Kitabı oku: «Летом перед грозой», sayfa 4
Глава 12
…Водку пришлось запивать уже чуть остывшим чаем, ничего больше как-то и не хотелось уже.
Да и вообще я что-то тоже, вслед за Славиком – затосковал.
Особенно, что называется, в окно глядючи.
Карельский лес, если на него глядеть непредвзято, без этого столичного придыхания, – суров.
И, в зависимости от освещения, – может навевать самые разные настроения.
В том числе, кстати, и вполне себе даже и поганые.
Да…
…Не в этом дело.
Просто в этом мире, к сожалению, есть много такого, что мне в нем активно не нравится и о чем даже не хочется думать.
Но приходится.
Увы.
Такова жизнь.
В принципе, обижаться нечего, сам себе эту работу выбирал…
…Глеб смотрит в мою сторону с пониманием:
– Что, – хмыкает, – Валерьяныч? Опять мировой Гондурас беспокоит?
Я морщусь:
– Ну да, – отвечаю, глядя в окно. – Расчесался.
Ларин тоже морщит губу.
Кивает.
– Неужели, – вздыхает, – даже по дороге на рыбалку забить нельзя?
Я только грустно хмыкаю.
С силой, почти что до крови, прикусываю нижнюю губу.
– А я, – спрашиваю, – как ты думаешь, чем сейчас занимаюсь?! Как раз пытаюсь забить.
Молчим.
– План у тебя, Валер, видимо, какой-то хреновый, – пытается пошутить Славка. – Раз забить так и не получается…
И, презрев боль в обожженной кипятком ладони, отбирает у Глеба бутылку и начинает разливать по следующей.
Ай, молодца…
Мы с Лариным тихо смеемся.
Растёт, думаю, молодой…
– А если серьезно, – внезапно вздыхает Славян, – то в мире действительно херня какая-то происходит. Вот кому нужна эта дурацкая движуха в Донецке?! Ну, кроме политиков, разумеется…
Я на него внимательно смотрю.
Жму плечами.
– Да, в общем-то, – говорю, – людям она нужна, Слав. Причем, что самое в этом страшное, нужна с обеих сторон. В том-то и беда.
Глеба поднимает рюмку, внимательно ее разглядывает.
Морщится.
– Угу, – прикусывает, чуть ли не копируя мой невольный жест, нижнюю губу. – Если б ко мне в дом пришли и сказали, что я на неправильном языке со своими детьми разговариваю, я б тоже автомат взял. Тут, что называется, без разговоров.
Славка тоже морщится.
– Да это-то как раз понятно. На хрена было разжигать?
Я хмыкаю.
– А нас, – качаю головой, – в общем-то, Славян, никто и не спрашивал. Пришли да и разожгли, делов-то. Подпалить, что плохо лежит, ума большого не надо. Нам теперь только и остается понимать, что с этим костерком делать…
Пауза.
Даже слышно, как колеса стучат по стыкам да дребезжит ложка в пустом стакане на столике.
Глеб отрицательно качает головой.
– Да нет, – вздыхает наконец. – Ты, Валерка, в этих вопросах, вор конечно, авторитетный. Но что-то мне не верится, что те, кто разжигал, много нам вариантов оставили. Глупо было бы. Я бы, по крайней мере, не оставлял…
Я отрываюсь от окна, за которым продолжает пролетать хмурый карельский лес.
Чешу лоб ногтем левого указательного пальца.
Того, что на левой руке, в смысле.
Вздыхаю в ответ.
– В нашей жизни, – констатирую, – Глебушка, всегда есть место для двух вещей. Подвига и импровизации. Это я к тому, что в таких стратегических конструкциях тактическое, оперативное планирование – всегда самая слабая сторона. В результате «заранее обреченных на успех» комбинаций в природе, в сущности, не существует. Ибо и те, на ком эксперименты ставят, тоже все-таки не совсем чтобы обезьяны, да и возможности затупить и обосраться для исполнителей, которых тут приходиться задействовать почти угрожающее количество, при данном раскладе становятся фактически безграничными. Так что пободаемся, да еще как, тут даже и не сомневайся…
Славка фыркает.
