Прагу нужно уничтожить

Перед огромным, уходящим двумя угольно-чёрными шпилями в серое пражское небо собором святого Вита, толпа роняла своё достоинство с исступлением и невиданным размахом. Очередь на вход внутрь извивалась по всей площади, уходя своим концом куда-то за сам собор, в глубину улочек.

Я покрепче вцепилась в руку мужа и заныла: «Пожалуйста, скажи, что мы туда не пойдем!» К моему великому счастью, он так же как и я не любил две вещи: ждать и большие столпотворения. Поэтому, взявшись за руки, мы стали медленно обходить величественные стены этой старинной постройки, разглядывая однотонно-серые в дневном свете витражи окон и украшенные барельефами боковые двери. Барельефы были смешные – с маленькими неуклюжими человечками: где-то они вспахивали поле тяжелым плугом, а где-то, крошечная бронзовая женщина в переднике била чем-то, похожим на скалку, своего нерадивого мужа. И там, и тут жизнь текла рекой, и даже, взирающие с высоких контрфорсов, горгульи не переставали корчить самые разнообразные рожицы и плеваться в туристов холодной дождевой водой.

Пройдя через мощёную площадь дальше, мы вышли к узким улочкам, а затем, к большим входным воротам. За ними находилось еще одно обязательное к посещению место – смотровая площадка. Продравшись сквозь тесную толпу, я, наконец, встала у ограждения и смогла рассмотреть что-то, кроме затылка впереди стоящего человека. Перед моими глазами простирался «захватывающий» вид на Прагу. Ладно. На самом деле, на переднем плане было несколько красивых красночерепичных крыш средневековых домов, пару высоких башен и немного зеркальной глади Влтавы. Ну, и на этом, в общем-то всё. На задний план можно было поставить вырезанную картинку любого мегаполиса и, я уверяю вас, разницы бы вы не заметили. Пожилая дамочка, стоящая за мной, стала еще более активно «ненавязчиво» толкать меня ручкой своего зонта-трости, чтобы я скорее освободила ей место для чудесного селфи на фоне «жемчужины Европы». И мы ушли с площадки. Я чувствовала себя страшно не выспавшейся, хотелось тишины и уткнуться носом в спину мужа, лежа в тёплой кроватке, а не эти все архитектурно-исторические изыски. Но, как все мы знаем, в путешествии принято использовать каждую минуту на дело, иначе замучает совесть и потом, непременно, нужно будет сидя дома на родине вздыхать, что «половину не успел увидеть».

Еле плетясь по Карловому мосту и разглядывая застывшие в экзальтированных молитвенных позах статуи святых, я думала о том, что вот именно «плестись», «пролезать», «протискиваться» – это очень про Прагу, под завязку набитую набитую толпами зевак, с абсолютно пустыми, не обременёнными интеллектом глазами, вечно жующими свои приторно-сладкие трубочки со взбитыми сливками.

Стоя вечером в большой чугунной ванне, под горячим душем, почему-то прикреплённым на высоте даже ниже моего и без того небольшого роста, я пыталась понять, что же моему мужу здесь так нравилось. Вспоминала всё, что видела за прошедший день и не находила ничего, чем можно было бы так сильно восхищаться. Я очень злилась. Мне казалось что мы абсолютно разные, совсем не понимаем друг друга и это путешествие тому подтверждение. Он твердил мне про Прагу долбаных четыре года. Под глазами растекались солёные дорожки слёз. Зачем мы вообще потащились сюда в наш медовый месяц? В это время года здесь холодно, сыро. Нет ни малейшей возможности созерцать местную архитектуру, не будучи зажатым со всех сторон кучей орущих людей. А ведь где-то есть море, всякие там белоснежные пляжи и сухой мартини подают в красивом плоском бокале, с бумажным зонтиком и непременной оливкой… Меня окатило ледяной водой и я одним прыжком выскочила из ванны на пушистый коврик. Кажется, теперь я поняла, почему в Европе не принято долго стоять под горячим душем, рассуждая о бренности бытия. Бойлер с горячей водой презрительно мигал на меня своим единственным красным глазом, оповещая о своей пустоте бака и моей пустоте жизни. Вздохнув, я кое-как замотала свои мыльные волосы в полотенце, вышла из ванной и обессиленно упала в объятия мягкой кровати.

