Kitabı oku: «Обвинение»

Yazı tipi:

Denise Mina

Conviction

* * *

Пролог

Просто говори всю правду. Так учила я своих детей. Какая же глупость – учить таким вещам детишек. Смысл говорить всю правду без веской причины. Я перестала этим заниматься, и, должна сказать, ощущения потрясающие. Лучший выбор за всю мою жизнь. Обманывай, снова и снова, придумай себе новое имя и прошлое, что тебе нравится, а что нет – просто сочини все от начала до конца. Так намного проще. Но вот я снова, против собственной воли, рассказываю правду. И на то есть веская причина.

Я была еще совсем девчонкой, когда впервые загубила свою жизнь, сказав правду. Тогда буквально на днях умерла мама. А в саду у нас собирались мужчины и выкрикивали оскорбления в сторону дома – все потому, что я сказала правду. Все стали рассуждать о том, что не так со мной и мне подобными. Кое-кто настолько обозлился, что пригвоздил к моей входной двери кошку.

А какой-то мужчина за это вломился в мой дом и попытался убить меня.

Так что я прикусила язык и сбежала. Я поменяла имя, стала скрытной и настороженной. Я запечатала ту часть своей жизни и больше никогда о ней не говорила вслух. Когда в разговоре всплывало что-то даже отдаленно касающееся того случая – пожары, Гретхен Тайглер, футбол, – я либо выходила в уборную, либо меняла тему. Я не воспринимала это как ложь – просто я была уже не Софи Букаран. Я была Анной Макдональд, и те события меня никак не касались. Я чувствовала себя в безопасности.

Когда кругом все голосят, а ты измотана и ужасно напугана и весь мир тебя ненавидит, то просто прикусить язык – уже роскошь.

Но вот я снова заговорила. Целую книгу написала об этом для вас. Безо всякого героизма. Я не какой-нибудь отважный разоблачитель, который и не против, что его будут по гроб жизни преследовать, если в глубине души он знает, что постоял за правду. Правду я рассказываю совсем по другим причинам. Не таким похвальным, но, возможно, более понятным. И в этом вся правда.

1

Тот день, когда моя жизнь разбилась вдребезги, начинался неплохо.

Случилось это ранним ноябрьским утром, и проснулась я без будильника. Я была довольна собой. Пошла на уступки, и все ради семейной терапии: я Хэмиша не бужу в шесть утра по будильнику, а он не рубится весь вечер в «Кэнди краш» на телефоне, не обращая внимания на детей.

Я уже заранее предвкушала этот день. Меня ждал скачанный на телефон «тру-крайм»-подкаст, и я слышала о нем хорошие отзывы. Я собиралась послушать первую серию, попробовать эту историю на вкус, пока собираю всех в школу, а потом упиваться ею за муторной домашней тягомотиной. Хороший подкаст всему как будто придает многослойную текстуру достославных миров. Я противостояла ассирийскому вторжению, забирая вещи из химчистки. Наблюдала, как торжествовало правосудие над коварным убийцей, покупая нижнее белье.

Я смаковала предвкушение, лежа в постели, глядя на плывущий рябью по потолку уличный свет, слушала, как включается отопление и почтенная хранительница дома постанывает и поскрипывает костьми. Я встала, натянула свитер, влезла в шлепки и выползла из спальни.

Я обожала вставать раньше всех, пока в доме тихо и я могу в этом застывшем мире в одиночестве почитать или послушать подкаст. Я знала, что все тут. Я знала, что все в безопасности. Можно расслабиться.

А Хэмиш возмущался. Говорил, что это как-то жутковато. Зачем я ныкаюсь по дому в одиночестве? Зачем вообще я столько времени провожу в одиночестве? Проблемы с доверием, заключил семейный психолог.

Я попыталась Хэмиша утешить, мол, Ну я же не убийство твое замышляю. Только прозвучало это, видимо, не слишком утешающе. На самом деле, Анна, это даже враждебно по отношению к Хэмишу, если взглянуть на это с его точки зрения. Да неужели? (Это я уже враждебным тоном сказала.) Враждебно, значит? Мы еще немного обсудили этот момент. Дурацкая система. Нам обоим было грустно, и настроены мы были враждебно. Наши отношения переживали предсмертные муки.

