Kitabı oku: «Дружба с дьяволом», sayfa 5
TAGGING UP TURF
У Миши закончился последний урок. Вокруг кабинета толпа. Видимо, у кого-то на носу седьмой урок. Ещё так на Мишку посмотрели, как на отбитого. Но парнишка проходит мимо них, выходит на площадку и спускается по лестнице, а затем к выходу.
Блуждая по городу, Мишутка шёл домой всегда через городскую площадь, где на удивление, всегда было мало народу. И на этот раз, с воткнутыми в уши наушниками, ритмично шагая под мелодию, Шалаев проходит мимо окон здания художественной гимнастики, что неподалёку от заурядного памятника Ильичу, и с презрением косится на молодых девушек его возраста, скачущих на носочках. Пацан не понимал, как можно тратить время на такие "бесполезные" занятия, предпочитая самому лежать на кровати и капитально аутировать. Но в глубине души завидовал им их упорству и стойкости.
“Возможно, мне тоже стоит сделать некоторые выводы?” – думал Михаил, проходя мимо гимнасток.
И всё бы ничего, если бы тот не наткнулся на стоящего рядом с ним знакомого. А зовут его:
– АНДРЕ-Е-Е-Е-Е-Е-ЕЙ!
“Почему так громко? Да вы взгляните на него! Опустив голову, он стоит возле ступенек и курит свой каличный “Космос”. По его внешнему виду видно, что он яркий представитель панк-музыки, но сам лишь простой говнарь. Косуха его набита всевозможными значками, за спиной гитара, на ногах огромные кожаные ботинки с шипами, а голову украшает ровный ирокез рыжего цвета”.
Шалаев подошёл к Андрею и молча протянул ему руку. Второй, обрадованный столь приятной встречей с приятным ему человеком, ответил взаимностью.
– Прэ-э-э-т! – лукаво поприветствовал панк.
– Угу.
– Почему ты так редко здороваешься?
– Как редко? – удивился Миша. – Всего-то один раз.
– Обычно “угу” означает некоторое неуважение к собеседнику и полный пофигизм.
“Ну а что ему сказать? Наверное, то, что мне не впервой так ко всем обращаться, потому что “привет, как дела, пока не родила” уже заебало?”
– П-потому что я ненавижу г-г-говорить это нудное “привет”. Бля, каждый это говорит! – сказал Мишка с оттенком раздражения. – А когда я пытаюсь приветствоваться по-другому, ты начинаешь меня п-п-пародировать!
Андрей скосил кривую ухмылку.
– Это шутка юмора! Хм, давай тогда буду говорить что-то типа “здравствуй”? Или, блин, хрен знает… Я не знаю, как ещё.
– С тобой всё в порядке? Ты с пятницы будто сам не свой.
– Это всё концерт! – согласился он, улыбаясь.
– В отрицательную с-сторону он тебя п-п-поменял.
– Интересно, в какую же? – Андрей недовольно фыркнул.
– В отрицательную…
– В какую именно? – не унимался панк.
– Ну, – Миша задумался, – тогда, шестого числа… Знаю, ч-что это лично твоё мнение и, оно п-п-полностью отличается от моего, но… В общем, хуйню ты к-какую-то тогда п-прогнал! А сейчас в-вообще доебался до “угу”, но почему-то раньше не жаловался на подобного рода приветствие. В-выжидал момент, небось?
Шалаев ожидал словесного поноса от панка в этот момент, который заставил бы его спрятаться в свой панцирь, но тот лишь мило улыбнулся.
– Ладно, извини, что так вышло… – парень посмотрел в сторону окон здания художественной гимнастики. – О! Погляди, какие девчули.
Миша повернулся в ту же сторону, куда смотрел Андрей, и закатил глаза.
– Что? Не понравились?
Мишка отрицательно покачал головой.
– Давай, Мишань! – уже и Цицерон въелся. – Ты даже не общался с ними! А потом жалуешься мне, почему тебя девки не хотят замечать…
– Я видел достаточно, дружище… И не собираюсь совершать ошибок.
– Но ты глянь, какие они хорошенькие!.. А как мне нравится их мода: укороченные джинсы с высокой талией, заправленные в футболочки… И модные сникеры, кстати! Это ж… в космос просто.
