Kitabı oku: «Прикосновение Хаоса», sayfa 4

– Надеюсь, что нет… хотя да, что-то не так. Поэтому выясни все, и немедленно. И еще… Хотя ладно, пока все.

Северцев несколько секунд смотрел на дверь, стараясь разглядеть причину беспокойства, затем молча покинул комнату переговоров.

– А вот это уже неприятности, – вслух пробормотал Ридгер.

Он покачался на пятках, медленно обошел переговорную и присел на стул, где только что сидел Янсон.

– Ну надо же, а я даже ни разу не взглянул на него, – посетовал он незримому собеседнику.

Неожиданно он рассмеялся. Не от огорчения, не от досады, а от закипающей злости. Злости на себя за излишнюю самоуверенность, затмившую очевидное: именно Янсон ужинал вчера с предполагаемым покойником Всеволодом Славиным или с его братом-близнецом, что вовсе не делает создавшееся положение проще. Сегодня же Эдуард Карлович пришел в офис к Ридгеру и практически повторил слова Славина, которые для последнего оказались фатальными.

Всеволод Анатольевич Славин был первым, кто, поняв выгоду, решил кредитовать МЗПО. Тогда и Ридгер решил, что Всеволод Славин должен умереть, иначе весь его план рухнет.

Для скупки акций Ридгеру требовалось время. И чтобы его обеспечить, он подкупил заместителя председателя комиссии Министерства Обороны Возняцкого Валерия Викторовича, который был готов предоставить Ридгеру необходимый срок при условии, что МЗПО за это время не поступит ни копейки инвестиций. В противном случае Возняцкий мог попасть в довольно затруднительное положение, ведь тормозить планы Министерства Обороны, зная, что предприятие обладает достаточными средствами для реализации этих планов – не что иное, как преступление. За которое в рамках развернувшейся борьбы с коррупцией, могли показательно определить в места, где деньги хоть и имеют значение, но не такое, как дома. Ридгер различными способами пытался не допустить преждевременного финансирования до получения им контрольного пакета акций завода, и кроме Славина никто не вмешивался в его игру. А Славин вмешался и… умер.

Или все-таки не умер?! И почему банк Янсона называется «Слава»? – Ридгер подскочил, словно на него выплеснули ведро ледяной воды.

В ярости он изо всех сил стукнул кулаком по столу, больно ушибив кисть о его поверхность, скривил от боли и негодования лицо и опустился на стул с мучительным стоном. Часы на стене оглушительно отстукивали уходящие в никуда секунды.

Игорь поймал себя на том, что уже довольно долго наблюдает за их исчезновением: «…пятьсот сорок пять, пятьсот сорок шесть…» Он поднялся со стула. На лице его теперь не было ни гнева, ни растерянности – лишь холодный блеск стальных глаз.

Ридгер вновь усмехнулся невидимому собеседнику. Нехорошо усмехнулся, недобро.

– Ну что ж, посмотрим, – произнес он в пустоту, за которой прятались пока неизвестные ему персонажи; затем взглянул на распухшую руку, неторопливо собрал со стола свои бумаги, на несколько секунд замер в раздумье и уверенно направился к выходу.

12

«Хороший двор! Тихий, зеленый», – подумал Венский, остановив машину у дома одного из своих бывших сослуживцев.

Он вышел из автомобиля и мягко захлопнул водительскую дверь. Коротко пропищал сигнал центрального замка.

Подъезд хрущевской пятиэтажки, в которую он направлялся, был, как и двор, тих и чрезвычайно чист. Таких домов на севере Москвы предостаточно, но не все жильцы могут похвастаться казарменным порядком в помещениях общего пользования. Венский любил порядок, поэтому, оценив обстановку, он одобрительно кивнул.

Легко поднимаясь по ступенькам, он скользил рукой по прохладному дереву перил, но мгновенно остановился, как только его ладонь соприкоснулась с чем-то липким и влажным. Венский брезгливо отдернул руку, морщась и шумно выпуская воздух из легких.

– Ну что за гады? – негодующе прошипел он, просматривая сверху донизу лестничные пролеты.

Запах машинного масла отчетливо ударил в ноздри.

