Kitabı oku: «Метро 2033: Площадь Мужества»
Автор идеи – Дмитрий Глуховский
Главный редактор проекта – Вячеслав Бакулин
Оформление обложки – Михаил Пантелеев
Карта – Леонид Добкач
Серия «Вселенная Метро 2033» основана в 2009 году
© Д. А. Глуховский, 2018
© Д. Ермаков, 2018
© Н. Ермакова, 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
***
«Дмитрия Ермакова не назовешь новичком в серии – за его плечами два романа и рассказ. Но в этот раз он выступает с одним на пару с одним из самых близких ему людей. В соавторах – его мама. Именно поэтому страницы романа, мне кажется, буквально пропитаны особой атмосферой. Вовсе не сентиментальной. В шпионских войнах посреди жестокой борьбы за жизнь нужны иные качества. Расчетливость, хладнокровие, смелость. И удача».
Дмитрий Глуховский
Объяснительная записка Анастасии Калябиной
Меня всегда поражали возможности человеческого организма. Иногда мне кажется, что наши слабости выдуманы – настолько много я знаю историй поразительных, ошеломляющих. О людях, которые перенесли многое, о людях, которые были на грани, но все равно не сдавались. О людях, которые сохраняли оптимизм и веру в лучшее, несмотря на болезни, горе, безвыходное положение… Часто ко мне приходит мысль о том, что сильными духом могут быть только оптимисты. Лишь человек, который, так или иначе, верит в светлое будущее, способен выдержать пытки судьбы, сохранив остатки рассудка.
Думаю, что авторы «Площади мужества» со мной согласятся. Их герой, Игнат Псарев, вам уже знаком по роману «Третья сила». Он именно такой – не унывает в трудную минуту, в любой ситуации пытается найти светлую сторону и борется до конца. В поисках друга он заходит так далеко… Другим и не снилось. И все это на фоне безбашенного оптимизма. Не унывать и не сдаваться – вот девиз Игната Псарева по кличке Пес.
Удивительно хорошо сочетаются название этой книги, место действия, и сама суть романа. Площадь мужества – место силы, ее название – дань памяти солдатам Великой Отечественной Войны, героям, и жителям Ленинграда, которые перенесли суровые годы блокады. Я думаю, стоит упомянуть здесь и о том, что значимую роль в романе играет особняк Котлова, в котором во время блокады находилась библиотека имени А. С. Серафимовича. В страшное время 1941–1944 годы она не переставала действовать.
Кому как не учителю истории знать об этих вещах?
В итоге перед нами сложный роман – попытка возродить мужество в Ленинграде, в городе, жители которого один раз уже показали всему миру на что они способны – и в постапокалиптической вселенной, в сюжете Дмитрия и Наталии Ермаковых, герой останется героем. А вот что будет происходить вокруг него – посмотрим.
Пролог
За четыре дня до начала войны,
станция Площадь Ленина
Старшего лейтенанта Савелия Игоревича Гаврилова трудно было чем-либо удивить. За десять лет службы в армии Альянса он насмотрелся всякого. Буквально на его глазах произошли и кровавая схватка с «бордюрщиками»1, и печально известная экспедиция на остров Котлин2… Его же, первого в истории Приморского Альянса, отправили через реку в Оккервиль. Савелий Игоревич утратил способность к удивлению. Так ему казалось.
Пока утром второго ноября 2033 года сталкеры не притащили с поверхности ту самую планшетку… Скромную кожаную сумку веганского офицера.
Ничего особенного, на первый взгляд, там не было. Кроме карты Петербурга.
Прекрасная карта. Гаврилов понял это с первого взгляда. Отпечатана, понятное дело, до Судного дня. Карты пытались чертить и после, но эти кустарные поделки не шли ни в какое сравнение с продукцией настоящей типографии. Масштаб 1:15000, указан каждый дом, каждый переулочек. Все четко и понятно.
Ценная карта, полезная. Каких только пометок на ней не было. Жаль, значение большинства из них знал только владелец планшетки, веганский командир, убитый солдатами Оккервиля.
