Kitabı oku: «Темные реки сердца», sayfa 4
Глава 3
Рокки узнал дорогу домой. Время от времени, встречая знакомые приметы, он фыркал от удовольствия.
Спенсер жил не в самом шикарном районе Малибу, однако и здесь была своя прелесть.
Все огромные – комнат в сорок – особняки в средиземноморском и французском стиле, ультрамодные здания, построенные на склоне утеса из стали и дерева, с затемненными стеклами, белоснежные коттеджи, похожие на океанские лайнеры, и невероятных размеров постройки из необожженного кирпича в юго-западном стиле, с перекрытиями из настоящих сосновых балок и уютными – персон на двадцать – частными кинозалами со стереозвуком, располагались на побережье, на крутых склонах между Тихоокеанской автострадой и пляжами на холмах, с которых открывался вид на море.
А дом Спенсера находился к востоку от того места, где обычно проводили съемки наиболее интересных зданий для журналов по архитектуре и строительству. Его район располагался между фешенебельной частью города и довольно грязным, запущенным и малонаселенным кварталом, примыкающим к каньону. Двухрядное шоссе было покрыто бесчисленными заплатами и трещинами, возникавшими из-за постоянных землетрясений. За воротами, сооруженными из труб и цепей, два огромных эвкалипта давали начало аллее протяженностью в двести метров, ведущей к его дому.
К воротам была проволокой прикреплена табличка с выцветшими красными буквами: «Осторожно, злая собака!» Он прикрепил ее сразу же, купив этот дом, задолго до того, как у него поселился Рокки. Тогда у него не было не то что злой, а вообще никакой собаки. Надпись была пустой угрозой, но тем не менее достаточно эффективной. Никто не беспокоил его в этом убежище.
Ворота не открывались автоматически. Ему пришлось выйти под дождь, чтобы отпереть их и запереть снова, когда машина въехала в аллею.
Строение, которое находилось в конце аллеи, нельзя было даже назвать домом, скорее, это была хижина – одна спальня, гостиная и большая кухня. Деревянное сооружение, поставленное на каменный высокий фундамент, чтобы уберечь дерево от термитов, времени и дождей, приобрело серебристо-серый цвет и постороннему глазу могло бы показаться неказистым, однако Спенсеру при свете фар «эксплорера» его дом виделся прекрасным и полным очарования.
Его окружала и скрывала от глаз эвкалиптовая рощица. Эти красносмолые эвкалипты не подвергались нападению австралийских жуков, пожирающих калифорнийские синесмолые деревья. И с тех пор как Спенсер купил эту землю, эвкалипты не подрезали.
Позади рощи дно каньона и его крутые склоны до самого верха заросли кустарником и невысокими деревьями. Поскольку летом и почти всю осень дули сухие ветры со стороны Санта-Аны, зелень в оврагах и на холмах засыхала. За последние восемь лет пожарные дважды велели Спенсеру эвакуироваться, опасаясь, что пожары в соседних каньонах могут с неумолимой безжалостностью перекинуться и на его владения. Огонь, подгоняемый ветром, двигается со скоростью пассажирского поезда. Когда-нибудь ночью пожар может захватить и это место. Но его красота и уединенность оправдывали риск.
Бывали в его жизни периоды, когда он изо всех сил стремился выжить, но тем не менее смерти не боялся. Иногда он даже мечтал заснуть и не проснуться. И если пожары пугали его, то беспокоился он в основном из-за Рокки, а не из-за себя.
Но в этот февральский вечер еще рано было думать об опасности пожаров. Каждое дерево, каждая травинка были пропитаны влагой, казалось, они никогда не смогут загореться.
В доме было холодно. Можно было зажечь камин, сложенный из камней в гостиной, но, кроме него, в каждой комнате имелся и электрический обогреватель. Спенсер предпочитал живой огонь, треск поленьев и запах дыма, однако он включил обогреватели, поскольку ждать было некогда.
Сбросив промокшую одежду и облачившись в удобный серый спортивный костюм и толстые гольфы, он сварил себе кофе. Рокки он предложил миску апельсинового сока.