– Ну, – морщится, – геополитика геополитикой, а мы тут вроде как бы все-таки про людей. Ты же только что говорил, что война и самим людям нужна, а снова устраиваешь спич не о людях, а о политиках.
Я трясу головой.
– А что, Славк, политики, что ли, не люди? – всхохатываю. – Ну, знаешь что, дорогой. А я тебя еще другом считал…
– Да я не в этом смысле, – смущается. – Ты же прекрасно понимаешь…
– Я-то понимаю, – говорю. – А вот ты, кажется, не понимаешь. Люди воюют не потому, что им это велят политики. Люди воюют потому, что им есть за что воевать. Я так думаю, что так и в украинской армии многие считают. Ну, а уж ополченцы, так те вообще поголовно…
Славка молчит.
Думает.
– Ладно, – говорит. – Замнем для ясности. Все равно я когда «надо» воевать – понимаю. А вот когда «хочется воевать», как-то и не хера…
…Глебушка тяжко вздыхает.
– А ты пока еще много не понимаешь, Славян, – морщится. – Да и не надо тебе этого понимать. Лучше так живи…
…Мы понимающе переглядываемся.
Так получилось, служили в одних войсках.
И практически в одно и то же время.
Прав тут Глебушка так что.
На все сто.
Есть опыт, которого лучше не понимать…
…Славка обиженно сопит:
– А обычными словами рассказать что, нельзя?! Обязательно так вот щеки дуть?! Переглядываться многозначительно?!
Ну, блин, – чистый ребенок.
Только с большими яйцами.
Отрастил.
Да…
– Славян, – говорю как можно спокойнее, хотя самого душит смех. – Понимаешь, если ты не собираешься на войну, тебе этого знать абсолютно незачем. Это совершенно отрицательный опыт. Точнее, нет, не отрицательный. Просто другой. В нормальной жизни он совершенно не нужен, отчего люди и бесятся и придумывают себе какой-нибудь «вьетнамский» или «афганский» синдром. Просто из-за того, что они знают и умеют что-то важное, а это и на фиг никому не нужно. И некоторые, прикинь, вместо того чтобы становиться нормальными людьми, становятся сильно пьющими мудаками, слишком много думающими о себе. Вот, в принципе, и все. И просто подумай: нужен тебе такой «опыт»?! И если нужен, то, извини, – на хера?!
Славка неожиданно жестко прищуривается.
– Какой мне опыт нужен, – тянет медленно, – я решу сам. При всем, что называется, уважении, Валерьяныч. Это моя жизнь, мой опыт, мне и решать. Вот и все. А насчет «синдромов» ты, Валер, по-моему, все же гонишь. Не все же такие толстокожие, как ты. А убивать живых людей, мне отчего-то так думается, – не самое простое занятие.
Глеба крякает.
– Убивать, Славян, – говорит неожиданно спокойно, – если уж ты так хочешь знать, это вполне нормально. Не плохо, не хорошо. Нормально. В смысле, если это делаешь на войне. Там это обычное, рабочее состояние. Тебя туда для этого и привезли, в принципе. «Страдать» из-за этого после возвращения может либо восторженная курсистка, либо свинарь из хозвзвода, который сам на войну не ходил, но ребята рассказывали. А так, для человека с нормальной психикой, некоторое офигение вызывает только сам момент возвращения. Плюс пара недель на понимание, где оказался, и возврат навыков нормальной человеческой жизни. Причем, эту пару недель сам по себе нормальный дембель вряд ли осознает глубину проистекающих в нем психологических процессов, ибо керосинит еще хуже, чем в день проводов в армию. Вот вместе с похмельем это осознание и приходит помаленьку. А дальше кто-то приспосабливается к нормальной жизни, а кто-то живет воспоминаниями. Вот эти вот могут в себе внутри что угодно расковырять, любой, понимаешь, синдром. К счастью, таких, много о себе думающих, все-таки меньшинство. И можешь, кстати, извиниться перед Валерьянычем: «толстокожесть» тут совершенно реально ни при чем…
Глава 13
…Мы уже подъезжали к Медвежьегорску, когда дверь в купе неожиданно распахнулась.
