Kitabı oku: «Не говори, что любишь – 1», sayfa 11
Глава 39. Василина
Никита уходил молча, закаменев спиной. Меня будто разрезало на части, никогда не было так больно. Сердце, казалось, остановилось, и в груди разрасталась большая кровавая рана. Он уходит!
– Ник! Никита-а-а! – закричала так, что стало больно в горле, не могла остановиться. Мой крик разнесся по всей больнице. Я продолжала кричать только его имя, одно его имя. – Никита!
Он остановился, обернулся, посмотрел на меня. Я сорвалась с места и побежала к нему, нелепо спотыкаясь, будто вся поломанная.
– Нет, нет! – кричала я, падая на его твердую грудь и молотя по ней кулачками. – Я ни при чем, я не виновата! Пожалуйста, Ник!
Мне показалось, что в какой-то момент я пробила его железный панцирь. Никита рвано вздохнул, поднял руки и прижал меня к себе. Я боялась, что умру, такое облегчение накатило на меня. Ноги еле держали, голоса не было, в горле нестерпимо болело.
– Пойдем, – сказал Никита и, обняв меня за плечи, вывел из больницы. Я шла, ничего и никого вокруг не видя. Думая только о том, что не оставлю его ни на секунду, иначе он не вернется. Как мы доехали до моего дома, как поднимались на этаж – все стерлось из памяти. Ночь провели вместе, просто обнялись и лежали на кровати, даже не раздеваясь. После всех рыданий мне стало по-настоящему плохо, и я могла лежать, только уткнувшись носом в грудь Никиты. Меня снова начинало трясти, стоило ему только отойти от меня. Заснули мы уже под утро, каким-то болезненным, чутким сном, который не принес облегчения.
Утром я открыла глаза и сразу встретилась со взглядом, который прошиб меня насквозь. Никита смотрел на меня задумчиво и мрачно, в глазах не было ничего, кроме усталости. Я попыталась что-то сказать, но не смогла, голос куда-то пропал. Слезы снова потекли из глаз горячими ручейками. А затем зазвонил его телефон. Никита выругался и потянулся к карману ветровки, которая висела на стуле.
– Слушаю, кто это? – встревоженно сказал он и слушал молча, затем сел на постели. – Когда? Где она? – выслушал ответ и резко встал. Отключил телефон и посмотрел на меня каким-то потерянным взглядом. – Мне нужно уехать, – мертвым голосом сказал он.
– Я с тобой!
– Собирайся, – как-то глухо ответил он, направляясь в прихожую. А что мне было собираться? Я вскочила и побежала за ним. Снова гонка на мотоцикле и снова мы в больнице, в кардиологии.
Никита сразу прошел к приемному покою и его пропустили, а я снова осталась сидеть в коридоре, вздрагивая от открывающейся двери. Прошло, наверное, часа два, пока Ник вернулся. На него было страшно смотреть.
– Что?!
– Мать… умирает… – сказал он и неожиданно шарахнул кулаком по стене, брызнула кровь, осыпалась штукатурка. – Я не успел! – заорал он.
– Что нужно сделать?
– Деньги! Чертовы деньги! – сейчас Никита был похож на разъяренного зверя. – Оставь меня, хотя бы на время, оставь меня! – закричал он и выбежал из больницы. Я метнулась было за ним, выскочила на крыльцо, но он уже отъезжал, бешено рванув на мотоцикле.
Я стояла на крыльце, прижимая руку к губам. Слез не было, можно ли рыдать на сухую? Оказывается, можно, только очень больно. Я поняла, что должна сделать.
Снова вернулась в больницу и прошла в туалет, где умылась и привела себя в относительный порядок. Спросила в приемном покое, кто врач у Смирновой. Меня провели к нему в кабинет, откуда я вышла спустя полчаса с договором в руках. Оставалось только одно.