– Кого ты так описываешь? – Мишка искренне изумился. – Они молоды, а ты стар. Через несколько лет эти стройные девушки покроются складками и растяжками, глаза превратятся в узкие щёлочки, а мордочка приобретёт требовательное выражение. Ты же не глупый, к тому же мой советчик! Необычно слышать от тебя такую хрень…
“Одежда скрывает недостатки так же, как и тонны косметики, ставшие тупо доступнее, как и видео-мануалы по её нанесению. Как говорил кто-то: не всё золото, что блестит. Так что…
А ещё абсолютно верно, что пока мы молодые и в одежде, – всё хорошо! Но со временем становимся похожи на “пиздец”, забивая на себя даже с изначально хорошими данными”.
– Да ну! Ты не хотел бы взгромоздить такую пилотку себе на лицо?
– Не-а.
– Я принял бы такое за честь и отвагу! – и гордо поднял палец. – Ха! Ааааайййй! Бзик нервный… Сделай мне массаж.
Миша недоумевает.
– Массаж чего?
– Спины! – панк рассмеялся. – Я странный, да…
– Все мы странные в той или иной степени, – поддержал Мишка.
– Да, и все мы пидоры…
Миша недоумевает вдвойне.
– Что ты подразумеваешь под словом “пидоры”?
– Ну, возможно ты пидор, я пидор, он пидор, они пидоры… – и тут Андрюша ушёл в бурные размышления.
“С этим типом я познакомился совершенно внезапно! В одном паблике был опубликован пост, но не из разряда “Найдись, красавчик” или “Анонимно. Понравился очень, встретились там-то”. Нет! Такой формат знатно устарел, поэтому текст поста гласил:
«Прошу коллективной помощи в поиске определённого человека: русые кудри, всегда быстрая спортивная походка, живёт там-то… Вечно один, зажатый… Ищу с целью затусить, а так, подойти мне мешает моя неуверенность».
Вот и нашёл меня… До сих пор не могу понять, как он в одиночку это сделал! В целом неплохой он человек, пусть и ебучий извращуга: всё время шутит про гомиков, фейсситтинг, женское доминирование… Противно всё это слушать. Но в остальном меня всё устроило. Я его принял как полагается… Правда, я периодами сомневаюсь в его гетеросексуальности”.
– Не молчи, – панк окликнул Шалаева, не забыв похлопать по плечу.
– Не молчу… – рассеянно процедил Мишка.
– Ну, тогда ответь что-нибудь.
– Ответить на что?
– На то, что я тебе говорил.
– А что ты говорил? – спросил Мишутка, покосившись на Андрюху.
Последний неловко почесал в затылке.
– М-да… Короче, забей хер! – и отмахнулся, вновь уставившись на гимнасток. – Но девочки классные, а ты просто скромничаешь и боишься в этом признаться!
– Т-ты идиот?..
– А ты скромняга!
Достав тетрадку и баллончики с краской, Шалаев бросил сумку себе под ноги и на всякий случай проверил наличие краски, проведя ловкими движениями пару линий на голой стене. Линии, как он и ожидал, оказались смелыми и чёткими, а значит, осуществлению его замысла ничего не мешало.
…
В классическом понимании граффити, которое сформировалось к середине предыдущего столетия, принято считать лозунги ситуационистов, распространявших свои протестные движения по европейским странам.
Вскоре волна граффити докатилась и до Северной Америки, где направление чаще всего ассоциировалось с чем-то криминальным, ведь целью оставленных "тегов" было обозначение территории, на которую распространяется влияние банды.
В какой-то мере это дошло и до наших времён, но в гораздо более прозаической форме. Сегодня граффити – это скорее инструмент самовыражения художника.
– Эй, гражданин, а чем Вы этаким занимаетесь? А ну прекращай этот вандализм! Поймаю и перцем тебе ебало залью, биомусор!
– Обычно баллончик в анус запихивают, чтоб ты знал.
– Чувак, ты серьёзно ищешь острых ощущений от этого занятия, ни капельки не осознавая, что буквально отвернешься и тебе уже ебало бьют? – Цицерон нахально рассмеялся. – Это город и так похож на говно, а ты ещё своим калом стены мажешь!
