Скрипнула дверь, негромко заворчал с улицы пес. Жажда – отличный проводник. Дмитрий взял с полки бутылку с минеральной водой, открутил крышку, шипения выходящих газов не последовало. Он подозрительно понюхал из бутылки, сделал глоток. Обычная вода. Пресная и безвкусная, похожая на растаявший снег. Осушив содержимое бутылки до дна, зашел за прилавок. В неработающем холодильном шкафу стояли бутылки с водкой и коньяком. Соленый огурец никогда не станет свежим, – так говорят в сообществе анонимных алкоголиков! Дрожащими руками он откупорил бутылку, глотнул, привычно сморщился, ожидая заветной горечи во рту и тепла в пищеводе.

– Блин!

Громко выругался Дмитрий. Вместо водки внутри находилась такая же безвкусная теплая жижа, что и в бутылке с минеральной водой. Взял с полки бутылку коньяка, испытывая недобрые предчувствия, сковырнул жестяную оплетку, пришлось повозиться, чтобы извлечь глубоко засевшую пластиковую пробку. Осторожно поднес к носу, пахнуло сивушными маслами.

– Вот так-то! – прошептал Зайцев, мстительно посмотрел на не оправдавшую надежд водку.

Жадно глотнул, теплая водичка заструилась по пищеводу.

– Суки! – неизвестно к кому обращаясь, выдавил мужчина.

Загудела сирена, – громче чем в предыдущий раз. Дмитрий прошелся по магазину, обнаружил сравнительно новый рюкзак, положил туда две бутылки минеральной воды, – гадость приличная, но кое-как жажду утоляла, несколько банок консервов, открыл ящик стола перед старинным кассовым аппаратом. Пошарил там же в поисках зажигалки или спичек. Пусто. Продел руки в лямки рюкзака, и вышел на улицу. За короткое время его пребывания в магазине, начало темнеть. Световой день, – если его можно было таким назвать, – длился не более двух часов.

– Знаешь, приятель, – обратился Дмитрий к сидящему на земле псу. – Пора валить отсюда! Ты со мной?

Пес зарычал, глядя в сторону темнеющего ряда пустынных домов.

– Мне тоже не нравится, – согласился мужчина. Он подтянул лямку рюкзака, пересек парковочную площадку, остановился возле «нивы шевроле».

– Когда-то я был мастером по угону тачек! – сообщил Дмитрий. – Думаешь, не получиться? Типа, потерял квалификацию, – он хмыкнул. – Это как езда на велосипеде, дружище! Квалификацию на пропьешь!

Он обошел внедорожник, дергая дверные ручки. Задняя дверца оказалась не заперта.

– Нам везет, дружище! – обрадованно сказал Дмитрий. – Ты все еще сомневаешься в моей квалификации угонщика? Засекай время!

Почему-то на машине отсутствовали боковые и панорамные зеркала. Причем важный аксессуар любого транспортного средства был аккуратно снят, словно не был предусмотрен комплектацией машины. Обойдемся! Решил Дмитрий. Он заглянул в салон, поморщился. Запах был отдаленно похож на тот, который издавали безглазые существа. Стальная стружка, разлагающаяся гниль. Открытые окна решат проблему! Перегнувшись через водительское сиденье, потянул рычажок передней двери, тот хрустнул со звуком переламываемого сухаря. Если такую же участь постигнет рычаг капота, придется попытать счастье с микроавтобусом! Дмитрий перелез на водительское место, нагнулся, пальцы зацепили пятисантиметровую металлическую деталь механизма открытия капота. Плавно потянул, внутри щелкнуло. Супер! Дело осталось за малым! Подавив тошноту от гнилостного запаха, казалось, въевшегося в обшивку салона «нивы», он вылез из автомобиля, нашарил пальцем задвижку капота. Сработало. Внутренности рабочей части двигателя автомобиля выглядели ровно такими, какими им положено быть. Аккумулятор, крепежи с налетом ржавчины на фиксирующих болтах, движок с торчащим щупом для проверки уровня масла, в пластиковой колбе зеленеет антифриз, коричневая тормозная жидкость на нижнем уровне деления.