У больницы остановила первое попавшееся такси и поехала домой. По дороге я все обдумала и решила. Я поступаю правильно, так и должно быть, когда ты любишь. Отец был у себя в кабинете и отвлекся от своих бумаг, откинувшись в кресле. Я молча подошла к его столу и положила перед ним бумаги из больницы.
– У меня есть только одно условие, и я сделаю так, как ты хочешь, – начала я, но отец перебил меня:
– Это у меня есть условия, и я тебе их озвучил. Ты нарушила, – сердито сказал он. – Завтра твой боксер окажется на улице, его уже отчислили из университета и готовят повестку из военкомата.
– Дослушай меня, пожалуйста, – попросила я и он замолчал. – Здесь бумаги на оплату операции пациентки Смирновой в Германии. Сегодня придет счет, ты его оплатишь, потом билеты, транспортировку и все остальное, что нужно. Ты распорядишься восстановить Никиту в университете, ни о какой армии речи быть не должно. Он должен обязательно участвовать и победить в чемпионате.
Отец снял свои золотые очки и засмеялся:
– Ты мне ставишь условия?
Я молча ждала, пока пройдет его приступ веселья. Когда смех стих, продолжила:
– Я оставлю Никиту, выйду замуж за Артура – сделаю все, что ты хочешь. Если ты откажешься, то я ухожу из дома. Я дождусь Никиту из армии, мы уедем, больше ты меня никогда не увидишь.
Отец слушал молча, гневно смотря на меня.
– Ты бизнесмен, папа, и политик, тебе ни к чему слава отца, от которого сбежала дочь после почти убийства одного из спонсируемых спортсменов.
– Дрянь, – прошипел отец. – Я могу его так закатать, что мокрого места не останется!
– Хорошо, тогда ты лишишься единственной дочери, – тихо ответила я.
– Я подумаю, – ответил отец, но мне этого было мало.
– Сейчас, решай сейчас, чтобы мать Никиты завтра уже летела на операцию.
– Это не делается так быстро.
– Сделаешь, ты можешь.
Мы замолчали, сверля друг друга глазами. Наконец, отец отвел взгляд и взял телефон, набрал номер.
– Илья Борисыч, здравствуй, дорогой. Извини, что поздно. Я сегодня немного погорячился там, насчет Смирнова. Да, ты уж восстанови его. Не успел подписать приказ на отчисление? Ну, добро, спасибо. Да, в субботу ждем.
Отец молча посмотрел на меня, и я вопросительно подняла бровь, указывая на документы из больницы. Снова звонок:
– Афанасий Михалыч, дело одно есть. Срочно нужно одну женщину на операцию в Берлин отправить, завтра. Оплата операции и транспортировка за мой счет. Да, да, реанимация и все, что нужно. Счет? Запроси у Берлина, вышлют. Смирнова, да, записал? Третья больница. Срочно, Афанасий, вопрос жизни и смерти, понял? Ну, спасибо, в субботу ждем. А как же и детей берите. Позвоню позже, бывай, – отец положил трубку, и я молча встала с дивана.
– На этом все? – сердито сказал он.
– Нет.
– Что еще?
– Ринат, полный восстановительный курс в одной из лучших клиник.
– Ты испытываешь мое терпение, – гневно ответил отец. – Хорошо. В субботу, чтобы ты и Артур, как влюбленные голубки, на приеме курлыкали, ты поняла меня? И чтобы ни слова о твоем спортсмене и потерянной девственности я не услышал, тебе ясно?!
– Ясно, папа. Я могу быть свободна?
– Иди.
Я вышла из комнаты, тихо прикрыв дверь кабинета, прислонилась к стене коридора и начала сползать по ней, ухватившись за голову.
– Никита… – шептала я, размазываясь по стене, чувствуя, что умираю.
Глава 40. Никита
Ехал, не разбирая дороги, как только сам не убился и никого не убил. Очнулся уже возле клуба, сижу и тупо смотрю на веселящуюся у входа толпу. В больнице врач сказал, что все, матери осталось пару дней. Или срочная операция или морг, а потом квартира под землей в виде могилы. Из меня будто вынули все чувства, хотелось напиться так, чтобы не то, что себя не помнить, света белого не видеть.
