Kitabı oku: «Огненный крест. Книга 2. Зов времени», sayfa 7
Глава 70
Все хорошо
Вокруг сгустилась теплая темнота. Он почувствовал слабое шевеление за ее пределами, болезненное, назойливое присутствие – и вновь скрылся в безопасной тьме. Однако она уже начинала таять, медленно обнажая его перед лицом безжалостного света.
Он открыл глаза, попытался понять, на что смотрит. Голова пульсировала, множество мелких точек по всему телу взрывались болью. Его словно пронзали иглы, какими пришпиливают бабочку к доске. И если он сможет их выдернуть, то удастся улететь…
Он вновь закрыл глаза, ища спасения в уютной темноте. Вернулось смутное воспоминание о страшных усилиях, когда легкие разрывались без воздуха. Еще была вода, заполнившая нос, вздувающая одежду… Он тонул? Мысль вызвала легкую вспышку тревоги. Говорят, что это легкая смерть, что ты как будто засыпаешь. Может, он тонет, проваливается в коварную и окончательную свободу, которая видится ему притягательной тьмой?
Он дернулся, взмахивая руками, в попытке развернуться и достичь поверхности. Грудь взорвалась болью, в горле начало жечь. Откашляться не получалось, воздуха не было…
Над ним возникло лицо – размытое светлое пятно со вспышкой рыжих волос. Брианна? Имя всплыло в сознании, словно яркий воздушный шар. Затем глаза немного сфокусировались, и он разглядел более грубые, суровые черты. Джейми. Имя зависло перед мысленным взором, странно обнадеживая.
Давление, тепло… одна ладонь сжимала его руку, другая с силой упиралась в плечо. Он моргнул, и зрение постепенно прояснилось. Воздух не проходил ни через нос, ни через рот, горло было сжато, а в груди пекло, но он дышал. Значит, не утонул.
– Ты жив, – сказал Джейми. Синие глаза оказались так близко, что лицо обдало теплым дыханием. – Ты жив. Ты цел. Все хорошо.
Он отстраненно исследовал эти слова, взвешивая их, словно тяжелую горстку камешков в мысленной руке.
Ты жив. Ты цел. Все хорошо.
Нахлынул странный покой. Все важное он узнал, остальное потом. Долгожданная темнота вновь окутала его теплотой, и он благодарно в нее погрузился, все еще слыша слова, звучащие перебором струн арфы.
Ты жив. Ты цел. Все хорошо.
Глава 71
Слабая искорка
– Миссис Клэр?
У входа в палатку топтался Робин Макгилливрей. Его темные жесткие волосы торчали, словно ершик, а сам он был похож на измученного енота, так как успел очистить от сажи лишь кожу вокруг глаз.
Клэр тут же поднялась и схватила инструменты.
– Иду.
Она оказалась у двери прежде, чем Брианна успела что-то сказать.
– Мама!
Паника, прозвучавшая в хриплом шепоте, заставила Клэр развернуться. Взгляд янтарных глаз метнулся от лица Брианны к Роджеру, затем обратно.
– Следи за его дыханием, – произнесла Клэр. – Держи мундштук чистым. Дай ему воды с медом, если он очнется и будет в состоянии глотать. И касайся его. Он не может повернуть голову, но ему нужно знать, что ты рядом.
– Мама… – Брианна умолкла, пересохший рот отказывался слушаться. «Не уходи! – хотелось ей закричать. – Не оставляй меня одну! Я не могу, я не знаю, что делать!»
– Я нужна им, – мягко отозвалась Клэр.
Она шагнула к нетерпеливо ожидающему Робину и растворилась в сумерках.
– А мне нет? – шевельнулись губы Брианны. Сумела ли она произнести это вслух? Неважно. Клэр ушла; она осталась одна.
Голова закружилась. Брианна вдруг поняла, что задерживает дыхание, и медленно вздохнула. Страх ядовитой змеей обвил спину, проскользнул среди мыслей, готовый вонзить клыки в сердце. Схватив извивающуюся тварь за голову, Брианна швырнула ее в корзину и захлопнула крышку. Хватит паники.
Мать не ушла бы, если бы Роджер оставался в опасности, если бы надо было срочно оказать ему медицинскую помощь. Значит, все хорошо. Брианна вновь вздохнула так глубоко, что скрипнули кости корсета.