– До трассы доедем, а там видно будет! – пообещал Дмитрий новому другу. Он проверил шнур, идущий к раздатчику трамблера, и от прикосновения пальцев плотный материал рассыпался в прах, облако запаха кислой капусты ударило в лицо. Та же участь постигла щуп для проверки уровня масла в двигателе. Упругий метал при контакте превратился в ничто. Седая пыль, с отвратительным смрадом гниения, остающаяся на пальцах синеватыми чернильными пятнами.

Дмитрий захлопнул крышку капота. Внедорожник блистал хромовой отделкой дверных ручек. Пустышка в золоченой фольге. Попытка завести микроавтобус или мотоцикл была обречена на неуспех. Напрасная трата сил. Пес подбежал, прижался к ногам. Взгляд карих глаз древнего спутника человека, был устремлен на запад, там поднималась багровая завеса.

– Дойдем пешком до трассы, – Зайцев потрепал собаку по загривку. – Дорога одна, всего то километра четыре пути…

Пес смотрел в сторону багровеющей полосы в небе, надвигающейся как морской прилив.

– Выглядит паршиво, – согласился с дворнягой Дмитрий.

Послышались шаркающие шаги, хриплое покашливание, из проулка между магазином и баром вышел сгорбленный человек. Он скользнул равнодушным взглядом по человеку с собакой, пристально посмотрел на небо, как бы оценивая расстояние до облака, достал из висящей на плече спортивной сумки связку ключей. Подошел к дверям бара, и бормоча что-то невнятное себе под нос, перебирал связку ключей.

– Эй! – окликнул его Дмитрий.

Мужчина нашел искомый ключ, подслеповато щурясь, вставил в уключину замка.

– Вы, что слепой?! – закричал Зайцев .

Человек обернулся. Его левый глаз был затянут белесой пленкой катаракты, но правый смотрел остро и проницательно. На скулах и лбу синели татуировки: латинские буквы, начертанные готическим шрифтом. Черт возьми! Дмитрий был уверен, что перед ним стоял тот самый полусумасшедший бродяга, которого он видел перед входом в злополучное кафе! Для обывателей бездомные и алкоголики кажутся все на одно лицо, но причина в ошибочном настрое смотрящего человека.

– Что орешь? – хрипло сказал мужчина. – Услышат, потом сам рад не будешь…

– Кто услышит?! Что здесь вообще происходит?!

Мужчина окинул Дмитрия каким-то странным взглядом.

– Видишь меня?

– Конечно, вижу!

– Дела-а-а… – протянул человек.

Он вернулся к процедуре отмыкания замка. Внутри лязгнуло, дужка выскочила из пазов. Старик облегченно вздохнул.

– Так каждый раз, – пожаловался он. – Когда-нибудь не получиться открыть, и что прикажете делать? А они потом скажут. Кто виноват? Ты виноват! И так каждый раз… – он сплюнул на землю с видом явного негодования.

Дмитрий шагнул к человеку.

– Я вас видел вчера! Рядом с кафе, вы толкали тележку со всяким барахлом! – закричал он.

– Кому – барахло, а кому и ценности! – резонно заметил бродяга. – Ты меня с кем- то путаешь, паря! Нигде я не был, ты меня не видел. Усек?

– Усек! – поспешно согласился Дмитрий. – Я очнулся в лесу, и не помню, как туда попал… – он частил скороговоркой, видя, что странный человек не склонен к беседе. – А потом напали эти безглазые…

– Эгины, – кивнул бродяга. – Они тут повсюду. Тьма тьмущая.

– Один укусил в ногу…

– Легко отделался, – старик собирался скрыться за дверью.

– Подождите! – взмолился Дмитрий. – Объясните, наконец, что это за место такое?

Человек поправил ремень сумки на плече.

– За просто так даже лягушки не квакают!

– Но у меня ничего нет…

Багровое облако налилось силой и яростью. Красные отблески окрасили лица людей пунцовым отливом. Старик убрал замок в сумку, задумчиво пожевал губами.

– Ты, паря, чудной! – сказал он. – Не помню случая, чтобы мартышка такой глазастой была!

Дмитрий вспомнил, что еще вчера работал менеджером в крупной компании. Неплохо вел переговоры.