Савелий развернул карту, аккуратно расстелил на столе, скользнул взглядом по всевозможным крестикам, кружочкам, восклицательным знакам. Его внимание привлекла зона, которую контролировала Северная Конфедерация. У веганцев тут было на удивление много значков. А ведь окрестности площади Мужества отделяли от владений Вегана десятки километров…
– Ишь ты. Под носом у Рата шныряют… – проворчал Гаврилов, пристально вглядываясь в карандашные пометки.
Вот изящная буква «М» синего цвета с выгнутыми дужками. Станция Площадь Мужества. Вотчина Ратникова. Вот проспект Непокоренных. А это – кладбище. Страшное место. От него и в прежние-то времена, двадцать лет назад, веяло жутью. А уж сейчас…
– Одни понаехавшие кругом. А где «настоящие петербуржцы»? Где-где? На Пискаревке, – вспомнил старший лейтенант старый анекдот и невесело усмехнулся.
Гаврилов усилием воли отвлекся от печальных мыслей и снова взглянул на карту.
И вдруг сердце его на миг замерло, а потом забилось учащенно. К горлу подступил комок. Савелий Игоревич судорожно сглотнул. Вытер о штанину взопревшие ладони. Оглянулся воровато, словно в комнате мог быть кто-то посторонний.
Все еще отказываясь верить в реальность происходящего, старлей присмотрелся к участку карты, который занимало Пискаревское мемориальное кладбище.
Ошибки быть не могло.
Знак, нарисованный веганским офицером ровно в центре кладбища, возле памятника «Родина-Мать», трудно было с чем-то спутать.
– Ек-Рагнарек… – выдохнул Гаврилов.
Потом он рывком преодолел расстояние до телефона, сорвал трубку и выпалил на одном дыхании:
– Тащи сюда Пса, живо!
– Шо? – отозвался с другого конца провода не слишком толковый дежурный.
– Псарева сюда, живо! – взревел старший лейтенант.
Трубка с грохотом упала на рычаги.
Дежурный бросился исполнять поручение.
А Гаврилов крадучись, словно укротитель в клетке с хищниками, подобрался к столу, на котором лежала карта.
– Так во-о-от что делают зеленозадые под носом у Феликса… – чуть слышно произнес старлей.
Часть первая
Время расставлять фигуры
Глава первая
СПАСТИ МОЛОТОВА
За полтора месяца до начала войны,
станция Спортивная
Жителей станции Спортивная в питерском метро называли «спортсменами», но в этом прозвище сквозила злая или грустная – зависело от ситуации – ирония. На кого точно не походило местное население, так это на гибких, ловких атлетов из прошлого…
Привычное деление людей на «верхи» и «низы» здесь стоило понимать не в переносном, а в буквальном смысле. На нижней платформе, под давящим потолком, нависающим прямо над головами, в потрепанных палатках обитали представители «низов». Простые работяги, челноки, кухарки, уборщицы влачили здесь весьма унылое существование. Здесь почти круглосуточно стоял шум и гам, воняло потом, тошнотворной похлебкой, дешевым табаком.
На верхнюю платформу вели две пары эскалаторов. Один спуск-подъем жители верхней платформы предусмотрительно испортили, разломав ленты эскалаторов, а у второго поставили охрану. Обитатели верхней станции построили для себя весьма опрятные домики из фанерных листов, выгодно торговали с Альянсом, брали пошлину с контрабандистов, идущих из межлинейника. Запахи, поднимавшиеся с нижней платформы, конечно, сложно было назвать приятными. Но человек способен привыкнуть ко всему. Привыкнуть и перестать замечать.
Спортсмены даже находили время на ремонт великолепных мозаик, на которых были изображены могучие атлеты, состязавшиеся в силе и ловкости. Жители метро на фоне героев прошлого смотрелись жалкими доходягами. Даже те из них, кто и питался неплохо, и имел доступ к медицинской помощи.
Однажды на станции объявилась экстравагантная компания. Матерый сталкер, рыжеволосая девушка и молчаливый азиат. Они пришли из межлинейника. Документы не показали. В качестве платы за транзит отдали пистолет-пулемет «Бизон». Особый интерес у местного населения вызвали густые рыжие локоны девушки. Большинство жителей метро не могли позволить себе такую роскошь, как длинные волосы.