«Касайся его. Говори с ним. Дай ему знать, что ты рядом», – говорила Клэр, смывая кровь после импровизированной трахеотомии.
Брианна повернулась к Роджеру, тщетно пытаясь найти место, прикосновение к которому не причинит ему боль. Его багровые руки распухли, как надутые перчатки, сломанные пальцы почернели. Веревка так глубоко впивалась в запястья, что иногда Брианна с содроганием думала, будто видит в рубцах белесую кость. Все это казалось ненастоящим, словно плохой грим для фильма ужасов.
Однако руки Роджера выглядели куда лучше, чем лицо. Разбитое и опухшее, с жутким рядом пиявок под подбородком, искаженное до неузнаваемости, будто это был зловещий незнакомец, лишь притворявшийся Роджером.
На руках тоже красовались пиявки – наверное, все, которых только смогли достать. Клэр оправила Джоша к другим хирургам с просьбой поделиться запасами, а потом послала его и двух ребят Финдли на берега реки срочно искать еще.
Следи за его дыханием. Это Брианна могла. Она села, двигаясь тихо из-за странной боязни разбудить Роджера, и легонько приложила ладонь к его груди. Облегчение от того, что он теплый, заставило ее вздохнуть. Роджер вздрогнул, ощутив дыхание Брианны на лице, а затем вновь расслабился.
Его собственное дыхание было настолько поверхностным, что Брианна убрала руку, опасаясь, что ее вес не позволит груди вновь подняться. И все же она слышала, как в мундштуке слабо посвистывает воздух. Клэр реквизировала привезенную из Англии трубку мистера Касвелла и безжалостно отломала от нее янтарный мундштук. Его торопливо прополоскали в спирте, и, несмотря на оставшиеся табачные пятна, он хорошо справлялся с новым предназначением.
Два пальца правой руки Роджера были сломаны. Все ногти были сломаны или полностью выдраны. У Брианны самой перехватило дыхание от мысли о том, как яростно он боролся за жизнь. Его состояние казалось ей таким хрупким, что она боялась его коснуться, словно могла случайно столкнуть за невидимую границу между жизнью и смертью. И все же Брианна понимала, о чем говорила мать. Прикосновение могло удержать Роджера, не позволить шагнуть за край и потеряться во тьме.
Брианна сжала его бедро под одеялом, накрывающим нижнюю половину тела. Он издал тихий звук. Брианне пришла абсурдная мысль коснуться его гениталий.
– Уж это точно дало бы ему понять, что я здесь, – пробормотала она, проглотив желание истерически рассмеяться.
Нога Роджера слегка дрогнула.
– Ты меня слышишь? – тихо спросила Брианна, наклоняясь. – Роджер, я здесь. Это я… Бри. Не волнуйся, ты не один.
Собственный голос казался ей странным – слишком громким, слишком грубым.
– Bi socair, mo chidhe, – прошептала она. – Bi samnach, tha mi seo4.
Произносить слова на гэльском было проще; этот язык стал тонкой дамбой, что сдерживала наплыв чувств, в которых Брианна утонула бы. Любовь, страх, злость – все сплелось так сильно, что у нее дрожали руки.
Брианна вдруг осознала, что ее грудь набухла и болит. За последние несколько часов у нее совершенно не было времени, чтобы даже вспомнить о кормлении ребенка. Соски покалывало, и Брианна сжала зубы, чувствуя, как тонкая струйка молока, перемешанная с потом, намочила ткань корсета. Ей внезапно захотелось прижать Роджера к груди, позволить жизни перетечь из нее в него.
Касайся его. Она все время забывала. Брианна погладила его руку, мягко сжала предплечье. Роджер почувствовал ее пальцы – он приоткрыл глаз, в глубине которого мелькнуло понимание.
– Ты похож на мужскую версию Медузы Горгоны, – выдала Брианна первое, что пришло на ум.
Темная бровь слегка дернулась.
– Из-за пиявок. – Брианна коснулась темного существа. Оно сыто шевельнулось. – У тебя как будто борода из змей. Ты их чувствуешь? От них не больно? – спросила она, не сразу вспомнив слова матери.
Роджер с видимым усилием произнес беззвучное «нет» одними губами.
– Не говори ничего!