У псины было много и других странностей, кроме пристрастия к апельсиновому соку. Например, он обожал гулять днем, но не разделял увлечения многих собак ночной жизнью, предпочитая, чтобы его отделяло от ночной темноты по крайней мере окно. Если же ему приходилось выходить на улицу после захода солнца, он держался рядом со Спенсером и подозрительно оглядывался. И еще Пол Саймон. Вообще-то, Рокки был довольно равнодушен к музыке, но голос Саймона его просто завораживал. Если Спенсер ставил пластинку Саймона, особенно если звучала песня «Прекрасная страна», Рокки садился перед динамиками, внимательно смотрел прямо в них. Или же медленно и равномерно, хотя и не в такт, бродил взад-вперед по комнате, погруженный в глубокую задумчивость, когда слушал «Алмазы на подошвах» или «Можешь называть меня Эл». Тоже весьма странное поведение для собаки. Еще более странным была необычайная стыдливость пса при отправлении естественных надобностей. Он никогда не делал свои дела, если на него смотрели, и Спенсеру приходилось каждый раз отворачиваться.
Иногда Спенсеру казалось, что пес до того, как попал к нему два года назад, немало настрадался и, решив, что в собачьей жизни радости мало, захотел стать человеком.
Вот в этом Рокки ошибался. Люди чаще ведут собачью жизнь в худшем смысле этого слова, чем многие собаки.
– Развитое самосознание, – как-то сказал Спенсер Рокки в одну из бессонных ночей, – не делает существо более счастливым, дружище. Если бы это было иначе, у нас было бы меньше психиатров и пивнушек, чем у вас, собак, – а ведь это не так.
Пока Рокки в кухне лакал из миски на полу свой апельсиновый сок, Спенсер принес в гостиную и поставил на большой письменный стол в углу кружку с кофе. На столе были установлены два компьютера с жесткими дисками, многоцветный лазерный принтер и прочее оборудование.
Эта часть комнаты стала его офисом, хотя он нигде не работал в штате вот уже десять месяцев. С тех пор как он ушел из полиции Лос-Анджелеса, где последние два года нес службу в калифорнийском многопрофильном отделе компьютерных преступлений, он несколько часов в день проводил за диалогом со своими компьютерами.
Иногда он исследовал интересные для себя явления, используя «Чудо» и «Гения». Однако чаще он пытался найти способы подключиться к частным и государственным компьютерам, преодолеть хитрые системы защиты.
Как только ему удавалось это, он начинал заниматься нелегальной деятельностью. Он, правда, никогда не разрушал файлы ни одной компании или организации, никогда не вводил неправильные данные. Однако он все же нарушал право частной собственности, проникая в чужие владения.
Но совесть его не особенно мучила по этому поводу.
Он не искал никакой материальной выгоды от своей деятельности. Его вполне удовлетворяло то, что он получал информацию, а также доставляло удовольствие, если удавалось что-то исправить.
Как, например, в деле Бекуотта.
В декабре прошлого года Генри Бекуотта, осужденного за развратные действия с детьми, собирались освободить из тюрьмы после почти пятилетнего заключения. Государственная калифорнийская коллегия по условному и досрочному освобождению отказалась сообщить его местожительство на время срока условного осуждения, обосновывая отказ защитой прав осужденного. Поскольку Бекуотт избивал своих жертв и в суде не высказал по этому поводу никакого сожаления, его освобождение вызывало сильное волнение у родителей во всем штате.
Стараясь действовать как можно осторожнее, чтобы не быть обнаруженным, Спенсер проник в компьютерную систему полиции Лос-Анджелеса, оттуда – в компьютер Коллегии по условному и досрочному освобождению, где и узнал адрес, по которому будет проживать Бекуотт в течение срока условного освобождения. Несколько анонимных звонков газетчикам заставили коллегию приостановить освобождение Бекуотта до тех пор, пока для него не подберут другое местожительство. Однако в течение следующих полутора месяцев Спенсер раскрыл еще три адреса один за другим, вскоре после того, как их с большим трудом подобрали.
Официальные круги изо всех сил пытались разоблачить того, кто, по их мнению, разглашал секретную информацию, но не высказывали – по крайней мере, публично – опасений, что утечка могла произойти из их электронных файлов, надежно защищенных соответствующим устройством. В конце концов они признали свое поражение и поселили Бекуотта в пустой сторожке на одном из участков Сан-Квентина.
Через пару лет, когда закончится срок его условного наказания и проживания под надзором полиции, Бекуотт снова сможет начать свою охоту на детей и наверняка загубит еще не одного ребенка, если не физически, то психически. Но хотя бы пока он не сможет поселиться инкогнито среди людей, которые не подозревают об опасности.