– “Калом” он является исключительно для твоего больного взгляда, – подловил Шалаев.
– Хорошо, рисуй у себя дома!.. Или в специально отведённых для этого местах, хуйдожник. Но нет, ты же быдло! Тебе нужно, чтобы твой кал красовался на чужом имуществе и жизненном пространстве!
– Я рисую в городских условиях, и не наношу ущерба частной собственности простых людей, если это возможно. А всё муниципальное будет расписано ещё как протест против нынешних социальных устоев, которые прогнили.
– Я тебя понимаю, но загвоздка в том, что закрашивать твою хуету будут такие же простые люди, как ты. Или Василичи с тётями Сраками с зарплатой в восемнадцать тысяч. И только ты делаешь им хуже! А “наверху” всем глубоко похуй на твои каракули, в этом можешь быть уверен. Погляди сам: сейчас по центру видно, как бедолаги оттирают “художества” малолетних долбоёбов. Причём в реалиях небольшого города одних и тех же долбоёбов по сотому кругу. Так что хуй знает, веселья не вижу…
– Как знаешь, браток…
Всю историю существования граффити человечество пыталось лишить его права называться искусством. Да и сегодня одним рисунок на стене покажется шедевром, другие скажут: “засрали дом”.
Вот и историю моего самовыражения всячески пытались лишить. Но Семёну стоит отдать должное, ибо своими запретами он только подогревал во мне интерес к этому делу. Жизнь в панельках казалась серой, и я всегда мечтал о чём-то большем. И вот однажды, случайно заметив на одной из стен здания ярко-жёлтый тег, я ощутил, как моё сердце ударилось чуть сильнее. Для маленького меня эти каракули были каким-то непонятными, но при этом таким притягательным. В скором времени я всерьёз начал интересоваться этой формой искусства, изучал работы знаменитых художников и их приёмы. Спустя ещё какое-то время я понял, что граффити – это не просто разрисованные стены, а настоящее выражение чувств и мыслей.
Неожиданно для себя самого, я начал творить свои собственные граффити. Старался уловить дух Мочалина и изобразить соответствующий тег на стене дома. И так, первой жертвой моего искусства стал мой же дом – серая пятиэтажка на юге города. Но моя первая работа оживила иначе такие серые и скучные улицы.
Я, подобный хищнику, охотился за идеально чистыми стенами пятиэтажек. Для меня каждый многоквартирный дом становился холстом, на котором я воплощал свои мечты и фантазии. Я тупо прогуливался по своему городу с баночкой краски в кармане и размеренно рисовал коварные улыбки, яркие шрифты и образы, чтобы заставить ожить хрущёвские постройки.
Часть людей считает это вандализмом, потерей чувства прекрасного и просто непонятной хуйнёй на стенах. Но я вижу в этом выражение моего мнения о существующем мире и порядках, бытующих в обществе. Это вызов серости, стандартам и навязыванию большинством человечества правил игры. Когда ты молод, ты должен творить, жить, искать новое и разрушать догмы, которые сейчас заставляют нас двигаться в одном направлении, как солдат в строю!
Долгое время граффити ассоциировалось исключительно с незаконным нанесением сомнительных рисунков на все доступные городские поверхности. Но времена меняются, и в последнее десятилетие его всё чаще называют модным искусством. Слыхал, что в некоторых регионах муниципальные администрации выделяют специальные площадки, где каждый может самоутвердиться. Но меня не интересуют специально отведённая местность… Меня должны видеть везде!
Развернув тетрадку на нужную страницу, Мишка, следуя в ней своим эскизам, принялся закрашивать пустые стены подъезда.
АНДРОМЕДА
Уроки закончились. Последним уроком была химия, на котором Шалаев снова решил ничего не делать. И вот он стоит в кабинете директора вместе с химичкой, которая вешает лапшу директрисе о том, как юноша наплевательски относится к её предмету. Хотя тот всего-то не принёс тетрадь по лабораторным.
Прослушав лживые лекции о том, какой он плохой, Миша всё же решает спросить:
– Я свободен?
– Нет, – ответила Федосия Витальевна, директриса. – Хочу поговорить с тобой. – И в ту же секунду косится на Розу Елизаровну. – Лично.