– Ну что за люди? – каким-то плаксивым тоном повторил Венский.

Дальше он поднимался не торопясь, внимательно осматривая перила, а на четвертом этаже остановился и некоторое время изучал информативную надпись, выцарапанную на побелке возле одной из квартир: «Здесь живет Катька».

Венский покачал головой, хотел было произнести слова осуждения, но вместо этого у него получилось длинное:

– За-а-ануда…

Он глубоко вздохнул, расстроенный противной противоречивостью собственных мыслей. На секунду закрыл глаза… открыл… еще раз шумно и резко выдохнул, и уже не останавливаясь и ни на что не заглядываясь, в несколько прыжков преодолел последние два лестничных пролета и с силой нажал на кнопку звонка нужной ему квартиры.

В квартире долго ничего не происходило, затем из ее глубины послышались тяжелые, медленно приближающиеся шаги, потом долгая возня с замком, и, наконец, дверь медленно приоткрылась. Из-за нее на полкорпуса высунулся небритый и сильно помятый здоровенный детина.

– Чо-о-о надо? – спросил амбал, даже не взглянув на гостя.

Венский криво усмехнулся. Ухватившись рукой за край двери, он резко потянул ее на себя. Амбал не успел среагировать и вывалился из квартиры, потеряв опору, но тут же вскочил и, приняв угрожающую позу, уставился на Венского. Тот стоял спокойно, и довольная улыбка расплывалась по его лицу.

– Саня! Венский! – радостно, срываясь на визгливые нотки, прокричал здоровяк и распростер руки для объятий.

Венский перестал улыбаться и сурово сдвинул брови:

– Давно пьешь?

– Да ты ч-о-о? Я… нет… несколько дней.

Он еще сильнее взъерошил и без того лохматую голову и виновато пожал плечами. Венский снова улыбнулся и покачал головой:

– Ну ты чудовище! У тебя похмелиться-то есть чем?

– А как же! – радостно произнес амбал, и глаза его заблестели.

– Ну тогда пригласи войти.

– Конечно, заходи – какие вопросы, командир! Я ж тебе всегда… ты ж знаешь… в любое время, – он заговорил быстро и невнятно, бурно жестикулируя здоровенными ручищами.

Квартира Миши Данилина, носящего кличку Медведь, выглядела, как настоящая берлога. По сравнению с ней в жилой комнате нежилой квартиры Венского царил образцово-показательный порядок. Александр не торопясь проследовал сквозь заваленный непонятным хламом коротенький коридор и оказался на кухне, где Миша рьяно принялся разгребать стол, заставленный пустыми бутылками и грязными тарелками.

– Командир, ты иди погуляй по комнатам, а я за пять минут наведу здесь блеск, – сказал он, не прекращая складывать в уже переполненную раковину посуду с засохшими остатками трапезы.

– Наведу блеск! – иронично передразнил его Венский. – Ну наводи.

Александр обследовал квартиру Данилина. Одна комната оказалась заперта на ключ, другая, по-видимому, выполняла все функции сразу, являясь и спальней, и гостиной, и кладовой. Кровать была не заправлена, и затхлый запах постельного белья ударил в ноздри. В углу располагался телевизор – вероятно, один из первых цветных аппаратов, произведенных за рубежом. У одной стены было сложено несколько больших коробок, другую почти полностью занимали шкафы и полки, плотно уставленные книгами. Пыльный стол был завален то ли исчерканными, то ли исписанными листами бумаги и книгами с многочисленными закладками.

Венский задержался у стола. Элифас Леви «Книга Мудрецов», Карлос Кастанеда «Путешествие в Икстлан», Елена Блатавская «Разоблаченная Изида»… Александр прочитал еще несколько названий книг – все они являлись произведениями эзотерическими и отчего-то немного пугающими: «Бхагавад Гита», Михаэль Лайтман «Вавилонская Башня».

Венский издал цокающий звук языком, поражаясь странным увлечениям своего товарища, и вынес вердикт:

– Допился!