– Небось, с богатой станции, – шептались бабы. – Ишь, какая вся.
– Хорош бабец, складный. Вот бы ее… – вздыхали любители постельных приключений. Но им приходилось только облизываться: девушку сопровождали вооруженные сталкеры.
Гости пробыли на Спортивной недолго, с полчаса, и потом ушли в сторону Чкаловской. Ушли – и ушли, казалось бы, кому какое дело. Да только после их ухода поток челноков и курьеров из межлинейника сильно обмелел. А потом и вовсе сошел на нет. Поползли зловещие слухи, что где-то в районе Выборгской был взрыв, и часть туннеля обрушилась3.
– Уж не эти ли, с рыжей девкой, накуролесили? – шептались на Спортивной.
Вскоре на станцию примчались солдаты Альянса. Офицер, представившийся старшим лейтенантом Гавриловым, и двое рядовых. Путь от Адмиралтейской они, видимо, проделали бегом. Приморцы навели на станции конкретного шороху. Допросили всех, начиная с пограничников и кончая кухаркой, которая продала гостям три миски похлебки.
Увидев пистолет-пулемет «Бизон», принятый в качестве платы за транзит, один из бойцов Альянса радостно закричал:
– Точняк! Именно такой был у Будды!
– Куда ушли эти трое? – наседал Гаврилов на коменданта станции.
– Дык это. На Чкалу, – отвечал растерянный комендант.
– Какого черта Молот там забыл? – удивились солдаты Альянса. – Лады, проверим.
Все трое исчезли в туннеле. А дальше произошло совсем уж невероятное. Из мертвого, пустого туннеля раздались выстрелы. Работал тяжелый пулемет. К нему присоединилось несколько стволов калибром поменьше. Потом все стихло.
– Всё, угрохали приморцев. Скоро и нас покрошат… – в ужасе шептались спортсмены, что наверху, что внизу.
Кто мог так стремительно заселить пустующую Чкаловскую, да еще и завезти туда тяжелое оружие?4 Ни у кого не было даже предположений на этот счет. Паника охватила станцию.
Бравые наемники героически бросились наутек. Пограничники принялись поспешно сооружать что-то наподобие блокпоста. Двадцать лет никому не приходило в голову укреплять туннели, ведущие в сторону заброшенных станций Чкаловская и Крестовский остров. Сейчас сюда спешно перетаскивали прожекторы и пулеметы. Защитники Спортивной так нервничали, что едва не расстреляли старшего лейтенанта Гаврилова и его спутников.
– Охренели, уроды?! – заревел офицер Альянса, когда над его головой прошла очередь трассирующих пуль. – Свои мы! Давай, пропускай.
Оказавшись на станции, Гаврилов мигом развил бурную деятельность. Организовал местную солдатню, довел до ума блокпосты, расставил стрелков, даже подготовил несколько мин. Командиру гарнизона старлей дал следующие инструкции:
– Полезут – огонь на поражение. Если парламентеров вышлют – пропускайте. А мы – на Адмиралтейскую. Пришлем усиленный отряд.
– А как же поиски Молота? – напомнил командиру сталкер Игнат Псарев.
– С дуба рухнул, боец? – процедил старший лейтенант. – Какого Молота? Да замочили Бориса эти уроды. И Ленку в придачу. Все, нет больше Молота!
Командир развернулся на каблуках и зашагал в сторону центра метро.
И никто не расслышал, как Пес шепнул на ухо Суховею:
– Хрена лысого. Мы найдем Молота. Если че, в самоволку уйдем… Мы не хренова армия, мы вольные сталкеры.
– Ну-ну. Иди. Тока без меня, – проворчал в ответ Суховей. – Я пас.
– Че?! Как это – пас?! – зашипел Игнат на ухо товарищу. – Ты, Кирюх, не врубаешься, по ходу. Борю надо спасать! Мы должны пойти, должны!
– Ага. Угу. Щас. Про демонов Крестовского слышал? – Суховей зябко поежился и огляделся по сторонам.