Слез с мотоцикла и прошел в клуб, устроился за одним из столиков. Шугнул подошедших девочек, заказал бутылку виски. Не стал ждать, пока официант нальет в бокал, вырвал у него бутылку и сделал несколько жадных глотков прямо из горлышка. По заледеневшим внутренностям разлилось тепло, горло обожгло спиртом. Набрал Дениса:
– Я в клубе, через час забери, – крикнул коротко в трубку и начал тупо наливаться вискарем.
Очнулся, когда сквозь шторы по мне скользнул луч солнца и задержался на глазах. Резкая боль в голове примяла обратно к подушке. Рвано вздохнул, сглатывая подступающую тошноту. В комнату вошел Денис, укоризненно качая головой. Протянул мне стакан с водой, куда бросил шипучую таблетку.
– Жив, – констатировал факт друг и сел в кресло напротив кровати.
– Я у тебя? – спросил чисто для информации, жадно выпил воду и протянул пустой стакан Денису. – Еще.
Тот кивнул и скрылся в кухне, принес новый, который я тоже опустошил залпом.
– Как Ринат? Звонил в больницу? – спросил я, стараясь говорить тихо, боль в голове была адская.
– Как вчера, без изменений, – ответил Денис. – Что делать будешь?
Вчера, когда друг приехал за мной, ему пришлось увидеть мои пьяные слезы, которые я заливал уже второй бутылкой вискаря, пока не отключился. Дальше смутно помню, как Денис тащил меня к своей машине, потом лифт, а дальше полный провал, но про мать я ему успел рассказать.
– Что делать? Моих денег не хватит, тем более на срочную транспортировку, визы и все остальное.
– Н-да… – произнес Денис. – Сколько нужно?
Я пожал плечами. Даже не считая стоимости операции, все остальное стоило столько, что у меня таких денег точно не было.
– У меня есть тысяч пять евро, этого мало? – спросил друг.
– Мало, раза в три мало, – ухмыльнулся я, чувствуя, как отступает боль в голове.
На тумбочке ожил мой телефон, схватил его, вглядываясь в незнакомый номер. Сразу полоснуло болью по груди, первая мысль – все. Мать…
– Слушаю, – хрипло ответил я, собираясь с силами, чтобы услышать приговор.
– Никита Смирнов? – мужской голос в трубке не обещал мне хороших новостей. – Ночью вы вылетаете в Берлин, врачи примут вас завтра утром, сразу проведут операцию. Будьте готовы сопровождать вашу мать, с ней должен лететь родственник.
– Что?! – удивленно дышу в трубку.
– К часу ночи в аэропорту, – отключился мужик.
Первая мысль – это какие-то шутки? За это и убить можно! Посмотрел на Дениса.
– Ничего не понимаю, мать ночью отправляют на операцию. Что это, Денисыч? – друг как-то странно смотрел на меня и молчал, а потом встал и направился к выходу из комнаты.
– Думаю, поймешь когда-нибудь, – бросил он загадочную фразу и вышел, прикрыв дверь.
Дальше все так закрутилось–завертелось, что очнулся уже в реанимационной машине, что мчалась в аэропорт с мигающими сигналами. Мать лежала под кислородной маской на носилках белее простыни. Взял ее за руку, пытаясь немного согреть, кожа ледяная, бледная. Грудь поднимается с трудом, будто каждый вздох, как последний. Смотрит на меня. А из глаз слезы катятся.
– Не плачь, мама, тебе нельзя волноваться, – наклоняюсь к ней, чтобы поправить одеяло. Хочет что-то сказать, но мешает маска. – Не говори ничего, сейчас полетим в Берлин. Все будет хорошо, обещаю, – а сам думаю: – Что я могу обещать сейчас?