Алёна.
Во всей своей недетской красе.
– Здравствуйте, мальчики, – говорит.
Я чуть мысленно водкой не подавился.
Нормальное начало, думаю…
– Я так поняла, мы с вами фактически в одни места едем, – продолжает. – А вы не отведете даму по этому поводу в ресторан?! Пусть это будет даже «вагон». А то мои все дрыхнут. А я выспалась. Мне скучно и хочется кого-нибудь съесть…
…Вот, думаю, твою мать.
Начинается…
…Я, оно конечно, хотел сначала в какую-нибудь сторону съюлить.
Но по охотничьей стойке, – лапа вперед, хвост параллельно земле, даже целых два хвоста, я бы сказал, – понял, что в ресторан идти все-таки придется.
Просто чтобы глупостей не наделали.
А то – эти могут.
Только дай….
…Нет, я все понимаю.
Безусловно.
Ага…
– А отчего бы, – улыбаюсь, – и не проводить. Дайте нам только минут несколько, мы с парнями чуть носики припудрим.
Дама хихикает и удаляется, грациозно прикрывая дверь.
Я показываю двум высунутым языкам сначала кулак, а потом еще и средний палец вдогонку.
– Охолоните, – шиплю, – изверги. Оставьте тетку в покое. Она почти наверняка чья-то мать и жена.
Высунутые языки меня, естественно, не слушают.
И глаза горят совершенно нездоровым охотничьим блеском.
Альфа-самцы, мать их так.
Проблема.
Блин…
…Ладно.
Пора и вправду собираться, а может, и даже носик попудрить.
А то эти красавцы там без меня такого натворят…
…Когда ровно через пять минут я открыл дверь в коридор, я моментально понял, то сбываются мои самые худшие опасения.
Девушка тоже переоделась.
Причем, если снизу это были еще пусть и обтягивающие, но все-таки джинсы, то сверху было накинуто нечто настолько легкое и воздушное, что лучше бы она не одевалась сверху вообще, так было бы просто честнее. По крайней мере, первое, во что уткнулся мой взгляд – так это был даже не столько тяжелый и, судя по всему, темный сосок, а родинка с внешней стороны идеальной формы груди: девушка стояла в полоборота.
Лифчики ей, кстати, еще долго, думаю, не понадобятся.
Ага.
Я невольно сглотнул.
Она – демонстративно «ничего не заметила».
Да…
…Даже вот, кстати, думать не хочу, какие сейчас глаза у вылезающих у меня из-за спины оглоедов.
Как у какающей собачки, скорее всего, разумеется.
И такой же вывалившийся язык.
– Вы, – говорю, – Алёна, немилосердны. Как бы нам из-за вас драться с кем-нибудь сегодня еще не пришлось…
Она деликатно хохотнула и изобразила что-то вроде книксена, демонстрируя ровный загар по всем двум полушариям и окончательно вгоняя мой лоб в испарину.
Как мне показалось, – не без самодовольства, разумеется.
Дела…
…Как, кстати, накликал.
Не успели даже до вагона-ресторана дошкандыбать, как нам эти два «морячка» в тамбуре повстречались.
Такие…
Широкие, короче.
Проще перепрыгнуть, чем обойти.
И уже достаточно бухие для того, чтобы начинать терять тормоза.
Один, по крайней мере, – уже точно всё.
Мурманский поезд, а что вы, простите, хотели…
– Ути-пути, – тянет лапу тот, что попьянее. – Иди к нам, курочка. Мы тебя повеселим. А вы идите, петушки, куда шли. У вас для такой девочки писи маленькие пока…
…Большой шкаф, как известно, отличается тем, что громко падает.
А этого я еще и отправил в сторону как-то очень своевременно выставленной коленки Глебушки.
Он ее всегда вовремя выставляет, насколько я его помню.
А помню я его – уже довольно давно…
…Второго, того, кто потрезвее, добил двумя двойками, в печень и голову, Славян.
