что не стала исключением. Ей нравится. Это последняя ступень перед основным актом. Шире раздвигаю ноги и сначала легонько прохожусь ладонью вдоль влажного лона. Сжимается тут же, затаив дыхание. Дразню, обдав легким дуновением, после чего мгновенно забираю себе вибрации, приникнув к сосредоточению женственности. Умелые ласки в короткий срок награждаются её ярким оргазмом, и это сносит крышу.

Приподнимаюсь лишь для того, чтобы скинуть и свою одежду. Сдохну, если прямо сейчас, пока она еще купается в последних волнах экстаза, не войду в неё…

Слышу шорох, и в следующую секунду мне на плечи ложатся нежные руки. Алина тоже встала на колени, поравнявшись со мной. Потянулась и буквально впилась в губы. Жарко, жадно, откровенно. Впервые так. Схватил её за поясницу и подтянул к себе ближе, с опозданием осознав, что девушка решила продлить прелюдии, «возвращая должок». Чтобы ей было удобнее, лег на спину, предоставив широченное поле для любительских опытов. Глаза закатывались уже от одних трепетных прикосновений к шее, мягкий рот скользил неспешно, наслаждаясь своими исследованиями, одновременно растягивая пытку. Пах взрывался от желания вонзиться в её глубину сию же секунду…

Но я терпел стойко. Сжимал челюсть, стремился унять долбаную пульсацию силой мысли. Пусть моя любимая наиграется…

И терпел долго. Ровно до той секунды, когда, медленно опускаясь, Алина вдруг застыла, ненароком задев грудью мой железный стояк. Я затаил дыхание, ожидая дальнейших действий. И спустя пару-тройку секунд в нерешительности она пошла дальше, целуя меня в живот и робко накрывая член рукой. Поняв, что девушка действительно готова к этому, я неожиданно внутренне запротестовал.

– Нет, рано тебе ещё. Да и не так… – одним движением подкидываю её вверх, дальше подминая под себя. – Мне в этот момент нужно будет видеть твои глаза. Как ты смотришь исподлобья, как волнуешься, как дрожишь…распробовав свою первую по-взрослому развратную ласку… А сейчас – ноги мне на спину!

Боже, это просто ох*ренное ощущение. Еле сдерживаюсь, чтобы не застонать в голос от того, как быстро Аля выполнила требование, и как возбуждает легкая приятная тяжесть на собственной пояснице.

Врываюсь в неё размашисто, нетерпеливо – истратил эту благодать окончательно. Не позволяю отстраниться, вжимая девичью грудь в свою диафрагму. Остро. По лезвию. До ряби перед глазами. Её руки в моих волосах. Её дыхание на моих губах. Её сердцебиение прямо в душу.

– Так я самоуверенный или…всё же скажешь?..

– М-м…

Ночь. Накал двух тел, покрытых испариной. Это древняя поступательная тяга друг к другу. Усиленное восприятие из-за отсутствия визуального эффекта. Даже не знаю, было ли мне когда-нибудь вот до такой степени напряженно ох*ительно.

От дикого пика нас разделяло буквально пару быстрых толчков, когда я всё же услышал тихое продирающее до озноба и ломоты в самых мелких костях:

– Я люблю тебя, Дима…

Последний рывок. Ослепляющая вспышка.

И точка, в которой я абсолютно…безобразно глубоко…и всепоглощающе счастлив.

Глава 29

Гузель загадочно улыбалась, пока ошарашенная Лена скрупулезно разглядывала моё кольцо. Простое, но очень значимое.

– Царица Небесная, это ж что творится, а? Я всего сутки не видела свою подругу, а она уже замужем. Или у меня глюки? Зеля, ты тоже это видишь?

Та проглотила смешок, потягивая свой кофе.

– Алёк, мы все слышали, что в тихом омуте…но чтоб так?!

Я прокашлялась и смилостивилась над ней, рассказав о ночном приключении без интимных подробностей. Терпеливо отвечала на вопросы. И…просто не верила, что всё это произошло со мной на самом деле…

Когда в дверном проёме кухни появился заспанный Дима, мы разом замолкли. Гузель снова тактично промолчала, а вот Лена вперилась в него взглядом коршуна:

– Доброе утро, товарищ авиатор.

Он зевнул, сонно улыбнулся, заставляя меня спрятать понимающую улыбку, а потом ответил:

– Здравствуйте, дамы. Разве сейчас не полдень?

– Он самый.

– А вы не работаете?

Это прозвучало примерно следующим образом: что вам здесь надо в будний день? Бездари и лентяи!