Брианна смущенно оглянулась на вторую постель – лежащий на ней человек молчал, закрыв глаза. Затем она быстро поцеловала Роджера, едва дотронувшись до его губ. Они дернулись, словно в попытке улыбнуться.
Ее хотелось на него накричать. Что случилось? Что, черт возьми, ты натворил?! Но Роджер не мог ответить. Брианну вдруг охватила ярость, однако она помнила о людях неподалеку, поэтому лишь сжала его плечо – одно из относительно непострадавших мест – и прошипела: «Как ты, бога ради, в это вляпался?!» ему на ухо.
Роджер поднял взгляд на ее лицо и скорчил непонятную гримасу. Плечо под ладонью Брианны начало подрагивать. Она пораженно на него уставилась… и вдруг осознала: он смеется. Смеется!
Мундштук в его шее дернулся и издал хрипящий звук, что окончательно вывело Брианну из себя. Она встала, сжимая ноющую грудь руками.
– Я скоро вернусь, – бросила Брианна. – И только попробуй куда-нибудь деться, черт тебя дери!
Глава 72
Трут и угли
Джеральд Форбс был успешным адвокатом; даже одетый в походную форму и перепачканный пороховой сажей, он излучал твердую уверенность, что очень помогало ему, как капитану. И сейчас уверенность его не покинула, хоть он и чувствовал себя не в своей тарелке, комкая поля шляпы на входе в палатку.
Сперва я решила, что ему просто не по себе от вида раненых, как часто бывает с людьми. Или он испытывает неловкость от осознания обстоятельств, при которых Роджер оказался травмирован. Но, очевидно, дело было в чем-то другом; Форбс едва кивнул Брианне, сидящей у постели Роджера.
– Искренне сочувствую, мэм, – произнес он и сразу же повернулся к Джейми: – Мистер Фрейзер, могу я попросить вас на пару слов? И вас, миссис Фрейзер, – добавил он, отвесив мне поклон.
Я глянула на Джейми и поднялась, машинально хватая медицинский набор.
Исайя Мортон лежал на боку в палатке Форбса, с мертвенно-бледным и блестящим от пота лицом. Он еще дышал – редко и с ужасающим бульканьем, которое неприятно напомнило мне звук, вырвавшийся из проткнутого горла Роджера. К счастью, Мортон был без сознания. Я быстро его осмотрела и присела на пятки, вытирая лицо подолом передника. К вечеру не особо похолодало, а в палатке было тесно и жарко.
– Пуля пробила легкое, – сказала я.
– Выстрел в спину, – мрачно произнес Джейми.
Он глянул на Форбса, который не сводил глаз с раненого.
– Нет, – тихо произнес он в ответ на невысказанный вопрос. – Он не трус. Мы наступали, сзади никого не было.
– Никаких регуляторов? Метких стрелков, засады? – спрашивал Джейми, но Форбс начинал качать головой прежде, чем Джейми успевал договорить.
– Мы гнали регуляторов до самой реки. Потом остановились и дали им уйти. – Форбс до сих пор машинально теребил шляпу. – Я не хотел никого убивать.
Джейми молча кивнул. Я откашлялась и аккуратно поправила рваную рубашку Мортона.
– Стреляли дважды.
Вторая пуля только зацепила предплечье, но я четко видела направление царапины.
Джейми ненадолго прикрыл глаза.
– Брауны, – бросил он с мрачной уверенностью.
– Брауны? – удивился Форбс. – Он тоже так сказал.
– Он говорил? – Джейми опустился на корточки рядом с раненым и хмуро свел рыжие брови, а потом глянул на меня. Я покачала головой, держа запястье Исайи Мортона. Пульс был мерцающим, слабым. Вряд ли Мортон снова заговорит.
– Когда его принесли, – Форбс присел рядом с Джейми и наконец выпустил несчастную шляпу из рук, – он звал вас, Фрейзер. А потом произнес: «Скажите Элли. Скажите Элли Браун». Повторил несколько раз, а потом… – Форбс молча махнул на Мортона, из-под полуприкрытых век которого виднелись белки закатившихся в муке глаз.
Джейми очень тихо и очень грязно выругался по-гэльски.
– Ты правда думаешь, что это они? – вполголоса спросила я. Пульс под моим большим пальцем дрогнул, сбиваясь.
Джейми кивнул.
– Зря я их отпустил, – проговорил он, имея в виду Мортона и Алисию Браун.
