Kitabı oku: «Останки прошлого»
Совершенно секретно.
Комментарий для Петренко В.А.
Данные записи были обнаружены в квартире неизвестного мужчины, при котором не нашлось каких-либо документов. Также не были найдены друзья или родные этого человека. Исписанные тетради были конфискованы милицией и после тщательного изучения отправлены на рассмотрение в МВД. Совсем недавно я нашел эту информацию на запылённых полках архива и считаю их забытыми по преступной халатности. Дословная перепись представлена далее.
***
Если быть честным, я не писатель и не газетчик. Писать большие тексты не по мне, но я успел взять несколько уроков у моих образованных соседей, перед тем как обстоятельства не привели меня к затворничеству. Надеюсь, мой язык не будет слишком груб, чтобы его могли воспринимать люди куда умнее меня. Я начал писать этот текст в июне 1992 года, спустя полгода после развала гигантской страны, в которой был рожден, но в которой не был бы уверен в свободе распространения данного труда. Сейчас, шесть лет спустя после ужасающих событий, коснувшихся десятков тысяч человек, я могу с уверенностью браться за стопку тетрадей и горсть новых ручек, чтобы поведать о событиях, произошедших в конце апреля 1986 года в закрытом городе Леонидове, расположенном немногим дальше Салехарда, прямо у подножия Уральских гор. Его нет ни на одной карте, ни один бывший житель не расскажет о нём в здравом уме. Я бы тоже не стал упоминать о случившемся, если не обстоятельства, вынуждающие меня взяться за работу.
Начну повествование так же, как и начинают его многие авторы, которым крайне важно держать интригу читателя до конца текста. Что произошло в отдалённом, закрытом от посторонних глаз городе? Какая сила вынудила население сбежать оттуда и держать рот на замке? Важно рассказать об истории возникновения этого города, чтобы лучше понять обстоятельства, в пучине которых оказалось огромное количество судеб…
Леонидов был возведён, как можно было бы догадаться, в брежневскую эпоху в 1978 году. Причина была проста – поблизости возвели крупную атомную электростанцию, являвшейся даже больше знаменитой Чернобыльской АЭС. Тем не менее, сейчас о ней невозможно найти каких-либо сведений: станция была запечатана вместе с близлежайшим городом, а документация о ней попросту уничтожена. Если продолжать сравнение с Чернобылем, то следует сказать о размерах Леонидова – город превосходил Припять в размерах и населению, а его территорию рассекала небольшая река, благодаря чему он был разбит на два района: один, на левом берегу реки, примыкал к горам и был ближе к станции; второй, соответственно, наоборот. Именно жители правого берега по итогу и спаслись после апрельского ужаса, в том числе и я.
В Леонидове я жил с одиннадцати лет: моих родителей распределили работать именно на Леонидовскую АЭС в год её открытия. Город показался мне чересчур мрачным и неприятным, особенно по сравнению с моей малой родиной – деревенькой на севере Новосибирской области. Однако я быстро свыкся и даже неуютные полярные ночи не стали для меня проблемой. Мне даже казался невероятным сам факт того, что я живу в месте, где ночь или день могут длится тридцать и более суток. С новой школой тоже проблем не возникло, потому как новое здание из белого кирпича было всяко приятнее того жуткого сарая, в котором я учился всю начальную школу. Семь лет спустя, когда мне исполнилось восемнадцать, я закончил десятый класс и сразу же поступил в местный техникум, так как сильно был привязан к родителям и не мог уехать куда бы то ни было. Я не разделял страстей моих одноклассников до путешествий и новых мест – мне важен был именно этот город за полярным кругом. Как жаль, что обстоятельства куда более страшные вынудили меня покинуть его…
В бытность мою студентом я был идеальным гражданином советской действительности: меня совершенно не интересовали политические дела, я не читал самиздат и искренне верил, что где-то за океаном живут куда хуже нас. Мне незачем было думать о политике – я был поглощен геологией. Всё детство я только и делал, что собирал по улицам камни и стёкла различного происхождения и приносил их домой. Отец, завидя мои устремления, подарил мне книгу по геологии, и с тех пор я стал ярым адептом этой науки. Тем не менее, обитель камня и заурядных минералов – Уральские горы – мы посещали с родителями лишь дважды, да и то, скоротечно. Мы только и делали, что блуждали у подножий небольших холмов. Теперь же, будучи студентом, я записывался на разного рода экспедиции… В ходе одной из них и произошли те события, о которых я должен сообщить.
