Kitabı oku: «Уинстон Черчилль», sayfa 3

Вторая тема – управление. Черчиллю еще только предстоит связать себя с этой сферой человеческой деятельности, но уже в своей первой книге он делает наблюдения, которые помогут ему в дальнейшем. Он указывает на ограниченность человека, отмечая, «насколько мало отдельная личность, несмотря на всю искренность ее мотивов и все величие ее власти, способна на самом деле управлять и контролировать ход дел». В дальнейшем, заявляя, что ему приходилось действовать в мире «ужасных “если”», он будет констатировать, что бывают ситуации, когда «скрепляющие элементы могут лопнуть одномоментно», и тогда любая «политика, какой бы мудрой она ни была, становится тщетной», тогда «ни скипетр, ни гений-избавитель не властны над событиями».

Третья тема – жестокость мироздания и трагичность человеческого бытия. Несмотря на свой оптимизм, Черчилль всегда признавал и часто размышлял о несоответствии возможностей и потребностей, важности случая, а также кровожадности людей и событий. В своем первом произведении он больше акцентировал внимание на последнем моменте, указывая на то, что «должно вызвать сожаление у философов и причинить боль филантропам»: «внимание многих умов направлено на истребление человеческих особей посредством науки». Также отмечая бесчеловечность общественных процессов, он констатирует, что во время боевых действий «люди рассматриваются, как мишени; противники, сражающиеся за свой кров и землю, – как объекты для атаки, а убитые и раненые – просто как военные потери».

Черчиллю было 24 года, когда он завершил свой первый труд. Разумеется, его опыт был насыщеннее и разнообразнее, чем у большинства его сверстников – он видел, как убивают людей, и, судя по его письмам, убивал сам в пылу сражений, но был ли он достаточно зрел для подобных рассуждений и озвучивания их публично? Он считал – вполне, следующим образом отвечая скептикам: «Если написана чушь, то ни возраст, ни опыт не смогут это исправить, а если правильные вещи, то ни в том, ни в другом эта точка зрения не нуждается». В конце концов, делал он заключение, «теорема Евклида не будет менее бесспорна, предложи ее младенец или идиот».

Есть в книге и размышления автора о своем будущем. Отслужив почти полтора года в 4-м гусарском полку, а также приняв участие в двух военных кампаниях, Черчилль все больше признавал ограничения военной службы, которые не устраивали его свободолюбивую натуру. В отличие от той же политической деятельности, где, как он считал, человек с талантом всегда добьется успеха, карьера военного в гораздо большей степени «подвержена внешним влияниям». Для продвижения необходимо рисковать, но этот риск может закончиться фатально. В то время как «государственный деятель, совершив большую ошибку, может все-таки извлечь для себя пользу», «бесстрастная пуля решает все», – констатирует он. Спустя пару лет он добавит: «Пуля чудовищно неразборчива, голова героя и круп лошади имеют одинаковые шансы стать ее жертвой». С участием в Малакандской кампании Черчилль еще больше убедился в том, что карьера военного не для него. Его призвание лежит в иной сфере, на то, чтобы попасть в нее, он отныне и направит свои усилия³⁷.

Искатель приключений

Публикация первой книги открыла перед Черчиллем новые перспективы обретения популярности и финансового благополучия. Нужно было лишь продолжить писать и потом, подобно Бенджамину Дизраэли (1804–1881), ворваться из литературы на политическую арену. Черчилль серьезно рассматривал такой вариант, подумывая над написанием биографии Джузеппе Гарибальди (1807–1882), полагая, что его «удивительная жизнь не имеет достойного описания»; «краткой и драматичной» истории Гражданской войны в США, а также сборника статей³⁸. Остается только гадать, как бы сложилась его жизнь, если бы он в тот момент замкнулся на истории и публицистике. Скорее всего, учитывая его амбиции, энергию и непоседливость, он все равно оказался бы на политической стезе.