Ну, тут можно не беспокоиться: в ринг я и сам против Славки не очень охотно выхожу, даже в соответствующих перчатках, маске и с капой в зубах: хоть он меня и изрядно полегче, но – все-таки КМС.
А вот первый, даже после глебушкиной коленки, гляжу, зашевелился слегка.
– Ну, все, – сплевывает. – П. ц вам, суки.
И, гляжу, начинает потихоньку подниматься.
Пришлось встретить, – с ноги, чтобы не нагибаться – я, говорят, по молодости неплохо в футбол играл.
Но неприятности, думаю, нам все равно как-то не нужны…
– Славян, – командую, – веди даму в заведение. Нам с Глебом, кстати, по пятьдесят вискарика какого-нибудь поприличнее закажи, лучше чтобы со льдом. А мы тут немного задержимся, чисто для проведения некоторой профилактической работы…
Славян понимающе кивнул и слегка подтолкнул совсем даже не удивленную девушку к двери в следующий тамбур: эти двое нам с Глебушкой – явно не соперники, если, разумеется, друзья-приятели не набегут.
Ну, – так мы для этого и остаемся, чтобы не набежали…
…Повернулся к постепенно приходящим в себя мариманам, достал из кармана ксиву: она у нас, в нашей конторе, – солидная.
С гербом.
– Ну, – спрашиваю, – орлы морские, вас сразу в ментовку сдавать, с соответствующим наказом?! Или сначала еще раз писюнами померяемся?! Ну, там, чисто по длине, допустим. Или еще как.
…Нет.
Извинений мы от них, разумеется, не дождались.
Но «все, мужики, замяли, мы ж не знали, что вы какой ебучий спецназ», – услышали, и этого было более чем достаточно.
Больше не подойдут…
…А в ресторане нас уже ждал виски и самодовольная мордочка нашей чересчур очаровательной попутчицы.
Ну, – все, думаю.
А вот теперь – уже точно – пропал дом…
– А вы здорово деретесь, – констатирует. – Я люблю, когда мужчины красиво дерутся…
Ну, так, как, типа, – здрасьте.
Перед дамой, кстати, – тоже пузатый стакан обнаруживается.
Со льдом.
– И опыт, – цитирую, – сын ошибок трудных. Ничего, в принципе, особенного. С трезвыми было бы сложнее.
Принюхиваюсь, кстати, к напитку.
О, боги, мать!
– Слава! Сколько раз тебе можно говорить, что я не пью бурбон! Ты бы хоть из уважения, что ли, запоминал, да…
Славян равнодушно жмет плечами.
– Да вас хрен упомнишь, – говорит. – Один одно не пьет, другой другое. Не кипятись, Валерьяныч. Сейчас перезакажем.
Алёна тихо смеется.
Хороша стерва, ничего не скажешь, конечно.
Да…
…Славян тем временем идет к стойке, о чем-то договаривается с колдующим там то ли барменом, то ли официантом.
Возвращается с виски, кстати.
– Вот, – гордится. – Ирландский, как ты любишь. Извини, действительно что-то выехал, да. А этого у него последняя бутылка осталась…
– Славочка! – выгибает брови вверх немилосердный Глеб. – И эта последняя бутылка до сих не у нас на столе?! Не узнаю вас в гриме!
Алёна – уже откровенно заливисто хохочет.
Цель достигнута.
Самцы начали поднимать хвосты и распушать перья.
Ад, конечно…
…Славян исчезает во второй раз и возвращается уже с бутылкой. Виски, кстати, смотрю, – вполне себе даже и не рядовой.
Отличный торфяной сорт.
– Он по секрету сказал, – угадывает мои мысли, кивая в сторону официанта, Славка, – это его трофей. Мужик какой-то забыл, когда в Москву из Мурманска ехали. Сколько стоит, не знает, продает по цене «Джеймисона». Берем?
Ха!
Мы с Глебом только переглядываемся – он тоже временами против доброго торфяного молта не возражает.
Разбирается, так сказать.
Еще бы…
– Конечно, берем! – офигеваю от глубины поставленного вопроса. – Тут в другом небольшая проблемка: надо формат менять.