Лена что-то нечленораздельно буркнула, наблюдая, как Дима включает чайник. Не рассказывать же ему, что утром, когда забирала Мию, чтобы отвезти девочек в сад по пути на работу, моментально зацепила взглядом кольцо на моей руке и потребовала детальных рассказов, ради которых и выбралась ко мне в свой ланч.

– Мы-то в отличие от вас работаем. У нас законный обед.

– А, ну тогда…приятного аппетита.

Я и Зеля молча наблюдали за их нелепым диалогом. Уставший и явно не сумевший выспаться мужчина – не лучший собеседник.

– Я не пойму, разве у пилотов не плотный график? Шесть на один или пять на два, как у нормальных людей?.. У тебя же только-только отпуск закончился, что ты тут делаешь?

– Длительные трансатлантические перелеты влекут за собой минимальный трехдневный отдых для акклиматизации. Я и раньше приезжал сюда в таких случаях.

– Лучше бы ты отдохнул у себя в столице, – фыркнула.

Я не понимала, почему она вдруг стала к нему придираться. Вообще-то, раньше была уверена, что они ладят лучше всех. Но подруга почему-то помрачнела и надулась.

Дима реагировал адекватно. По-моему, ему сейчас глубоко наплевать на всё, потому что как раз отдохнуть после упомянутого трансатлантического рейса он так и не сумел, сорвавшись вчера сюда.

– Пойдём? – тихо предложила Зеля.

– Погоди-ка, у меня еще вопрос назрел, – чинно выпрямилась Лена и снова посмотрела на него, – ты теперь заберешь их в Москву?..

Я растерянно моргнула и уставилась на неё. Воцарилась тишина. Вскипел чайник. Выключился гулким щелчком, раздавшимся в этом безмолвии подобно выстрелу. Васильковые глаза нашли мои потерянные. Задержались в них, слегка хмурясь и, кажется, окончательно просыпаясь. И в следующую секунду прозвучало очень серьёзное:

– Как она решит.

Подруга снова демонстративно фыркнула. Резко поднялась и кивнула Зеле, чтобы и та последовала её примеру.

– Короче, ясно всё с вами. Хоть на свадьбу-то пригласите.

Когда дверь хлопнула, я на автомате встала и достала джезву, насыпая туда ингредиенты. Занять руки, чтобы подумать. Справиться с волнением. Хорошо, что Дима не трогал меня, позволяя совершать этот нужный ритуал, сам устроившись за столом. И спустя пару минут я поставила перед ним чашку кофе и тарелку с различными бутербродами. На что-то более весомое и правильное я сейчас не была способна, будучи ошарашенной и дезориентированной.

Вышла из кухни и направилась в гостиную. Убрала постель, сооруженную для Димы ночью, и унесла ее в спальню. Заправила обе кровати – Мии и свою, убрала всякие мелочи на места и…всё. Отвлекающих действий больше не предусматривалось по плану.

Я несколько заторможено опустилась на коврик между однообразной односпальной мебелью и подняла взгляд в окно. Лена просто озвучила вслух то, что и так встало бы поперек горла позже.

На самом деле, когда я спускалась вчера к Диме, мне казалось, мы поставим точку. Фабула нашей истории, по моему мнению, иного конца не предполагала. Встать между беременной девушкой и ее мужем – не моя роль. У них законный брак, который можно еще спасти. Так я думала. И попыталась бы его вразумить. А что до нас с ним… Ну, небольшое стихийное бедствие, которое получилось предотвратить. Минуты своей славы в амплуа роковой женщины, сводящей с ума такого мужчину, уже получила. И я хотела только правильно выйти из сложившейся ситуации.

Всё, что случилось на этом обрыве под звездным небом, – нечто фантастическое, требующее глубокого осмысления и принятия. И ничего из этих пунктов мной пока еще не реализовано.

Подбираю колени и помещаю между ними подбородок. Солнце светит ярко и во всю мощь, как и положено в июле. Под прикрытыми веками скачут разноцветные огоньки, отражая дикие пляски закрученного сюжета моей жизни. И снова не могу поверить, что всё это произошло и происходит со мной.

Любовь…сколько граней содержит это чувство? И почему, любя, нельзя лишь наслаждаться? Почему обязательно должен быть какой-то удручающий фактор? Почему на алтарь требуется возвести что-либо, жертвуя одним ради другого?

Я только-только почувствовала себя нормальным человеком. Обрела нечто настоящее. Упорядочила свое существование. И теперь стоит вопрос, готова ли я перечеркнуть достигнутое, бросить всё и помчаться за Димой в неизвестность? В его мир, куда я впишусь с огромной натяжкой. Придется преодолеть немало трудностей, которые могут подорвать установившийся хрупкий мир между нами. И не факт, что этот мир устоит…

Городок, который я полюбила. Подаривший мне истинных друзей, теплоту и счастье. Обменять его на столицу, которая всегда отталкивала своей недоступностью?