Я на цыпочках прокралась по коридору, огибая самые скрипучие половицы, чтобы заглянуть к девочкам. Обе спали, каждая в своей постели, а на стульях у кроватей была разложена школьная форма, носки вложены в туфли, и галстуки уже под воротничками. Надо было мне подольше там побыть. Больше я их не увижу такими невинными.

Я пошла по коридору обратно. Дубовые перила, выпиленные ровно под мою ладонь, мягкой спиралью тянулись от верхнего этажа к нижнему, повторяя лестничный изгиб, как огромный марципаново-желтый змей. Они вели в просторную прихожую, где входную дверь обрамляли мраморные колонны, а пол был выложен мозаикой с фамильным гербом Хэмиша. Дом купил еще прапрадед Хэмиша в 1869 году. Купил совсем новехоньким у Грека Томпсона¹.

Хэмиш ужасно гордился своим происхождением. О моем же он не знал ничего. Не могу этого не подчеркнуть. И говорю я об этом не только затем, чтобы его оградить, раз уж теперь все вышло наружу. Он был старшим барристером и надеялся получить назначение на судейскую скамью, подобно своим предкам. Он бы не стал всем этим рисковать только ради меня.

Когда мы встретились, я была Анной, новенькой временной секретаршей из какой-то там Глуши-под-Абердином. Выбирая Хэмиша, я действовала крайне обдуманно. И я его любила, надо сказать, даже сейчас люблю – временами. Но я нарочно выбрала мужчину постарше, обеспеченного и респектабельного. Человека, любящего поразглагольствовать, сыплющего фактами и мнениями. Он оказался идеальным прикрытием.

Хэмиш родился в этом самом доме и ни разу никуда не переезжал. Его семья всегда так или иначе служила системе правосудия Шотландии, вот уже двести лет. Он не любил выезжать за границу. Писателей читал только шотландских. Мне это казалось таким странным. Пожалуй, даже несколько экзотичным.

Тем утром в прихожей было холодно. Я прошла в ослепительно-белую немецкого дизайна кухню и заварила себе крепкий кофе. Достала телефон. Многосерийный «тру-крайм»-подкаст назывался «Смерть и Дана». Описание гласило: «Затонувшая яхта, тайна убийства семьи на борту до сих пор не разгадана…»

О да: занудный тон, секреты, убийства – тут было все. А случилось происшествие еще в то время, когда мои девочки были совсем малышки, время надувных батутов и ожидания у школьных ворот, в тишине, среди неизменной когорты мамаш, отрешенных от внешнего мира. Об убийстве я до этого не слышала.

Я налила себе большую кружку кофе, уселась, положила телефон перед собой на кухонный стол и нажала «плей». Я рассчитывала на захватывающую, полную рисков историю.

И даже не подозревала, что вот-вот опять столкнусь с Леоном Паркером.

2

Серия 1: «Смерть и Дана»

Привет.

Меня зовут Трина Кини, и я один из продюсеров MisoNetwork. Добро пожаловать на подкаст «Смерть и Дана».

Согласно отчету французской полиции, это подозрительно странное дело закрыто. Они его и раскрыли. В убийстве трех членов одной семьи обвинили Амилу Фабрикасе. Но Амила Фабрикасе не могла этого совершить: многочисленные свидетели, камеры слежения и паспортный контроль с использованием отпечатков пальцев показали, что на момент убийств она была в самолете, направлявшемся в Лион. Убийства мог совершить только кто-то из пассажиров.

В тот самый вечер состоятельное семейство – отец с двумя детьми – ужинали на борту собственной яхты по имени Дана. Экипаж по настоянию отца отослали на берег, и на яхте остались лишь члены семьи.