Если бы Спенсеру удалось найти доступ к компьютеру самого Господа Бога, то он бы и там вмешался в судьбу Генри Бекуотта, позаботившись, чтобы того поразил неожиданный и смертельный удар или же чтобы он случайно оказался под колесами грузовика. Спенсер бы не колебался в восстановлении справедливости, которую трудно было ожидать от морально парализованного и пораженного фрейдистскими комплексами общества.
Он не был героем, не был этаким покрытым шрамами компьютерным Бэтменом, не собирался спасать мир. Он просто парил в кибернетическом пространстве – в этом неведомо-жутковатом измерении, средоточии энергии и информации внутри компьютера и компьютерной сети. Оно завораживало и притягивало его, как завораживали и притягивали других людей Таити и далекая Тортуга, как влекут к себе Луна и Марс тех, кто впоследствии становится космонавтом.
Возможно, самым притягательным для него было то, что это измерение можно исследовать, путешествовать в нем, делать открытия, не вступая в контакт с людьми. Спенсер избегал всевозможного общения с прочими пользователями компьютеров; кибернетическое пространство было для него необитаемым космосом, хотя и созданным человеком, но абсолютно безлюдным. Он бродил между нескончаемыми рядами цифр и прочих данных, которые были несравненно значительнее и величественнее, чем египетские пирамиды или развалины Древнего Рима или же хитрые завитушки, украшающие множество средневековых городов, но тем не менее он не видел человеческих лиц, не слышал человеческого голоса. Он был Колумбом без команды, Магелланом, путешествующим в одиночестве по электронным дорогам и пересекающим города цифр и фактов, таких же безлюдных, как города-призраки в пустынях Невады.
Он сел перед одним из компьютеров, включил его и, попивая кофе, быстро прошел всю процедуру, предшествовавшую началу работы. Сюда также входила антивирусная программа Нортона, к которой он прибегал, чтобы предохранить все свои файлы от разрушительного вируса во время увлекательного путешествия в мир государственной информации. Его машина не была инфицирована.
Первый номер телефона, появившийся на его экране, принадлежал службе, сообщающей котировки акций в последние двадцать четыре часа. За несколько секунд включилась связь, и на экране появилась надпись: «Вас приветствует Всемирная служба биржевой информации».
С помощью своего абонентного кода Спенсер запросил информацию о японских акциях. Одновременно он включил программу, составленную им самим, которая проверяла его телефонную линию на наличие подслушивающего устройства. Всемирная служба биржевой информации была совершенно легальной информационной службой, и у полиции не было никаких причин прослушивать линии ее абонентов, однако Спенсер хотел знать, не проявлен ли интерес к его телефону.
Из кухни притащился Рокки и стал тереться о его колено. Вряд ли пес так быстро выпил весь сок. Очевидно, жажду утолить оказалось проще, чем недостаток общения.
Не отрываясь от дисплея, ожидая сигнала о наличии или отсутствии подслушивающего устройства, Спенсер протянул руку и почесал у собаки между ушами.
Хотя он действовал предельно аккуратно и не мог вызвать подозрений, все же необходимо было постоянно соблюдать осторожность. В последнее время Агентство национальной безопасности, Федеральное бюро расследований и кое-какие другие организации наладили работу отделов по борьбе с компьютерными преступлениями, и все они тщательно выискивали нарушителей и наказывали их.
Их усердие иногда граничило с беззаконием. Подобно многим государственным организациям с раздутыми штатами, эти отделы изо всех сил старались доказать, что на них не зря тратятся денежки налогоплательщиков. Расходы увеличивались с каждым годом: требовалось все больше арестов и судебных процессов, чтобы доказать, что электронные кражи и вандализм достигли чудовищных размеров. И в соответствии с этой политикой время от времени привлекали к суду «свободных охотников», которые ничего не крали и не портили, и предъявляли им неубедительные обвинения. Их преследовали не для того, чтобы, обличив, отпугнуть остальных, их необходимо было покарать исключительно для того, чтобы увеличить статистику раскрываемости и потребовать под это больше денег из бюджета.
Некоторых сажали в тюрьму.
Жертвы на алтаре бюрократии.
Мученики кибернетического мира.
Спенсер решил, что никогда не станет одним из них.
Он ждал, слушая, как стучит по крыше дождь, как воет ветер в эвкалиптовой роще, и глядел в правый верхний угол экрана. Вскоре появились красные буквы: «Чисто».