Попову днем позвонил, матюков наслушался от души – и про Рината, и про себя. Одной новостью обрадовал, что спонсоры согласие дали. Целый день одни чудеса – то ничего, то сразу все навалилось.
– Ты там, Никита, держись, немцы они вроде лечат, а не калечат. Не раскисай там. Я позже контакт тебе пришлю, договорюсь насчет тренировок, есть у меня там знакомые. Оттуда сразу на чемпионат поедешь. Мать твою как выпишут, встретим здесь, не переживай. Деньги есть? – как бабка причитал Попов.
– Есть, пока хватит. Вы Рината там не бросайте, – говорю, а сам понимаю, что хрень несу, не бросят они своего никогда.
– На замену тебе Славика утвердили, приедет через пару недель. Пока тут из него все жилы вытяну, – продолжает Попов, а я откидываюсь к корпусу «скорой», прикрываю глаза. Не до этого мне сейчас. Ох, не до этого всего. Попов отключается, а я снова Василину вспоминаю, надо бы позвонить, предупредить.
Набираю номер. Недоступна. Потом вспомнил, что она мне про отца и телефон сказала. Скрипнул зубами и нехотя набрал Вику. Та долго не берет трубку, но потом все же отвечает. Голос какой-то тихий, заспанный, что ли.
– Вик, привет. К Ринату не суйся больше, прошу, – говорю ей, в ответ слышу приглушенные всхлипы и рыдания.
– Я виновата, Ник, только я. А Васька меня предупреждала, говорила, что добром не кончится, – завывает в трубку Вика, а я сжимаю телефон, почти до хруста в руках. – Как он?
– Жить будет, – отвечаю хмуро. – У меня просьба к тебе есть, не могу до Василины дозвониться. Скажи ей, что я улетел с матерью в Берлин, а оттуда сразу на чемпионат. Скажешь? Как смогу, позвоню.
– Не звони ей больше, Никита, – шмыгая носом, отвечает Вика. – Не звони. Не даст ей отец с тобой встречаться, хуже только будет. Завтра день рождения у нее, все на прием придут, там попробую ей передать, но новый номер тебе не дам.
Еще немного и чувствую, что раздавлю телефон, в голове, будто туманом все заволокло, грудь камнем придавило.
– Понял, не дурак, но я сам решу, как поступить, поздравь ее от меня, – бросаю глухо в трубку и отключаюсь.
Машина уже остановилась у ворот охраны аэропорта, нас везут сразу к самолету. Снова набираю номер.
– Денисыч, просьбу мою выполни,
– Какую?
– Купи цветы, огромный такой букет, чтобы в руках еле держать. Отвези завтра Василине, поздравь ее от меня с днем рождения. Прием будет в замке Двин, сделаешь?
– Думаешь, это хорошая мысль? – огрызается друг. – Я тебе в больнице все сказал. Рвешь, значит, все!
– Сделай, – говорю тихо, но так, что друг прерывает свои ругательства.
– Ладно, делай, как хочешь. Мало тебе Рината, – и Денис бросает трубку. Ну вот и все, поругался со всеми, с кем мог. Отлично.
Глава 41. Василина
С утра моя комната похожа на салон красоты: визажист, парикмахер, стилист. Да кого только нет. Я всю ночь не спала и сейчас голова, будто налита свинцом, а в глазах – словно песка насыпали. Отец с утра поздравил. Вошел, когда еще в постели лежала и кофе пила, молча положил на тумбочку около меня золотую банковскую карту.
– Безлимитка, с днем рождения, – и вышел из комнаты.
Хотела кинуть вслед ему чашку с остатками кофе, но чудом сдержалась – обещала. Потом пришла мать, подарила серебристую коробку с белым бантом и лейблом известной ювелирной фирмы.
– С днем рождения, дочь, – поцеловала в щеку, обдав своими приторными духами. – Вечером комплект надень, – вышла из комнаты, что-то весело и фальшиво напевая. Им все равно, что происходит со мной, что я умираю медленно, разваливаюсь на куски.