Из порта судно вышло под покровом темноты. Паруса никто не ставил. Радио и навигационные огни не включал. И все же Дана обошла коварные песчаные отмели залива Пертуи Бретон и, отклонившись на 32°, взяла курс на Атлантический океан. Пройдя с десяток километров в открытое море, яхта затонула вследствие взрыва в корпусе судна. Все трое пассажиров на борту погибли.

Так что же там могло случиться? Почему же власти так упорно настаивали на том, что, скорей всего, не соответствовало правде? И почему никто так и не обжаловал приговор?

У Трины Кини был мягкий южнолондонский акцент, низкий тембр, певучая манера речи. Закинув ноги на соседний стул, я потягивала вкуснейший кофе.

Еще задолго до того, как Дана затонула, она имела репутацию прóклятого корабля. Суеверные телеведущие немедленно за это уцепились и объявили, что ее затопление только подтверждает слухи о проклятии. Месяц спустя таинственные подводные съемки на месте крушения, казалось бы, стали еще одним тому подтверждением.

Но давайте отмотаем к самому началу и очертим место действия.

Иль-де-Ре – это новомодный курорт на западном побережье Франции. История у острова своеобразная. Это вытянутый плоский остров, буквально отмель между Ла-Рошелью и Бискайским заливом. За всю его историю он большую часть времени был отрезан от материка и крайне беден. Экономика держалась на добыче соли и перевозках преступников. Именно из Сен-Мартена, столицы этого острова, французские заключенные отбывали в каторжные поселения Новой Каледонии и Гвианы. Из Сен-Мартена отправляли Дрейфуса на остров Дьявола. Отсюда переправили Анри Шарьера, автора «Мотылька», в 1931 году на плавучей тюрьме.

Будучи бедным и отрезанным от мира, остров оставался неразвитым. Он сохранил свои булыжные мостовые, выжженные солнцем загородные домики под терракотовыми крышами, с выкрашенными в бледно-зеленый или голубой дверьми и ставнями.

Летом из-под мостовых пробивались высоченные розовые мальвы, и город стал объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО. Но теперь население разбогатело, и все благодаря мосту.

В конце 1980-х годов с большими затратами был возведен протяженный автомобильный мост, соединяющий остров с Ла-Рошелью. Отдыхающие Франции стали понемногу открывать для себя этот девственный остров. Он превратился в камерный курорт, без помпы, скромных масштабов. Приятный климат, теплый, как на юге Франции, но прохладнее благодаря атлантическому бризу, усмирявшему зной. Гор на острове нет. Велосипедные дорожки повсюду.

В последующую пару десятилетий все больше людей стали тянуться к жизни простой, на фоне буколических пейзажей. Туда переезжали кинозвезды, музыканты, экс-президенты компаний и промышленные магнаты. Началась нешуточная конкуренция за домики. Даже самые скромные подскочили в цене, а потом стали вообще на вес золота. Бедные рыбацкие домишки оказались заброшены, и только изредка туда заглядывали высокопоставленные отдыхающие, которые ходили под парусами к марине в центре города. Магазины перестали торговать кониной с инструментами, теперь там продавались «Гуччи» и «Шанель». Вокруг витал дух достатка.

Местные противились. Дотла сжигали загородные домики. Приезжие подавали жалобы о домогательствах и предвзятом отношении.

Одна семья утверждала, что их просто выжили с острова. Но по большей части все шло тихо-мирно.

В тот день, когда Дана пришвартовалась в Сен-Мартене, многие любители парусного спорта ее заметили и любовались ею. Это было прекрасное судно.

Дана была не из разряда частных яхт, которые сразу приходят на ум: никаких вам плазменных панелей и взлетно-посадочных площадок или белых диванов с мини-барами в четыре этажа. Это был парусник, шхуна. А у шхун сомнительная репутация. В былые времена пираты с приватирами облюбовали шхуны за скорость хода. У шхун были высокие мачты и изогнутый нос, который низко сидел над водой, как съезжающий оружейный ремень у ковбоя.