Так, значит, никто не прослушивает.
Отключившись от Всемирной службы биржевой информации, он набрал номер главного компьютера калифорнийского межведомственного Агентства по борьбе с компьютерными преступлениями. Он проник в эту систему через хорошо замаскированную «заднюю дверь» – он ввел этот код в свой компьютер еще до того, как вышел в отставку с поста заместителя начальника подразделения.
Поскольку он работал в управленческой системе, обладавшей максимальным допуском к секретной информации, его возможности были неограниченны. Он мог пользоваться компьютером подразделения как угодно долго и с любой целью, и его присутствие никто не замечал и не регистрировал.
Его не интересовали файлы. Он использовал компьютер лишь как трамплин для того, чтобы впрыгнуть в систему лос-анджелесского полицейского департамента, к которому здесь имелся непосредственный доступ. Было забавно использовать оборудование и программное обеспечение отдела по борьбе с компьютерными преступлениями для того, чтобы совершить небольшое незаконное вторжение.
Но и небезопасно.
Вообще все, что интересно и привлекательно, заключает в себе опасность – американские горки, прыжки с парашютом, азартные игры, секс.
Из полицейского департамента Лос-Анджелеса он перескочил в компьютер калифорнийского отдела автотранспорта в Сакраменто. Он получал такое удовольствие от этих перемещений, как будто путешествовал в пространстве, телепортируясь из своего каньона то в Малибу, то в Лос-Анджелес, то в Сакраменто, как это происходит с героями фантастических книг.
Рокки встал на задние лапы и, положив передние на стол, стал внимательно смотреть на экран монитора.
– Тебе это не понравится, – сказал Спенсер. Рокки взглянул на него и тихонько заскулил. – Я больше чем уверен, что тебе будет намного интереснее заняться той косточкой, что я тебе принес. – Рокки, склонив лохматую голову набок, продолжал смотреть на экран. – А хочешь, я поставлю тебе Пола Саймона? – Рокки опять заскулил. На сей раз чуть погромче. Вздохнув, Спенсер поставил рядом с собой еще один стул. – Ну ладно. Когда парню одиноко, то косточка хорошую компанию не заменит. Во всяком случае, у меня так.
Рокки обрадованно вскочил на стул.
И они вдвоем отправились путешествовать в этот кибернетический мир, подключившись к системе отдела автотранспорта в поисках Валери Кин.
Они очень быстро нашли ее. Спенсер надеялся, что адрес окажется другим, не тем, который был ему уже знаком, однако его постигло разочарование. Она была зарегистрирована в этом самом домике в Санта-Монике, где он видел пустые, без мебели комнаты и фотографию таракана, прибитую гвоздем к стене.
В соответствии с информацией, появившейся на экране, у нее были права третьего класса без ограничений. Срок ее удостоверения истечет через четыре года. Она обратилась за водительскими правами и сдавала письменный экзамен в начале декабря, два месяца назад.
У нее было второе имя – Энн.
Ей было двадцать девять. Спенсер думал, что двадцать пять.
За ней не числилось никаких нарушений.
Она завещала свои внутренние органы для трансплантации, если с ней произойдет несчастный случай и ее невозможно будет спасти.
Остальная информация о ней была предельно скупа:
ПОЛ: Ж ВОЛОСЫ: ТЕМН. ГЛАЗА: КАРИЕ
РОСТ: 163 СМ ВЕС: 52 КГ
Эти бюрократические краткие сведения вряд ли бы помогли, вздумай Спенсер описать ее кому-либо. С их помощью невозможно было вызвать перед глазами тот образ, который действительно отличался от всех остальных: прямой взгляд ясных глаз, чуть асимметричная улыбка, ямочка на правой щеке, нежная линия подбородка.
С прошлого года, получив финансовую поддержку от Национального управления по борьбе с преступностью, калифорнийский отдел автотранспорта начал кодировать и закладывать в электронную память фотографии и отпечатки пальцев водителей, получающих права или прошедших перерегистрацию. Со временем полицейские фотоснимки и отпечатки пальцев каждого человека, имеющего водительское удостоверение, будут внесены в файлы, хотя подавляющее большинство этих людей не только не были в заключении, но даже никогда не находились под следствием.