По возвращению на кухню он был удивлен неожиданно быстрому выполнению, казалось бы, неразрешимой в такие сроки задачи. Кухня преобразилась. Нельзя сказать, что окна стали чище или шкафы заблестели, но ноги к полу уже не прилипали, стол был протерт, и грязная посуда исчезла из поля зрения.

– Оперативно, – одобрительно произнес Венский.

Данилин сиял.

– Давай, командир, присаживайся. Есть будешь? А пить?

Венский сухо зыркнул на Медведя, и того немного передернуло от сурового взгляда бывшего командира.

– Да ты ж сам про похмелку спрашивал…

Венский продолжал молча смотреть на него.

– Да что не так-то, Сань? Ты чего меня, как перед казнью, рассматриваешь?

– Я пытаюсь разглядеть, что в тебе от прежнего Медведя осталось, и пока ничего не вижу.

Данилин запустил здоровенную пятерню в длинные непромытые волосы. Склонил голову и так просидел несколько минут, изредка вздыхая и даже тихонько постанывая. Александр не торопил его с ответом – он собирался ждать ровно столько, сколько потребуется его бывшему сослуживцу, чтобы вспомнить, кем он на самом деле является, и сравнить с тем, кого он в данную минуту из себя представляет. Но вместо осознания, Данилин молча потянулся к бутылке – сначала робко, затем смелее, и, наконец, решительно скрутил ядовитой твари горло. В стакан потек сладкий яд, с помощью которого он давно и упрямо пытался отравить свою память, так безжалостно возвращающую его к прошлому и заставляющую отрицать настоящее. Данилин никак не мог найти себе места в новом мире, впрочем, как и многие. И тогда он вновь обращался к спиртному, действующему эффективно, но недолго, поэтому приходилось повторять процедуру снова и снова… Он уже переставал понимать, что есть прошлое, а что настоящее, и это скорее устраивало, чем обременяло.

Данилин с показательной небрежностью, отрицающей победу рутины над его разумом, опрокинул в себя стакан.

– Мощно! – прокомментировал Венский его выступление с бутылкой и стаканом. – Станиславский был бы в шоке. Верю, Миша! Верю! Жизнь – дерьмо! Вот только долго ли ты так протянешь, боец?

– А я и не претендую, – прохрипел Медведь, смачно занюхав локтем горькую.

– Ну-ну, – с укором хмыкнул Венский. – Значит, я ошибся и зашел не в ту дверь.

Данилин звериным взглядом впился в Александра. Порция яда возымела желаемый эффект.

– Да нет больше Медведя! – взревел он. – Издох он в берлоге, как шавка на помойке. Залег и издох. И не нуждается он больше в нравоучениях и наставлениях, и в помощи тоже не нуждается.

Данилин вскочил и навис над Венским, как зомби, готовый в любой миг наброситься на обидчика и сломать его тело в стальных тисках могучих лап. Венский по-прежнему стоял, подпирая собой дверной косяк, и лишь взгляд его сделался металлическим, холодным и чересчур спокойным.

– Дурак ты, Миша, хотя и не был таким. Но, вероятно, оказался слабее, чем я думал. Извини за беспокойство. Продолжай собственные похороны… Приду на поминки! – Венский разочарованно улыбнулся и направился к выходу.

Тяжелые шаги за его спиной угрожающе быстро приблизились. Александр сделал шаг в сторону и боковым зрением уловил стремительный полет кулака-кувалды, пытающейся воткнуться в его голову. Он еще больше сместился в сторону и коротким резким движением вмиг погасил неадекватное сознание Медведя.

Через минуту Данилин открыл глаза, вернее, один глаз, так как второй затек от образовавшейся гематомы. Он сидел на полу в коридоре, а рядом как ни в чем не бывало на корточках сидел его бывший командир и очень близкий товарищ.

– Сволочь ты, Саня, – буркнул Данилин, трогая заплывший глаз. – Ко мне же сегодня дама должна прийти – что я ей скажу?

– Хорошая дама? – Венский проявил искренний интерес.

– Хорошая – не такая, как ты представляешь. Помоги встать – не видишь, мне здесь тесно.

Венский подал ему руку.

– Тяжелый, черт. И как я тебя на себе из боя вынес, ума не приложу.