Здраво рассудив, что у него нет времени на сбор материала и погружение в новые темы, он решил идти по торной дороге – принять участие в очередной военной кампании и написать о ней статьи, а может быть и книгу. Лучше всего для этой цели подходила Суданская экспедиция генерала Китченера, куда он уже дважды пытался попасть, и оба раза безуспешно. Неудачи Черчилля не смущали, поэтому он решил попробовать в третий раз. Он задействовал старые связи отца, а также обратился за помощью к матери, советуя ей «заходить с нескольких флангов» и ни при каких обстоятельствах «не принимать отказа». «Сегодня век напористых и пробивных, и мы просто обязаны быть самыми находчивыми и предприимчивыми», – писал он ей³⁹. Леди Рандольф старалась, как могла. Она даже съездила в Каир и лично просила Китченера, получив из его уст вежливый отказ. Позиция сирдара имела основания, которые разделяли и другие командующие. Для них было очевидно, что, несмотря на свои таланты, Черчилль не был командным и дисциплинированным игроком. В то время как военные кампании были направлены на решение конкретных внешнеполитических задач, молодой потомок Мальборо руководствовался лишь личными интересами, думая исключительно о своей карьере, пользе и продвижении.

Судя по его мемуарам, он знал о шлейфе недовольства, которое сопровождало его имя, и причинах этого явления. Но, как в те годы, так и в дальнейшем, мнение других его волновало мало. Для него главным была его собственная жизнь. Он считал участие в Суданской войне краеугольным эпизодом своей биографии – именно биографии, которую он создавал с таким трепетом и которая, по его мнению, непременно станет предметом изучения будущих историков. Он даже дал им наставление, процитировав обращение Оливера Кромвеля (1599–1658) к своему портретисту: «Изображайте меня таким, какой я есть»⁴⁰.

На конец лета 1898 года было запланировано наступление на столицу дервишей Хартум. Понимая, что времени остается в обрез, Черчилль взял в июне очередной трехмесячный отпуск и отправился в Лондон для решения вопроса о своем устройстве. Молодой лейтенант предпринял поистине титанические усилия, чтобы оказаться в армии Китченера. Он даже лично встретился с премьер-министром, который согласился помочь, отправив запрос генералу через консула в Египте. Но все впустую. Сирдар отказал им всем, дав понять, что это его армия и ему решать, кто в ней будет служить. В отношении египетских частей – да, но в отношении британского контингента свои полномочия были и у Военного министерства. Именно этим различием в правах и решил воспользоваться один из друзей леди Рандольф – Ивлин Вуд (1838–1919), занимавший на тот момент ответственный пост генерал-адъютанта вооруженных сил. В конце июля в 21-м уланском полку скончался лейтенант П. Чапмен, на образовавшуюся вакансию военное ведомство предложило кандидатуру Черчилля. Так практически в самый последний момент он запрыгнул в уходящий на войну поезд. Эта поездка была за свой счет. Поэтому руководствуясь известным девизом Наполеона, что «война должна себя сама кормить», он договорился с руководством Morning Post присылать им свои очерки по 15 фунтов за колонку.

В предвкушении сражения при Омдурмане, входящего в состав Хартума, Черчилль ждал наград и верил в свою звезду. Он писал матери о своей неуязвимости и считал, что участие в битве – «одной из самых суровых за последнее время» – сделает его «мудрее и сильнее для продолжения игры». Столкновение сил – 26 тыс. англо-египетских войск против 60 тыс. дервишей – состоялось 2 сентября. Во время сражения Китченер бросил 21-й уланский полк в лобовую атаку на Омдурман. Вместе с другими уланами Черчилль вступил в прямой контакт с противником. Позже он вспоминал, что дервиши сражались самоотверженно, «расстреливая наших солдат в упор, закидывая острыми копьями и безжалостно рубя мечами, выпавших из седел, пока те не подавали признаков жизни». Из-за травмы плеча, полученной при высадке в Бомбее, Черчилль использовал вместо палаша десятизарядный маузер. Ловко уклоняясь от ударов противника, он расстрелял две обоймы, убив «определенно трех и двоих вероятней всего». На следующий день после сражения он телеграфировал леди Рандольф: «Все в порядке. Уинстон». По его словам, он вышел из сражения «невредимый умом и телом». Признавая, что кавалерийская атака представляет собой «чудовищную азартную игру, в которой никакие индивидуальные меры предосторожности невозможны», он не без гордости заявлял, что «ни один волосок не упал с моей лошади, ни одна ворсинка не слетела с моего мундира». Не всем так повезло. Каждый четвертый улан получил ранение или был убит⁴¹.