День третий

«Когда люди подымаются с ложа сна, они воображают, что они развеяли сон, и не знают, что становятся жертвой своих чувств, что делаются добычей нового сна, более глубокого, чем тот, из которого они только что вышли»

Г. Майринк «Голем»

Маленький квадратный трамвайчик-фуникелёр завис на нижней точке своего маршрута в ожидании отправки точно по расписанию. К счастью, мы успели зайти самыми первыми и кое-как расположиться на холодных пластиковых лавочках, в окружении толпы маленьких детишек, которых, вероятно, везли на экскурсию. Со своими маленькими рюкзачками и крошечными перчатками, мне они казались невероятно забавными. В свою очередь, они не переставали меня разглядывать, смешно толкаясь и перешептываясь на чешском языке.

Задумавшись, я уставилась в свое расплывчатое отражение в оконном стекле трамвая. Из него на меня смотрела оценивающим взглядом молодая рыжеволосая девушка (или женщина?), в наглухо застегнутом черном классическом шерстяном пальто и с маленькой круглой сумочкой через плечо. Почему-то вспомнилось то самое пушкинское, отвратительное «она была немолода, ей шёл уж двадцать первый год…». Как треснула бы ему, ей-богу.

Интересно, а как бы про меня написали? Что-то вроде «Длинные, по пояс, ярко-рыжие волосы, карие глаза, веснушки. Знаете, такая обычная для тоскливой русской глубинки ирландская внешность. Рост среднестатистический. Статистика – для захудалого небольшого городка, при упоминании названия которого, обязательно переспрашивают «где-где?» Взгляд с печалью и глубиной потомков пророка Моисея, чьи пророческие гены сокрыты в каждом пятом жителе необъятной Руси. Порода – что-то среднее, между тихой, воспитанной Джейн Эйр и довлатовской нехорошей женщиной из ОВИРа, но больше Джейн Эйр, конечно. Закончила все ступени обучения с золотыми медалями и красными дипломами, работала на интересных и необычных работах. Наконец, заполучила себе невероятного красавчика – мужа, с глазами цвета чистого льда горного озера и манерами кронпринца, покорявшими всех дам в радиусе километра вокруг. Она все делала вполсилы и при этом всегда получала отличный результат. Искусно выполняла то готовку каких-то невероятно сложных блюд, то легко закручивалась в немыслимые позы йоги, словом, умела играть в любые сценарии жизни, дайте на две минуты методичку и всё, у неё всё готово. Была ли она при этом счастлива? Спросите и она рассмеётся вам в лицо, ничего при том не ответив, считая свои беды не менее скучными, чем чужие. Однако, ей постоянно казалось, что всего того, что она делает мало, что у неё ничего толком не выходит и её никто не замечает. В её представлении, вся её жизнь была словно трагедия в духе Островского, в которой она с любовью и прилежанием бесконечно расставляла на сцене главных и второстепенных героев, декорации, свет, музыку и раз за разом торжественно поднимала занавес, заранее зная об очередном провале пьесы…»

Мда-а, начала за здравие, закончила как обычно. Наконец, трамвайчик как-то неловко дёрнулся и мягко поплыл вверх по узкой колее рельс. Отражение в окне пропало и сменилось чудесными лесными пейзажами, с высокими соснами и узкими протоптанными тропинками между ними. Абсолютно не верилось, что буквально в двух шагах отсюда остался такой шумный город.

На самом верху холма располагались сад, какая-то обсерватория, детские лабиринты, всё это, разумеется, с огромными очередями. Я, было уже, начала классически расстраиваться, как вдруг увидела его – сверкающий, словно какая-то маленькая модель межпланетного корабля, металлический бочонок, с изящной струйкой пара из трубы и восхитительной, говорящей о невероятном удовольствии надписью «horka cokolada». Боже, я за эту, источающую на всю округу восхитительный аромат, хорку была готова отстоять все очереди мира, чем мы, конечно, тут же и занялись. Заполучив в свои замёрзшие руки горячий стаканчик с горкой молочной пены, я почувствовала, как иногда мало нужно для того, чтобы хоть на короткий миг быть счастливым. «Эй, хватит так смешно улыбаться, это ведь всего лишь горячий шоколад», – рассмеялся муж – «ого, смотри, кажется, снег пошёл!» С неба, медленно кружась, начали падать пушистые хлопья и тут же таяли, коснувшись дорожек старого парка.