Так что Дана была знаменита своей красотой. Когда-то ее окрестили «самым страшным проклятием на воде», и в 70-х о ней сняли фильм в лучших традициях «Ужаса Амитивилля». Как этот фильм и многие другие хорроры того времени, «Проклятие Даны» сейчас смотрится аляповато, но в те дни фильм имел большой успех, равно как и книга, его вдохновившая. Дурная слава яхты следовала за ней по пятам, вызывая волну интереса, куда бы она ни причаливала.

В тот день она причалила в Сен-Мартене, пришвартовалась с носа и кормы и спустила сходни.

К яхте подошла молодая пара, с виду как из двух разных миров. Девушка была стройная загорелая блондинка итальянской внешности. Одета она была в платье от Миссони, без рукавов, по щиколотку длиной, и сандалии. Сопровождал ее долговязый подросток в мешковатых шортах, кроссах и безразмерной футболке. Один свидетель даже решил, что мальчишка был фанатом хорроров, которому вдруг посчастливилось наткнуться на Дану, поскольку на футболке у него был принт из культового хоррора «Затащи меня в ад». По словам свидетеля, тот сначала подумал, что мальчишка, видимо, ужасно рад увидеть знаменитую шхуну. Он очень удивился, когда мужчина с похожим лицом и тем же цветом волос – очевидно, отец – помахал мальчишке с яхты. Он еще подумал, интересно, это отец купил яхту в угоду мальчишке или мальчишка футболку надел для него. Эта мысль никак его не отпускала.

Я сидела расслабившись, закинув ноги на стол, и пила такой крепкий кофе, что даже чуточку вспотела. Я уже начала было отвлекаться на предстоящие домашние дела, и тут Кини сказала:

На самом деле эти двое были брат и сестра, и приехали они к отцу, Леону Паркеру, владельцу яхты.

От неожиданности я подскочила на стуле – наверное, послышалось. Я еще спросонья совсем, утро раннее. Решила, это сонный мозг меня дурит, что имя Леона мне просто послышалось. Я много лет о нем не вспоминала, и меня застало врасплох то, что его имя всплыло именно сейчас.

Он пригласил обоих своих детей в Сен-Мартен прокатиться с ним вместе на Дане. С тем, чтобы отпраздновать двадцать первый день рождения старшей, Виолетты. Дети были практически незнакомы. Они родились в разных странах от таких разных матерей. Леон совсем недавно второй раз женился и пытался сколотить семью из хаоса своего прошлого, вполне возможно, что по настоянию новой жены. Поведение его свидетельствовало о том, что он значительно изменился.

Он хотел угостить детей ужином на яхте и преподнести своей дочери восхитительное антикварное бриллиантовое колье, знаменующее ее совершеннолетие.

Я сидела в по-утреннему стылой комнате и все еще не верила своим ушам, стараясь убедить себя, что я просто ослышалась, но пульс мой неуклонно набирал обороты. Как будто кровь в моих жилах признала его раньше разума.

Сходни опустились, и с яхты спешно сбежала молодая женщина. С собой у нее была сумка с вещами; она прикрывала рукой правый глаз, а капитан что-то кричал ей вслед.

Это была Амила Фабрикасе, она работала на яхте шеф-поваром.

Амила умчалась так быстро, что загремели металлические сходни. Этот грохот привлек взгляд многочисленных свидетелей. Она продралась сквозь толпу и побежала в город, остановившись у кафе спросить официанта, где можно вызвать такси до аэропорта. Он потом показал, что она прикрывала глаз рукой, сама мертвенно-бледная, вся дрожит, а из-под руки, прикрывшей пол-лица, текут слезы и капают с подбородка. Официант насильно усадил ее и вызвал такси. Казалось, будто ей очень больно, – он подумал, что она повредила глаз, и предложил взглянуть, если она захочет. Но она не хотела. Он помог ей сесть в такси до аэропорта, и она его поблагодарила.

Тем временем на Дане капитан рвал и метал. Семья собралась на праздничный ужин, а шеф-повара и след простыл. Он позвонил в бюро по найму, где нанял Амилу, и потребовал прислать замену, но стоял самый разгар сезона, и свободных кадров не нашлось. Он оставил много гневных сообщений на автоответчике Амилы, настаивая, чтобы она вернула деньги: зарплата была выплачена ей наличными в начале круиза. Крайне нетипичная практика, и капитана это выставляло в дурном свете. Амила забрала с собой всю оплату. И так и не перезвонила.