С падением Хартума сопротивление дервишей практически прекратилось. Спустя всего два дня после сражения 21-й уланский полк повернул на север. По дороге в Лондон Черчилль задержался в Каире, где помог своему другу Ричарду Фредерику Молино (1873–1954), пожертвовав часть кожи с внутренней стороны предплечья для пересадки. Когда Молино не станет, Черчилль прокомментирует его кончину следующим образом: «Он забрал мою кожу с собой, неплохой авангард в будущем мире». Спасение боевого товарища было великодушным жестом. Черчилль вообще надеялся, что его участие в сражении при Омдурмане, где он показал себя достойно, будет отмечено должным образом. Но ему лишь вручат Королевскую Суданскую медаль с планкой «Хартум». «У меня было много медалей за приключения и ни одной – за храбрость», – с грустью признается он в конце жизни⁴². Просто у него будет другой путь обретения славы.

Еще во время перехода к Хартуму Черчилль стал размышлять над использованием опыта Малаканда и написания о Суданской кампании отдельной книги. После участия в боевых действиях он еще больше убедился в правильности этого начинания. Работа была начата в Лондоне, где субалтерн остановился на пару месяцев в доме своей матери, и продолжена в Бангалоре, куда он вернулся в конце 1898 года. Сначала основой сюжета предполагалось сделать сражение за столицу дервишей, однако по мере изучения материалов и свидетельств очевидцев автор решил дать полноценное описание всей кампании и рассмотреть не только кульминационный период 1896–1898 годов, но и предшествующие им события: восстание Махди (1844–1885), а также жестокое убийство генерала Чарльза Гордона (1833–1885), направленного для эвакуации осажденных в Хартуме египтян. С расширением периметра повествования изменился формат изложения. В отличие от хорошо знакомого по очеркам с Кубы и предыдущей работе журналистского стиля, автору пришлось попробовать себя в роли историка. С чем Черчилль успешно справился, представив на суд читателей добротное историческое сочинение.

В процессе работы над книгой автор посетил весной 1899 года Каир, побеседовав с некоторыми ключевыми участниками военной кампании, а также показав рукопись генеральному консулу Ивлину Бэрингу 1-му графу Кромеру (1841–1917). Несмотря на скромное название должности, этот человек имел огромную власть, фактически единолично руководя Египтом, который хотя и сохранял де-юре подчинение османскому хедиву, де-факто превратился в британскую колонию, именуемую мягко – протекторат. После побед Китченера Pax Britannica распространился на Судан, который формально превратился в англо-египетский кондоминиум, а реально стал очередной колонией Британской империи. Личность лорда Кромера, уверенно и спокойно управлявшего неспокойным регионом, произвела на Черчилля огромное впечатление. Впоследствии он признавался, что общаясь с генеральным консулом (они встречались трижды, и каждый раз их беседа длилась не менее полутора часов), он лишний раз понял значение любимой французской пословицы: «Лишь спокойствие дает власть над душами». Лорд Кромер не только нашел время для предметного обсуждения готовящегося сочинения, но и согласился прочесть готовую на тот момент рукопись, дав при этом ряд ценных замечаний.

