Kitabı oku: «Я умерла в четверг», sayfa 3

Глава 4. Сделка с дьяволом

– Ты хоть понимаешь, что ты наделала?!

Сбежала я. Что тут непонятного может быть?

– Я просто в бешенстве от твоей выходки!

Ой, а я думала, что бешенство – это Ваше обычное состояние.

– И вот что ты молчишь, скажи мне на милость?!

Может, потому что я не самоубийца, чтобы высказывать вот это вот вслух?

Директриса лично явилась забирать меня из полицейского участка. Сначала она долго-долго говорила о чем-то с полицейским в кабинете за закрытыми дверями. А потом молча вышла оттуда и только лишь одним взглядом показала мне, чтобы я шла за ней. За всю дорогу до интерната она и слова не проронила. Но стоило только нам войти в ее кабинет… Хорошо, что за все время пребывания здесь у меня почти выработался иммунитет к диким воплям и нецензурной брани сей «достопочтенной» дамы. Поэтому я просто сидела здесь и ждала, когда директриса спустит на меня всех собак, и я, наконец, смогу вернуться в свою «опочвальню».

– Ты хоть понимаешь, что нас всех тут могут уволить из-за этой твоей выходки?

Ой, а вот такого я не ожидала.

– Как это так?

– Как это так?! Выдавила из себя наконец-то три слова?! Как это так?!

Лучше б я их не выдавливала. Теперь до утра будет это повторять.

– Как это так?! А вот так, дорогуша! А ты думала, нас тут по головке погладят за то, что у нас ребенок пропал? Да чем ты, вообще, думала?! Ладно, понятно, что тебе на всех окружающих плевать, и ты не имеешь ни малейшего уважения к людям, которые о тебе заботятся. – О, велика забота! – Но о себе-то ты что думала? И куда ты собиралась податься, скажи мне на милость?

– Никуда. Я просто устала.

– Устала?! Вот тебе раз! Устала она! И от чего же ты, дорогуша, тут у нас устала, скажи на милость? Ты только и делаешь, что валяешься у себя в комнате. В общественной жизни никак не учавствуешь, уроки прогуливаешь.

– Прогуливаю? – опешила я.

– О, а ты думаешь мы все тут такие дураки, и никто не понял твоей тактики: спровоцировать драку, чтобы потом строить из себя бедную-несчастную, получить освобождение, отлеживаться несколько дней и ни черта не делать?

Она издевается или она свихнулась?

– Строить из себя бедную-нечастную? Ничего не делаю? А остальные что тут дофига чего делают? От чего я устала, спрашиваете? А Вы не думали, что может от того, что меня здесь за пустое место принимают или за козла отпущения? Может, от собачьего холода в моей так называемой комнате я устала? А может, от того, что не могу нормально учиться и ем раз в день, и то, если повезет?! Потому что и шагу не могу ступить без того, чтобы меня не задирали. А может, от бесконечных побоев я, в конце концов, устала?! И от того, что весь преподавательский состав старательно закрывает на это глаза?!

Я не хотела. Честное слово, я не хотела выпаливать это все. Как-то само собой вышло. Казалось, что после этого директриса точно разорвет меня на клочки. И в первые секунды после моей тирады именно это и читалось в ее глазах. Однако затем она, видимо, изменила свое решение. Престала ходить из угла в угол, села в свое кресло, посмотрела в окно, выдохнула и сложила руки перед собой.

– Кстати, о твоих побоях. Надеюсь, ты ничего такого не успела сказать тому полицейскому?

– Нет, – ответила я.

– Отлично!

Но, видимо, он сам заметил твои синяки. Удачно, что произошел этот инцидент с тем алкашом, и удалось все списать на него.

Удачно? Я ушам своим не поверила. Я, конечно, знала, что всем тут на меня плевать. Но назвать удачным то, что на меня напали…

– Завтра придет психолог из отдела опеки, – меж тем спокойно продолжала директриса. – Он будет спрашивать тебя о всяком. И не вздумай брякнуть хоть слово о побоях в стенах этого заведения. Подтвердишь мою версию, что это всё последствия сегодняшнего инцидента.

Да ты совсем обнаглела, черствая стерва!