– В смысле?! – удивляется Славка.
Ларин со вздохом хмыкает:
– Да ничего сложного, Славик, – улыбается. – Тащи-ка сюда этого бойца трофейной команды…
…Через пять минут у нас на столике красовались в отдельных вазочках зеленые оливки и черные маслины на косточках, ведерко со льдом для желающих портить напиток льдом, бутылка отличной французской (откуда такое в рядовом вагоне-ресторане пусть и «фирменного» поезда?!) водой без газа для желающих портить напиток водой, еще одно ведерко с охлаждающейся бутылкой неплохого крымского брюта (ну, с этим-то сейчас, после «присоединения», думаю, попроще), вазочки со сливочным маслом и красной икрой, а совершенно обалдевший от внезапного раскрытия своей собственной сущности «бармен-официант» вовсю жарил на кухне, естественно, наглухо отсутствующие в меню тосты из черного хлеба «с тертым чесноком и сыром, только не пережаривай».
Я ж говорю, – стол Глеб Ларин, если относится к этому серьезно, – не доверяет вообще никому.
Обстоятельный, так сказать, человек.
И, если надо, – очень-очень убедительный.
Такой вот особый талант…
– Хм, – глотку вискаря, сделанному леди, позавидовал бы иной портовый грузчик, что называется. – Ребят, а вы кто такие?! Я сначала решила, что какие-то коммерсы средней руки. Потом, когда вы по дороге сюда тех морячков быстренько положили, – что вы какой-то спецназ. А сейчас вот даже и не знаю, что и думать…
Мы переглядываемся.
Прямо как в той известной телевикторине: кто отвечать будет?
Звонок другу?!
Нда…
…Ну, вот что тут сказать?!
– В данной конкретной ситуации и в данный конкретный момент времени, – вздыхаю. – Мы обычные рыбаки. Можно сказать, спортсмены своего рода, которые, кстати, усиленно нарушают режим и вторые сутки квасят уже, вместо того чтобы к рыбалке готовиться…
– Так-таки и обычные? – провоцирует.
Но тут уже меня хрен так просто возьмешь…
– Ну, – жму плечами, – может, и не совсем обычные. Но все-таки рыбаки…
– Угу, – делает еще один вполне себе уважительного размера глоток, – а чем всё остальное время занимаетесь, разумеется, военная тайна.
И, – так, довольно мелодично, – насвистывает одну известную мелодию.
Ах ты, думаю, стерва малолетняя…
– Нет, – улыбаюсь. – Эта «опасная и трудная служба», если я что-то еще в этой жизни понимаю, сейчас как раз в вашем, Алён, купе довольно мирно посапывает. А мы – люди сугубо мирных, гражданских профессий. Я вот, к примеру, старший по возрасту в этой веселой компании, а по профессии журналист. Глебушка у нас по возрасту средненький, он по финансовой части пошел. Ну, а Славик, тут вы угадали, действительно «коммерсант средней руки», туризмом занимается.
Мужики тихо ржут.
Оценили, значит.
И ведь что характерно – вообще ни разу не соврал…
…Алёна, гляжу, кстати, тоже потихоньку хихикает.
А вот это ты молодец, девочка, думаю.
Умеешь держать удар…
– Тот, который «опасна и трудна», кстати, – хлопает ресницами, – это мой муж. А второй, Гена, это мой брат. Двоюродный. Я их уговорила с собой на рыбалку взять, никогда на Севере не была…
…Так-так-так, думаю.
Муж и брат.
Что-то в этой шараде не клеится.
Ладно, позже разберемся.
Если понадобится, разумеется.
Пока вот – совершенно избыточные знания, мне отчего-то так кажется.
Хотя – это с какой стороны посмотреть…
– А вы, кстати, женаты, мальчики? Или как?
…Та-та-та-та-та-та-та.
Ой, ты моя умница…
– Лично я, – говорю, – женат. Может, и не всегда счастливо, ибо характеры у обоих не дай Бог. Но давно и прочно. А что?
Жмет плечиками.