Данилин улыбнулся.

– Не знаю, ты всегда был непредсказуемый, – Медведь встал, посмотрел на синяк и отчего-то радостно засиял.

– Нравится? – спросил Венский, разглядывая собственное творение в том же зеркале.

– Ты, черт подери, всегда был быстрее!

– Неправда, – тон Венского сделался возмущенным. – Ты вспомни, как на спор уложил меня за несколько секунд. Где же это было?

– В Ливии, – мгновенно уточнил Медведь. – Тогда я действительно был в форме.

– Ты, Миша всегда в форме, только иногда настроение у тебя отвратное. Характер поганый. Понимаешь?

– Какой есть, – Медведь, как паровоз, выдохнул накопившийся в его организме лишний воздух, а вместе с ним и мучительное напряжение. – Есть будешь?

– Ты уже спрашивал.

– И чего ты мне ответил?

– Буду.

– А пи… – Медведь оборвал себя на полуслове.

– Выпью за встречу, почему нет, – спокойно произнес Венский.

Данилин зыркнул на Александра, хотел что-то сказать, но вместо этого развел руками.

– Я искренне рад, командир… Нет, правда, не ожидал… Рад!

– И я рад! – признался Венский, затем бросил короткий взгляд на закрытую комнату. – Там то, о чем я думаю?

Медведь довольно сощурился.

– Ты даже не представляешь, как это теперь выглядит.

Венский похлопал Медведя по плечу.

– Значит, ты все еще в теме! Молодец! Покажешь?

– Обязательно, но сначала прошу к столу.

– Ну давай, капитан, угощай, чем бог послал.

Они уселись за небольшой кухонный стол. Данилин разложил по тарелкам яичницу, порезал колбасу, хлеб, выставил банку маринованных огурцов, поменял стаканы на рюмки, разлил водку: Венскому полную рюмку, себе половинку.

– Нет, старичок, так не пойдет. Первую полную, а дальше сам решишь.

Данилин согласился.

Они подняли рюмки, несколько секунд молча смотрели то ли вдаль, то ли в собственные души, а затем так же молча выпили.

– Рассказывай, – начал Данилин, запихивая в рот разом почти все порцию яичницы.

Александр не стал тянуть.

– Помощь мне твоя понадобилась.

Данилин перестал жевать, удивленно посмотрел на Венского, молча взял бутылку водки, налил рюмку товарищу и половину себе, потом подошел к раковине и не глядя выплеснул в нее все содержимое бутылки.

Александр улыбнулся.

– Рассказывай, – повторил Медведь, усевшись за стол.

– Да всего сразу не расскажешь, – Венский дернул бровью и наморщил лоб. – Давай поедим, ты покажешь мне свои сокровища, а потом поговорим.

– Лады!

После еды Данилин заварил крепкий чай с мятой и еще какими-то травами. Рассказал Венскому о своей девушке или нескольких девушках – из его сумбурного рассказа Александр не понял, а переспрашивать не стал. Когда чай допили, Медведь сделал паузу и негромко, но очень торжественно спросил:

– Ну, идем?

Они подошли к запертой комнате. Данилин открыл ключом дверь и гордо распахнул ее, представив на суд командира то, что крайне редко демонстрировал людям.

– Е-мое! – протянул впечатленный Венский.

В его собственной квартире была одна комната, в которой царила небрежная обстановка – в отличие от остальной площади, старательно напичканной дорогой мебелью и аксессуарами самых престижных марок. Здесь же картина была диаметрально противоположной: квартира представляла собой захламленный бедлам, а эта комната… В ней можно было проводить медицинские операции. Александру даже показалось, что он почувствовал запах кварца. Начищенный до блеска паркет, идеально чистое окно, почти наглухо занавешенное плотными шторами, стеллажи с книгами, на которых не наблюдалось ни единой пылинки, идеально ровные потолки и стены, покрашенные голубовато-серой структурной краской, грамотная система освещения. Угол занимало полутораметровое растение в большом горшке, – Венский решил, что это драцена, но не рискнул бы спорить со знатоками. На одной из стен – фотографии, много фотографий, все в рамках, развешанные аккуратно, в строгой последовательности.