– О, я вижу, какие мыслишки зарождаются в твоей голове. Но позволь тебя предупредить. Ты, конечно, можешь разжалобить этого психолога: рассказать о том, как к тебе тут плохо относятся и все такое… И нам, конечно, всем тут придется не сладко. Чему ты, конечно, будешь несказанно рада. Но подумай, что будет с тобой? Тебя ведь переведут в другой интернат.

Честно признаться, до этих ее слов о другой школе, у меня никаких таких мыслишек и не было. Но после них мое сердце подпрыгнуло. Да я ведь ненавижу это место! Что может быть лучше, чем свалить отсюда?

– И что же в этом плохого для меня? – все же поинтересовалась я.

– Ты правда не понимаешь? Аня, ты же не глупая вроде девочка. Ну, раз уж ты ни капли не дорожишь этим местом и заботой, которой тебя здесь одаривают, придется объяснить по-другому. Во-первых, даже если меня уволят, а тебя переведут, то все равно где бы ты ни оказалась, у меня там будут знакомые или знакомые знакомых. Ты же все равно останешься в образовательной системе, и я уж найду способ предостеречь моих коллег о твоем скверном характере, и даже поделюсь секретами борьбы с ним. Передам бесценный опыт, так сказать. Во-вторых, если ты не знала, то осведомлю тебя, что интернатов нашего формата – интернатов не для сирот – не так уж и много. И, возможно, тебя переведут еще дальше от твоего родного и знакомого города, а может, и вообще в другой город. Но это, кстати, вряд ли. Потому как, в-третьих, когда вся эта история закрутится и встанет вопрос о твоем переводе или о чем-либо еще подобном, то в первую очередь, конечно же, необходимо будет обратиться к твоей матери. И вот уж не знаю, увенчаются ли ее поиски успехом. МЫ закрыли глаза на то, что тебя совсем не забирают на выходные, то, что ты прожила у нас часть летних каникул, и то, что твоя мать находится вне зоны доступа по оставленному номеру. Но не думаю, что отдел опеки проявит такую же терпимость в этом вопросе. Начнутся поиски, суды, и, наконец, лишение родительских прав. И тогда даже не придется искать заведение такого же формата как наше. Так вот. Ты думаешь, что ты сейчас бедная, несчастная сиротинушка, Анна? А хочешь узнать, как на самом деле живется самым что ни на есть настоящим сиротам?

Сердце мое рухнуло.

– Ну как, Анна? Что скажешь на мое предложение не раздувать из мухи слона?

А ей все же страшно.

– Хорошо. А что мне за это будет?

Директриса ожидаемо округлила глаза.

– Что? Ты слышала, что я тебе сказала?

– Слышала. Ну а что, если я все же рискну? Подростки такие импульсивные, как говорит наш психолог. А тот-то другой психолог, наверное, будет подобрее. И спрашивать будет так участливо и все такое. Эх! А мне ведь тут, знаете, как не хватает простого человеческого тепла? И как тут устоять, да еще зная, что ничего так и не изменится?

– Хорошо, я составлю с Миланой беседу. Она у меня усвоит, что нельзя бить людей, даже если они тебя раздражают и провоцируют.

– И всё? Вы обещаете мне просто наконец-то сделать то, что является Вашей прямой обязанностью, которую Вы игнорировали все то время, что я здесь нахожусь? Я думала, это то, что Вы должны были сделать априори, а не как поощрение.

– Ты нарываешься! – Глаза директрисы того и гляди сейчас выпустят молнии.

А я ведь и правда нарываюсь. И откуда только во мне взялось столько смелости, чтобы говорить с ней вот так? Хотя, чего уж там. Откуда-то же взялось, чтобы вообще сбежать. А тут какой-то разговор. Пфф. Как говаривала моя маменька: «Если жизнь дает тебе лимоны, сделай из них лимонад!». Вру, конечно. Ничего подобного моя мать не говорила. Это я так, в фильме каком-то услышала. Но совет хороший.

– Хорошо. Что ты хочешь? Только учти, что это твоя первая и последняя манипуляция в этих стенах. Если попытаешься сделать так еще раз, я найду на тебя управу. И еще. Даже речи быть не может о том, чтобы перевести тебя в общую комнату. Даже не заикайся!