– Да ничего, – подставляет стакан Славяну, который послушно льет туда виски. – Так, интересно просто…
…Внезапно чувствую, что очень хочется курить.
А ведь и не ретируешься, по такому-то разговору.
Слишком будет похоже на слив.
Хорошо, Глебушка выручил.
– Я тоже женат, – говорит спокойно и тоже подставляет Славка бокал.
Я, кстати, присоединяюсь.
Делаю глоток, демонстративно достаю сигареты из сумки.
Теперь можно…
…Когда ухожу, слышу, как что-то бормочет Славка.
Алёна и Глебушка смеются.
Ситуация, кажется, разряжается.
Ну и хорошо…
…В тамбуре было светло и прохладно.
Одиночество и стук колес.
И, кстати, – опять дождь за окном: косые росчерки по стеклу, люди в плащах и капюшонах на редких карельских полустанках и переездах с яркими, чистенькими от дождя красно-белыми шлагбаумами на фоне темного, мрачноватого леса.
Реки.
Речки.
Речушки.
Мосты со стремительным течением воды за лесом стальных ферм.
Хорошо…
…Сигарета закончилась как-то чересчур быстро, я подумал и закурил следующую.
Так.
Что мы имеем.
А имеем мы мутную историю с не менее мутными попутчиками, которые, есть такое пока что подозрение, могут оказаться с нами не только в одном поезде, но и в одном лагере на реке. С учетом того впечатления, которое, как выясняется, замужняя и вполне себе даже раскованная девушка Алёна производит даже на не изголодавшихся еще покуда за время пребывания в тайге мужиков, мне даже страшно себе представить, как будет искрить на реке и в лесу на пятый, допустим, день экспедиции.
Ладно.
Может – я еще и слишком рано гоню.
Может – они еще и мимо.
Да и вообще, проблемы надо решать по мере их поступления, а не вертеть в голове, пока еще ничего даже и не началось.
Я вздохнул, потушил окурок и отправился обратно в вагон-ресторан, пить виски с друзьями и развлекать как-то уж слишком подозрительно рано заскучавшую девушку. Впрочем, эта девушка явно стоила того, чтобы ее немного поразвлекать…
Глава 14
…Когда мы в полседьмого утра вылезали в Кандалакше, там, естественно, шел дождь, а у меня отвратительно болела голова: «шлифовка» виски брютом была все-таки лишней. Вот ничего с собой поделать не могу, – и жену люблю, что сам прекрасно понимаю, как и то, что, в общем-то, мне ее во всех отношениях достаточно, а как вижу какую дерзкую юбку, – так сразу делаю стойку, как хорошая собака на зайца.
Видимо, инстинкт.
Выволок рюкзак с тубусами, помог вытащить холодильники, пообнимался, несмотря на мутную головную боль и вообще общее нехорошее состояние, с приехавшим нас лично встречать Санечкой, «егерем и директором в одном лице», отошел в сторону покурить.
На улице, несмотря на очень раннее утро, – стоял день.
Уже, кстати, который день стоял день.
Кольский полуостров все-таки, как-никак.
Полярный круг.
Лето.
Июнь…
…Выбросил сигарету в одинокую вокзальную урну, втянул изо всех сил в легкие стылый северный воздух.
Ну, – вот и приехали.
Здравствуйте, мои любимые севера.
Да…
…У вещей, тем временем, как выяснилось, шло братание.
Если это можно так выразиться: ибо главным предметом братания была Алёна.
Как я и боялся, она и ее спутники оказались нашими попутчиками не только в поезде: даже палатки в лагере стоять будут рядом, как с гордостью пояснил это братание и устроивший Санечка.
Ну да ладно.
Тут как в той сказке: жила-была девочка – сама, дура, виновата.
Так что не будем себе действовать на нервы и усложнять: в конце концов, я-то сюда в любом случае рыбу ловить приехал, а не разбираться в чьих-то хитросплетениях, особенно если они, сука, из Камасутры.
Я здесь для другого, совсем.
Воздухом дышать.
По речке бродить.
Водку пить, в конце-то концов, – отстаньте, – на фоне любимой северной природы да на свежем воздухе.