– Вы говорите, просто так и лягушки не квакают, – оскалился он фальшивой улыбкой. – Допустим по своим соображениям, вы не хотите признаваться в том, что находились возле того ночного кафе. Ладно. Забыли. Но у меня кое-что есть, возможно вам это будет интересно! – Ему самому стало тошно от стандартного набора фраз, которыми пользуются менеджеры по продажам. Не до приличий, Зайцев! Скомандовал он себе, а затем достал из кармана монету, полученную от культуриста в этом самом баре.

– Откуда взял? – подался вперед мужчина.

– Вчера здесь дал один…

– Вчера! – едко усмехнулся одноглазый. – Ты, похоже, и правда особенный. Как выглядел даритель?

– Качок весь в шрамах.

– Качок! – передразнил его мужчина. – Фламма! Известный боец и гладиатор! На счету Фламмы три десятка поверженных соперников. Он участвовал в Иудейских войнах, и проявил неслыханное мужество в битве при Волчьей горе с германцами. Честный был малый, пока не увлекся одной прекрасной дамочкой. Так оно и бывает, – женская слабость мужскую силу губит, как вода камень точит!

Дмитрий сунул руку в карман джинсов, звякнули монеты. Хищно сверкнул единственный глаз сторожа.

– Я гляжу монета у тебя не одна! – старик нервно почесал татуировку на скуле.

Интуиция – как музыкальный слух, – либо она есть, либо нет. Как большинство алкоголиков Зайцев обладал отличной интуицией. Монеты – ценность. И отдавать их первому встречному пройдохе было неразумно.

– И что вы можете предложить в обмен на монеты? – спросил Дмитрий, выигрывая время.

Сторож переступил на месте, облизал губы. Хищно и быстро как ящерица, розовый язык метнулся изо рта, пройдясь по губам.

– Узнают, – разговоры пойдут… – проворчал он неуверенно. – Сколько всего монет от Фламмы получил?

Дмитрий многозначительно хлопнул ладонью по карману.

– Достаточно!

Вторично из рта выскользнул быстрый язык.

– Ты – необычный парень, если видишь меня, – повторил старик. – Еще и от эгинов убежал, да и Фламма к тебе снисхождение проявил. Может тебя и выбрали на роль бойца, только хлипкий ты для этого дела! – на смерил Дмитрия взглядом. – Стало быть совсем худо дела у странников в Безвременье, если во всех мирах ну удалось найти никого кроме такого дохляка как ты!

– В каком Безвременье? – севшим голосом переспросил Дмитрий.

– Болтуны и шептуны нам вредны! – скороговоркой ответил старик. – Болтуны и шептуны нам вредны!

– Ответь пожалуйста!

Бродяга покрутил крючковатым пальцем с длинным желтым ногтем в воздухе, словно рисуя там картину, а после короткого раздумья промолвил.

– Что мне с тебя проку? От Орды откупиться не получиться. Все одно, скоро сгинешь, паря!

– Орда?

Старик кивнул головой в сторону ширящегося красного облака.

– Орда! – кратко пояснил он, не вдаваясь в подробности. – Думал сбежать отсюда, – он насмешливо посмотрел на «ниву», – Мол, доеду до дороги, а там все как прежде будет! Вы все так думаете… – неприязненно добавил он.

– Как это место называется! – перебил Дмитрий.

– Указатель прочел?

– Прочел… Там написано – Змеевка.

– И что тебе еще надо? Не веришь написанному?

– Верю, верю! – Дмитрий примирительно поднял ладони. Со вздорным стариком следовало проявлять терпение и такт. Иначе ничего от него не добьешься. –Ты сказал Безвременье, – с доброжелательной улыбкой продолжал он. – Я уже слышал это название раньше…

– Я сказал?! Ты что-то напутал, мартышка! Ничего такого я не говорил!

– Хорошо! Не говорил… Скажи, что мне делать!

Бродяга смягчился. Почесал ногтем нос.

– Совет могу дать. Беги вон туда, покуда не поздно, – сказал он, указывая пальцем на здание из кирпича, стоящее на холме. – Ты удачливый, глазастый может и сбережешься какое-то время. То, что Фламма тебе дал монету, ни о чем не говорит. Он мог быть в добром расположении духа. А вот, скажи прежде… Ты с девицей не общался перед этим? – старик сделал вид, что внимательно ощупывает висящий на дужке замок.