– Я про бакланов Крестовского слышал, – Пес попытался, как он это всегда делал, перевести разговор в шутку. – В демонов не верю.
– Молот тоже не верил. Пока не сходил туда, – произнес Кирилл Суховей зловещим шепотом. – Я-то че? Я ниче. Охота – иди. Схарчат тебя – что я Алиске скажу?
Суховей надавил на самую больную мозоль. Услышав имя Алисы, своей подруги, Игнат резко помрачнел и больше до самой Адмиралтейской не проронил ни слова.
Пес и Алиса не виделись уже почти две недели. Сначала между ними случился разлад, потом Игнат ушел в рейд на правый берег, а вернувшись в метро, тут же оказался в водовороте событий. Каждый день сталкер давал себе слово, что обязательно вырвется на Площадь Ленина, где жила Алиса. И каждый раз в последний момент встреча с любимой срывалась…
Обрадуется ли Алиса, узнав, что Пес снова уходит неизвестно куда? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой.
Глава вторая
НЕУДАЧНИКИ
За полгода до начала войны,
станция Площадь Ленина
– Я хочу у вас работать! – раздался звонкий девичий голос.
Сергей Васильевич Воробьев, старший врач станции Площадь Ленина, от неожиданности чуть не упал со стула. Он разбирал свое главное сокровище – пожухлые листы с рецептами. Бережно выписанные из медицинских справочников, они хранились в специальном сейфе и ценились в прямом смысле на вес золота. Он не заметил, как в его кабинет вошла девушка.
– А вы, собсна, кто? – уставился на посетительницу пожилой эскулап с лицом, покрытым густой сетью морщин, лысый, как коленка, с вечно дергающимся глазом. Нервный тик у главврача не проходил уже года три и стал такой же особенностью его личности, как засаленный халат и стоптанные сапоги.
– Я – медик, с Невского! – с гордостью отвечала посетительница. – Вот мои документы.
И она торжественно извлекла из кармана куртки листок картона со штампом Альянса. Там было написано, что девушку зовут Алиса Чайка, и что она – медсестра.
Сергей Васильевич мельком взглянул на удостоверение, потом опустил глаза, мгновенно потеряв всякий интерес к посетительнице, и вновь погрузился в изучение наследия великой медицины прошлого.
– Лети отсюда, чайка… – проговорил врач бесцветным голосом.
И уже совсем тихо, свистящим шепотом добавил:
– А то еще крылышки в крови запачкаешь.
Так прошло минут пять.
Сергей Васильевич делал вид, что работает. Алиса стояла перед ним с гордым и решительным выражением лица, словно буревестник над пустой равниной моря. Лишь раз машинально смахнула набежавшую слезинку, но тут же взяла себя в руки, тряхнула короткострижеными каштановыми волосами и через силу улыбнулась.
Игра «кто сдастся первым» продолжалась еще минут десять. Потом главврач отодвинул стопку рецептов и с досадой взглянул на девушку.
– Вот неугомонная птица. Лет скока?
– Двадцать три! – звонко отчеканила Алиса. – В медпункте проработала три года.
– Ха. И что же ты, птичка, делала в этом своем медпункте? – хмуро поинтересовался доктор Воробьев. – От чего лечила местных богачей? От воспаления хитрости? От пьяной икоты? Синяки им мазала?
«Интимные услуги оказывала?» – добавил про себя Сергей Васильевич. Многие медсестры на богатых станциях работали по совместительству проститутками, это не являлось секретом. Сказать это вслух Воробьев, однако, не решился. Главврач не любил обобщений. Видимо, взгляд выдал его с головой. Чайка потупилась.
«Ага, в точку. Значит, точно давала богатым пациентам», – с торжеством отметил Воробьев.
– Меня там достали симулянты, которые только и могут, что руки распускать! – воскликнула Алиса. – А я хочу нормальным людям помогать.
– Помогать, говоришь? Ты хоть раз ассистировала при полостной операции? А ампутации конечностей своими глазами видела? Без наркоза? С гноящимися ранами дело иметь приходилось? А с гангреной?