Венский задержался у стены и несколько минут рассматривал фото. Он вглядывался в лица людей, вместе с которыми не раз рисковал жизнью. За каждым снимком стояли истории, которые и Венский, и Данилин могли бы вспоминать часами.

Александр подумал, что их дома символизируют нелепые потуги обустроиться в чуждом для них обществе. В свое время Венский тоже предпринимал попытки уйти в стакан и завести себе друзей, вероятно, похожих на теперешних собутыльников Медведя, но жизнь распорядилась иначе. И теперь, чтобы соответствовать высокому социальному статусу нового круга знакомых, ему приходилось ежедневно примерять на себя образ обеспеченного человека. Но, как и Михаил Данилин, капитан Российской армии, специалист высшего класса по технической разведке, имеющий за плечами огромный опыт боевых операций – по сути, он тоже не нашел себя в мирной жизни и продолжал свою войну. Именно поэтому и у него, и у Медведя в квартирах были скрытые для посторонних глаз уголки – убежища для души, в которых можно быть собой и не оглядываться на мнение окружающих.

– Посмотри, Саня! – голос Медведя был немного приглушенным, но Александр спиной почувствовал трепетный восторг.

Длинный, с огромным количеством полок и ящичков компьютерный стол, расположился в дальнем углу комнаты. Вместо одного монитора, как привык Венский, у Медведя стояли три, и все три одновременно ожили. Легкий шорох вентиляторов, щелчки и короткие писки… Данилин сиял как ребенок. Александр изо всех сил пытался разделить восхищение друга и внимательно рассматривал оборудование, одновременно получая от кибермастера точные технические характеристики, которые ему ни о чем не говорили.

– Значит, Медведь жив? – сделал вывод Венский.

– … и силен! – Данилин постучал себя в грудь кулаком.

– И способности твои не утонули в вытянутом сосуде?

– Обижаешь, командир. Это ж я так, от скуки. А это… – он обвел рукой свое тайное убежище, – это как раньше… Я в теме!

– Значит, я могу на тебя рассчитывать?

– А то! В любое время. Дружба не ржавеет. Тем более, я тебе жизнью обязан.

– Дело прошлое, все мы друг перед другом в долгу.

Взгляды их встретились, и они были красноречивее любых слов, убедительнее самых выразительных жестов, надежнее любой надписи. Взгляд двух воинов – немая клятва, которую ни один из них не посмеет нарушить. Венский протянул руку Данилину и по-мужски сдержанно простонал от крепкого рукопожатия настоящего Медведя.

13

Делай, что должно, и будь что будет.

В один миг, изрыгая утробный рык, существо сорвалось с уступа и, промелькнув над головой Титана, накинулось на его сослуживца. Лис не издал ни единого звука. Он попытался избежать прямого нападения, чуть сместившись в сторону, но не успел. За несколько мгновений зверь обездвижил его и теперь глядел в сторону Титана – снежный барс, король местных владений, незримый охотник, призрак из рассказов старейшин. Даже сквозь тьму Титан увидел, что взгляд его исполнен холодной неподдельной ярости, и нет никакой другой силы, которая смогла бы эту ярость одолеть. Рука Титана крепко обхватила рукоять ножа. Пока зверь выжидал, у него было несколько секунд, чтобы приготовиться к атаке. К сожалению, Лис был лишен такой возможности, и теперь одному богу известно, не покинуло ли дыхание его тело, неподвижно распластавшееся на каменном склоне горного уступа.

Проклятая темнота! Под ее покровом невозможно было уловить движения зверя: звезды слишком тускло горели. А вот для ирбиса темноты просто не существовало – он великолепно видел все. Титан понимал, что до оружия он дотянуться не успеет – факт; да и стрелять нельзя – выстрел услышат; встать и принять удобное для схватки положение зверь не позволит, поймав малейшее движение – тогда точно конец.