– С какой девицей? – искренне демонстрируя удивление, спросил Дмитрий.

– С такой! Красотка как с картинки. Что она тебе говорила?

– Не понимаю, о чем вы говорите! – вздохнул Зайцев . – У меня как сюда попал, память на некоторые события отшибло!

– Ладно… – проворчал мужчина. – Врать ты не умеешь, вот скажу тебе, паря! Будем считать разговора не было. Гони монету!

– За что?

– Как это за что?! Я на тебя время потратил! – возмутился одноглазый сторож.

– Неравноценный обмен! – нагло глядя в единственный глаз человека, сказал Дмитрий. – Ты мне ничего нового не сказал, а на холм я и так собирался сгонять.

– Мартышка грязная! – яростно закричал старик, сжав кулаки. – Я твои кишки на кулак намотаю!

– Попробуй! – запальчиво прокричал Дмитрий. – Я так понимаю, монеты – единственно ценная здесь валюта! И отдавать их первой встреченной «шестерке» за глупый совет не собираюсь! – он ожидал услышать от одноглазого старика ответный выпад, но тот повел себя непредсказуемо. Бродяга скрестил указательный и безымянный палец, обвел полукружием вероятную линию вокруг головы стоящего перед ним человека, и скороговоркой произнес.

– Стой там, я стою! Выйдешь прочь, – накажу!

Он повернулся к входу в бар, его словно увлекла вовнутрь какая-то сила, и попятился назад, дверь захлопнулась. Часто, словно в ознобе дрожал пес, жмущийся к ногам человека, да все также монотонно шумела вода в реке. Багровое полотно закрывало уже две трети видимой части неба, из стоящих вдоль дороги домов начали выходить люди. Их лиц были неестественно бледны, взгляды были обращены к алой полосе, окаймляющей горизонт. В баре загорелся свет, узкая полоса выливалась в щель между дверью и порогом. Взвыла сирена. И словно повинуясь команде, люди устремились к стоящему на холме зданию.

– Похоже нам тоже туда! – крикнул Дмитрий псу.

В процессе общения с одноглазым бродягой он было усомнился в правильности своей догадки, что встретил того же самого старика, которого видел возле злополучного ночного кафе, – лицо человека, разговаривающего с барахлом в коляске, скрывал капюшон, но вот сумка на плече была та же самая, – спортивная, с улыбающимся логотипом солнца на кармане. И если какой-то ловкий бомж ухитрился попасть из города Санкт-Петербург в поселок Змеевку, минуя транспортные магистрали, то Дмитрий Зайцев сумеет совершить то же самое!

Люди цепочкой тянулись к зданию. На лицах застыло привычного страха и покорности. Так выглядят уставшие от побоев рабы. Они были облачены в одежды, заимствованные из различных исторических эпох, словно наряжались на бал маскарад, только вот унылая бледность лиц не соответствовала одеяниям.

Заскулил пес, нетерпеливо переступая лапами.

– Сейчас идем! – кивнул Дмитрий.

Он медлил. Хотелось проверить одну идею. Некоторое время в баре царила тишина, а затем грянула музыка. Группа Лед Цеппелин играла бессмертную композицию. Песня эмигранта. Играли вживую. Любитель рок музыки без труда отличит фонограмму от живого звука. Четкий ритм отбивал ударник Джон Бонэм. «Бонза», как его звали друзья. Лучший ударник стиля хард-рок в истории музыки, по мнение журнала «Роллинг Стоунз», умер от лошадиной дозы спиртного более сорока лет назад. И именно эта композиция звучала в его прошлый визит в деревню Змеевку…

Глава 5.

Фрагмент книги А. Я. Пудовика «Тени Иерусалима».

«…Острие копья было нацелено ему в грудь. Солнце слепило глаза, едкий под заливал лицо. Уклон. Нырок. И отбить круглым щитом копье.

– Фламма бешенный! Ты заставил биться мое сердце! – раздался звонкий женский голос среди десятков воплей, несущихся с рядов амфитеатра.