На все эти вопросы Алиса могла ответить лишь одно: «Нет». Ни одного по-настоящему тяжелого случая на Невском проспекте за все три года не произошло. Если кто-то из солдат или сталкеров Альянса получал ранения, их сразу же отправляли на Площадь Ленина. А медпункт Невского обслуживал местную элиту.
– Вы там, на Невском, в раю живете, – продолжал Сергей Васильевич бесцветным голосом. – Эдем, блин.
При этих словах Чайка вздрогнула и бросила на главврача быстрый, настороженный взгляд.
– Вы что, верите в сказки про «Объект тридцать»? – выдохнула она.
– Нет, конечно, – Воробьев улыбнулся лишь краями губ. – Это так, к слову. Но факт остается фактом. Вам, невским, и в кошмарах не снилось то, что у нас тут считается обычной работой…
– Именно поэтому я пришла, – с неожиданной твердостью ответила девушка с Невского. – Я пользу хочу приносить.
И одарила Сергея Васильевича ослепительной улыбкой.
Врач невольно залюбовался зубами девушки. Таких хороших зубов Сергею Васильевичу не доводилось видеть давно…
– Ты принесешь огромную пользу, если покинешь этот кабинет как можно скорее, – проворчал главврач, но в его тоне Алиса не уловила ни злости, ни равнодушия. Начальник станции военных врачей пытался скрыть симпатию, которую вызвала у него девушка, за грубостью. Она это поняла и не обиделась.
– Обязательно. Как только получу ваше разрешение – сразу помчусь на рабочее место! – воскликнула Алиса с озорным огоньком в глазах.
Этим ответом Чайка окончательно покорила сердце главврача.
«Девчонка бойкая, шустрая, – размышлял Сергей Васильевич, – эх, была – не была. Рук, в самом деле, не хватает».
– Хорошо, – сдался главврач. – Хочешь давить бобров…
Алиса удивленно моргнула.
– То есть, творить добро – мешать не буду. Но и легкой жизни не обещаю. И еще, – добавил главврач уже твердо, с металлическими нотками в голосе, – мы – военные врачи. Так что с этой минуты ты – военнообязанная. Никаких вольностей. Здесь вам не Страна чудес…
– Я вам так… Так благодарна! – Чайка чмокнула главврача в лысину.
«Ну как можно на нее сердиться?» – подумал Сергей Васильевич, небрежным жестом давая понять, что девушка может приступать к выполнению своих обязанностей.
– Поступаете в распоряжение старшей сестры – Грачевой Аллы Ивановны, – главврач написал пару строк на бумажке. – Как выйдете, сразу поверните направо. Стучите в первую дверь.
– Есть! – отсалютовала Алиса и, шутливо чеканя шаг, покинула кабинет.
Сергей Васильевич смотрел ей вслед. Легкая улыбка то появлялась на его лице, то пропадала.
Пожилой доктор многое повидал на своем веку. Десятки его коллег приходили в больницу или поликлинику с горящими глазами, чтобы лет через пять превратиться в апатичную тушу с перманентным нервным тиком. Многие ломались, спивались… Некоторые кончали с собой.
Сергея Васильевича спасало чувство юмора, здоровый цинизм… И вера в бога.
– Да поможет тебе Бог, – прошептал Сергей Васильевич, осенил себя крестным знамением и снова принялся за работу.
* * *
Алиса шла на встречу со своей новой начальницей, весело насвистывая на ходу.
Девушку весьма позабавило то, что у обоих главных докторов на станции Площадь Ленина были «птичьи» фамилии: Воробьев, Грачева… Она носила фамилию Чайка, а значит, удачно вписывалась в коллектив.
Едва Алиса переступила порог кабинета старшей сестры, как желание свистеть тут же пропало.
Перед Чайкой сидела сухая, желчная дама лет пятидесяти, выражением лица больше похожая на злобного бульдога, чем на кого-либо из семейства пернатых. У нее тоже, как и у главврача, не прекращался нервный тик. Но если облику Сергея Васильевича эта особенность придавала некую трогательность, то старшую сестру делала еще более неприятной.
– Не свистите, денег не будет, – произнесла Алла Ивановна, едва Алиса появилась на пороге.