Титан улыбнулся какой-то нечеловеческой устрашающей улыбкой: он был готов к поединку, хотя неудобное положение его тела не давало никаких шансов на победу. Полулежа на спине, он был крайне удобной мишенью, и все же был готов – готов драться насмерть. Барс чувствовал это и медлил с броском. Возможно, он всматривался и искал наиболее уязвимое место для нанесения смертельного удара, а возможно, был попросту удивлен странным немощным существом, которое сверлило его взглядом бледных глаз, и взгляд этот совершенно не радовал зверя.

Ирбис дернулся, и Титан ощутил зловонное дыхание хищника одновременно со жгучей болью в области груди. В следующее мгновение зловещий вой, перерастающий в ужасающий истошный рев, перемешался с запахом крови. Нестерпимая боль от вгрызающихся в плоть клыков и когтей барса гасила сознание, в котором внутренний голос неустанно кричал: «Бей! Бей! Бей!» И он бил, стальное лезвие в ослабевшей руке жалило бок хищника снова и снова, пока грузное тело не обмякло и не навалилось на Титана всем своим весом. И в этот момент очертания звезд растеклись по небу, слившись в сизое пятно, которое с каждой секундой становилось все бледнее.

«Нет! – откуда-то изнутри монотонно повторял внутренний голос. – Нет! Нельзя! Не теперь! Терпеть… терпеть… терпеть!»

Титан сделал слабый глоток пьянящего горного воздуха. Сознание медленно возвращалось. Пятно на небе темнело, и очертания звезд становились более отчетливыми. Он из последних сил скинул с себя поверженного врага и, цепляясь руками за острые камни, потащил свое тело к неподвижно лежащему другу.

Лис не двигался. Титан приложил пальцы к его запястью. Слава богу! Пульс бился, кровь пульсировала в артерии.

– Лис! Лис! Ты слышишь меня?

Тот не отзывался.

Темнота не позволяла определить степень серьезности его ран, но Титан чувствовал, что дело плохо. Нужен врач. Но как? Как вызвать помощь? Операция засекречена, на карту поставлено многое. Значит, нужно справляться самим.

– Терпи. Терпи, дружище. Я тебя вытащу.

Как глупо! Как глупо все получилось. Можно было ждать любой угрозы, но вот встречи с дикой кошкой… Абсурд! В этих краях никто давно не видели ирбисов, и именно теперь это случилось. Как глупо!

Времени на выполнение задания мало. Нужно решать, что делать дальше, и решать нужно немедленно. Если Титан оставит Лиса здесь, то дойдет до места и в положенное время выйдет на связь. Но как же Лис? Что будет с ним? А с ним, скорее всего, ничего не будет – вернее, не будет его. Он скончается, не приходя в сознание, или его добьют местные. Но на ожидание помощи времени нет.

Титан поднялся на ноги. Немного мутило, сильно саднила грудь и нога, но общее состояние он оценил как удовлетворительное. Он еще раз посмотрел на друга, кивнул и подмигнул, подбадривая тем самым скорее самого себя, нежели Лиса.

– Значит, пойдем дальше, как и шли. Вдвоем. А там посмотрим, что предпринять.

Решение принято. Титан достал из аптечки необходимые медикаменты и сделал все, что мог сделать для сохранения жизни друга.

– Лис! Лис! – снова тишина в ответ. – Ну ничего, дойдем…

И он потащил его на себе.

До перевала еще далеко. Подъем становился все круче и круче. Титан толкал каменистую почву ногами. Уже пробивался сквозь сумрак робкий, но неудержимый рассвет. Он понимал, что останавливаться и дожидаться темноты не получится. Нужно идти. Нужно идти осторожно, но все же двигаться вперед, иначе все зря. Титан надеялся на чудо. Он не рассчитывал, что из ниоткуда появится кто-то из своих, но при этом верил в благоприятное стечение обстоятельств. А как же иначе? Думать о том, что не хватит сил и времени? Тогда не дойдешь: тело откажется повиноваться, а разум сыграет какую-нибудь злую шутку, которая в итоге окажется фатальной. Нужно верить, что все задуманное получится и считать непредвиденные испытания всего лишь проверкой. Проверкой на выносливость, на силу духа, на твердость характера. И кому, как не ему, знать об этом, ведь он Титан, и заслужил это имя благодаря несгибаемой вере в себя. Он, Титан, бывал в таких передрягах не раз и не два, и всегда выползал, вылезал, выдерживал.