Отлично! Считай, одно желание исполнилось само собой. Так, а что же бы загадать? Что же бы загадать? О, знаю!

– Я хочу гулять!

– Гулять? – Недоуменно воззрилась директриса.

Тут, наверное, надо кое-что пояснить вам, мои дорогие несуществующие читатели моего дневника. Не знаю, как уж устроено в других заведениях подобного типа, но здесь, в школе-интернате имени Святого Владимира, было определенное и строго регламентированное время «выгула» его воспитанников. Но называлось сие мероприятие не «выгул», конечно. А еще глупее: в распорядке дня оно обозначалось как время ежедневного моциона. И было оно с 17:00 до 19:00 в зимнее время и с 18:00 до 21:00 в другие сезоны. Можно было выбраться и в другое время, если объяснишь и докажешь воспитателям, почему это тебе необходимо. Если тебе надо посетить магазин, например, или… Так как интернат находится в глубоком пригороде, никаких «или», в общем-то, тут и не найти. Ну, еще по особой дружбе с вахтершей вечером в выходной можно было улизнуть на дискотеку в местный Дом Культуры.

Но у меня никакой такой дружбы, как вы, наверное, уже догадались, не имелось, как в прочем-то и желания ходить на дискотеку. Что мне там делать? Дать Миланке возможность избить меня в других локациях для разнообразия, что ли? А вот гулять подольше, особенно в теплые деньки, было бы очень даже неплохо.

– Я не поняла, – продолжила директриса. – Ты хочешь, чтобы я дала тебе официальное разрешение напиться, что ли?

– Что? – я снова опешила. Хм, а ведь каждый думает в меру своей воспитанности. – Нет, я не об этом, конечно. «Гулять» в прямом смысле. Ну, ногами по земле, понимаете? На улице. Хочу в любое время гулять на улице!

– А, – только и ответила директриса. И, кажется, даже немного покраснела.

– И еще. Гулять я хочу в нашем сквере.

И тут снова нужно пояснить. Помните, я вам рассказывала про тот сериал о школе-интернате для богатеньких детей с гламурными комнатами и рыбками в пруду. Так вот. Тут конечно и близко ничего подобного не было. Но раньше эта школа-интернат имени Святого Владимира была госпиталем имени Святого Владимира, а еще раньше – пансионатом для душевнобольных имени, ну вы поняли кого, а еще раньше – еще чем-то-там того же имени. В общем, здание это существовало еще с царских времен. И строил его то ли богатый купец, то ли какой-то граф. И территория, соответственно, к нему прилегала немаленькая. И, как водилось в те времена, вокруг этого дома этот самый граф-купец разбил сад. Да такой сад, что впоследствии, то есть уже ближе к нашим временам, стал городским парком. Однако, когда происходило это деление на территорию городского парка и территорию чего-то-там имени Святого Владимира, часть этого сада-парка все же осталась у последнего. Когда здесь был пансионат для душевнобольных и когда был госпиталь, этот сквер был еще открыт для обитателей этого здания. Ну, больным же полезно гулять среди деревьев белочек и всякого такого. А вот неблагополучные дети, видимо, обойдутся. А еще сквер требовал различных вложений, которые интернат не мог выделить. Там вроде какие-то скульптуры, колонны и прочая красота, а отсутствие реставрации и бешеные дети не очень-то на пользу таким вещам идут. Так что эту часть территории интерната просто обнесли забором и благополучно забыли. Но уж всего-то один асоциальный подросток там точно ничему не навредит.

– Серьезно? И как ты себе это представляешь? Ладно, просто гулять. Не в любое время, конечно. У всего есть свои границы, Анна. Допустим, гулять на полчаса-час дольше других детей я могла бы тебе разрешить, ввиду твоих особенностей. Но пускать тебя на территорию, недоступную для других детей… Как это будет выглядеть? Дети будут думать, что у руководства к тебе особое отношение.

– А разве у руководства ко мне не особое отношение ввиду моих особенностей?

– Ты зарываешься.