И вообще…
…Погрузились в машину довольно бодро, но душа все равно требовала пива.
И, кстати, есть такое ощущение, что не у меня одного.
Я, – сначала, правда, галантно предложив это сделать Алёне, – нагло оккупировал переднее сиденье минивэна (а потом и ГАЗ-66, в который мы перед Умбой пересели), под предлогом, что «я много курю».
Удовлетворенно вынул у Сани из бардачка флягу с «заначкой» (будто я не знаю, где она там у него лежит, ага), сделал солидный глоток.
Твою мать!
Да там у него – спиртяга!
А он еще и ржет, рожа, твою мать, уголовная!
…Весело, короче, поехали.
С огоньком…
…Проехали немного, сделали первую остановку: обязательную, – на Смотровой, прямо за Кандалакшей.
Мы всегда там останавливаемся.
Такая там красота…
…Посмотрели на гладкое с высоты и ослепительно синее Белое море.
На дальние туманные острова.
Санечка, кстати, как-то ко мне сзади совсем незаметно подкрался, совсем по-мальчишески сделал вид, что пытается столкнуть вниз, и, – конечно, – поймал: все проржались, я проматерился как следует.
Потом отдышался.
Кинул еще один взгляд на царящий внизу покой.
Ну что, поехали дальше?!
А поехали…
…Поехали.
Как только в кабину сели и Саня убедился, что наш разговор никому уши не греет, так сразу и рубанул в лоб:
– Что-то ты, Валерьяныч…
Я усмехаюсь, – одним, левым концом губы:
– Постарел?
Он кидает на меня быстрый, внимательный взгляд.
Задумывается на пару секунд:
– Да нет, – хмыкает в свои пышные «деревенские» усы. – С этим пока что все в порядке вроде. Хрен кто скажет, что я тебя почти что на пять лет моложе. Посопливей ты как-то выглядишь. Нет, не это. То ли сдал, то ли просто устал сильно…
Я киваю, устраиваясь на сиденье поудобнее.
Достаю предусмотрительно вынутую и переложенную в бардачок на стоянке бутылку виски (ну, и там по глотку приняли, чего уж греха таить).
Еще раз киваю.
Глотаю.
Чего же мне сейчас так хочется-то, думаю?!
Может, курить?!
– Да, – говорю. – Есть такое немного. Немного устал…
Он только головой машет, прикуривает сигарету от прикуривателя.
Еще какое-то время молчит.
Выдыхает фиолетовый дым.
– Хрена себе, – снова затягивается, – немного. Если даже я, человек, в принципе, посторонний, и то с первого взгляда отмечаю…
Я морщусь.
– Во-первых, ты не посторонний, – хмыкаю, и тоже лезу в карман за сигаретами. – А во-вторых, те, кто меня постоянно видят, те как раз и не замечают. Эта херня – штука постепенная, Санек. Не одним днем набирается. Да ладно, что тут обо мне, я-то как раз сюда от всего отдыхать и приехал. И, уж поверь, отдохну. Сам-то как?
Он, насколько это позволяет баранка, жмет плечами.
– Да как. Как всегда. Как мудак, в принципе. Кручусь…
…Он, вообще-то, по-своему счастливый человек, этот наш Саня.
И везучий.
Невысокий, невероятно жилистый уральский детдомовец, с круглым улыбчивым лицом и от природы хитрющими глазами: человеку с такими глазами слишком уж доверять нельзя ни в коем случае, и это вызывает даже какое-то мгновенное уважение: да, с парнем надо ухо держать востро.
Ну и что?!
Ну, – и держи.
Как договаривались.
Не удержал – сам дурак, извини, он же тебя аж всем выражением своего собственного лица предупреждал…
…Самое смешное, что Саня, при такой вот внешности и совершенно дикой, надо отдать должное, матерной говорливости с шуточками и прибауточками, – человек абсолютно, твердокаменно надежный.
Вот даже и не знаю, с чем его можно в этом отношении сравнить.
Человек, которому можно полностью доверять.
Скала.
И поэтому «ухо держать востро» с ним – ну, совершенно не обязательно.