– Ты не мог их остановить. – Я протянула к нему свободную руку, но не дотянулась, привязанная к пульсу раненого.
Джеральд Форбс смотрел на меня в замешательстве.
– Мистер Мортон… тайно сбежал с дочерью человека по имени Браун, – тактично объяснила я. – Ее семье это не понравилось.
– Ясно. Брауны… Фрейзер, вы знаете, под чьим они командованием?
– Под моим, – коротко ответил Джейми. – Были, по крайней мере. Не видел их после битвы. Ты совсем ничего не можешь для него сделать, саксоночка?
Я качнула головой, не выпуская запястья Мортона.
– Нет. Думала, что он уже умер, но пока нет. Пуля, скорее всего, не задела крупные сосуды. И все же… – Я снова качнула головой.
Джейми глубоко вздохнул.
– Понятно. Ты останешься с ним, пока он не…
– Конечно. Возвращайся в палатку, проверь, как там дела. Если Роджер… В общем, позови меня, если понадоблюсь.
Джейми кивнул и ушел. Джеральд Форбс осторожно коснулся плеча Мортона.
– Его жена… Я прослежу, чтобы ей помогли. Если он вдруг очнется, передадите ему мои слова?
– Конечно, – повторила я, но сомнение в моем голосе заставило его вскинуть брови. – Дело в том, что… э-э… у него две жены. Он уже был женат, когда сбежал с Алисией Браун. Отсюда и сложности с ее семьей.
На лице Форбса отразилось комичное удивление.
– Ясно. А-а… первая миссис Мортон… вы знаете ее имя?
– Нет, боюсь…
– Джесси.
Слово, сказанное едва ли не шепотом, прозвучало как выстрел и заставило нас умолкнуть.
– Что?!
Наверное, я слишком сильно сжала его запястье. Мортон поморщился, и я ослабила хватку. Его лицо по-прежнему оставалось мертвенно-бледным, но глаза были открыты, затуманенные от боли.
– Джесси… – снова шепнул он. – Джеза… бель… Джесси Хэтфилд. Воды…
– Во… точно!
Я тут же потянулась за кувшином. Мортон мог бы выпить его целиком, но я пока позволила ему сделать лишь несколько маленьких глотков.
– Джезабель Хэтфилд и Алисия Браун, – четко повторил Форбс, явно занося их в мысленную картотеку своего адвокатского ума. – Верно? А где эти женщины живут?
Мортон вздохнул и закашлялся, мучаясь от боли.
– Джесси… в Гранит-фолс, Элли… в Гринсборо.
Дыхание было поверхностным, однако в горле не булькала кровь, она же не сочилась ни из носа, ни изо рта. Я все еще слышала чавкающий звук из-за раны и, ведомая внезапной мыслью, легонько потянула раненого вперед и задрала рваную рубаху.
– Мистер Форбс, у вас есть бумага?
– Что?.. Да, есть… в смысле…
Форбс машинально сунул руку в карман и извлек свернутый лист. Я его тут же выхватила и, развернув, плеснула на бумагу воды. А затем прижала к маленькой дырочке под лопаткой Мортона. По бледной коже потекли темные ручейки чернил вперемешку с кровью, но чавкающий звук прекратился.
Придерживая лист на месте, я чувствовала биение сердца раненого. Все еще слабое, но более ровное… да, определенно более ровное.
– Будь я проклята… – Я наклонила голову и взглянула на Мортона. – Умирать ты не собираешься, верно?
По его лицу градом катился пот. К груди липли темные лохмотья рубашки. Однако уголок рта дернулся в подобии улыбки.
– Верно, мэм, – ответил Мортон. – Не собираюсь. Элли. Ребенок… в следующем… месяце… Обещал… вернуться.
Я вытерла его лицо краем одеяла.
– Мы сделаем все возможное, чтобы ты вернулся, – заверила я, а потом глянула на адвоката, который наблюдал за происходящим с отпавшей челюстью. – Мистер Форбс, думаю, лучше перенести мистера Мортона в мою палатку. Не найдете для этого пару человек?
Форбс тут же закрыл рот.
– Да. Конечно, миссис Фрейзер. Немедленно.