Надеясь насладиться тем, как директор будет бузить на своего “любимого” ученика, Роза недовольно чавкнула, встала со своего места и вышла из кабинета.
Проводив её взглядом, Федосия Витальевна вновь посмотрела на Мишку.
– Садись, – она указала ему на стул, на котором до этого сидела химичка.
Парень с отвращением посмотрел на этот стул и уже собирался заткнуть ноздри, но под тяжестью страха и безысходности бросил сумку, сжал пальцы и сел.
Директриса начала разговор с Михаилом, обращаясь к нему следующим образом:
– Миш, я уже давно наблюдаю за тобой, с момента твоего поступления в нашу школу. И я замечаю, что ты не ценишь то, что мы стараемся для тебя сделать. Понимаю, ты утомляешься после учебного дня, появляется нежелание что-либо делать, особенно домашнюю работу. Конечно, я и сама была школьницей. Такой же, как и ты…
Миша смиренно молчит. Ему этот “разговор по душам” только на нервы действует.
– …и даже сейчас, занимая такую непростую должность, я как-то умудряюсь всё успевать, и даже отчитываться о проделанной работе. Пусть и жертвуя для этого немалым здоровьем… И весь наш персонал тоже жертвует. И Роза Елизаровна в том числе… Да, по большому счёту ничего за это не получаем.
“Ты бы ещё прошлась по тому, кто у вас эти деньги забирает, а то я уже заебался слушать, какая у неё зарплата маленькая и что никто со мной сидеть после уроков не будет!”
– Но ты же способный парень с безупречной работоспособностью и хорошим интеллектом. Более того, твоё интеллектуальное развитие выше среднего. Выше, чем у твоих одноклассников. Но в то же время можешь быть ленивым, не так ли? – и ожидает, пока Мишка что-нибудь из уст своих протолкнёт.
А Миша по-прежнему сидит молча, любуясь шторами и не представляя, что сказать. Федосия Витальевна щёлкнула пальцами перед глазами парнишки, после чего тот оживился, повернулся к директрисе и сделал мудрую гримасу, как будто всё это время внимательно слушал её.
– Мне переспросить? – Федосия Витальевна щурит глаза, скрещивает руки на груди и облокачиваешься на спинку стула.
– Достаточно. – Мишка встал со своего места, дёрнул за ручку и вышел в коридор, не забыв со всей дури хлопнуть дверью.
Мишка не шёл, а буквально нёсся, мчался по коридору, кипя от ярости. Возмущение прямо-таки переполняло его.
“Видите ли, “я умудряюсь всё успевать и ДАЖЕ отчитаться о проделанной работе, пусть и жертвуя своим здоровьем”. Ага-ага, “и Роза Елизаровна тоже”. Ну и мне, конечно, интересно услышать, как эта сука только и делает, что притворяется великомученицей, чтобы в лишний раз самоутвердиться за счёт меня! Да и Вы, Федосия Витальевна, тоже хороша, раз верите во всю эту чепуху и тоже её защищаете! Федосия Витальевна, ну будьте человеком – делайте свою работу, НАСТОЯЩУЮ работу!.. И Розе заодно посоветуйте так сделать. Нежели мне слушать то, как вы тут сопли о копейках за ваш “великий и неблагодарный” труд распускаете! Нытики хуевы… Тьфу!”
Прозвенел звонок. Мишутка лихо застегнул куртку, перекинул сумку через плечо и направился к выходу. Там его уже заждались.
– Ну, рассказывай, – вопрошает панк. – Что-то ты долго там. Всё хорошо?
– Потом, – отмахивается Шалаев. – Идём лучше, куда ты п-просил.
– Ага, понял, – и за ним вслед.
* * *
Где-то за искомым пунктом назначения что-то зашуршало. Причём шуршало довольно долго, как будто кто-то рылся в кушерях. По таким чутким шорохам можно было предположить, что, вероятно, по зарослям ползает экзотическое животное в поисках еды.
Но истина этих теорий внезапно оказалась ложью. Шелест возбуждённых листьев тут же стих, и из глубины густого леса показались две человеческие фигуры.