Но – эти, сука, глаза…
…А так – да.
Детдомовец.
Причем, при живых родителях.
Понятное дело – алкашня.
Да, – с Урала.
Да, наколка на правой руке и сваливание из родного города еще на исходе советских лет под угрозой вполне себе даже и уголовной статьи.
Потом – армия.
Мореходка.
А потом еще, кстати, на удивление, – и институт.
Радиоинженер так-то.
Откуда он оказался здесь, на Севере, – Бог его весть.
Вроде как за женой приехал.
Но – прижился.
Стал для местных поморов почти полностью своим, – а это, поверьте, непросто, – народ тут, на Севере, вообще исторически недоверчивый.
Белое море и окрестную тайгу знает получше любого местного, причем, что важно, любит их, судя по всему, очень даже и по-настоящему.
Своя маленькая фирма.
Типа – туристическая.
Рыбалка, конечно, в основном.
Весной и осенью – семга.
Летом – треска в Белом море.
Зимой – хариус из-подо льда.
Но иногда организует и сплав для байдарочников, хоть те больше и предпочитают Карелию: там, конечно, красивей. Хотя это, безусловно, смотря на чей вкус: я сам Карелию очень, кстати, люблю, – но на Кольском мне отчего-то все-таки как-то лучше.
Причем намного.
Может, – оттого что море, пусть и холодное, но какое-то очень правильное.
А может – и еще почему.
Долго думал, кстати, над этим вопросом в свое время: визуально-то в Карелии мне очевидно больше нравится. Особенно если осенью, когда на озерах острова разноцветные и мелкий, прозрачный дождь.
Но так и не разобрал…
…А женат, кстати, Саня на той самой невесте, вслед за которой сюда, к черту на рога, и край света и примчался.
Дети уже взрослые.
Имеется уже даже и зятек…
– Дочка-то как? – вспоминаю смешную и очень симпатичную, несмотря на характерную местную коротконогость, барышню. С веснушками, косичками и не по годам серьезными светлыми северными глазами.
Он досадливо машет рукой.
Вторую, слава Богу, с руля, разумеется, не убирает.
– Да дура она! – плюет за окно и лезет за очередной сигаретой. – Привела этого кобеля. И хрен бы с ним еще, что тупой, не таких обламывали. Но ведь он еще, сука, и ленивый! Работать вообще не хочет! Сетки летом поставит, рыбы набраконьерит, продаст, – на бухло и одежду хватает, конечно. Но ведь так ведь, сука, нельзя!
– А что ты тут сделаешь? – поворачиваюсь к нему вполоборота.
– А ничего, – отворачивается к окну, выплевывает только что прикуренную сигарету. – Любовь…
Я жму плечами.
– Ну, тогда и забей, – советую. – Либо она его у тебя выпрет, либо человеком сделает. Девка, помню, серьезная росла…
Он расцветает:
– Да я, – смеется, – в общем-то, тоже так думаю. К тому же, все-таки не без моей подсказки решила в институт поступать. В медицинский. Летом едет. Если этот урод только посмеет чё-то вякнуть, сам его лопатой отхерачу, вообще все забудет. А когда вернется, – будет совсем другой человек…
Я молчу.
– А точно вернется?! – спрашиваю. – А то сейчас многие уезжают…
Он кивает.
– Вернется, – говорит уверенно. – Врач – профессия нужная. А она и хотела с детства именно у нас в райбольнице работать. Сейчас времена-то попроще вроде как возвращаются, можно голову больше работой, а не бабками за нее забивать. Да и я помогу, если что. Раз уж мне-то самому как раз вертеться по этой жизни выпало…
…Я отхлебываю еще глоток виски, в несколько затяжек выкуриваю очередную сигарету, выбрасываю окурок в окно и прикрываю глаза.
Надо немного поспать.
Да еще и знакомого одного что-то вспомнил, из-за Санечкиных разговорах об «усталости» и прочей байды.
Был у меня такой Боря.
Давно.
Я тогда еще бизнесом вовсю занимался.
Впрочем, почему это, извините, был?!
Есть…
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.