Как же сделать правильный выбор?.. Как?

Сзади на ковер опускается мужское тело, от которого веет подкупающей энергетикой. И гелем для душа. Дима одним движением притягивает к себе, прижимая к горячей груди и слегка придавливая по бокам согнутыми в коленях ногами, будто боясь, что вырвусь и убегу. Откидываюсь спиной на него и соприкасаюсь щекой с его влажной сильной шеей. Напряжение заметно слабеет в этом своеобразном коконе.

– Не грузись, ладно? Я понимаю.

Обхватив меня руками, наклоняется и оставляет нежный поцелуй на приоткрытых губах.

Молчим.

– Люди меняются, Дим? – шепчу, прикрыв глаза.

– Да, – отвечает сразу без единой секунды раздумий.

– Почему ты так думаешь?

– Я не думаю. Я знаю. Всё просто: если хочешь достигнуть точки, в которой никогда не был, прилагаешь новые усилия, и это не может не вызвать изменения. Только амебные дураки всю жизнь сохраняют статичность развития.

Я задумалась над его позицией. Мы часто слышим обратную фразу, мол, человек не меняется. И сейчас я пытаюсь нащупать эту грань – что же истинно на самом деле.

– Аль, ты мне не веришь?

Каким-то образом ему удалось уловить мой страх.

– Верю. Тебе – верю. А вот обстоятельствам и внешним факторам – нет. Если я поеду с тобой и не смогу смириться? Ты отпустишь? Если не справлюсь с ревностью и возникающими сомнениями? Ты примешь? Если мы разочаруемся друг в друге? Хватит ли мудрости выйти из этого достойно, чтобы не навредить ребенку?

– Да.

Распахиваю глаза и хмуро кошусь на волевой подбородок в поле зрения.

– Что – да?

– Ответ на все твои вопросы.

– Слишком легко и быстро.

– А ты привыкла сложно и долго?

Утыкаюсь в потолок. Какие мы все же разные…

– Я все равно облегчу тебе выбор, – выдает спокойно, – хочешь – поехали. Не хочешь – сам буду приезжать, как сейчас. Третьего не дано, не накручивай себя.

– И тебя устраивают отношения на расстоянии?

– Меня они категорически не устраивают. Я уже говорил тебе. Не иметь возможность обнимать вас каждый день – пытка. Но я согласен, раз к другому ты не готова.

– А если никогда не буду готова?

– Что ж. Мой выбор – любить такую женщину, буду подстраиваться, – вынес вердикт твёрдо.

Хмыкаю. Слегка поворачиваю голову, чтобы мазнуть губами по пышущей свежестью коже после бритья.

Я оценила. Верю.

Снова тишина. Вдыхаю его запах.

– Ты пахнешь небом. Свободой. А я очень приземленная, понимаешь? Почему ты так уверен, что у нас получится?

– До определенных недавних событий я часто ловил себя на мысли, что боюсь. Чего? Сам не понимал. Это было похоже на распространенные сейчас панические атаки. Мог зависнуть в темноте, ощущая, как нечто до омерзения липкое наслаивается и душит, угнетает. Мизерный шаг до пропасти. Потому что я иду куда-то не туда. Всё неправильно. И ошибка за ошибкой усугубляется. Я не должен был терять тормоза. Не должен был делать этого с тобой. Не должен был затем жениться на Яне, пытаясь залатать дыру внутри. Да и много чего другого не должен был совершать. И вот, когда мне казалось, уже не будет просветов, только тьма по накатанной, я нахожу вас. Тебя и Мию. Постепенно заражаюсь чем-то истинно важным, наполняюсь и…не хочу терять это чувство. Я знаю, что вы – свет, который мне нужен. Без него теперь я просто подохну.

– А разве ты не любил Яну? Почему же это ошибка?

– Любил? Скорее, был увлечен. Впечатлен. Восхищен. Мы уже расставались как-то, и после нее я таких не встречал. Чтобы не только внешностью, но и умом, характером смогли зажечь. Мне казалось, что это и есть любовь, если она для меня – самая-самая, эталон. И, пожалуйста, не вздумай опять сравнивать себя с ней. Люблю я – тебя. Как всю жизнь заблуждаться и верить, что компот – лучшее, что может быть, а потом отпить родниковой воды и умереть от удовольствия, признав ее вне конкуренции.

– Спасибо, – смеюсь, щекоча его своим дыханием.

