Kitabı oku: «Царство Графомании», sayfa 3
Уже на утро, бредя к стакану с водой, дабы хоть немного заглушить похмелье, Ёська увидел жену висящей в петле. Тело её уже было холодным, а губы посинели. Он, одурнённый горелкой, не сразу то и понял, что ему с бабой то делать. Да и не осознал, наверное, что вообще произошло. Вот и побрёл к бабе Нюре, что по соседству жила. Та сразу к ним в хату и давай реветь в истерике от увиденного. На вопли её тогда все деревенские и начали сбегаться. Деревня то малая, все друг друга знают и чуть что случалось, мигом бежали на караул. Каждый, кто был тогда в Хрестюковском доме, говорили, что Ёське будто совсем плевать на мёртвую жену было. Собственно говоря, похоронами её тогда люди наши деревенские и занялись, всем кагалом. Кто гроб смастерить помогал, кто землю, промёрзшую рыл, кто горелку и закуски на поминальный стол собирал. Все при деле были, чтобы управится пока светло на дворе.
Только вот Поп наш, покойницу отпевать на отрез отказался. Оно и понятно, она же сама себя загубила, да и дитё, ещё не рождённое в след за собой на тот свет унесла. Как ни крути, не по-христиански это, не по православной традиции. Да и обида на Ёську за дочь уж сильно тяготила душу. Так Маруську и схоронили, без отпеваний, но помянув добрым словом. Да и на вдовца старались в тот день не сетовать. Решили, протрезвеет – сам поймёт вину. Посидели тогда за столом час, другой, да и разбрелись все по домам.
Уже к следующему дню, деревня вернулась к своему повседневному укладу. Тут не город, каждый божий день люди все в делах и работе. Только вот спокойствие наше длилось не долго. На третий день, после смерти Маруськи, Нюрка зашла Ёську проведать, как он там и Маруську помянуть. Да только стоило ей порог дома Хрестюковского пересечь, как крик её чуть ли не по всей деревне пронёсся.
Тут люд деревенский снова на крик сбежался. Но на этот раз, картина их ждала куда страшнее той, что была в этом доме три дня назад. На полу, посреди комнаты, с ярким следом от удавки на шее лежал Ёська. Только помимо следа на шее, кто-то вырвал ему сердце, которое, в паре метров от тела лежало. А по полу, след кровавый тянулся, вплоть до разбитого окна.
Мы, деревенские, хоть и не из брезгливых, но многие от увиденного, в обморок тогда попадали. Да и что греха таить, в сердцах людей тогда много суеверий разных проснулось. Одно дело, если бы он не выдержав потери Маруськи руки на себя наложил. Так тут след от петли на шее есть, а самой петли не было нигде. Да ещё сердце кто-то вырвал и рядом бросил. Видать через окно, разбитое и залез. Да и след кровавый именно туда вёл. Тут Нюра ещё вспомнила, что ночью долгий крик со стороны Хрестюковского дома раздался, секунд на десять. Да и сам крик был мерзкий, не на человечий, не на животный не похожий. Как потом оказалось, звук этот не только Нюрка слышала. По деревне поползли нехорошие сплетни разного толка, у кого на что фантазии хватало. А Ёську тогда рядом с женой и схоронили.
В деревне начались смутные времена. Как только солнце пряталось, люди из хат и носу не высовывали, да и ружья с топорами и вилами под рукой всегда держали с иконой наперевес. Кто силы нечистой боялся, а кто убийство Ёськино на зверя доселе невиданного списывал. Однако, дни после того события были вполне себе спокойные, а после того, как по Ёське три дня было, люди и сами к привычной жизни возвращаться начали. Там и Новый год отгуляли. Только вот, как по Маруське девятый день поминать пора настала, так вся деревня снова тот самый крик услышала. Страх в сердцах людей проснулся с новой силой. Как только проорали первые петухи при виде солнца на горизонте, все тут же хлынули из хат своих по деревне бродить. Не с пустыми руками, разумеется. Вдруг твари той свет солнечный нипочём. Бродил люд по деревне до тех пор, пока кто-то не крикнул что было силы:
– Все в церковь!
Деревенские сразу-же туда и бросились. Открывшаяся глазам картина разожгла таившийся в сердцах людей страх ещё сильнее. Посреди храма лежала бездыханная дочь попа. На шее след от удавки, рядом вырванное сердце. Кровавый след от её тела тянулся до разбитого церковного окна. Тогда-то уже все на силу нечистую сетовать стали. Всё на Маруськины поминки происходит, да и мрут те, кто до греха смертного её довёл. У многих тогда, кто Маруське при жизни не докучал, от души отлегло, мол бояться нечего. И только у библиотекарши нашей, Янины, лицо в тот момент как у покойницы бледным сделалось. Она Ёську часто налево водила, вся деревня про это знала, только не ловил их с поличным никто. Тогда, в церкви, все сразу поняли, почему у неё лицо такое сделалось, да и понятно было, за кем сила нечистая на сорок дней придёт.
Тогда, даже не все обратили внимание на то, что самого Попа не было нигде, ни в церкви, ни в деревне. Уж потом, когда дочь его схоронили, на поиски отправились. Нашли мёртвым на следующий день. Видать, не выдержал смерти дочки, вот и утопился. Тело его в паре километров от деревни, ниже по течению реки на берег выбросило. Я тогда и подумал про то, как он Марусю клял за то, что та руки на себя наложила, а сам-то.