На излете апреля, двадцать второго числа, ровно в восемь утра мы, студенты первого курса, должны были собраться у ворот техникума для дальнейшего путешествия в горы. Здание находилось на левом берегу, так что мне приходилось вставать раньше других и идти через холодные темные улицы, через узкий мост к техникуму. В этот день я встал бодрее предыдущих: то была вторая моя крупная экспедиция, куда мне удалось пробиться, так что я и не думал медлить. Перед уходом меня встретил заспанный, но довольный отец. Я тут же заметил его глубокий шрам на щеке, полученный, как он рассказывал, «по дурости» на уроке химии ещё в школе. Почесав щетину, он уточнил сроки моего пребывания в горах. Вспомнив, что я пробуду там не меньше пяти дней, он посоветовал взять ключ, потому как они с матерью выйдут на суточную смену через четыре дня.
– Вдруг вернешься раньше, – пояснил он мне эти меры предосторожности.
Попрощавшись с отцом, я вышел из квартиры и, поправив тугой рюкзак, отправился к мосту. Быстро выбежав из дому, я пошел по пустынным, до рези в глазах родным улицам на противоположный берег.
В тот день ремонтные работы на нашем берегу начинались позже обычного из-за выходного дня, поэтому у меня была возможность заглянуть за провал в дороге, где и увидел новенькие канализационные трубы. По какой-то причине канализационная система была в удручающем состоянии, то ли в этом были виноваты строители города, то ли грунт привел их в плачевное состояние. Наконец, трубопровод начали менять, но пока что только на правом берегу. Вода шла прямиком из гор и проходила через несколько фильтрационных станций и, несмотря на то что работы только начались, воды у нас не было. Благо, обещали дать воду уже к концу следующей недели. Тогда я ещё не знал, что ремонт проводился и на одной из очистительных станций: сейчас, постфактум, я понимаю всю судьбоносную важность этих работ на жизнь города, но тогда я воспринимал их исключительно как бытовые неудобства.
Когда я очутился у ворот моей «старшей» школы, то оказался в одиночестве. Вскоре подошли мои сокурсники, и мы бодро принялись обсуждать предстоящее путешествие даже несмотря на наш заспанный вид. Автобус долго ждать не пришлось – он прибыл вовремя; вместе с ним был и наш куратор, Степан Алексеевич – мужчина лет сорока с пышными черными усами, которого всегда можно было узнать по его красной куртке с олимпиады 1980 года и чуть сгорбленной фигуре. Группа в двадцать человек уселась в автобус на пятидневную вылазку в горы, и через десять минут транспорт продолжил свой путь.
Я проезжал мимо знакомых улиц, где каждый домик я запомнил в подробностях благодаря моим длительным прогулкам. Всё это были пяти- и девятиэтажки, казавшиеся мне в детстве непоколебимыми исполинами. Тогда, смотря в окно, я и представить не мог, что вижу эти панельки в последний раз в их первозданном виде: в том виде, когда рассвет окрашивает их белый теплый свет, оставляя на стёклах редкий иней. Жаль, что я не могу вернутся в тот день и попрощаться, что с ними, что с друзьями, что с родителями… На полпути к горам мы заметили трубы атомной станции. Я знал, что родители выйдут на сутки примерно через четыре дня, поэтому вновь проверил в кармане ключ от дома. Затем, с полным спокойствием и лёгким трепетом от предстоящего приключения, я ненадолго прикорнул.
Проснулся я в тот миг, когда автобус остановился – мы были на месте. Мои одногруппники быстро выбежали на улицу, прямо к подножию горы. Уральские горы не высоки, но здесь, на севере, они казались таинственными снежными гигантами, сторожащими свои секреты. Я последовал за друзьями, которые уже готовились к подъему – нашей задачей было добраться до зимнего лагеря геологического факультета, обосноваться там и последовать к безымянному перевалу, находившегося к нам ближе остальных. Здесь, у подножия гор, было куда прохладнее, чем в городе, так что к свитерам и легким шапкам прибавились тулупы, утепленные горнолыжные «олимпийские» брюки, кожаные перчатки.
Не больше часа занимались мы подготовкой к подъёму, автобус уже уехал, а наш инструктор провёл маленькую разведку местности. Мы собирались в путь, и я хотел было пойти, как всегда, последним. Но моя сокурсница Марина Воронова – единственная девушка, улыбавшаяся мне тогда, протянула руку, пригласив взойти до лагеря вдвоём. Я тут же согласился, ступая на мягкий весенний снег, и мы вместе направились за нашими друзьями.