Редкий солнечный день клонился к закату. Гаснущее небо уже не могло просочиться своими крупинками лучистого заката в лесную бездну, поэтому его роль мог бы выполнять один-единственный работающий уличный фонарь. Но вот встроенная барахлящая лампочка даже с душераздирающим рёвом едва ли смогла бы выполнять свою функцию. Поэтому Андрей додумался включить у себя на телефоне фонарик и идти по освящённым грязевым оврагам, таща за собой Мишку.
– Ну вот, мы пришли! – Андрюха улыбнулся, показывая пальцем в сторону… Это было похоже на калитку из сварных металлических прутьев. – Пошли?
– А-а… что там? – боязливо спросил Мишаня.
– Как я тебе и обещал!
Андрей повернул взор к ручке и подумал что-то сомнительное, затем посветил фонариком себе под ноги, надеясь что-то найти. Миша уже насторожился, пока свет не пал на лежавший замок.
Панк испытал облегчение, наклонился за устройством фиксации и сунул его в карман.
– В-всё в п-п-порядке?..
– В полном. – Андрей подошёл к калитке и дёрнул за створку. – Проходи… Надо потом калитку запереть, так, на совесть.
“И столб починить”, – добавил Шалаев.
Деревья расступились, обнажив приземистые силуэты каменных крестов, аккуратно врезанных в землю. В растущем лунном свете территория кладбища выглядела ритуальным тотемом мёртвого и пустого леса, без огромных злодеев, анимешных мордашек и могущественных заклинаний. Совсем пустая, брошенная локация. Однако Миша строго приказал себе не выдумывать глупостей, ведь призраков не существует.
Еловые иголки тут же сдуло ледяным ветром, и теперь можно было окончательно рассмотреть местность, откуда они уходили, в мельчайших подробностях.
“Даже не знаю, что бы предпочёл: удручающий вид сей “изысканной достопримечательности" или довольное лицо Андрея, приведшего меня сюда для совершения грязных делишек".
И довершая апокалиптическую картину нотками безысходности и отчаяния, два-три сорванных дерева покачиваются над почерневшими каменными надгробиями, давая едва скудную тень.
– Тебе не страшно здесь в такое время суток гулять? Особенно со мной.
“На что он намекает?”
Миша нервно помотал головой и добавил:
– А тебе?
В ответ Андрюха просто пожал плечами. Кажется, никакие сверхъестественные глупости его нисколечко не пугали.
“Ну конечно… Он же панк!.. Вернее, говнарь-фетишист или что-то с этим свя… Ему же всё нипочём, короче, да! А может, дело в том, что он гораздо лучше видит в темноте”.
– Мне здесь хорошо.
“Ему здесь хорошо… И мне следует чувствовать то же самое”.
Накрутив себя, Миша загнал дрожь внутрь тела и расправил плечи.
– Ладно, погнали! – сказал панк, поправляя телефон в руке. Шалаев кивнул и устроился следом.
“Да и мне самому стало чуточку теплее на душе. Всё же, несмотря на браваду, я нуждался в ком-то. Может быть, в Андрее?”
– Он тебе не нужен, я же вижу. В этой ситуации он интересует тебя как живой щит… На случай, если дела пойдут совсем плохо. Ты же бессердечная тварь, так до сих пор не научившаяся ценить человеческое тепло. Забыл?
– А что мне ещё остаётся делать, находясь чёрт знает где? Советуешь бежать? Да с радостью! Только куда? Предоставь мне GPS-навигатор и карту.
– Ты же криворукий! Какая тебе карта с навигатором? Ты даже при наличии всего необходимого нихуя не сделаешь. Научись уже думать собственной головой, пока не поздно!
– Спасибо, но ты так и не ответил на мой вопрос.
– Изнасиловать его, к примеру, – смело предложил Цицерон.
– Пока он не додумался изнасиловать меня?
– На каждого крутого рано или поздно найдётся ещё круче! Ну, ты хоть листву скинешь, так что пользуйся моментом, пока можешь. Ты же сам этого хотел.
– Но не с парнем.
– А какая разница? Взгляни на его лицо.
Мишка подбежал к панку и, стоя рядом с ним, собирался изучить его харю, пока смущённо не отвернулся и не почувствовал на себе его горящий взгляд.
– Ну, понравилось? – голос кокетливо поинтересовался.
– Сволочь ты… Хоть и часть меня.
– Рад служить!