С места он, впрочем, так и не сдвинулся, мельком бросив взгляд на прилепленный к спине Мортона лист. Я смогла разобрать между пальцами лишь несколько слов, но их хватило, чтобы понять: оскорбительные замечания Джейми о том, что Форбс – содомит, не очень-то верны. «Моя дорогая Валенсия», – начиналось письмо. Я знала только одну женщину с таким именем в окрестностях Кросс-Крика, или даже во всей Северной Каролине. И это была жена Фаркуарда Кэмпбелла.
– Мне ужасно жаль, что так получилось с вашим письмом, – произнесла я и, удерживая взгляд Форбса, тщательно потерла листок, безвозвратно пачкая слова смесью крови и чернил. – Боюсь, она безнадежно испорчена.
Форбс глубоко вздохнул и надел шляпу на голову.
– Ничего страшного, миссис Фрейзер. Я… я приведу людей.
* * *
Вечер принес избавление не только от жары, но и от мух. Привлеченные запахами пота, крови и навоза, они тучами вились над лагерем, всех кусая, везде ползая и гудя самым отвратительным образом. Даже после их исчезновения я продолжала машинально хлопать себя по рукам и шее – чудилась щекотка от их лапок.
Однако они наконец-то улетели. Я оглядела свое маленькое королевство и убедилась, что все дышат, – причем с поразительным разнообразием звуков, – а потом вышла из палатки на свежий воздух.
Люди недооценивают возможность дышать. Я немного постояла с закрытыми глазами, наслаждаясь тем, как легко поднимается и опадает моя грудь. Проведя несколько часов в стараниях, чтобы не дать воздуху проникнуть в грудную клетку Исайи Мортона, и в попытках вдохнуть этот самый воздух Роджеру, я высоко ценила такую привилегию. Они оба не могли вдохнуть без боли – и все же оба дышали.
Остальными серьезно раненными занимались другие хирурги или личный врач губернатора. Те, кто получил лишь мелкие повреждения, уже вернулись к товарищам хвастать будущими шрамами или заливать боль элем.
Я замерла, прислушиваясь – вдалеке раздалась торжественная барабанная дробь, которая резко стихла. Через мгновение тишины последовал пушечный залп.
Братья Линдси, лежащие у костра, подняли головы.
– Что это? – спросила я у них. – Что происходит?
– Хоронят мертвых, миссис Фрейзер, – отозвался Эван. – Не волнуйтесь, ага?
Я помахала им рукой и отправилась к реке. Пение лягушек вторило барабанной дроби. Почести для павших в битве. Интересно, где похоронят повешенных? Там же или в менее почетном месте, если их тела не заберут семьи? Трион не из тех, кто оставит даже врагов на съедение мухам.
Он ведь уже знает. Придет ли он принести извинения? Да и какое извинение тут можно принести? Роджер остался жив благодаря чистой удаче и новой веревке.
И он по-прежнему может умереть.
Коснувшись Исайи Мортона, я почувствовала, как горит пуля, засевшая в легком. Но его яростное желание выжить, несмотря ни на что, горело еще сильнее. Коснувшись Роджера, я ощутила… лишь слабую искорку. Я слушала его свистящее дыхание и представляла выгоревшие угли, среди которых еще тлел только один, готовый вот-вот потухнуть.
«Трут», – пришла мне в голову нелепая мысль. Он нужен, чтобы не дать костру потухнуть. Надо раздуть искру, однако без древесного угля ей не разгореться.
От созерцания камышей меня отвлек скрип колес, и я увидела небольшой фургон, запряженный лошадью.
– Миссис Фрейзер?
Голос я узнала не сразу.
– Мистер Макленнан? – изумилась я.
Он остановил фургончик рядом и коснулся шляпы. В свете звезд его лицо казалось тусклым и суровым.
– Что вы здесь делаете? – понизила я голос, придвинувшись ближе, хотя больше на берегу никого не было.
– Приехал забрать Джо, – ответил он, слегка кивнув на свой фургон.
Я весь день имела дело со смертью, и я была мало знакома с Джо Хобсоном. Однако я не знала, что он мертв, и у меня по коже пробежали мурашки. Я обошла фургон и заглянула внутрь.
Тело лежало без савана, с большим и не совсем чистым платком на лице, на котором неподвижно сидели три огромные черные мухи. Я смахнула их тыльной стороной ладони. Мухи взвились, жужжа, и тут же сели чуть дальше.