Лучше бы телефон подарили. Хотя кому мне звонить? Отец оставил меня без любимого человека – всего, что мне было дорого. Я даже не могла узнать – как там Никита, как его мать. Хотя про мать отец отчитался, ночью вылетели в Берлин. Я прикрыла глаза, сухие со вчерашнего дня – их жгло, резало ярким светом. Хотелось закрыть лицо руками и плакать, но слез не было. Как и голоса, сорвала в больнице, теперь могла только хрипеть с большим усилием.
Часов в десять приехала эта группа из пяти человек, делать из меня красотку на сегодняшний прием. Платье заказывала мать, я его даже не видела. Меня усадили в кресло, где я благополучно уснула, пока мне делали маникюр, педикюр, прическу с макияжем. Вырубило так, что даже ничего не чувствовала. Когда закончили наводить мне красоту, все ушли, накрыв меня теплым пледом. Проспала почти до вечера, пока мать не разбудила, пришло время одеваться и ехать на прием.
Пока надевала длинное в пол платье из легкого атласа цвета шампанского и золотистые босоножки, на себя в зеркало даже не смотрела. Мать, захлебываясь восторгом, открыла свой подарок и достала комплект. Мельком глянула, красивый. На платине закреплен розовый жемчуг и бриллианты, длинные серьги до плеч, колье, такой же браслет. Мать все это надела на меня и заставила посмотреть в зеркало. Оттуда на меня смотрела красавица, светская львица, утонченная элегантность и богатство. Последнее так и сверкало бликами в ушах и на шее. Но глаза… Я сама испугалась своего взгляда, там было так пусто, будто в темное болото провалилась.
– Артуру понравится, – шепнула мать на ухо, а меня всю передернуло. Живот резко полоснуло болезненной судорогой так, что я могла только хватать ртом воздух. Обняла себя руками, стараясь собрать остатки души в одно целое.
– Тебе плохо? – встревожилась мать. – А как же прием? Сейчас таблетку принесу, – и выпорхнула из комнаты.
Мне не плохо, захотелось закричать, я умираю, какой на хрен прием! Я сдыхаю тут у вас на глазах, а вам всем все равно! Легла прямо в платье и босоножках на кровать, свернулась клубочком, стараясь перетерпеть боль.
– Василина, встань сейчас же. Платье помнешь! – крикнула мать, возвращаясь в комнату со стаканом воды. – Вот, выпей, – протянула мне таблетки.
– Уйди, прошу тебя. Уйди, – сказала ей тихо, но так, что мать замерла. Немного постояла, поставила стакан с таблетками на тумбочку.
– Через полчаса нужно быть внизу, – приказала мать и вышла.
Я плохо помню сам прием, где я каким-то чудом стояла рядом с Артуром и родителями, встречая гостей и принимая поздравления. Не помню практически ничего, только отвращение к властным рукам будущего мужа, который лапал меня на глазах у всех. Пришла в себя, только когда ко мне подошел Денис с огромным букетом белоснежных роз. Вглядывалась в друга Никиты, по глазам пыталась прочитать, что-то узнать, понять.
– Поздравляю, – сказал Денис, вручая мне букет. – Ты знаешь от кого, – нагнулся он к моему уху, будто целуя в щеку. По моему заледеневшему телу растеклось тепло, сердце забилось в груди.
– Как он? – шепотом выдавила я, стараясь, чтобы не услышал Артур, стоявший рядом.
– В Берлине, потом сразу на чемпионат, – глухо ответил Денис и, кивнув Артуру, отошел.
Ко мне подлетела Мальвина с Павлом, зацеловали, закружили. А я стояла и прижимала к себе этот огромный букет, вдыхая запах.
– Мой подарок, – повернул меня к себе Артур, вручая маленькую бархатную коробочку. Вокруг все заохали, зааплодировали, а я боялась протянуть руку, смотрела на коробку, будто на змею. Артур открыл и достал кольцо с большим бриллиантом. – Выходи за меня?