– Это же просто шутка. Но если серьезно, то зачем всем знать, что я могу туда ходить? И откуда они вообще узнают об этом? Я живу на чердаке, со мной никто не общается, а сквер обнесен глухим забором. Я просто могу ходить туда через заднюю дверь, и меня никто не увидит.

– Хочешь сказать, это будет наш маленький секрет?

– Да. Прямо как и то, чего я не скажу психологу из опеки.

Директриса сквасила мину.

– Ладно. А теперь ступай к себе в комнату. Видеть тебя больше не могу.

Но я осталась сидеть на месте.

– Что еще?

– Два.

– Что «два»?

– Два часа. Я хочу гулять на два часа дольше, чем остальные.

– Анна!

Я ничего не ответила. Просто неподвижно сидела и смотрела директрисе в глаза. На уроке ОБЖ мы проходили, что если на тебя собирается наброситься собака, то не надо пытаться убежать или кричать на нее. Нужно замереть и уверенно смотреть ей в глаза и ни за что не выдавать свой страх. Если она почует его, то обязательно нападет.

Сработало. Она не почуяла страх.

– Два часа. А теперь с глаз долой!

Я не шла, я просто летела по лестнице на крыльях победы. «Я победила! Победила!» – с этой мыслью я открыла дверь своей комнаты. Комнаты, из которой на меня хлынул поток холодного воздуха. Тряпица снова выпала из дыры.

Черт! Окно и батарея!

Я ведь могла попросить окно и батарею. И хотя бы одно-то мне бы сделали, а то и сразу оба.

А я что попросила? Больше гулять на свежем воздухе?

– Вот дура! – крикнула я в отчаянии, заглушая тряпицей поток того самого воздуха.

Глава 5. Прогулка

А эта психологичка из соцопеки оказалась такой… ммм…доброй? Заслуживающей доверия? Извините, что не могу подобрать слов. Но мне, знаете ли, нечасто выпадает надобность подбирать для людей положительные эпитеты. И когда я в последний раз встречала человека, заслуживающего доверия? Дайте-ка вспомнить. Ох, не в этом году точно.

Я проторчала с ней в кабинете два часа и даже не заметила, как это время пролетело. Это, наверное, первый человек, которому я столько рассказала о себе. Нет, ну вы бы меня видели! Я трещала без умолку. Да уж. Вот если бы только в интернате был хоть один такой человек…

И такие странные ощущения. Никогда бы не подумала, что от простого разговора может быть такой эффект. Будто груда камней, лежавшая у тебя на груди… Нет, не то чтобы разом так взяла и свалилась, но стала заметно легче. Мда…

И вы можете представить, каково мне было при таком раскладе удержаться и не разболтать про так называемые «инциденты» с Миланой? Нет, ну и ради чего только это? Чтобы погулять пару часов во всеми забытом сквере? Который я, кстати, так еще ни разу и не увидела.

Да, прошла уже неделя после моего побега и нашего разговора с директрисой, но в парк меня так еще ни разу и не пустили. Директриса сказала, что пока я не проведу хотя бы пару сеансов с пришлой психологичкой, и она не убедится, что я действительно могу держать язык за зубами, парк я не увижу.

Хотя язык за зубами мне и правда оказалось непросто сдержать. И парк уже не казался таким привлекательным по сравнению с перспективой наконец-то быть услышанной и понятой хоть кем-то. Нет, но уговор-то был только на то, чтобы я о побоях не рассказывала. А в основном-то я же конфликты с Миланкой и подобными могу описывать, да? Правда, без побоев мои истории о конфликтах получаются какими-то куцыми, без логического завершения, что ли. Как и моя история о том, как я оказалась в моей «опочвальне» на чердаке.

Кстати, эта психологиня так много меня расспрашивала об этой комнате. Ну а что? Условия о том, чтобы я помалкивала, что живу в холоде собачьем, не было. Вот я все и выложила. А психологиня так участливо все выслушала. Может, мне повезет, и она каким-то образом сможет надавить на кого надо, и у меня улучшатся условия проживания.