– Было бы, конечно, за что… А вот ты, почему ты осталась…

– Старой девой? – подсказываю с охотой. – Видимо, ждала тебя.

Ощутила, как Дима покрылся мурашками. Наверное, мы подумали о разных вещах, потому что он вдруг спросил:

– Ты, правда, меня не боялась, Аль?

– Я боялась бы тебя, если бы поняла, что ты наслаждаешься моей болью. Но ведь ты испытывал нечто схожее, изводил себя. До последнего я тогда читала брезгливость в твоем взгляде. А боялась…боялась я Гарика. Когда поняла, что он собой представляет, на что способен… Мы же почти с детства знакомы.

О том, что я когда-то была влюблена, благополучно умалчиваю. Потом обязательно расскажу, а сейчас это не имеет смысла и вызовет лишние эмоции.

– Видишь разницу? Ты говорил, что мне впору тебя сжечь, но это не так. По сути, благодаря тебе я получила новую жизнь. Да и к тому же…если бы стала поджигать, этот огонь не согрел бы, а сжег бы меня саму. Зачем мне такой груз, если в итоге я довольна всем, что имею?

– Ты всегда была такой рассудительной?

– Сколько себя помню, пыталась анализировать, а потом действовать.

– А у меня – всегда наоборот, – обдает вибрациями тихого печального смеха. – Видишь, мы идеально дополняем друг друга.

– Дай мне время, хорошо?

Приподнимаюсь и нахожу его губы, крадя по-мальчишески озорную улыбку. С трепетом осознаю, что этот большой обаятельный кот не ничейный, а теперь…мой. По-настоящему. И я ему доверяю…

* * *

На вопросы подруг у меня не было ответов. Наверное, каждая из нас в глубине души чувствовала, что вскоре придётся расстаться…и никто об этом вслух не говорил. Я ещё ничего не решила, но время от времени пыталась в разговорах с Мией выпытать у неё, хотела бы ли она жить с папой, если это повлечет за собой расставание с той же Владой, садиком, окружением… Конечно, ребенок отвечал, что надо всё совместить. Собрать в одном месте. И наслаждаться.

К сожалению, так не бывает. Интересы одного человека зачастую противоречат интересам другого. И это извечная дилемма: кто должен уступить?

Почему я никогда не спрашивала Диму, готов ли он сам оставить свою жизнь в столице ради нас? Потому что это глупо. Очевидно, что из нас двоих именно он нашел своё призвание, которым живёт. И просить, требовать или намекать на такой расклад не имело никакого смысла. Даже если бы и согласился, я бы себе не простила его выгорания в дальнейшем. А это неизбежно, поскольку масштабы деятельности здесь и там попросту несопоставимы – слишком мелкий уровень после Москвы.

В этих размышлениях прошёл ещё один месяц. Видеовызовы, чаты с умопомрачительными фотографиями, тихие и такие нужные сердцу голосовые сообщения с признаниями… Сколько раз мне хотелось быть рядом с ним, когда глаза его слипались от усталости после очередного сложного рейса, чтобы обнять, укрыть, окружить той заботой, которую сам мне всегда выказывал… Сколько раз он грозился сорваться и приехать, несмотря на плотный график? Сколько раз я вздрагивала, где-то краем уха услышав о падении какого-нибудь самолета…

Может, будь я многим младше, мне было бы легче принять решение и сорваться к нему, наплевав на страхи и сомнения и перечеркнув всё то, что есть на данный момент. Но к приближающимся тридцати двум годам я не имела такой смелости, обусловленной юношеским максимализмом. Любое изменение – риск. А изменение требуемого масштаба – двойной риск.

Очень хотелось отыскать золотое сечение, чтобы поступить правильно. Правильно для всех троих. Но руки опускались от постоянного напряжения, решение не находилось. Точнее, оно лежало на поверхности, но отвергалось сознанием…

* * *

Ошарашенный взгляд Димы, в котором всё же радости было больше, чем осуждения, опалял даже на расстоянии нескольких метров. Я стояла в другом конце коридора, пока он обнимал Антонину Ивановну, опуская свою дорожную сумку. Не ожидал меня увидеть…

Вообще, расклад был такой: он прилетает домой, оставляет вещи и едет за нами, чтобы потом вернуться обратно на очередную годовщину Сони. Мне показалось чудовищным изматывать его лишними часами в пути, когда как их можно провести в семейном кругу, да и какой смысл в сопровождении? Я же не маленькая. Безусловно, приятно, когда мужчина пытается тебя оберегать, возложив на себя ответственность, но с этим моментом я не была согласна. Вот и приехала сама, ничего ему не сказав, ибо не избежала бы возражений.