– Вы сражались? – спросила я, не глядя на Макленнана.
Он был на стороне регуляторов, но от него не пахло порохом, как от остальных.
– Нет, – тихо произнес он у меня за спиной. – Я не хотел драться. Я прибыл с Джо Хобсоном, мистером Гамильтоном и другими… а когда запахло жареным, ушел. Добрался до мельницы на другом конце города. А потом, когда солнце зашло и Джо не вернулся… я приехал снова.
– И что теперь? – Мы оба говорили тихо, как будто могли потревожить сон мертвеца. – Помочь его похоронить? Мой муж…
– О нет, – мягко перебил меня Макленнан. – Я заберу его домой, миссис Фрейзер. Благодарю вас за доброту. Впрочем, если найдется немного воды и еды в дорогу…
– Конечно. Подождите здесь.
Я поспешила обратно в палатку, по пути прикидывая расстояние отсюда до Дранкард-спринга. Четыре дня, пять, шесть? А солнце палит неумолимо, и мухи… Но я могла распознать по голосу, когда шотландец настроен решительно, и потому не стала спорить.
Оба пациента дышали. Шумно, болезненно – однако дышали. Я заменила влажную бумагу на спине Мортона кусочком промасленной ткани, который прилепила по краям медом. Никакой утечки, отлично.
Брианна до сих пор сидела у постели Роджера. Раздобыв деревянный гребень, она расчесывала его спутанные волосы, осторожно вытаскивала колючки и веточки, терпеливо распутывала колтуны. При этом напевая под нос детскую песенку «Братец Яков». На лифе платья виднелись мокрые круги. Брианна уже выходила раз или два, чтобы сцедить молоко, но оно вновь накопилось. От этого зрелища я сама живо вспомнила подобную боль.
Брианна подняла взгляд и увидела меня. Я коснулась своей груди и кивнула на вход в палатку, вопросительно вскинув брови. Хотя она слабо улыбнулась, храбро пытаясь показать, что все хорошо, в ее глазах поселилось уныние. Наверное, Брианна осознала, что если Роджер и выживет, то больше никогда не сможет петь или даже разговаривать.
В горле встал ком; я еще раз кивнула и поспешила наружу, сжимая сверток под рукой.
Из темноты мне навстречу вдруг выступила фигура. Я резко замерла, вскрикнув и прижав сверток к груди.
– Мои извинения, миссис Фрейзер. Не подумал, что вы меня не видите.
Губернатор шагнул в полосу света, падающего из палатки. Он был один и выглядел очень уставшим, хмурое лицо побледнело и осунулось. Судя по легком запаху алкоголя, его советники и офицеры отмечали победу. Однако взгляд Триона оставался ясным, а шаг – твердым.
– Ваш зять, – произнес губернатор и глянул на палатку. – Он…
– Он жив, – закончил за него тихий глубокий голос.
Губернатор повернулся с приглушенным восклицанием, а я вскинула голову. Тень шевельнулась, обретая форму, и рядом с нами возник Джейми, который до этого сидел под гикори, невидимый в темноте. Как долго он там пробыл?..
– Мистер Фрейзер.
Трион стиснул зубы и сжал кулаки. Ему приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть Джейми в лицо, и я видела, что губернатору это не нравится. Джейми тоже видел, и ему было плевать. Он подошел ближе, нависая над Трионом с таким выражением лица, которое испугало бы большинство людей.
Все же Трион лишь вскинул подбородок, твердо намеренный сказать то, что собирался.
– Я пришел, чтобы извиниться за принесенные вашему зятю страдания. Это была наидосаднейшая ошибка.
– Наидосаднейшая, – иронично повторил Джейми. – А не будете ли вы так любезны, сэр, пояснить, как эта… ошибка… произошла?
Он двинулся вперед, и Трион машинально отступил, постепенно багровея.
– Это была ошибка, – процедил он сквозь зубы. – Его неверно опознали как одного из главарей регуляторов.
– Кто опознал? – вежливым тоном поинтересовался Джейми.
На щеках губернатора вспыхнули красные пятна.
– Я не знаю. Несколько человек. У меня не было причин подвергать их свидетельства сомнению.
– Вот как. А разве Роджер Маккензи ничего не сказал в свою защиту? Не сказал, кто он такой?
Губернатор на мгновение закусил верхнюю губу.