Кстати, о везении: директриса видимо-таки выполнила свою работу и поговорила с Миланкой. И как следует, а не как обычно. Потому что Миланка последнюю неделю в мою сторону даже не смотрит. Представляете? Я целую неделю бывала на всех шести уроках, а еще на всех обедах, завтраках и ужинах! И все это без единого нового синяка! Вот бы еще батарею и окно мне починили, и вообще бы как сыр в масле каталась.

Через два часа после моей второй встречи с психологичкой директриса позвала меня к себе.

Та-да! Мой парк меня ждет! А может, и новая батареечка!

– Ну что ж, Анна. Вижу, ты сдержала свое слово и не стала портить репутацию нашего замечательного заведения.

– Ну, я же обещала. – Да-да, а теперь переходи к тому, что обещала ты.

– Я помню, что у нас был некий уговор на этот счет, – аккуратно начала директриса.

Так-с, что-то начало мне уже не очень нравится. Но пусть только попробует. Это же не последняя моя встреча с психологиней. Кстати, а правда, не последняя же? Сколько их должно быть? Мне ведь этого никто не говорил. Надо узнать в следующий наш сеанс. А то вдруг директриса решила меня так и мурыжить, пока все встречи не закончатся, и я больше не смогу никому пожаловаться. А парка я так и не увижу.

– И сегодня так, как и было уговорено, ты сможешь отправиться на долгую прогулку в наш сквер. Подойдешь после того, как все уйдут на прогулку, к нашей вахтерше – она выпустит тебя через черный ход. Только убедись, что в холле никого из учеников уже нет.

А нет, все нормально. Но все равно тон какой-то гаденький.

– Сегодня ты, как мы и договаривались, можешь гулять на два часа дольше, чем положено. Однако в будущем с этим аспектом нашего договора возникают проблемы.

Ну вот.

– Какие такие проблемы?

– Дело в том, что Евгения Юрьевна (О, это моя психологиня, забыла упомянуть, как ее зовут) настояла на том, чтобы ты снова переехала в одну из общих спален для девочек. Так как это, по ее словам, необходимо для твоей социализации. И как ты понимаешь, это не совместимо с тем, чтобы ты гуляла дольше остальных. Это уже не сможет оставаться незамеченным. Я, конечно, помню о том, что обещала. И если у тебя появится идея, как жить в общей комнате и незаметно гулять дольше других, то я ее рассмотрю. Но пока я закрываю этот вопрос. То есть ты каждый день можешь подходить к вахтерше, только когда все уйдут, естественно, и она будет выпускать тебя через заднюю дверь. И возвращаться ты должна на 15 минут раньше остальных. Чтобы ребята думали, что ты никуда и не уходила, и у них не возникало никому не нужных вопросов.

Да черт с ними, с прогулками! Хотя подождите. Это получается, что я даже меньше других гулять буду? Но главное все равно не это. Что значит «Евгения Юрьевна настояла на том, чтобы я переехала в общую спальню»? Я ведь тысячу раз говорила ей, что, несмотря на собачий холод, мне нравится жить одной. Что между «жить одной в холоде» и «жить в тепле, но в общей спальне» я бы выбрала первое. Нет, она не могла так поступить. Она же такая… такая… как это… добрая.

Конечно же, это гадючья директриса увидела, какое у меня хорошее настроение в последние дни, и решила, как обычно, испортить мне жизнь. А прикрывается якобы решением Евгении Юрьевны. Думает, что я не посмею спросить у нее. Ну да сейчас! Размечталась!

Нужно только дождаться следующей встречи с психологинюшкой моей.

– Тебе все понятно, Анна?

– Да. То есть я сегодня могу гулять дольше?

– Да. Только не забудь, что вечером тебе еще нужно собрать вещи. Так как завтра перед завтраком ты должна перенести их в общую спальню № 6.

Блиииин!

Я еле подавила в себе возглас отчаяния.

– Ясно. А когда у меня будет следующая встреча с Евгенией Юрьевной?

– Она не составляла определенного графика. – Директриса гаденько улыбнулась, будто мысли мои прочла. – Но так как на этой неделе у вас было уже две встречи и впереди выходные, то теперь только на следующей.

Класс! Выходные в общей спальне. Это кошмар! Правда. И как я раньше там жила?