Я подняла на него глаза, понимая, что с этого момента моя жизнь закончится.
– Да, – прошептала я, протягивая руку, на которую он надел холодное сверкающее камнем кольцо.
Раздались крики радости, новые поздравления. Артур улыбался за нас двоих, мой отец смеялся, мать восторженно щебетала, а я находилась будто в черном тумане, который меня засасывал и лишал сил. Сквозь уползающее сознание услышала крик Дениса:
– Она сейчас упадет! – успела почувствовать чьи-то руки и провалилась в спасительную бездну.
Глава 42. Никита
Я добился успеха! Я занял второе место среди юниоров! Мне хотелось кричать на весь свет, но меня подхватили журналисты, ослепило вспышками. По лицу текла кровь из разбитой брови, во рту, по-моему, не хватало одного зуба, но я щерился окровавленным ртом, улыбаясь всем вокруг. Я сделал это, я смог! Знал, что мать сейчас смотрит на меня в номере гостиницы, знал, что друзья завтра узнают о моей победе, так как сейчас в России глубокая ночь. Попов обнял и постучал по плечу, Славик тоже стукнул кулаком по спине. Мне удалось свалить в последнюю минуту эту тушу. Бой был тяжелым. Думал, уже не вывезу. Пытался измотать противника, получая иногда хорошие удары сам. Но все в прошлом, я победил!
– Никита, какие планы на вашу дальнейшую карьеру? Будет ли это спорт или вы оставите бокс? – сунула мне в лицо микрофон одна из журналисток.
– Э-э-э, пока не думал, но спорт не оставлю. Нужно доучиться, получить специальность, – что болтаю, что несу от счастья – сам не понимаю.
– Разойдитесь, дайте пройти, да пропустите! – слышу гневный голос и замечаю пробирающегося ко мне мужчину. Что-то смутно знакомое проскальзывает в его внешности, не могу уловить.
– Здравствуй, Никита, – мужчина становится напротив и смотрит в мои глаза такими же глазами как у меня. Понимаю, кто это – улыбка сползает с лица, хочется убежать, спрятаться.
– Пойдем, выйдем отсюда, – берет меня за локоть отец и выталкивает из толпы к выходу. Вырываю руку и молча иду рядом.
Через час мы с ним сидим в номере в гостинице и пьем виски, звякая кубиками льда в стакане. Вечером фуршет и мне готовят смокинг, отец уже одет с иголочки. Невольно любуюсь им – красивый, подтянутый, с сединой в черных волосах, выглядит внушительно.
– Ты прости меня, Никита, я не знал, – оправдывается отец, хотя, по сути, ни в чем не виноват. – Если бы знал – давно бы вас к себе забрал. У меня дочь есть, Полинка, милая девушка. Образование тебе дам, в Москве устрою. У меня столько планов на тебя! В бизнес свой введу, поедешь? –смотрит на меня с волнением.
– Нет, – мотаю головой, вспоминая мать и девчонку. – Я в Сочи живу, там и останусь.
– Подумай, сын, – говорит отец и меня от этого слова дергает, теплом разливается что-то в груди. – Я много могу для тебя сделать, квартиру в Москве куплю, мать твою заберем, будущее тебе дам!
– Нет, – отвечаю твердо, и он смотрит на меня, понимая.
– Вот моя визитка. Мать не ругай, написала она мне, а так бы и не узнал никогда. Передумаешь, звони, – отец встает, допивает виски и направляется к выходу из номера. Оборачивается у двери. – На прием могу с тобой пойти? – спрашивает, а в глазах надежда вспыхивает.
Встаю, надеваю белую рубашку из тонкого шелка, натягиваю черные брюки. Затем смокинг, который только что принесла горничная. Поправляю бабочку.
– Пойдем, я готов, – поворачиваюсь к отцу и улыбаюсь. Его лицо озаряет улыбка, и мы выходим в коридор. Два таких красивых и сильных мужика, отец и сын.
