Kitabı oku: «Пуговица», sayfa 3
–Серег, ты же знаешь не по-нашему. Займись. Кажись, пиндосы пожаловали.
Все внутри меня заклокотало. Так захотелось отсыпать этой ошибке природы отборным, настоящим, «скрепным» …русским, но, я сдержалась.
– хау ду ю ду? – спросил меня «серег» – хау кен хелп ай?
Я мысленно закатила глаза, поняв с кем имею дело, но виду не подала и выдала небольшой такой абзац на лондонском диалекте. Парень посмотрел в потолок. Было ясно, что он пытается в уме перевести услышанное на русский. Видимо, мало чего поняв, он применил военную хитрость и произнес несколько дежурных, заученных фраз, типа «пройдите, пожалуйста, к столику» или «чего желаете?». Я просто попросила меню, чтобы он поскорей убрался. У парня почему-то не возникло вопроса, как я его буду читать, наверняка подумал, что читать будет тетя Груня.
–тетя Груня, что будете кушать? – спросила я шёпотом.
– а не знай, милая, что бог пошлет – ответила она.
Вскоре мы пришли к соглашению, и я подозвала официанта.
– вот енто, енто, ешо енто и вот енто – попросила тетя Груня, тыкая пальцем в меню. Я заказала борщ. Пусть молодцы потешат свое самолюбие, глядя как «иностранка» нахваливает «зарубежную» русскую кухню. Было в самом деле очень вкусно, или я просто проголодалась после пары яиц с картофелиной.
– вот ведь, Оленька – черничка, столько годков прошло, а я вас всех помню, всех лелею. Кто где, кто куда, кто уж не воротится. Всех моих малышей убогих, обделенных помню.
Да уж, «убогих». Кто по заграницам мотается, кто профессор – шахматист в двадцать восемь, а тихоня Егорка Шестаков чемпион мира по фехтованию, кто на приисках золото намывает, ну…, а кому-то не повезло.
–вы кушайте, кушайте, тетя Груня, кушайте…и тут вдруг какой-то туман в сознании, быть может от стресса, я смотрю на себя саму как со стороны, взгляд размылся и подернулся поволокой. все поплыло. Только лицо тети Груни сохранило четкие очертания. Она смотрела на меня улыбаясь и как бы убаюкивала – отдохни, мой птенчик, отдохни мой милый. Я найду бубенчик в зарослях крапивы. Это фраза с раннего детства всегда действовала на меня успокаивающе, умиротворяюще. Только тетя Груня могла меня успокоить так тихо, не повышая голоса, как будто подобрав нужный ключик. Как она увидела, почувствовала, что меня начинает пробирать дрожь, что руки стали трястись, стуча ложкой по зубам? Нет, моя тетечка Грунечька все та же, что и много лет назад, хотя сильно постарела и выглядит смешной юродивой старушкой. Мы все остались ее птенчиками, малышами, пациентами специального дошкольного учреждения для детей с «особенностями» развития при Министерстве Здравоохранения Российской Федерации.
Я Оленька. Мне почти шесть лет. Я живу в интернате. Это очень сложное слово, и поначалу я его не могла выговаривать. Я стою по среди нашей спальни и не могу собраться с мыслями. Они то приходят, то сразу уходят куда-то. Я знаю, что уже отбой и надо спать, но почему-то стою посреди спальни и кручу пуговицу на пижамке. У меня есть друг. Его зовут Карик. Про себя я много разговариваю, но когда взрослые спрашивают меня о чем то, я не могу им ответить. Вообще то я умею говорить, но говорю редко. В уме получается на много быстрее, но взрослые не могут разговаривать со мной в уме, а я не поспеваю за ними или они запаздывают, когда разговаривают в слух. Получается каша, так сказала мама. Я все понимаю, но, когда пытаюсь говорить, набираю воздух, выдыхаю его и…молчу. Когда я долго не могу сказать, что ни будь, то начинаю нервничать, становится холодно, как при простуде. Даже могу упасть. Удивительно, но с Кариком я разговариваю без проблем. Иногда он резко дергает головой и замирает так на секунду другую, и смотрит, смотрит куда-то. Потом снова говорит как ни в чем не бывало. Когда я первый раз увидела, мне стало смешно. Я подумала, что он играет и рассмеялась. Карик посмотрел на меня как-то по-особенному и заплакал. Он сказал, что не может контролировать себя. Иногда он произносит смешные слова, когда замирает вот так. Я набрала воздуха и сказала, что я не нарочно, и чтобы он не обижался. И мы подружились.
Пуговица на пижамке вот-вот оторвется, а я кручу ее и кручу. Что я хотела? Мне что-то нужно было сделать. Зубы я почистила, одежду аккуратно сложила… что еще? Мама сказала – все у нее (у меня) должно быть идеально, все карандашики по росту и по цвету, к тому же согласно спектру (очень сложно это сделать), идет, все считает, все систематизирует, это же не нормально!!
В конце концов, пуговица оторвалась и, звонко ударившись о паркетный пол, закатилась под кроватку Карика. Я очнулась и полезла под кровать. Пуговицу я не нашла, за то увидела много разного: солдатики всех рангов, родов войск и эпох, у некоторых почему то обкусаны то голова, то ружье, то рука. Маленькие машинки, расставленные не по размеру и цвету, несколько побольше, а одна, пожарная, с выдвижной лестницей. Попался мягкий мишка с одним глазом. Тоже, наверное, работа Карика. Лежать было неудобно. я попыталась приподняться и пихнула головой кровать. Карик заворочался во сне, скуксился и потянулся всем телом. Я замерла и стала разглядывать его богатства.