Ну, на этой неделе первая встреча была во вторник. Будем надеяться, что на следующей будет так же. То есть, предположительно, мне нужно прожить всего четыре дня в общей спальне. Четыре дня. Всего четыре дня. А потом я поговорю с Евгенией Юрьевной, и все встанет на свои места, и вернется на круги своя.

Фух! Да, четыре дня. Всего четыре. Блин, может, лучше сломать себе чего, чтобы в санчасти отлежаться?

***

Тяжелые дубовые двери дико грохнули за моей спиной, а в лицо ударил унылый октябрьский ветер. Высокие деревья тут же окутали меня своими тенями и скрыли и без того едва светившее солнце.

Думаете, это кадр из фильма ужасов? Но нет. На самом деле это она: та самая моя победа. Исполнение моей маленькой мечты. Вот же черт! И чем я только думала тогда? Думала, что будет романтично: старинный парк, осень и я одна.

Хм. А по факту: холодрыга, ветер, тень, голые деревья, пожухлая трава и разбитые каменные дорожки. Ну что ж, наслаждайся хотя бы одиночеством, Анечка. Завтра и его у тебя отберут.

И я бесцельно поплелась по разбитым дорожкам, отпинывая все камни на пути в стороны. Надо сказать, после пятиминутного движения стало теплее. И ветер за деревьями был почти неощутим.

Я посмотрела на землю справа от себя, туда, где должна быть…

– Ну конечно, ты здесь! Ты-то меня не оставишь.

Только тени деревьев иногда поглощали ее. Ну, вы, конечно, поняли о ком я? О своей лучшей подруге Тане, моей тени.

О, кстати, а тут-то я даже вслух могу с ней поговорить. Никого же, кроме нас с ней, тут и нет.

– Да же, Танюха?

Танюха как раз выплыла из тени очередного дерева, весело покачивая головой.

Да-да-да, я понимаю, как это все выглядит. И мы, кажется, давно это обсудили. Так что не надо качать головой и делать вот такой вот взгляд, когда читаете это. Ну ладно, чтобы хоть чуть-чуть вас успокоить, в очередной раз скажу, что я понимаю, что это всего лишь моя тень, и что это я весело покачивала головой на ходу, а не моя выдуманная Таня таким образом соглашалась со мной.

Хотя, знаете, иногда, когда я вот так вот долго смотрела на нее и разговаривала с ней, я замечала движения моей тени, немного не синхронные с моими собственными. И эти движения всегда так приходились кстати к тому, о чем я в тот момент говорила, будто Таня мне отвечала. Укорительный наклон головы или дрожание рук, притопывание носком ботинка.

Что, жутко стало?

Да ладно, расслабьтесь. Я шучу. Или же…

А вот сейчас я услышала вполне реальный шорох. Это еще что такое? Может, дворник? Хотя не похоже, что бы здесь убирались.

В этот момент я сидела на постаменте старого и почти рассыпавшегося фонтана. И ничего умнее, как соскользнуть в саму чашу фонтана, пригнуться и привалиться к стенке, я не придумала. А тем временем я уже слышала не просто шорохи, а различимые шаги, хотя очень неуверенные. И направлялись они хоть и неуверенно, но прямо к фонтану. Потом они остановились. Потом еще немного ломанных шагов туда-сюда. И снова остановились уже почти надо мной.

Хорошо, что борт фонтана был высоким и широким, а чаша глубокой. Так что обнаружить меня можно было, только взобравшись на борт и наклонившись вниз.

– Кто здесь? – спросил мальчишеский голос примерно моего возраста.

Фух, это ученик. Почему-то с облегчением выдохнула я. А правда, почему с облегчением? Ведь именно ученикам и нельзя знать, что мне разрешено здесь гулять.

– Выходи! Я знаю, что ты здесь. Я вижу твою тень.

Блин, ну кто бы мог подумать, Танька, что меня выдашь именно ты? А еще подруга называется.

Я медленно поднялась и отошла от стены. При этом еще зачем-то по-дурацки выставила ладони перед собой. Хотя дурацкие поступки – это мой профиль.

– О, да ты же та…

Или «эта», тут смотря с какой стороны посмотреть.