После возвращения в Англию Черчилль приступил к переделке произведения по результатам бесед с лордом Кромером и другими участниками событий. Завершающая часть творческого процесса была выполнена в Бленхеймском дворце. «Книга забирает всю мою энергию, все мои силы, и сейчас, когда осталось совсем немного, я сгораю от нетерпения поскорее все завершить», – писал он матери из резиденции Мальборо в августе 1899 года. Позже Черчилль скажет, что на первом этапе процесс создания литературного произведения выглядит как приключение, потом книга становится игрушкой и забавой, затем превращается сначала в любовницу, после чего – в госпожу, пока, наконец, не становится тираном, и когда уже кажется, что она одержала верх, автор «убивает этого монстра и швыряет его публике»⁴³. Новое произведение – «Речная война: история завоевания Судана» – Черчилль «прикончил» в конце лета 1899 года. Книга получилась объемной – почти тысяча страниц, 250 тыс. слов. «Речная война» вышла в двух томах издании в ноябре 1899 года. Спустя три года была подготовлена сокращенная однотомная версия. Свой первый монументальный труд Черчилль решил посвятить премьер-министру, предварительно заручившись его поддержкой. Речь шла о Роберте Гаскойн-Сесиле 3-м маркизе Солсбери (1830–1903), том самом, который в 1886 году принял отставку лорда Рандольфа, а спустя 12 лет безуспешно пытался помочь в устройстве его сына в Суданскую кампанию. Несмотря на неприятный эпизод с отцом, Черчилль не питал обиды к пожилому государственному деятелю, всегда демонстрируя ему свое почтение.

Еще со времен школьных заметок для The Harrovian Черчилль был знаменит изложением независимой позиции и любовью фиксировать внимание читателей на проблемах, вызванных ошибками вышестоящих лиц. Не ограничиваясь одной лишь критикой, молодой автор также не чурался давать настоятельные рекомендации для исправления ситуации, на что даже его первую книгу злые языки прозвали «Советами младшего офицера генералам». Подобный подход, хотя и позволял выделиться, множил врагов, особенно среди руководящего состава, создавая и укрепляя о нашем герое мнение как о ненадежном человеке. Приступая к работе над «Речной войной», Черчилль не стал менять стиль изложения. «Что может быть восхитительнее правды!» – восклицал он, добавляя, что «для писателя самое главное – быть честным»⁴⁴. О том, что у каждого своя правда, он тактично умалчивал, направив основной залп диатрибы на личность и решения Китченера. За генерала вступился Альберт принц Уэльский (1841–1910)⁴⁵, который посоветовал молодому автору не опускаться до сведения личных счетов и придать работе объективный характер. Черчилль частично внял просьбе наследника престола, но все равно в книге осталось много мест, где действия командующего подвергались неприятному разбору и негативной оценке. В однотомном издании 1902 года большая часть критических замечаний будет исключена. Примечательно, что в дальнейшем Черчилль скорректирует свое мнение о военачальнике. После начала Первой мировой войны он будет рекомендовать премьеру назначить Китченера военным министром, и его совет будет принят. Впоследствии он напишет о Китченере несколько статей, в которых выразит искреннее восхищение его выдающимися способностями стратега, администратора и лидера, считая его главной бедой огромный груз ответственности, который он взвалил на себя в один из тяжелейших моментов истории, но не выдержал титанических нагрузок.

В остальном, как и в предыдущей работе, «Речная война» содержит множество авторских мыслей, которые впоследствии войдут в сборники афоризмов, например: «Мне неизвестно, как можно отличить лжепророка от настоящего мессии, кроме как по его успеху»; «Большинство людей делают то, что правильно, или то, что им кажется правильным»; «Что может быть лучше и встречаться реже, чем бескорыстный человек»; «Амбиции возбуждают воображение так же, как воображение – амбиции». Встречаются в книге и типично черчиллевские фразы, передающие его мировоззрение и соответствующие образу лидера времен Второй мировой войны: «Я надеюсь, что когда в нашей стране настанут жуткие времена и когда последняя армия, которую бьющаяся в конвульсиях империя выставит между Лондоном и захватчиками, будет разгромлена и уничтожена, найдутся те, кто не станет мириться с новым порядком вещей и раболепствовать ради выживания после катастрофы».