Он взмахнул ксифосом, но удобный для ближнего боя короткий меч на сей раз подвел его; более верткий противник отскочил, получив безобидное ранение в плечо. Кровь брызнула на арену. Первая кровь за время поединка. Черное лицо нубийца посерело; он был бестиарием прежде, сражался на арене в паре с таким же как сам высоким и могучим воином. Накануне схватки, когда гладиаторов вели по узкому коридору на арену, Фламма слышал, как тот похвалялся, якобы на его счету девять убитых львов.

Амфитеатр взревел. Люди вскакивали с мест, на арену летели гнилые фрукты, осыпали проклятьями нубийца, вооруженного длинной гастой в левой руке, и сикой, – коротким в локоть длинной обоюдоострым мечом, – в правой. Гаста считалась основным его орудием; сабинское копье, с утяжеленным долом предназначенное для рукопашной схватки.

– Фламма смелей! – кричали люди. – Кровь пролита!

– Режь его!

Симпатии зрителей были на стороне фаворита схватки, к тому же нубиец проявлял несвойственную представителем его племени робость, – держался на дистанции, используя для этого длинное копье.

– Я буду твоей Фламма!

Все тот же звонкий голос. Он узнал бы этот голос из тысяч других. Запах ее тела кружил голову, он любил зарыться лицом в копне черных, как воронье крыло волос, лежать слушая удары собственного сердца. Гладиатора не смущал даже физический изъян возлюбленной: у нее отсутствовал безымянный палец на левой руке, и на все расспросы она отвечала смехом, тихим и загадочным.

Предплечья нубийца были замотаны толстым слоем промасленной ветоши; такая своеобразная защита, наподобие римской маники-наручи могла уберечь его от скользящих ударов ксифоса, фракийцу-же приходилось полагаться на круглый щит, с помощью которого он отражал удары гасты, и главным образом на свои железные икры и отменную реакцию.

– Иди, лови рыбу в болоте, нубиец! – прокричал Фламма, чем привел в восторг зрителей.

Черное лицо бестиария скрутила гримаса бешенства. Оскорбление ему, представителю народа, считающему ловлю рыбы в мутных водах Нила, недостойным занятием. Он кинулся на врага, не помышляя о защите. Этого и ждал фракиец. Он проворно уклонился корпусом, подставив под удар щит; острие копья скользнуло по прочной древесине, сбив округлый железный умбон. Нубиец по инерции пробежал еще пару шагов, открылась для удара меча его блестящая от пота спина. Фламма успел пожалеть о столь легком исходе поединка.

– Фламма! – надрывалась девушка на трибуне. – Мое сердце принадлежит тебе!

Зрители отозвались восторженными криками, предвкушая скорую расправу над презренным нубийцем. Фламма обернулся к трибунам, ища глазами возлюбленную. Ужас сковал его члены, страх впился в сердце, и оно зашлось в бешеной скачке. В ложе для высокопоставленных особ, рядом с худым и желчным патрицием Клавдием Ромусом, если верить слухам, известным пристрастием к юным мальчикам, сидела она, красивая и темноволосая, хитон оливкового цвета небрежно покрывал ее голову. Клавдий наливал в кубок вина, что не мешало ему внимательно следить за ходом поединка. Вот, патриций коснулся губами ее шеи.

Рука, держащая меч, онемела, пальцы ослабли. Нубиец восстановил утраченное вследствие броска равновесие, замахнулся копьем. Фламма замешкался, и боль от удара пронзила грудь…»

Настя зажмурилась. Так ей проще было представить описанную картину. Залитая средиземноморским солнцем арена, мускулистые полуобнаженные воины, запах крови, смешанный с благовониями, истекающими из курилен, все так ярко и живо нарисовалось в ее воображении. Она пролистала файл, присланный ей на почту от писателя Александра Пудовика. Объем полноценного романа. Есть авторские правки, выделенные синим цветом. Одно непонятно, – почему Александр Яковлевич, с которым начинающую писательницу Анастасию Ромашову, (или, как она подписывала свои работы, Настя Ромм), связывало виртуальное общение в модном нынче стиле онлайн, – отправил ей свой незавершенный текст. Файл пришел в половине седьмого утра, а в девять тридцать, девушка, без особого сопротивления отдавшись во власть инстинкта любопытства, (которое, как известно, – не порок!) читала содержимое романа. На ее вкус в тексте было чрезмерно много крови, – сама Настя Ромм творила в жанре романтического фэнтези, где фигурировали прекрасные феи, заколдованные принцессы, единороги и говорящие собаки. Но о вкусах не спорят! Тем более Александр Яковлевич без всякой оплаты занимался с начинающей писательницей, и его советы во многом ей помогли.