Дети видели, как убежала Амила и как ей вслед кричал капитан, но тут их отец спустился по трапу, они все обнялись и отправились на прогулку по городу, пока капитан бушевал и распоряжался об ужине.

«Ле Копан» – ресторан, включенный в рейтинг «Мишлен», – согласился предоставить суп буйабес, хлеб, мясные закуски, сыры и салат. Буйабес – это рыбная похлебка. Как и все крестьянские блюда, сперва это было простейшее блюдо, но теперь рецепту следуют неукоснительно. Обыкновенное рагу из рыбы следует заправить свежеприготовленными мидиями, крабом и чесночным хлебом – и добавить это все прямо перед подачей. Впоследствии это окажется важным для установления последовательности событий. Ресторан предлагал послать на борт су-шефа, чтобы тот подал буйабес как полагается, но капитан отказался. Леон Паркер хотел провести вечер без посторонних. Никаких су-шефов на яхте. Леон хотел побыть наедине с детьми.

Ресторан был так оконфужен из-за несоблюдения этикета подачи буйабеса, что сотрудники только спустя неделю признали, что ушли до того, как суп был подан.

А на суше Леон с детьми прошлись по городу и заглянули в кафе-бар за пивом и фантой. Владелец кафе вспоминал, что Леон много курил и болтал, что они все хором смеялись, но как-то напряженно.

А на Дану к тому времени в камбуз доставили ужин из «Ле Копан» – буйабес привезли в термосе с подогревом, готовый к подаче. Заправку же оставили на отдельной тарелке. Сыры были разложены по тарелкам, как и мясные закуски. Стол накрыли в роскошной парадной гостиной внизу. Леону еще не довелось ею воспользоваться, и он не мог дождаться ею похвастаться. Бутылку шампанского магнум положили на лед и отнесли на палубу, согласно указаниям Леона. Экипаж дожидался, пока вернется семья.

Завидев Паркеров, спускавшихся по пристани к яхте, капитан построил экипаж в приветственную шеренгу. Леон поднялся на борт последним. Он вручил капитану пару сотен евро и распорядился, чтобы тот сводил свою команду в бар футбольный матч посмотреть – Франция против Германии в полуфинале Чемпионата Европы. Сказал, чтобы раньше одиннадцати не возвращались.

И капитан все сделал, как ему велели. Он отвел своих людей в ближайший бар, и они до самого конца смотрели матч. Потеснив Германию, Франция победила и обеспечила себе выход в финал. У французского экипажа выдался отличный вечер. Они успели перехватить по пицце и вернулись к пристани в десять минут двенадцатого.

Но Даны уже след простыл. Никого из Паркеров живыми больше не видели.

Сигналов с яхты не поступало, но вот что видели гости близлежащего ресторана на крыше; солнце село примерно в половину десятого. Люди видели, как кто-то отдал швартовы, но уже стемнело. На Дане загудел мотор, и яхта вышла в открытое море.

Когда топ мачты проплыл мимо панорамного ресторана на крыше, всего в семидесяти метрах, зеваки проводили ее бурными аплодисментами. Но ужинающие с опытом мореходства заметили – тут что-то не то.

Навигационные огни на яхте были потушены.

Если судно на ходу, огни должны быть непременно зажжены: на грот-мачте, на носу и корме, и цветные бортовые огни – красный на левом, зеленый на правом так, чтобы другие корабли видели, в каком направлении движется судно.

Двое наблюдателей всерьез обеспокоились и позвонили в береговую охрану – предупредить, что на Дане что-то неладно. Кто-то вышел в море без огней. Предположительно, неопытный судовладелец без навыков или понимания правил. Береговая охрана попыталась связаться с яхтой, но морскую радиосвязь тоже отключили.