Одновременно с высказыванием мыслей с афористичной точностью, Черчилль также развивает темы предыдущего сочинения. В части управления он проводит сравнительный анализ лидерского почерка халифов и генерала Гордона. В отношении трагизма бытия замечает, что «все великие движения извращаются и искажаются со временем», а «атмосфера Земли кажется фатальной для благородных стремлений обитающих на ней людей». Так, «симпатия превращается в истерию», «боевой дух – в жестокость», «свобода – в злоупотребления, ограничения – в тиранию», «национальная гордость – в неистовую надменность», «страх перед Господом – в фанатизм и суеверия». Он даже выводит «мрачное правило», согласно которому «все лучшие старания людей, насколько восхитительны ни были бы их ранние достижения, в итоге имеют печальный конец». Касается Черчилль и темы войны. Только если в «Истории Малакандской армии», он хотя и признавал ужасы вотчины Марса и Ареса, но относился к боевым действиям, как к приключению, то в новом сочинении он смещает акценты на мрачные стороны этого явления. Уже в первой главе, сообщая, что книга посвящена «рассказу о кровавых событиях и о войне», он перечисляет реалии военных действий: «капризы фортуны», «битвы, являвшие собой резню», «позорная трусость и безрассудный героизм», «поспешное планирование и медленное исполнение», соседствующие рядом «мудрость и некомпетентность». По его словам, война является «грязным и фальшивым действием, в которое могут играть лишь дураки». Отдельно он указывает на огромное значение технологий, которые в современных войнах становятся важнее личных качеств: «Роль техники настолько велика, что создания из плоти и крови едва ли могут ей что-либо противопоставить, их шансы на победу сводятся к минимуму».

В «Речной войне» появляется также новая тема-лейтмотив – рассуждения о государственном управлении и политическом устройстве. Черчилль выступает против деспотизма, считая, что этот вид власти «не улучшает правителя и не приносит радости подчиненным». В его представлении эта форма правления является разрушающим циклом положительной обратной связи, когда раздражение низших слоев общества постоянно множится, порождая всякий раз новую волну «подозрительности и жестокости со стороны суверена». Также он осуждает военную диктатуру, указывая на неизбежную «плачевность результатов подобного правления». По его словам, «господство армии в политике всегда ведет к централизации капитала, быстрому обеднению провинций, падению уровня жизни и обнищанию населения; торговля и образование не развиваются, морально разлагается и сама армия, спесь и потворство своим слабостям становятся отличительными чертами военных».

Осуждая деспотизм и военную диктатуру, Черчилль выступает на страницах «Речной войны» убежденным империалистом и сторонником колониализма. Задаваясь вопросом о том, что может быть «благороднее и прибыльнее, чем освоение и избавление от варварства плодородных регионов и больших популяций», он считает, что колонизация несет мир племенам, погрязшим в междоусобице; справедливость там, где раньше господствовала жестокость; богатство, свободу, образование и наслаждения там, где раньше были нищета, гнет, безграмотность и мучения. Признает Черчилль и темные стороны колониализма, правда в качестве их причины указывает не сам процесс, а его исполнителей: «жадных торговцев, неуместных миссионеров, амбициозных солдат и лживых спекулянтов». Говорит ли Черчилль о лишении независимости и сокращении прав покоряемых народов – нет, эти последствия он предпочитает не упоминать⁴⁶.