– Ничего не выйдет, – хрипел он кому-то чужому – незримому ведуну, нашептывающему сомнения. – Я сделаю то, что должен, будь уверен.

Он терял счет времени. Ноги каменели, а легкие, казалось, сузились до предела, не желая впускать внутрь воздух. Крупные капли пота застилали едкой пеленой глаза.

– Мы скоро будем на перевале, там отдохнем, слышишь? – обращался он к Лису, который стал тихонько постанывать.

«Это хорошо, – думал Титан, – значит, жив, значит, справится».

Время от времени он замирал. Прислушивался к тишине гор, но, не уловив подозрительных шумов и шорохов, неумолимо двигался к намеченной цели. Чем выше он забирался в горы, тем тяжелее становился воздух, и растительность предательски редела, подвергая его риску попасть в чье-то поле зрения. Титан переставал понимать, сколько он прошел и сколько еще предстоит пройти – необходимо было сделать привал.

Он опустился на колени в широкой расщелине на склоне балки, предоставляющей надежное укрытие от случайных взглядов, аккуратно положил Лиса и, тяжело дыша, откинулся на спину. Лис снова издал приглушенный стон.

– Потерпи еще немного, скоро уже, – прошептал Титан, не совсем отдавая себе отчет в смысле произнесенной фразы.

Он не понимал, что будет скоро, и как он будет действовать дальше. Он все еще намеревался выполнить задание и выйти к намеченной точке в срок, но все сильнее осознавал утопичность своих намерений. Но отступать он не привык и отказываться от цели не собирался.

«Делай, что должно, и будь что будет!» – Титан не знал, кому принадлежит это изречение, но уверовал в его мудрость как в непреложную истину. В трудных ситуациях он всегда проговаривал про себя эти слова с глубоким и не совсем ясным для него смыслом, словно подпитываясь заключенной в них энергией.

Усталость вкупе с ранами, полученными в ночной схватке с ирбисом, неумолимо брала свое. В пути он не обращал внимания на собственную боль, но теперь боль настойчиво требовала ощутить себя.

– Бывало и хуже, верно, Лис? – прохрипел он, обращаясь к другу. – Сейчас отдохнем и двинемся дальше.

Он улыбнулся одними растрескавшимися губами.

– Сейчас только отдохнем немного и…

Перед глазами пронеслись картины радужной и такой далекой мирной жизни, которая всегда манила его в мечтах. Голубое, залитое солнечным светом небо, луг с сочной зеленой травой, шум реки. Он лежит с закинутыми за голову руками и смотрит в высь – на мечущихся в радостных игрищах птиц. Утомительная работа в поле отдается сладостной истомой во всем теле. Сейчас его любимая поднесет ему воды напиться. Он уже слышит приближающиеся шаги – сначала смутно, но потом все увереннее и отчетливее. Она уже совсем рядом… Как же хочется пить… Он хочет взглянуть на нее, но веки не слушаются; он хочет подняться и протянуть к ней руки, но те не повинуются ему. Он так устал от работы, он хочет напиться и немного поспать. Она подходит к нему и аккуратно трогает за плечо. Он не видит ее, но чувствует запах – такой приятный и знакомый запах. Она снова легко толкает его в плечо. Он улыбается. Она толкает настойчивее… Небо темнеет, резко затягивается свинцовыми тучами. Налетевший невесть откуда ветер холодит грудь. Она касается его снова и уходит. Он не хочет, чтобы она уходила – он хочет окликнуть ее, но губы не слушаются. Сквозь закрытые веки он ощущает сгустившуюся небесную тьму. Неужели погода портится? Ветер становится все сильнее и сильнее и уже неудержимо подталкивает уставшее тело, пытаясь перевернуть его на бок. Он сопротивляется. Откуда взялся такой грозный ветер? Порыв подхватывает его и отрывает от земли. Он не хочет покидать это место. Ветер поднимает его все выше и несет – несет прочь от зеленого луга, от звенящей реки, несет туда, где он должен находиться. Он знает, где это место. Он хочет позвать ее, но издает лишь слабый хриплый стон. Постепенно тело возвращает утерянный в воздушных вихрях вес. Оно становится тяжелым и болезненным. Грудь нестерпимо болит.