– Он… не говорил.
– Потому что был, черт возьми, связан и с кляпом во рту! – Я лично вынимала этот кляп, когда Джейми с Брианной резали веревку. – Вы не дали ему ничего сказать, вы… вы!..
Горжет Триона, серебряный полумесяц, блеснул в свете, падающем из палатки. Джейми медленно – так медленно, что Трион ничего не заподозрил, – поднял руку и обхватил горло губернатора как раз над горжетом.
– Клэр, оставь нас, – произнес Джейми.
Его голос звучал как ни в чем не бывало, спокойно. В глазах Триона мелькнула паника, и он отшатнулся. Горжет опять вспыхнул на свету.
– Как вы смеете поднимать на меня руку, сэр?! – Паника тут же уступила место гневу.
– Смею. Как вы посмели поднять руку на моего сына.
Я не думала, что Джейми действительно собрался покалечить губернатора. С другой стороны, он явно не просто запугивал. Я чувствовала в нем холодную ярость, видела обжигающий льдом взгляд. Трион тоже.
– Это была ошибка! И я пришел ее исправить, насколько могу! – упрямо стоял на своем Трион.
Джейми презрительно фыркнул:
– Ошибка. Лишение невинного человека жизни – для вас всего лишь ошибка? Вы будете убивать и калечить ради собственной славы, не обращая внимания на горе, которое вы приносите. Лишь бы расширить список своих заслуг. Как это будет описано в отчетах, которые вы отправляете в Англию, сэр? Что вы направили пушки против своих горожан, вооруженных ножами и дубинками? Или доложите, что подавили восстание и сохранили порядок? А укажете, что в своем стремлении к мести вы повесили невиновного? Что допустили ошибку? Или сообщите, что наказали зло и свершили правосудие во имя короля?
На лице Триона заиграли желваки, но он сдерживал гнев. Губернатор глубоко вдохнул и выдохнул через нос и лишь потом заговорил:
– Мистер Фрейзер. Я скажу вам кое-что, известное лишь единицам, то, что еще не стало достоянием общественности.
Джейми вскинул бровь. Его немигающие глаза смотрели холодно и мрачно.
– Я назначен губернатором колонии Нью-Йорк, – произнес Трион. – Письмо прибыло более месяца назад. К июлю я уеду, а на мое место назначен Джосайя Мартин. – Он глянул на меня, а потом перевел взгляд обратно на Джейми. – Таким образом, вы сами понимаете, что у меня нет никакой личной заинтересованности в этом деле, нет нужды прославлять свои подвиги, как вы изволили выразиться.
Его страх сменился таким же холодом, как у Джейми.
– Я делал то, что должен был. Я не мог оставить колонию в состоянии мятежа, с которым пришлось бы разбираться моему преемнику. Хотя имел полное право так поступить.
Он вновь глубоко вздохнул и сделал шаг назад, заставляя себя разжать кулаки.
– Вы знаете, что такое война, мистер Фрейзер, и знаете, что такое долг. И если вы справедливый человек, то признаете, что ошибки случаются – и часто – и там, и там.
Трион прямо встретил взгляд Джейми. Некоторое время они простояли в тишине.
Я отвлеклась от их спора, услышав плач ребенка. Из палатки тут же выскочила Брианна, в спешке шелестя тканью юбок.
– Джем! – воскликнула она. – Это Джемми!
Взволнованные голоса приближались с дальнего конца лагеря, и мы увидели округлую подпрыгивающую фигуру Фиби Шерстон, напуганной, но решительной. За ней следовали два раба – мужчина с парой огромных корзин и женщина с орущим и извивающимся свертком на руках.
Брианна рванула к свертку, словно стрелка компаса к северу. Рев тут же прекратился. Из одеял высунулась рыжая головка малыша, который радостно засучил ножками, а затем мать с ребенком поспешно исчезли в темноте под деревом. Миссис Шерстон же принялась объяснять собравшимся зрителями, что она так опечалилась, слушая рассказы о сражении, так ужасно, и она так боялась… а потом прибыл раб мистера Резерфорда и сказал, что все хорошо… и она решила, что может быть… и поэтому… а ребенок так плакал…
Джейми и губернатор оставили игру в гляделки и тоже удалились в темноту. Я различала лишь две смутные фигуры, высокую и пониже. Впрочем, их тет-а-тет уже не казался напряженным. Джейми даже слегка наклонил голову к Триону, внимательно слушая.