– Ты бы ещё воинское приветствие отдал, клоун.
– Могу, только здесь тесно.
– Тесно? Каким же образом, если ты сам всё время напоминаешь мне о том, что я тупой?
– Вот видишь? Нужных знаний и навыков у тебя всё равно нет, поэтому я и вытягиваю тебя из самой сердцевины Марианской впадины. Тебе как раз там самое место, ха!
– Ты скорее впитал в себя все эти знания.
– Не исключено, но слабо походит на правду.
Тем временем парни искали миниатюрный столик рядом с могилкой, обнюхивая каждый завиточек. Они шли вдоль забора, который тянулся глубоко в заросли запущенных канав, окружённых разрушенными деревянными крестами под когда-то красивыми, но теперь обветшалыми крышами.
Закат опять заволокло елью, и видимость ощутимо снизилась. Не будь у панка освящения, Миша встал бы ступором, боясь двинуться с места. Но путешествие по миру усопших длилось недолго, и ребята уже стояли у надгробия с приглашающим столом.
“Даже скамейка к ней имеется! Класс…”
– То, что надо! – долгожданный голос Андрея прозвучал в такой жуткой тишине. Он бросил на стол пакет с алкоголем и закусками, а рядом поставил гитару. Вытащив из футляра всю скопившуюся макулатуру, парнишка бросил всё на сырой песок и пустил огонёк. Бумага быстро вспыхнула, образовав яркое пламя медного цвета.
* * *
Через некоторое время ребята пропускают по рюмке водки, греясь от холодного декабрьского ветра.
– Че там у тебя в школе, рассказывай! – Андрюха всё-таки напоминает.
Уже подвыпивший, парень был гораздо общительнее, поэтому мог открыто говорить даже на самые интимные темы.
– Да!.. – Шалаев лениво отмахнулся. – Что там рассказывать? Училка эта, Роза Елизаровна, наверное, останется в моей памяти до конца жизни. С её-то ур-у-уроками точно.
– А что? – любопытствует панк. – Не выучил что-то? Да не гони, рассказывай!
– Я и н-не знаю… к-как это учить, – неуверенным тоном отвечает Мишутка. – Ну не знаю, я и понимать это не могу…
Андрей задумался.
– Гм… Ну, это не твоя вина! – утешительно произнёс панк. – Ты же понимаешь всю суть этой системы, да ещё и устаревшей?
– Вот ещё скажи! Школьная си-и-система – это одно… Я в-вот думаю, что со мной что-то не т-так.
– А с тобой-то что?
Михаил призадумался.
– Как будто не от мира сего! – и шмыгает носом. – У меня с рождения какие-то не свои эмоции, думаю. Нет-нет! Даже не так! Не те к-к-качества и ценности, как у других… Можно даже взять в при-и-мер свой к-класс: все какие-то… не те, другие, такие одинаковые… Те же уроки, где о-они всё хватают слёту, а я и… Всё мимо ушей пролетает!
– Блин, Мих, я тебя понимаю. Скорее всего, это говорит о дефиците внимания. – Андрей допивает пиво, ставит стаканчик и продолжает: – Это нарушение развития, неврологическое и поведенческое, кажется… Ты испытываешь трудности концентрации внимания, отсюда у тебя имеются сложности в обучении. Это связано с неспособностью понять и принять нормы поведения в школе. Этому и может сопутствовать синдром дефицита внимания и гиперактивности, если оно имеется.
Мишка горько вздохнул, хоть и ничего не понял.
– Я болен. – И опустил глаза вниз.
– Не бери в голову, Миш! – Андрей протягивает стакан, наполненный хмельным напитком. – На! Выпей, лучше.
Ну а Мишка всё впитал в себя. Когда он сразу почувствовал нездоровое онемение в области всего тела, скрестил от холода руки на груди и рухнул у костра, прислонившись головой к надгробию какого-то священника. Надгробие было в скверном состоянии, а от текста под фотографией осталась фамилия Дьяченко и цитата:
«Остановись, прохожий, и помяни мой прах, ведь я-то уже дома, а ты, пока в гостях».
Заострив внимание к прилагающей фотографии мужичка с пышными бровями и усами, да ещё и одетого в рясу с крестом на шее, Миша погрузился в пучину собственных грёз.