Только самолет коснулся шасси взлетной полосы в Сочи, а я сразу врубаю телефон, набираю Дениса.
– Приземлился? – спрашивает друг.
– Да, ты ждешь?
– Жду, подъеду к выходу. Мать как?
– Нормально, – смотрю на маму, что ищет что-то в своей сумке. – Цветы купил?
– Ник, – устало отвечает друг.
– Не начинай, телефон мне ее пришли.
– Не стоит ехать к ней, друг, – пытается остановить меня Денис.
– Ты, Денисыч, своей жизнью занимайся, а с моей я сам разберусь, – огрызаюсь, хотя понимаю, что возможно он прав.
– Она будет ждать тебя в ресторане. Вика помогла выманить, если что я ничего не знаю, – отвечает Денис, когда я помогаю сесть матери в его машину, а сам ловлю такси.
– Разберусь, – бросаю коротко и, подхватив букет, сажусь в салон подъехавшей машины. Еду по Сочи, будто я тут год не был, а не два месяца. Волнуюсь, хочу обрадовать мою девочку, рассказать про победу, про операцию, про отца. В кармане лежит коробочка с кольцом. Знаю, что Василина не знает о нашей встрече. Пришлось действовать через Вику и Дениса. Друг только сказал, что Василину отец практически запер дома, но ничего. Встречусь с Богдановым, руки попрошу, а если откажет, заберу Василину и уедем туда, где никто нас не достанет. Я не простил ему Рината, но не могу против отца Василины идти.
Подъезжаю к ресторану, меня проводят к заказанному столику. Сижу, жду ее, вглядываясь в лица всех, кто входит. А вот и она – красивая, глаз не отвести. В голубом брючном костюме, на высоких каблуках, волосы забраны в длинный хвост. Застыла в дверях, смотрит на меня испуганно, будто хочет сбежать. Встаю, быстро подхожу к ней, хватаю за талию, целую везде – щеки, глаза, висок. Впиваюсь в ее холодные губы. Она уперлась ладошками в грудь и пытается оттолкнуть. Вздрогнула всем телом, когда поцеловал.
– Никита, подожди. Никита, – отталкивает меня, и я понимаю, что-то не то. Отстраняюсь и смотрю ей в глаза, где нет ничего, только равнодушия. – Отпусти меня, – гневно шепчет, оглядываясь по сторонам.
– Что, Василина, что? – не понимаю, сам ничего не могу понять.
– Зачем ты здесь? Зачем это все? – почти вскрикивает она и на нас начинают оглядываться. – Оставь меня! – вырывается из моих рук и делает шаг к выходу.
– Ты обещала ждать, – говорю ей, а она поднимает на меня глаза, взгляд равнодушный, мертвый.
– Не обещала, – говорит глухо. – Ты же не думал, что у нас с тобой все серьезно? Где я и где ты? Поразвлеклись и хватит. Кто ты? Спортсмен без будущего и кто я. У нас с тобой ничего общего, Никита. Прости, но так будет лучше, – Василина разворачивается на каблуках и выходит, оставляя меня стоять посреди зала.
Срываюсь с места, догоняю ее, когда она уже садится в машину. Не даю закрыть дверь, отталкивая водителя.
– Так все это была игра? – рычу на нее, судорожно вцепившись в ручку на двери. – Все было притворством?!
– Ну почему же, мне понравилось с тобой. Я почти влюбилась и хорошо провела время, но ты мне ничего не можешь дать, – отвечает она, и я с силой захлопываю дверь. Делая шаг назад, провожаю взглядом уезжающую машину, швыряю в урну букет, который еще держал в руках. Меня всего ломает и рвет, сердце, будто взорвется сейчас. Нащупываю в кармане пиджака телефон и набираю номер.
– Да, сын, слушаю, – тут же отвечает отец.
– Я согласен, – коротко бросаю в трубку и отключаюсь. Делаю шаг и иду, сам не понимая куда, просто иду вперед.
Конец 1 части