Девушка в ответ только фыркнула. Ее всегда забавляли люди, верящие в подобные суеверия.
Суровое лицо старшей сестры исказила странная гримаса. Она словно съела кусок лимона, посыпанный солью.
– Не вижу ничего смешного, – произнесла Алла Ивановна все тем же ледяным тоном. – Стало быть, новая сестра?
Алисе оставалось лишь теряться в догадках, как старшая сестра могла узнать о ее назначении. Ни в кабинете Сергея Васильевича, ни здесь телефонов не было. Видимо, среди медиков сарафанное радио работало лучше любых средств связи. Да и под дверью у Воробьева наверняка кто-то подслушивал.
– Я, Алливанна… – заговорила девушка, не одолев сочетания имени и отчества, чем еще больше разозлила старшую сестру.
– Меня зовут Алла Ивановна, – поправила Чайку старшая сестра и сразу без перехода спросила: – Похуже места найти не могла? Может, тебе сразу к мортусам5 надо?
– Мертвым помощь уже не нужна, – тихо, но твердо произнесла Алиса.
Старшая сестра ничего не ответила. Но, сколько ни вглядывалась девушка в ее лицо, так и не увидела ни единого проблеска симпатии. Алла Ивановна смотрела на нее, как на юную дурочку с ветром в голове. Наверное, она имела на это право.
Помолчав несколько секунд, старшая сестра взяла остро отточенный короткий карандаш и квадрат бумаги. Что-то написала и протянула записку Алисе.
«В блок Б» – вот все, что там оказалось написано.
– А где он, этот блок Бэ? – робко поинтересовалась Чайка, совершенно не знакомая ни с порядками, царившими на станции врачей, ни с планировкой помещений.
Грачева в ответ мотнула головой в неясном направлении.
– Спасибо за ответ, – Алиса, хотя и не ожидала теплого приема, не смогла сдержать обиды, круто развернулась и побежала прочь, сама не зная, куда… И наткнулась на мужчину лет тридцати в поношенном камуфляже со сталкерской нашивкой.
Тот шел по узкому проходу между строениями, опираясь на костыль. Левая нога больного не сгибалась, он с трудом ее подволакивал. Пальцы на правой руке были перебинтованы. Чайка несколько раз видела этого сталкера вместе с Борисом Молотовым.
Алиса не успела затормозить и на полном ходу налетела на пациента. Тот не удержался на ногах и упал на гранитные плиты.
– Агрх! Мать-перемать, куда прешь?! – зарычал сталкер.
Девушка попыталась удержаться на ногах, но не сумела и упала следом. Прямо на больную ногу несчастного. Тот взвыл от боли.
– Простите-извините-виновата… – пролепетала Алиса. Она попыталась помочь бедняге встать на ноги, но он лишь отмахнулся от нее.
– Вали отсюда! – захрипел сталкер, размахивая в воздухе костылем.
К месту событий уже спешили санитары. Обхватив голову руками, Чайка стремглав бросилась прочь.
Вечером этого же дня девушка, с трудом сдерживая слезы, написала на листе бумаги:
«Приказ выполнен. Я принята на работу. Все хорошо. Чайка».
Но с отправкой отчета решила подождать.
– Как бы ни выгнали теперь… – вздохнула она и спрятала письмо в потайной карман.
31 октября – 4 ноября, станция Выборгская
Станция Выборгская никогда не блистала красотой и изяществом, ни до часа Икс, ни, тем более, после. Обычная станция глубокого заложения с колоннами бежевого цвета. Как и все платформы петербургской подземки, Выборгская радовала местных жителей и гостей столицы обилием банкоматов и торговых точек. Москвичам, обладателям самого помпезного в мире метрополитена, о подобной роскоши оставалось только мечтать. Рабочие из стран Средней Азии старательно выгребали и выметали весь тот мусор, что оставляли за собой бесчисленные толпы пассажиров, чье движение в час пик напоминало миграцию антилоп гну.
Так было когда-то давно.