Настя закрыла файл, сохранила в папку «избранное» с пометкой «Пудовик. Текст». Немного подумала, и добавила в поле наименования файла знак вопроса. С Пудовиком они общались преимущественно по переписке через ватцап, звонила ему девушка довольно часто, один раз была в гостях на Васильевском острове, где жил Мастер, – тон беседы был доброжелательным, но она почему-то очень нервничала. Боялась, что именитый писатель высмеет ее неуклюжие пробы пера. Чтение чужого романа, к тому же незавершенного, было немного сродни воровству, или подглядыванию в замочную скважину.

Допив вторую чашку утреннего кофе, Настя решила написать Пудовику сообщение. Немного поломала голову над содержанием письма. Александр Яковлевич часто повторял ей, увлекающейся большим количеством витиеватых словосочетаний.

– Мудрено писать – нехитрая наука! Настоящий талант способен изложить идею кратко, но емко.

Краткость. Это как раз то, чего ей недостает.

«Уважаемый Александр Яковлевич! Это Настя Ромм. На мою электронную почту пришел от Вас файл с текстом. Если несложно, дайте знать причину, по которой Вы отправили мне этот текст. С уважением, Н. Р.»

Получилось два раза подряд слово «текст», но деловое письмо, – не художественное произведение. Смысл она донесла.

Настя отправилась в ванную комнату, где приняла душ, и тщательно накрасилась. Зачем наводить красоту с раннего утра? Спросила она у собственного отражение. Отражение улыбнулось, предъявив в запотевшем от горячих паров зеркале хорошенькое лицо голубоглазой девушки двадцати трех лет с ямочками на щеках, и спокойно ответило вслух.

– Кто знает? Может быть, появился повод встретиться с еще раз Мастером в реале, а не через переписку!

Пудовик чурался публичности, всезнающий Гугл выдавал информацию о возрасте, семейном положении, образовании, месте рождения и проживания писателя. Шестьдесят лет, холост, родился и живет в Петербурге. В сети случайно нашлась старая, десятилетней давности фотография, на которой было видно лицо писателя. Умные, проницательные глаза, коротко стриженные волосы, с проступающей сединой.

– Тебя смущает возраст Мастера, принцесса? – спросила девушка у отражения.

– Ничуть! – охотно откликнулся зеркальный двойник. – Интеллект и талант превыше всего!

Пудовик мастерски и с энергией описывал в своих книгах сражения, поединки и любовные сцены, и начинающая писательница сама не заметила, как впала в традиционное заблуждение, типичное для фанатов писателей, актеров или поэтов; отождествление автора с его героями.

Настя полюбовалась неплохим прессом в квадратиках мышц,( три раза в неделю занятия фитнесом с личным тренером), накинула халат. Прошло чуть более получаса, после того как она отправила письмо, а Мастер работал по ночам; этот факт ей был уже известен. Таким образом раньше полудня она не ожидала получить ответ, однако в разделе входящих уведомлений уже светилось новое сообщение. Девушка включила кофе-машину, дав себе клятву с сегодняшнего дня выпивать не более пяти чашек кофе.

«Здравствуйте, Настя! Спасибо за уведомление. Письмо к Вам ушло по ошибке. Просьба немедленно удалить текст, но если Вы начали его читать, на том остановитесь. Я суеверен! С уважением, Пудовик А.Я»

В окно вливался полупрозрачный утренний свет. Август в этом году радовал грибников, – в окрестностях Питера боровики и подосиновики росли в изобилии. Налив дымящегося кофе в чашку, Настя постучала ногтем по столу. Сердце билось чаще обычного, и не кофеин был тому причиной; всякий раз переписываясь с Мастером девушка испытывала волнение сродни тому, что появлялось накануне любовного свидания. В конце текста были прикреплены два усмехающихся смайлика. Настя была готова к любому ответу, кроме того, что пришел к ней на смартфон. Ее почтовый адрес для рабочих контактов мало чем отличался от многих других. Номер телефона, «собака» Яндекс. То, что Пудовик использовал для общения неизвестный ей номер могло иметь вполне прозаическое объяснение; многие пользователи сотовой связи имели две, а то три сим карты в смартфонах.