Титан с трудом приоткрыл глаза. Монотонно поскрипывали колеса повозки, которая, мерно покачиваясь, двигалась по каменистой дороге. Рядом с повозкой шел черноволосый мальчик лет двенадцати. Мальчик посмотрел на Титана и улыбнулся искренней ребячьей улыбкой. Впереди, погоняя запряженного в повозку ослика, шел старик, что-то напевая себе под нос.

– Где Лис? – почти проскрипел Титан и сам удивился своему неестественно осипшему голосу.

Мальчик снова улыбнулся – еще шире – и кивнул головой на место рядом с Титаном. Лис тоже лежал в повозке. Лицо его было мертвенно-бледным, а лоб покрыт крупными каплями пота.

«Жив», – с облегчением подумал Титан и, повернувшись к мальчику, слабым голосом попросил:

– Дай воды.

Ветер нес их в неизвестность, но сопротивляться этой неизвестности не было ни сил, ни желания.

14

Игорь вернулся в свой офис, дал распоряжение секретарю ни с кем не соединять и все встречи отменить.

– По какой причине, Игорь Георгиевич? – поинтересовалась девушка.

– Умер, – злобно сорвалось с его уст.

Секретарь молчала, часто моргая густыми ресницами. Она словно замерла в ожидании более разумного ответа.

– Мне учить тебя? – закипел Ридгер. – Скажи, заболел, срочные дела… Ну придумай что-нибудь. Или ты только дерьмовый кофе в состоянии варить?

Девушка заморгала еще чаще, и вид у нее сделался испуганным. Ридгеру показалось, что она готова расплакаться.

«Нужно гнать эту истеричку», – подумал он, но чтобы не усиливать напряжение, негромко, хотя и по-прежнему нервно произнес:

– Хорошо… Скажи, что плохо себя почувствовал, и перенеси встречу с Возняцким на завтра… хотя, лучше я сам с ним созвонюсь. Просто извинись за меня и передай, что свяжусь с ним, как только мне станет лучше. Остальным говори, что буду завтра.

Ридгер посмотрел на часы. Подумал о чем-то, хотел что-то сказать, но лишь неуверенно повернулся в сторону двери и удалился.

***

– На Арбат, – коротко скомандовал он водителю, и автомобиль тронулся с места.

Ридгер внешне выглядел спокойным, но в душе кипели нешуточные страсти. Он был зол, обескуражен, ему хотелось рвать и метать до тех пор, пока не он не выяснит, что происходит. Информации от Доктора не поступало, и Игорь до сих пор не знал, есть ли родственник у покойного Славина, или сам Славин не является покойником. Игорь понимал, что любая необдуманная суета может привести к роковой ошибке, поэтому он выкинул из головы пару десятков идей, которые первыми пришли на ум.

Но кто же все это затеял? Кто так умело обрабатывает поляну, на которой он уже сделал разметку? Доктор? Покойный Славин? Ридгер негодующе фыркнул от этой мысли. Может быть, кто-то из комиссии? Или банкиры, приходившие к нему утром, уже играют по своим правилам, и не он их, а они его водят за нос? Что затеял этот выскочка Янсон? Что он, черт подери, о себе думает? Внезапно Ридгеру стало страшно, и липкий холодный пот выступил на лбу. Янсон не участвовал в предварительных переговорах, а его предшественник внезапно слег, подкошенный тяжелым недугом, и теперь находился на лечении в Германии. Уж не подстава ли это? Вдруг Янсон – именно тот, кто хочет сломать его игру и ввести собственные правила? С кем он встречался в «Дионисе»? Зачем? И если Славин действительно жив, то это даже не неприятности – это конец!

Ридгер зарычал, как дикий зверь, и стукнул кулаком в стекло. Водитель не шелохнулся: он был сосредоточен и старался вести машину быстро и плавно, чтобы еще больше не рассердить шефа. Олег знал, каким бывает Ридгер в гневе. Лучше об этом не знать вовсе.