Теперь же, когда улицы и площади города заполонили двухметровые сороконожки и прочие милые создания, Выборгская превратилась в самый настоящий свинарник. С единственным отличием. Настоящих свиней тут не водилось. Зато здесь обитали не менее трехсот существ вида homo sapiens, не утруждавших себя заботой о красоте родной станции. Или не очень родной. Или совсем не родной, а всего лишь временного пристанища.
Расположенная на перекрестке торговых путей, Выборгская гостеприимно распахивала свои гермоворота перед наемниками, торгашами, наркокурьерами, ворами и воришками всех мастей. Большинство из них надолго здесь не задерживались. Кто-то уходил по межлинейнику на Петроградскую. Кто-то спешил в сторону центра метро, на Площадь Ленина или Площадь Восстания. Кто-то решался на рискованный марш-бросок через руины города на север. Там лежали владения Северной Конфедерации. Здесь не спрашивали документы и не особо напрягались, если посетитель входил на перрон с оружием, да еще и со свежими кровавыми пятнами на шнурованных берцах. Всякое бывает в жизни. Кому какое дело? Не дебоширь, да не воруй у местных, и живи, как знаешь. Главное – плати.
Местная администрация услужливо предлагала дорогим гостям неслыханные удобства: покосившуюся хибару с гордым названием: «Гостиница», жуткое пойло с условным наименованием «пиво» и таким же соблазнительным шашлыком из крысиных тушек, и благоухающий общественный сортир. За неимением иного посетители рады были и этому. А если кто-то был не рад – старался помалкивать. Любителей качать права тут не жаловали.
Одним из случайных гостей этой шумной общины, пропахшей смрадом закопченного мяса и мужского пота, был Данила, караванщик из Северной Конфедерации, отставший от своих. Он торчал на станции уже пятый день.
– Скоро придет наш караван – и заберет меня, – повторял Данила.
– Тогда и долги отдам. Наши своих не бросают, все заплатят, – добавлял он, услышав напоминание про еду и выпивку, взятые в долг.
Но время шло. С севера никто не приходил. Кредиторы незадачливого караванщика начинали нервничать. Чтобы гость-дармоед не удрал, к нему приставили охрану. Данила вяло переругивался со своими надзирателями, но сбежать от них не мог. Стерегли парня на совесть.
Первое время караванщика подкармливали даром. Жалели человека. Особенно активное участие в судьбе караванщика приняла повариха Нюра. Целых три дня она наливала Даниле полные миски похлебки, да еще добавки давала.
– Он жеж. Он жеж за любов! – поясняла она свою щедрость.
Сталкеры и постовые угощали самогоном. Хозяин гостиницы целых два дня разрешал занимать койку бесплатно. Даже комендант станции не лез, а он больше всего на свете не любил людей, которые не платят денег.
Причина, по которой караванщик отстал от своих, была проста и незамысловата. Женщина. Ангелина, медсестра с Площади Ленина. По меркам метро – почти красавица, ни синяков, ни выбитых зубов. Они познакомились больше месяца назад, но тогда остаться наедине не получилось. Лину позвали на операцию.
– Приходи еще, устроим полет, – шепнула она на прощание.
Данила вернулся. Едва караван закончил разгрузку на Выборгской, и был объявлен общий отдых, помчался со всех ног на Площадь Ленина. На этот раз им повезло. Нашлось и место, и время. Три часа пролетели незаметно.
Про жесткие сроки пребывания каравана северян Данила, конечно, знал. И даже сделал попытку объяснить прекрасной даме, что ему пора прервать любовные подвиги и отправиться в обратный путь. На всех уважающих себя станциях горели электронные часы. Правильное ли они показывали время – никто не знал, но зато – одинаковое. Однако коварная Лина наотрез отказалась отпускать своего принца, а караванщик, как истинный джентльмен, не посмел перечить женщине. Когда же он все-таки вырвался из горячих объятий ненасытной партнерши и примчался обратно на Выборгскую, ни одного северянина там не оказалось. Караван ушел. Дожидаться Данилу или отправлять кого-то на его поиски никто не стал, велика честь. Прошляпил время – сам виноват.
Отчаянное положение, в котором оказался караванщик, сначала позабавило местную солдатню.
– Дуй за своими, паря, – ржали сталкеры. – Че тут идти, всего пять кэмэ!