Через какое-то время, избежав соблазна красочных вывесок пивоварни Страговского монастыря, оставшегося по правую сторону выхода из парка, мы вновь вышли в Градчаны, один из центральных районов Праги. Там мы решили зайти в одну из местных католических лавочек со всякой утварью, так как обычные пражские сувениры в виде магнитиков и пресловутых брелоков казались нам банальными и не очень интересными. Звякнул маленький колокольчик на двери, запахло чем-то сладким, вроде ладана, но не таким приторным. Приятно скрипели под ногами некрашеные доски пола. Я обошла пару стендов с открытками, карусель с кучей висящих разноцветных чёток и встала перед большой витриной со множеством разодетых кукол. Все они изображали одного и того же мальчика в папской тиаре с регалиями в руках. Мне показалось это ужасно странным. Рядом лежала маленькая брошюрка, бегло прочитав которую, можно было узнать, что это – так называемый «пражский малыш Иисус» – настоящая кукла, которая висит в каком-то соборе и кукла эта (не нужно завидовать) имеет приличный гардероб на несколько сотен костюмов. Одного взгляда на дешевые китайские реплики в синтетических кружевах было достаточно, чтобы понять, что идеология великого чешского реформатора Яна Гуса о несотворении себе кумира здесь явно не прижилась. Ослеплённая блеском жёлтого пластмассового золота, я, не приглядываясь, выбрала простую однотонную фарфоровую фигурку Девы Марии, удовлетворив тем самым все свои религиозные потребности. Расплатившись картой, мы – я, мой муж и фарфоровая Мария, покинули магазин. Мы – пешком по мощеным улочкам, Мария – бережно завернутая в тонкую хрустящую бумагу и уложенная в маленькую розовую коробочку.

В животе кто-то угрюмо и протяжно заворчал, намекая о том, что после таких походов неплохо было бы и поесть, а лучше даже, поесть и поспать. В поисках уютного и немноголюдного места для обеда, мы перешли через мост обратно, на сторону Староместской площади. Немного поплутав, мы приметили в одном из ближайших к набережной домов небольшой ресторанчик, по виду, вполне подходящий для нашей цели утолить свой голод чем-то горячим и традиционно-чешским. Над входом висела круглая вывеска с гарцующим козлом, под ней шла соответствующая надпись «Kozlovna Apropos». «Вот! Козловна – это точно про тебя, сюда пойдем» – засмеялся муж и потянул на себя тяжелую кованную дверь. «Еще хоть минута этого адского голода и ты точно узнаешь, какая я козловна» – буркнула я и шагнула следом за ним в уютный полумрак заведения с интерьером в стиле лофт. Внутри было действительно немноголюдно, так что, мы вполне вольготно разместились за большим квадратным столом на четверых, покидав свою верхнюю одежду на изящные венские стулья. Спустя минут двадцать, очаровательная и прекрасно говорящая по-русски официантка, принесла нам заказанные блюда, из которых мне предназначалась большая круглая буханка хлеба со срезанной верхушкой. Внутри буханки, вместо мякиша, был налит ароматный суп, приправленный свежий зеленью. Взяв в руки ложку, я гипнотизировала суп взглядом и думала, насколько тупо будет есть суп из хлеба с хлебом. Успокоив себя тем, что меня здесь ну точно никто не знает, я вооружилась приличным ломтём ржаного и вычерпала суп почти до дырок в стенках хлебной тарелки. Было мало, грустно и хотелось непременно раздербанить и съесть эту плошку. Но такое было явно уже слишком, даже для такой козловны, как я. С чувством незавершённости момента, мы устало поплелись в нашу квартирку, где в миг радостно съели все запасы чудесных польских сосисок, запивая их не менее чудесным нефильтрованным из ближайшего Теско. Казалось, жизнь потихоньку налаживалась.