…
Как-то даже грустно становится, когда вижу людей, родившихся в совке и умерших в нём. Потом странное ощущение от тех, кто вообще умер в шестидесятых и восьмидесятых.
Внутренний голос не заставил себя долго ждать:
– Наоборот, позавидуй им. Они умерли по большей части с мыслью, что прожили ради чего-то полезного. Когда ты умирать будешь, на троне всё “Тот-Кого-Нельзя-Называть” будет сидеть! Посмертный налог тебе добавкой влепит.
– Я о том, что все они в одну эпоху родились, в одну эпоху умерли. Не видели всей последующей хуйни…
– Я и говорю, охуенно! Однако я не против увидеть наконец-то хоть какую-нибудь новую хуйню. Доживём ли?
– У нас постоянно хуйня, каждый день.
Угу. Мне ещё нет тридцати, а уже пошли первые смерти знакомых людей. Особенно один парень не может выйти из моей головы. Он типа мачо, альфа-самец, успешный, куча тёлок, всё внимание сосредоточено на нём, на каждой вечеринке он в центре или около того… Жил он всегда развязно, на широкую ногу, что называется. Мы не были друзьями, да и знакомыми тоже. Для меня он просто существовал.
И тут бац! Он умер! И всё! Был человек, весь такой из себя, и нет теперь. И почему-то меня теперь постоянно долбит мысль, что похуй, как ты живёшь, ведь в любой момент твоя история может прекратиться!.. Кем бы ты ни был: хоть незаметным говном, хоть, блядь, королём мира. Не то, чтобы у меня это вызывало тоску, печаль, грусть… Нет. Просто непонятно как-то.
И сразу понимаешь, что единственная справедливая вещь в мире – это смерть. Она уравнивает всех: и бедного, и богатого, и сыча, и альфача. Но эти последние мгновения будут для тебя последними. И всё, что останется с тобой до последнего мгновения, будет адская, мучительная, разрывающая боль.
Смерть не принесёт облегчения, ибо тот вопящий кусок нерва сойдет с ума через несколько минут. И всё, что у тебя останется, будет боль. Боль есть боль! И рассуждать о ней бессмысленно, потому что всё, что произойдет с тобой в твои последние минуты, – это мука, от которого ты поедешь к хуям… Вот, как-то так.
И теоретически должно прийти другое понимание… Нет, понимание-то есть, а действий нет. Я имею в виду, что смерть, по сути, позволяет нам жить так, как мы хотим. Делай что угодно, но рано или поздно смерть устранит весь стыд, весь страх, все успехи и неудачи. В положительном смысле должно прибавиться решительности. Только что-то не прибавляется. У меня, по крайней мере.
– Ошибаешься, причём серьёзно. Смерть, как и жизнь, различна: одно дело застрелиться, другое – мучительно умереть в течение нескольких часов от сердечного приступа или под колёсами грузовика.
– Итог-то один. Что страдать от смертных мук, что заснуть и не проснуться. Суть-то одна и та же. Жил человек, и нет его. И не важно, кем он был и как он жил.
– Бояться смерти, как просто выключения – последняя глупость. Если ты не понимаешь, что весь ужас смерти в боли, и именно этого тебе следует бояться, то мне тебя жаль.
– А, боятся именно нужно? Тогда мне тоже тебя жаль. Боятся выключения не глупо, а как раз понятно. Глупо рубить с плеча.
– Понятно, – Цицерон недовольно цокнул. – Расти, малыш, да опыта жизненного набирайся. Может, поумнеешь ещё.
– Да, браток, действительно понятно. Только с тобой. Люди боятся "выключения", потому что раз, и всё, нет меня. Тогда для чего все это? Людей просто хуярит так называемым экзистенциальным ужасом. И это я слышу в той или иной форме от большинства людей, которые уже потихоньку готовятся. А ты и дальше вангуй про возраст в Интернете.
– Чувак, ну если тебе и правда за столько, сколько сейчас, то это просто стыд. Стыдно нести такой бред и верить ему с таким упоением. Может, ты ещё начнёшь задвигать про то, что смерть будет лёгкой и охуительной в последний миг, как у избитых героев американского детектива?