– Мужики, доведите до Мужества! Расплачусь – гадом буду, – Данила с надеждой смотрел на матерых бойцов, привыкших бродить по зловещим развалинам города. В ответ он слышал лишь насмешки.
– Щас, разбежались. Дураков нет, – ворчали одни.
– Скока дашь патронов, если доведем? – интересовались другие, и, услышав сумму, гнали его в шею.
Постовые, к костру которых северянин подсел погреться, отнеслись к нему с большим сочувствием, даже плеснули немного браги.
– А ты назад дуй, – советовали караульные. – К бабе этой. Повеселишься пару дней, а там, глядишь, и ваши подвалят.
Но караванщик, смертельно уставший от любовных подвигов, идти назад, на станцию врачей не решился. Лина вымотала его.
На четвертый день Данила рад был бы вернуться на Площадь Ленина. Да вот беда – его туда больше не пускали. Слишком много долгов наделал за это время незадачливый караванщик.
Беда следовала за бедой. Сначала его выгнали из гостиницы, потом перестали наливать самогон, а на пятый день – и кормить тоже.
– Вот я тя, дармоед! – прикрикнула на Данилу повариха Нюра, стоило ему показаться на пороге. Накануне комендант решил провести на кухне ревизию, нашел недостачу и устроил Нюре разнос. Караванщику в очередной раз не повезло…
– Денег нет – работай, – заявил комендант станции. – Что хошь, выбирай. Хошь – туалеты мой. Хошь – ржавчину соскабливай. Плесень вон расплодилась.
Но Данила от такой работы отказался наотрез, чем страшно рассердил коменданта.
– Ну и пшол вон, бес-дельник! – закричал комендант, желчный тип неопределенного возраста.
Слово «бездельник» он употреблял неоднократно, и каждый раз – по-своему, через букву «с».
Увидев, что караванщик понял его буквально и пошел прямиком к туннелю до Площади Ленина, начальник покраснел от гнева, обматерил Данилу и велел охране отлупить скандального гостя. После этого положение северянина стало совсем незавидным. Большую часть времени он слонялся по станции или сидел где-нибудь в углу. И все ждал… Ждал.
Никто не увидел, как вечером третьего ноября Даниле передали записку.
Ее принес курьер самой неприметной внешности. Небольшой клочок бумаги словно бы случайно выпал из рук посыльного, когда тот проходил мимо. Караванщик долгое время делал вид, что не замечает бумажку. Потом лениво приподнял скомканный листок, пробежал глазами и быстро сунул в карман.
На лице Данилы расплылась блаженная улыбка.
– Скоро… – выдохнул он.
01–04 ноября, за несколько дней до начала войны,
разные концы Приморского Альянса
Самоволка Игната Псарева и Кирилла Суховея закончилась полным провалом.
Сталкеров задержали на блокпосту Адмиралтейской.
То ли легенда про секретное задание Гаврилова, которую выдумал Псарев, показалась постовым неубедительной, то ли Гаврилов успел поднять тревогу и дозвонился на Адмиралтейскую – в общем, удрать у сталкеров не получилось. Так Псу и Суховею стало окончательно ясно, что никакие они больше не «вольные», а вполне себе подневольные солдаты Альянса.
Игнат легко сдаваться не собирался.
– Мы, блин, вольные казаки, а не хренова армия! Куда хотим – туда идем! – бушевал он.
– Это вы-то казаки?! – ржали в ответ караульные.
– Дети мы казачьи! – с гордостью отвечал Пес. Дед его, в самом деле, был выходцем из терских казаков. Отец никакого отношения к казакам уже не имел, служил в полиции, но Игнат все равно чрезвычайно гордился своим происхождением. Кирилл Суховей был выходцем из семьи кубанских казаков.
– Хрены вы собачьи, – услышал в ответ Псарев.
Оскорбить Игната сильнее было почти невозможно.
Изрыгая потоки брани, сталкер кинулся в драку. Но силы оказались неравны. Пятеро бугаев быстро скрутили Псарева, а заодно надавали затрещин и его другу, Суховею, который ни с кем драться не собирался.