– Что в таком случае тебя смущает, принцесса? – сказала она вслух, на этот раз уже без всякого отражения в зеркале.

Интуиция. Удел людей тонко чувствующих, живущих на границе реальности и вымысла. Значительная часть таких «счастливчиков» находят успокоение в алкоголе или наркотиках. Александр Яковлевич не мог написать такого сообщения. Она была в этом абсолютно уверена. И он никогда не использовал в письме смайлики; ставший почти необходимым атрибутом современного письма. Проще было позвонить Пудовику напрямую, но девушка не решалась сделать этого. После недолго раздумья, она решила прочесть фрагмент текста, а уж потом совершить то, что просил от нее загадочный отправитель письма. Любой писатель обречен на богатое воображение и приличный невроз. Об этом Мастер сообщил в одном из первых писем.

– Не знаю, как насчет воображения, но невроз по ходу уже начался… – пробормотала девушка, включая ноутбук, и глядя на загружающиеся приложения.

Глава 6.

Белые полосы над головой напоминали летящие стрелы. Все вокруг неслось в каком-то вихревом потоке лучистого света, воздух был свеж и быстр, его струи обволакивали тело, унося в неведомую даль. Из поднебесья склонилось лицо, точнее верхняя часть его, нос и подбородок скрывало голубое полотно ткани.

– Ка-а-а… вы-и-и…

– Что? – хотел переспросить Александр Яковлевич, но звук собственного голоса показался ему чуть слышным.

– Как вы… себя-а-а-а…

Буквы складывались в слоги, слоги в слова. Белые полосы перед лицом, превратились в лампы дневного света.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивал врач.

Александр Яковлевич кивнул головой, давая понять, что он наконец разобрал слова. Хотел ответить, но шевеление губ привело к выдыханию воздуха тонкой струйкой. Надо полагать, врача такой ответ удовлетворил. Склонившись над носилками, на которых везли писателя, он распростер ладонь.

– Сколько пальцев вы видите?

Пудовик прищурился. Три. Три длинных розовых пальца, безымянный обнимает тонкое золотое кольцо.

– Три… – прошептал он, как ему показалось беззвучно, но врач, похоже, умел читать по губам, а потому удовлетворенно кивнул.

– Отлично! – обрадовался врач, будто счет пальцев на руке являлся его излюбленным развлечением.

Носилки на колесиках продолжили стремительный бег по больничному коридору. Александр Яковлевич постарался повернуть шею. С возвращением чувствительности, приходила боль. Собственная голова показалась ему тяжелой и нечувствительной, словно закованной в панцирь. Носилки остановились. Врач исчез из поля зрения, к нему наклонился санитар. Смуглый, чернобровый молодой парень. Сверкнула улыбка.

– Все хорошо будет! – сказал он с акцентом.

– Что со мной? – прошептал Пудовик.

– Вы не помните? – удивился санитар. – Гематома головного мозга, вследствие ушиба. Удалось дренировать кровь, не прибегая к трепанации.

Судя по важному тону, парень был очень горд своими познаниями в медицине.

Послышался тихий шум, – словно глубокий вздох человека, открылись двери грузового лифта, – догадался Пудовик. Санитар осторожно вкатил носилки, моргали цифры этажей. Память постепенно возвращалась к лежащему писателю. Он вспомнил как упал, ударившись виском о стену. Что было перед этим? Кот Степан, прячущийся под кроватью. Шесть чашек кофе и триста грамм коньяка. А потом? Пустота… Черные провалы, похожие на оборотную сторону фишек в игре домино. Небытие, – молчание разума, решившего отрепетировать собственную смерть.

Лифт остановился, санитар встал со стороны ног больного, носилки поехали по коридору. Из кухни прилетели ароматы еды. Пшенная каша. Догадался Пудовик, проведший в больничных учреждениях треть своей сознательной жизнь. И сладкий кофе с молоком.