– Мне реально не хочется с тобой спорить. Ты несёшь своё мнение как единственно верное, и хоть ёбнись, но ты типа прав! А меж тем, смерть куда страшнее для большинства именно психологически, нежели физически.
– Ну да, ну да, куда страшнее… Ты даже не знаешь, что такое боль, придурок.
– Ты не знаешь, что такое жить. За живое?
– Да-да!.. Гуляй, наивный петушок…
“Мне кажется, он обиделся”.
Миша ещё раз с тоской посмотрел на надгробие уже умершего попа и наконец упал на землю.
“Если не делать резких движений, можно неплохо полежать и посмотреть на небо”.
В отсутствие текучей воды, небо – ничуть не худший объект для медитации. Хоть его и заслоняют жалящие ветки, хоть оно и тонет в клочьях блеклых облаков, но тайно обещает, что обязательно вернётся. И в конце концов машет человечеству, как бы намекая на то, что ещё не повод прощаться. Надо только подождать.
В зубах травинка, настроение мирное, вечер тёмный. Теперь, если от Мишки все отстанут, он, возможно, даже сумеет получить толику удовольствия.
Возмущение в психике нужно было сгладить, но в чьей-либо компании это сделать было невозможно. А тут ещё и звёзды проглянули сквозь облака, когда закат утащил за собой непрозрачный голубой купол, обнажая чёрно-синюю изнанку, приколотую льдистыми иголочками над головой.
“То, что вы видите на экране монитора или в очередном голливудском фейке, никогда не сможет сравниться с реальностью. Потому что настоящее небо тупо живое. И как любой другой идеальный собеседник, оно ненавязчиво”.
Глаза юнца метались по сторонам, пытаясь разглядеть знакомые созвездия. Затем он закинул руки за голову, сладко потянулся и периферийным зрением уловил нового персонажа. Их было уже двое.
“Я снова не один? Стоило бы ожидать”.
Сверху вниз силуэты читались трудно. Можно было с уверенностью сказать, что они были не очень высокими, но пропорции показывали, что это были мальчик и девочка. Они стояли под некоторым углом к Мише, поэтому тот не мог разглядеть точнее. Но что-то в этих лицах виднелось до боли знакомое, будто парень видел этих персонажей совершенно недавно и просто не мог забыть их.
Со временем силуэты стали обретать кое-какую чёткость, но дисплей таки изрядно подводил, словно не успевая действовать командам ПО. Но даже так юнец мог запомнить эти лица.
Вскоре цветное изображение на мониторе, наконец, прояснилось, и, казалось, Мишка уже ясно их видит и даже узнаёт!
“Это точно не похоже на созвездие…
И это даже не фантомы, и даже не призраки. Два абсолютно живых маленьких лунных принца. Они приближались ко мне, словно сейчас протянут руку и позовут в бескрайное путешествие…”
Паренёк мимоходом провёл диагностику собственного мозга и не обнаружил никаких ошибок в организме мозгового механизма.
Те самые брат и сестра, живущие в глубине помертвевшего леса.
“Они пытаются до меня достучаться, но я этого не понимаю. Им нужна помощь, а я не знаю, чем помочь”.
ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ???
Шалаев пытался отмахнуться от этой пугающей истины, лихорадочно моргал столько, сколько ему потребуется, и смотрел на небо. Но оно больше не было открытым и живым, каким бывает только тогда, когда остаёшься с ним наедине. А фактор раздражения продолжал крутить одну и ту же плёнку с детишками в масках.
Но в одно мгновение всё вокруг головокружительно изменилось: ночное небо, жившее своей жизнью, казалось, обрушилось космическим штормом, в результате которого всё когда-либо существовавшее было безжалостно смыто огромной волной грозных туч. Но трепет буйных кузнечиков прервался громкими гитарными рифами.
Миша попытался поднять голову, но тут же ударился о колки, находящиеся на грифе.
– Упс… – послышался Андрея голосок.
“Я даже испугаться не успел…”
– Су-у-у-у-у-у-ка! – Шалаев схватился за голову и затряс всем телом, чтобы прогнать эту мучительную боль.
– Дай посмотрю! Дай посмотрю! – панк как будто был одержим демонами, отчего тоже зашевелился, вероятно, в попытке как-то искупить свою вину.