– …принес еду, – рассказывала мне Фиби Шерстон, порозовевшая от собственной важности. – Свежий хлеб, масло, немного ежевичного повидла, холодного цыпленка и…
– Еда! – Я вдруг вспомнила о свертке, который все так же прижимала к себе локтем. – Прошу меня простить!
Я лучезарно улыбнулась и сбежала, оставив миссис Шерстон стоять с отвисшей челюстью у палатки.
Абель Макленнан дожидался меня на том же самом месте. Он отмахнулся от моих извинений и поблагодарил за еду и эль.
– Я могу еще что-нибудь… – начала я и умолкла. А что я еще могла для него сделать?
– Юный Хью Фаулз, – произнес Макленнан, бережно убирая сверток под сиденье. – Говорят, его взяли в плен. Не мог бы… не мог бы ваш муж за него попросить? Как он сделал для меня?
– Думаю, мог бы. Я спрошу.
У реки было тихо. Лагерь располагался достаточно далеко, чтобы доносящиеся оттуда разговоры тонули в пении лягушек и сверчков.
– Мистер Макленнан, – заговорила я, поддавшись порыву, – куда вы отправитесь? В смысле, после того как отвезете Джо Хобсона.
Он снял шляпу и поскреб лысеющую голову, однако этот жест не показался признаком растерянности; напротив, Макленнан будто готовился сказать то, что уже давно для себя решил.
– О, – произнес он, – я никуда не собирался. Там же остались женщины. И детишки. А из мужчин никого, раз Джо погиб, а Хью в плену. Я останусь.
Макленнан поклонился мне и надел шляпу. Я пожала ему руку – к его большому удивлению, – он забрался в фургон и цокнул языком, чтобы лошадь двинулась вперед. Макленнан вскинул ладонь на прощание, и я махнула в ответ, вдруг осознавая, как он изменился.
Да, в его голосе до сих пор звучала печаль, скорбь давила ему на плечи. Однако он сидел ровно, говорил с уверенностью и твердо пожимал руку. Если Джо Хобсон отправился в загробный мир, то Абель Макленнан вернулся к живым.
В лагере все стихло. Губернатор и миссис Шерстон с рабами ушли. Исайя Мортон спал, то и дело постанывая. Роджер лежал неподвижно, как памятник на могиле, с черными от синяков лицом и руками. Из дыхательной трубки доносилось посвистывание, еле слышное за голосом Брианны, напевающей колыбельную малышу.
Лицо малыша было расслабленным, ротик приоткрылся в крепком сне. Поддавшись внезапному порыву, я протянула руки, и удивленная Брианна позволила мне его взять. И я очень бережно уложила его обмякшее и тяжелое тельце на грудь Роджера. Брианна дернулась, будто хотела поддержать малыша… но рука Роджера медленно поднялась и обняла спящего мальчика. А вот и необходимый трут, с удовлетворением подумала я.
Джейми ждал снаружи, прислонившись к стволу гикори. Убедившись, что в палатке все хорошо, я подошла к нему. Джейми молча раскрыл объятия, и я обняла его в ответ.
Мы стояли вдвоем в темноте, слушая треск огня в кострах и пение сверчков.
Мы дышали.
Лагерь у Большого Аламанса
Пятница, 17 мая 1771 г.
Пароль – Грэнвилль
Отзыв – Оксфорд
Губернатор, исполненный признательности, благодарит офицеров и солдат своей армии за щедрую поддержку, оказанную вчера в ходе битвы у Аламанса. Именно их доблесть и стойкость помогли ему с благословения всемогущего Господа одержать важнейшую победу над упрямыми и безрассудными мятежниками. Его Превосходительство, наряду со всеми лоялистами, скорбит о храбрых мужчинах, что пали или пострадали во время сражения. Однако, когда он размышляет о том, что от успеха этого дня и действий во имя Короля и страны зависела судьба Закона, он рассматривает потери (хотя и ставшие причиной горя родственников и друзей) как памятник вечной славы и чести этим людям и их семьям.
Павшие будут преданы земле вечером в пять часов с полными воинскими почестями. После церемонии планируются благодарственные молитвы, так как эту важнейшую победу армии даровало Божественное Провидение.