Спенсер считал, что эта акция – первый шаг для того, чтобы ввести на каждого внутренний паспорт – примерно такого типа, что были в ходу при коммунистических режимах до их падения, и он в принципе был против этого. Однако в данном случае его принципы не помешали ему затребовать из досье Валери ее фотографию.
Экран вспыхнул, и появилось ее лицо. Она улыбалась.
За окном слышались леденящие душу жалобы эвкалиптов на мировую несправедливость и неумолчный, монотонный стук дождя.
Спенсер заметил, что перестал дышать.
Мельком увидел, что Рокки с любопытством смотрит на него, затем – на экран, потом – опять на него.
Спенсер взял кружку и отпил еще немного кофе. Рука его дрожала.
Валери знала, что какие-то силы охотятся за ней, и знала, что они нагоняют ее, именно поэтому она и убежала из своего дома буквально за несколько часов до того, как они пришли. Если она была невиновна, то с чего бы ей вести полную страха и неопределенности жизнь беглянки?
Он поставил кружку на стол и, быстро прикасаясь к клавиатуре, дал команду вывести ее фотографию.
Загудел лазерный принтер. Из аппарата появился тонкий лист белой бумаги.
Валери. Улыбается.
В Санта-Монике никто не приказывал сдаваться, прежде чем началось нападение на дом. Когда нападающие ворвались, никто не крикнул: «Полиция!» Но все же Спенсер был убежден, что эти люди – бойцы какого-то полицейского подразделения. Об этом свидетельствовали их форма, очки ночного видения, вооружение и способы действия.
Валери. Улыбается.
Эта милая женщина с приятным, тихим голосом, с которой Спенсер разговаривал накануне в «Красной двери», казалась симпатичной и порядочной, не способной на ложь, в отличие от многих других. Во-первых, она не отвела взгляда от его шрама и спросила о его происхождении, и в ее глазах не было ни жалости, ни любопытства – таким же тоном и с тем же выражением она могла бы поинтересоваться, где он купил свою рубашку. Большинство из тех, с кем ему приходилось встречаться, исподтишка разглядывали его шрам и спрашивали о нем лишь тогда, когда чувствовали, что он видит, насколько их мучает любопытство. Прямота Валери была неожиданна. Когда он ответил ей, что шрам он заработал в детстве в результате несчастного случая, Валери сразу же поняла, что он не хочет или не может говорить правду, и перевела разговор на другую тему, как будто ей было и не очень-то интересно. И потом он ни разу не замечал, чтобы она рассматривала бледную полосу на его лице, и, что было еще важнее, у него даже не возникало чувства, что она специально старается не смотреть на его шрам. Она нашла в нем гораздо более интересные качества, чем эта бледная полоса, уродующая его лицо.
Валери. В черно-белом.
Он не мог поверить, что эта женщина способна совершить какое-нибудь тяжкое преступление, а тем более настолько чудовищное, чтобы ее пытались захватить с помощью сил особого назначения, да еще в полной тишине, с автоматами и в самой совершенной экипировке.
Может быть, она состоит в связи с каким-нибудь очень опасным преступником?
Спенсер сомневался в этом. Он вспомнил некоторые детали. Одного обеденного прибора, одного стакана и надувного матраса явно было маловато для двоих.
И все же нельзя исключать такую вероятность. Возможно, она жила и не одна, а тот человек специально принимал все меры предосторожности, опасаясь преследования со стороны полиции.
Фотография, отпечатанная лазерным принтером, была темновата, на ней Валери получилась не очень удачно. Спенсер поднастроил принтер, чтобы получить еще одно изображение, чуть посветлее.
Это изображение было лучше, и он сделал пять копий.
Пока он не взял в руки снимок с ее портретом, Спенсер и сам не осознавал, что собирается искать Валери Кин, где бы она ни была, что хочет найти ее и помочь ей. Независимо от того, что она совершила – даже если она виновна в преступлении, независимо от того, чего это ему будет стоить, независимо от того, как она к нему относится, – Спенсер собирался быть рядом с этой женщиной и вместе с ней бороться с той опасностью, которая грозила ей.
Но тут он вздрогнул, поняв, что будет означать для него взятое на себя обязательство, ведь до этого момента он считал себя абсолютно современным человеком, который не верит ни в Бога, ни в черта, ни в себя самого.
Слегка испугавшись и не в состоянии понять, что же им двигает, он тихо произнес:
– Черт бы меня побрал.
Собака чихнула.