Километр ходьбы и мы уже разбирали места в деревянном лагере у горного хребта: то был ряд скромных домишек, за которыми постоянно ухаживал завхоз от факультета. Так мы начали наш первый день экспедиции.
Рабочий день шел быстро и размеренно. Мы ходили по окрестностям, собирали образцы породы и постоянно выслушивали обещания куратора показать нам нечто необычное завтрашним днём. Подогреваемый интригой, я и не заметил, как рабочий день кончился после похода вдоль небольшого ручейка, бодро стекавшего со скал.
Ночь не заставила себя ждать, хоть день заметно прибавил. Так получилось, что мне досталось место под окном с видом на перевал – я отчетливо видел в лунном свете мрачные, но столь любимые мной скалы. Свет играл на снегу, переливаясь по его бархатистому телу. Мне нравился вид и подолгу перед сном я любовался потрясающим зрелищем. Но было ещё одно преимущество моего пребывания на этом месте.
Когда я хотел уж ложиться, мне в окно тихо постучались: то была Марина. Увидев меня, она радостно помахала и знаком позвала на улицу. Я осмотрелся и, поняв, что все спят, кивнул и быстро оделся. Чуть скрипнув дверью, я скользнул на улицу.
Стояла погожая ночь. Холода практически не чувствовалось, но долго пробыть на ледяном снегу не получилось бы. Мы встретились и пошли куда-то наверх, к перевалу. Перед нами шла проторенная тропа. Прохладный воздух окутывал нас, заполнял лёгкие. По пути я подумал, что, согласно маршруту тропинки, мы повернем круто влево, но Марина пошла дальше по неглубокому снегу – к скале. Я затормозил, но она заверила меня, что впереди будет нечто крайне занимательное. Мы пошли дальше и вскоре под светом наших фонариков я заметил заваленный вход в недостроенную шахту. Вход находился в углублении за уступом одной из скал, скрывающей её от посторонних глаз, в том числе и моих. Однако от любопытства Марины шахта не скрылась. Мы осмотрели проход, но ничего интересного более обнаружить не смогли. Только когда мы захотели уходить, я вдруг мельком заметил углубление в породе, будто кем-то пробуренном. Дыра находилась чуть поодаль в глубине заваленного входа, и к ней будто специально расчистили проход…
Но я уже ничему не успел придать значения. Мы спустились обратно к лагерю и ещё долго беседовали под нежным лунным светом, пока я не начал откровенно засыпать. Разговор пролился бы и дольше, но, видя мой заспанный вид, Марина попрощалась. То было моё первое свидание в жизни, хотя тогда я его воспринимал как милую ночную прогулку. Жаль, я не придавал тем нескольким ночным встречам большего значения…
Вернусь к более насущной теме. На следующий день утро началось с зарядки и недолгой прогулки вдоль знакомого ручья (какое счастье, что никто не выпил из него воды!). Вскоре мы всей группой отобедали и, когда часы куратора возвестили о двенадцати часах, мы собрались для восхождения на перевал. С собой у меня были элементарные приспособления для полевых работ, как полевой дневник, компас и молоток, однако нужны они были сегодня постольку поскольку: наш инструктор хотел показать специальную технику подрыва небольших пластов породы. Беспокоится было не о чем: взрыв предполагался маломощный и, как оказалось, у входа в ту самую заваленную шахту, которую мы осматривали этой ночью. Я решил спросить тет-а-тет о причинах завала шахты, но куратор пожал плечами и ничего конкретного не объяснил. Было у него разрешение на взрыв или нет я не стал уточнять, но зная нашего инструктора как бывшего беспризорника и воспитанника детских домов, я сделал свои выводы.
Мы дошли до шахты и, каково же было моё облегчение, поняв, что куратор проигнорировал наши с Мариной следы – он был занят своими мыслями. Вся группа стояла и слушала его: распаковка динамита, организация безопасного подрыва, и прочее, и прочее. Наконец, он попросил отойти нас на полсотни метров и не двигаться. Мы выполнили его приказ и дождались, пока он даст новые указания. Степан Алексеевич вернулся со шнуром в руке и нажал на механизм подрыва. Произошел несильный взрыв – за пределы шахты вырвался только столп пыли, а вся энергия взрыва была направлена в глубину скалы. Ничего серьезного не произошло, чего и следовало ожидать. Через несколько минут мы последовали за инструктором, чтобы оценить результаты подрыва.