– Завтрак только что был, – сообщил санитар. – Кушать хотите? Я вам принесу с кухни.

– Спасибо… – голос постепенно возвращался к нему, также как память о событиях, предшествующих госпитализации.

Он очнулся, лежа на полу. Нещадно болела и кружилась голова, сильная тошнота подкатывала к горлу соленым комом. Попытки дотянуться до коляски ни к чему не привели. Его вырвало. Щелкнул входной замок, большая тень заслонила дверной проем…

– Приехали! – сообщил санитар. Подкатил носилки к кровати, привычно переложил писателя на кровать. – Сейчас поставят капельницу, – он указал на катетер, впившийся словно клещ в тонкую венку запястья больного. – Утка внизу, под кроватью. В ближайшие часы пописать не получиться, так всегда после наркоза бывает. Кушать хотите? – повторил санитар.

– Пока нет, спасибо… Как вас зовут?

– Фарух! – парень щелкнул ногтем по пластиковому бейджу на верхнем кармане голубой куртки. – Многие Федей зовут. Я учусь на врача, на третьем курсе.

– Как я попал в больницу?

Лицо санитара стало серьезным.

– Вам повезло. Ваш знакомый вызвал скорую помощь.

– Виталик?

– Не знаю… Он нес вас на руках до машины, носилки не понадобились. А потом пропал куда-то. Хорошо, что все быстро получилось. Иначе бы потребовалась трепанация, а так удалось дренировать гематому. Вам повезло! – повторил он.

– Повезло… – как эхо отозвался Александр Яковлевич.

Санитар ушел. В двухместной палате кроме Пудовика никого не осталось, вторая кровать в углу пустовала. Все было обыденным и простым, кроме черного пятна в памяти, скрывающего плотной завесой ту часть его жизни, что находилась между падением с инвалидного кресла и пробуждением после наркотического сна. Александр Яковлевич закрыл глаза, потрогал повязку на черепе. Полежал неподвижно пять минут, надеясь нащупать тонкую нить воспоминаний, но кроме мелькающих алых зарниц на темном фоне зажмуренных глаз ничего не возникло. Словно его не существовало на свете в предшествующие обмороку часы. Хлопнула дверь, влетело облако запахов парфюмерии и чего-то фармацевтического.

– Здравствуйте!

Медсестра была полной блондинкой, но как это иногда удается толстякам, двигалась легко и грациозно.

– Как вы себя чувствуете? – Женщина установила стояк с капельницей справа от кровати, подсоединила иглу к системе катетера, постучала ногтем на прозрачной колбе.

– Благодарю вас, нормально. – ответил Пудовик.

– Сейчас будет совсем хорошо! – ободряюще улыбнулась медсестра.

– А что там?

– Всего понемногу, – женщина немного сдвинула фиксатор, регулирующий скорость подачи лекарства, белая жидкость струилась по проводнику. – Коктейль! Все нормально?

– Да…

– Прекрасно! Можете поспать. Я сниму капельницу минут через тридцать.

Она вышла, закрыв за собой дверь.

Александр Яковлевич смотрел на капающую в колбу жидкость. Немного кружилась голова, его клонило в сон. Сильное желание вспомнить, что такого с ним произошло, ослабло. Степан остался один. Не страшно. У Виталика есть ключи, ему не впервой ухаживать за котом, пока писатель лежит в больнице. Дремота сковывала, мысли путались. Ему пригрезилось, что в палате кто есть. Большой, темный. Он сидит на пустой кровати, и внимательно смотрит на больного, длинные руки опущены вниз, лицо продолговатое и какое-то лошадиное. Вот человек повернул голову, балансирующего на грани яви и сна человека охватил приступ ужаса. У него нет левого уха! На его месте зарубцевавшийся розовый шрам. Но почему эта неприятная особенность так взволновала его? У него самого ампутированы обе ноги, ниже колена. Малах! Имя как удар бичом! На больничной кровати сидел персонаж его незавершенного романа. Жестокий убийца, и кровавый садист Малах Хаталан. По кличке Палач! Этого не может быть! Малах – его вымысел, частично основанный на обрывках исторической информации, заимствованной в различных источниках, большая часть из которых обладает сомнительной достоверностью. Ему все это грезится под воздействием препаратов!