Дана вырулила прямо в Атлантический океан, наперерез большому фарватеру. Довольно опасное дело без радиосвязи, ведь современные контейнеровозы огромны, а ходят вслепую. Они полагаются на радиосвязь и предупреждают малые суда, чтобы те держались в стороне.

Каким-то чудом Дана без происшествий пересекла фарватер, но теперь береговая охрана следила за ней из соображений безопасности.

Это привлекло внимание других кораблей.

Ближайший контейнеровоз выставил смотрового наблюдать за Даной, пока туда не добралась береговая охрана. Много позже, когда Амилу уже осудили за убийства, у смотрового взяли интервью для документального фильма. Он рассказал, что видел.

Тут звучание сменилось, сразу чувствовалось качество объемной студийной записи. Мужчина говорил на безупречном английском с густым голландским акцентом.

– Да, мы много раз пытались с ними связаться, но ответа не было. Меня попросили подняться на мостик и следить за яхтой, пока не придет береговая охрана. Ночь стояла ясная, и у меня был бинокль. Я четко видел очертания яхты, пока мы подходили, но на борту ни души. Так, ладно. Странная сложилась… хм… ситуация. Огни не горели, даже на топе мачты, хотя мотор так и не заглушили. Я видел выхлопные газы, да и яхта шла по прямой. Может, перебои с электроснабжением? Не знаю. Но пока я наблюдал, яхта просто топором ушла под воду.

Я видел, как она взяла и прямиком ушла под воду. Даже осознать не успел. Все случилось так быстро, море сомкнулось над палубой, мотор испустил струйку дыма и ушел под воду, а там уже скрылся топ мачты, и водная гладь опять стихла. Яхта просто затонула и канула в воду.

Так странно. Мы все только посмеялись. Без понятия, что там была семья на борту. Мы решили, что яхту затопили намеренно, чтобы страховку получить, и плохо это обставили, так что их быстро раскроют. Вы не представляете, насколько дорогие эти суда, даже если простаивают у пристани. Вот мы и решили, что в этом все дело. Ведь понимаете, а что еще могло случиться?

И правда, что?

Амилу Фабрикасе обвинили и осудили за потопление яхты. В полиции нашли улики того, что та умела обращаться со взрывчаткой, и заявили, что она ее и подложила в машинное отделение Даны перед тем, как сойти на берег. О чем, по-видимому, даже не задумывалось следствие, так это о том, кто вывел яхту в открытое море. Сделать это можно было только будучи на борту.

Предположим, Леон Паркер подвыпил и после ужина решил выйти в море. Предположим, он забыл включить огни и радиосвязь – но даже так посетители ресторана на крыше заметили бы его за рулем. Однако они никого не заметили. Один свидетель видел одинокую фигуру на палубе, но сказал, что стояла та пригнувшись, будто крадучись, словно пряталась. Обставили все это под шумок.

Амилу выследили, обыскали, допросили и завели на нее дело. К состоятельным семьям никто не присматривался.

Полиция обделила вниманием и Леона, который пригласил своих детей и распустил команду, заплатив им наличными. Тот самый Леон, который мог и отдать швартовы, и вывести яхту в море. Леон, который отдал распоряжение капитану, чтобы ужин накрыли в парадной гостиной, на средней палубе, и это теплым июльским вечером, когда логичнее всего поужинать на верхней. Никто не задавался вопросом, вдруг это Леон убил свою семью. Полиция сосредоточила внимание на Амиле.

Леон тогда совсем недавно женился на наследнице весьма влиятельной семьи. Члены ее известны тем, что сторонятся прессы и имеют большие связи. Быть может, это они попросили полицию не заводить дело на Леона? Быть может, просто намекнули, что полиции следует поискать в другом направлении?

Я поставила подкаст на паузу. Я знала, что речь шла о моем Леоне. Моем друге Леоне.

Сердце подскочило к самому горлу. Я взяла телефон и открыла главную страницу подкаста.

1.Выдающийся шотландский архитектор, пионер движения «зеленого строительства»; при жизни его работы были малоизвестны за пределами Глазго, однако оказались оценены по достоинству американскими архитекторами во второй половине XX в. (Здесь и далее примеч. пер.)