– Та девчонка, которая сбежала.

Ну что ж, и на том спасибо. Раньше меня называли не иначе как «девчонка, которую поколотила Милана». А «девчонка, которая сбежала» звучит очень даже неплохо, можно сказать, эффектненько.

– Я подумал, кто-то залетный. Наших-то сюда не пускают. Я тоже здесь учусь. Если ты меня не помнишь, я Дима из 9-го «В».

– Я помню. Ты мне недавно ногу в столовой чуть не отдавил. – Да и копна ярко рыжих волос тоже в память неплохо врезается. Но этого же вслух не скажешь?

– Ой, извини! – Щеки Димы от чего-то по цвету слились с волосами. – А что ты здесь делаешь? Сюда же нельзя.

– Но ты-то тоже здесь?

– Да, я иногда перелажу через забор, чтобы здесь погулять. Просто ты не выглядишь как девчонка, лазящая по заборам.

– Но и как девчонка, которая может сбежать из интерната, я тоже не выглядела?

– Ахах, ну да. А с кем ты тут разговаривала?

– Ни с кем.

– Не ври. Я же слышал, как ты говорила.

– Ну, я стихотворение повторяла. А ты что, следователь?

– Стихотворение? Да ладно! Ботаничка, что ли? – голос Димы приобрел грубые, но фальшивые нотки.

– Допустим, что ботаничка, – так же грубо ответила я. – Ну вот, со мной разобрались. А что ты здесь делаешь?

– Гуляю, сказал же.

– Да ладно? Ты, знаешь ли, тоже как-то не особо тянешь на парня, который любит одинокие меланхоличные прогулки в заброшенном парке.

Глаза Димы забегали.

– А тебе какое дело? – голос стал еще грубее. – Отвянь вообще! Еще б я перед малолеткой не отчитывался. Тебя вообще здесь быть не должно.

И тут я заметила, что взгляд Димы хоть и бегает, но периодически фиксируется в одной точке.

– Во-первых, тебя тоже здесь быть не должно. Во-вторых, мы с тобой одногодки и учимся в параллельных классах. А, в-третьих, можешь уже не отвечать, что ты здесь делаешь.

– Почему это?

Я обернулась назад, чтобы проверить свою догадку.

– Потому что ежу понятно, что ты здесь что-то прячешь.

Я развернулась и уверенно пошла к противоположной стене чаши фонтана. Я заметила, что один камень не был скреплен с остальными, а просто вставлен в кладку. Мне нужно было просто сделать пару шагов и наклониться, чтобы вытащить камень. Но этот рыжий с прытью леопарда спрыгнул в чашу и шлепнул меня по руке, когда я уже тянулась к камню. А затем привалился к стене, загородив его.

– Не смей трогать! Это мое!

– Да. о что там?

– Не твое дело!

– Ладно. А директрисе так же скажешь?

Дима ничего не ответил. Только раскраснелся и злобно пыхтел, как бык на корриде. Да что же там у него такое?

Хотя наверняка ничего интересного. Что можно ожидать от таких, как он? Пиво или сигареты, или все вместе. Просто странно, как он рьяно это закрыл. Прямо грудью на амбразуру! Будто там секрет всей его жизни.

– Там сигареты, – наконец ответил он.

Вот там точно не сигареты.

– И что? Здесь половина школы дымит как паровоз, и что-то никто не прячет свои сигареты в секретных местах.

– Там у меня просто много. Занесу внутрь, сразу все растащат, как чайки.

– Хорош из меня дуру делать! Не сигареты у тебя там. Ты даже и не куришь, насколько я знаю. А может, у тебя там что похлеще? Наркотики?

Дима усмехнулся.

– Точно не. Вообще не угадала.

И вот по лицу же видно, что и правда «точно не». Но мне уже так интересно стало, что там он прячет. Вот прямо невыносимо. Я решила выведать любыми путями.

– А я что, твоему честному слову должна поверить? Мне, знаешь ли, хватает по горло и того, что среди полудурков приходится жить! Еще и наркомании вокруг не хватало! Но с этим-то я уж могу хоть как-то бороться. Пойду сейчас и доложу директрисе, на это и она не сможет глаза закрыть.

Я демонстративно развернулась, но Дима грубо схватил меня за руку.

– Что убьешь меня как свидетеля? – Я внимательно посмотрела ему в глаза. – Нет, убить не убьешь. Побить только разве что. Но ты, наверное, наслышан: меня побои особо-то ничему не учат.

Дима раздраженно отшвырнул мою руку.

– Да ты совсем отбитая, что ли? Наркотики, побои… Ты за кого меня принимаешь?

– Я тебя знать не знаю. За кого мне тебя принимать?

Дима злобно сверкнул глазами. Наклонился, выдернул камень и протянул мне черный пакет из тайника.

– На, смотри: какие там наркотики, – с почти детской обидой высказал он.

Я робко взяла пакет. Мне так неудобно стало. Но любопытство все равно пересилило, и я заглянула в него. И тут же рассмеялась.

– Серьезно?

– Нет, блин! Это для прикрытия пакет, а там дальше наркота твоя лежит. Иди, проверь! – фыркнул Дима и посторонился, чтобы мне было хорошо видно дыру-тайник.

– Нет, я не об этом. Я о том, что… Комиксы? Даже не пошлые журнальчики. Просто комиксы? Зачем ты их прячешь-то?

– Тебе не понять, – насупился он.

– Это смотря на каком языке объяснять. Если на русском, то я неплохо понимаю.

– Ну, вот тебе интересны комиксы?

– Нет. Но тебе-то какое дело, кому что интересно? Это же твое увлечение.

– Вот я и говорю, что тебе не понять.

– К тому же в этом вообще ничего плохого нет. Какой бы другой парень из нашего интерната использовал бы этот тайник для совсем других вещей. И, вообще не исключено, что там бы реально наркотики оказались.

– Вот в том-то и проблема, что они все другие. И я должен такой же, как они, быть: курить, крушить все, девчонок задирать, а не комиксами дурацкими зачитываться!

– Никому ты ничего не должен!

– Ты не поймешь, ты другая. Тебе общество как будто и не нужно совсем. А я не могу так. А если они узнают, то…

– Уважать перестанут?

Дима зыркнул на меня, но уже не злобно.

– Понятно мне. Что тут непонятного? Я же не инопланетянка, в конце концов. На, держи. Никому я не скажу.

Дима аккуратно взял пакет.

– Правда?

– Конечно. Я же все равно ни с кем не общаюсь. Кому я что скажу?

Внимательный, изучающий взгляд.

– Да ладно? Даже если бы общалась, все равно не сказала бы.

– Но почему?

– Зачем мне это? Мы почти не знакомы, ты мне ничего плохого не делал. Зачем мне тебе делать? Тем более нас обоих тут и быть не должно.

– Спасибо тебе. – И робко так улыбнулся.

– Да не за что.

– И, кстати, мы тут с тобой поговорили немного. Но ты, пожалуйста, в интернате виду не подавай: не здоровайся со мной, не разговаривай. В общем, веди себя так, будто мы с тобой и не встречались раньше. А то увидят, что мы с тобой общаемся, вопросы пойдут всякие дурацкие.

– Ну окей, без проблем. Я и не собиралась ничего такого делать.

– Ну вот и ладненько. Я пойду тогда? – зачем-то спросил он, бережно уложив свой секрет на место и прикрыв камнем.

– Угу, – кивнула я.

А вот мне что-то ни черта не ладненько с этих его слов «не здороваться и не общаться». Как-то внутри неприятно и тоскливо стало. Но вот только почему?

Рыжий уже вылез из фонтана.

– Дима?

– А?

– А если ты мне снова ногу в столовке отдавливать будешь, то можно будет тебе хоть что-то сказать? Никаких дурацких вопросов не пойдет?

– Ну, когда неметь нога начнет, тогда, так уж и быть, можешь сказать. – Подмигнул и улыбнулся он.

И я тоже улыбнулась. И вроде сразу не так тоскливо сделалось.

– Ой, вот только не смотри на меня так, – сказала я, взглянув на свою тень, когда Дима скрылся за деревьями.

И перед вами я тоже объясняться не собираюсь. Даже не ждите.