Работа над книгой не смогла полностью поглотить деятельную натуру Черчилля. Заявив своей матери, что он «не имеет права задерживаться на прекрасных просторах развлечений», он решил расстаться с армией и посвятить себя политике. В марте 1899 года он покинул Индию навсегда. В следующем году должны были состояться всеобщие выборы, и Черчилль планировал принять в них участие от города Олдхэм, графство Большой Манчестер. Однако в июне скончался местный депутат и в Олдхэме были досрочно объявлены дополнительные выборы. Он увидел шанс и захотел попытать счастье в избирательной гонке. На тот момент ему исполнилось всего 24 года. Не слишком ли он был молод для политической карьеры? Черчилль считал, что – нет. Разве его отец не стал членом парламента в 25? Амбиции, напор, энергия и самомнение потомка Мальборо не могут не поражать, но только одних этих качеств недостаточно для превращения в государственного деятеля. По сути, у Черчилля не было на тот момент политической программы. Он баллотировался от Консервативной партии и называл себя тори-демократом, прикрываясь общими заявлениями о том, что «главной задачей современного правительства» является «улучшение условий жизни британского народа», и раздавая популистские обещания о том, что в случае его избрания он будет способствовать принятию законов, которые «повысят уровень комфорта и счастья в каждом английском доме». Как именно он собирался исполнять свои обещания, а также каким образом он планирует преодолеть сопротивление влиятельных лиц, чьи интересы задевают инициируемые им изменения, он не пояснял. Но судя по всему, от него и не ждали этих ответов. Поскольку в целом избиратели его встретили дружелюбно. И хотя он проиграл свой первый забег, отставание было незначительным: 11 477 голосов у Черчилля против 12 770 – прошедшего в Палату общин либерала. Счастливчика звали Уолтер Ренсимен (1870–1949), впоследствии Черчилль будет с ним долгие годы плотно работать в правительстве. В 1938 году Ренсимен примет участие в урегулировании спора между Германией и Чехословакией, поспособствовав заключению одиозного Мюнхенского соглашения⁴⁷.

До следующих выборов оставалось чуть больше года, работа над двухтомником подошла к концу, армейская служба больше не обременяла своими заботами и обязанностями. Другой бы взял паузу и отдохнул, но только не Черчилль. Он снова на всех парах помчался навстречу приключениям. На этот раз – в Южную Африку, где в октябре 1899 года началась Вторая англо-бурская война. Причиной военного конфликта стало открытие в 1886 году на территории бурской Южно-Африканской Республики (Республики Трансвааль) богатейших золотоносных месторождений, которые привлекли большое количество иммигрантов (уитлендеров). Уитлендеры, в основном британцы, были ограничены в гражданских правах, что вызвало недовольство в Лондоне. Конфликт начал обостряться, пока в октябре 1899 года бурские войска не вторглись на контролируемые британцами территории – Капскую колонию и колонию Наталь.

Черчилль отправился в Южную Африку в качестве военного корреспондента. Всегда питавший слабость к техническим новинкам, он планировал взять с собой кинокамеру, однако потом решил ограничиться отправкой привычных очерков в Morning Post. Вместе с ним освещать события на другом конце света поехали Редьярд Киплинг (1865–1936), Герберт Уэллс (1866–1946), Артур Конан Дойл (1859–1930), а также основоположник жанра «триллер» Эдгар Уоллес (1875–1932). Не считая Уоллеса, все остальные военкоры были старше нашего героя и к началу Англо-бурской войны уже достигли популярности. Но Черчилль превзошел их всех размером своего гонорара: тысяча фунтов за первые четыре месяца и по двести фунтов за каждый следующий месяц, и это не считая оплаты расходов. Столь высокие заработки говорили о популярности автора среди издателей, а также о качестве его материалов и их благоприятном влиянии на тираж. Не обошлось, конечно, без связей. Для получения «пропуска всюду» молодой военкор заручился поддержкой влиятельных лиц в Южной Африке, а также встретился с государственным секретарем по делам колоний (министром по делам колоний) Джозефом Чемберленом. Причем встреча состоялась не в ведомстве, а в доме Чемберлена, где опытный политик поделился прогнозом относительно начавшегося конфликта. Он считал, что война будет кратковременной и победоносной. Война, действительно, закончится для Британии победой, но путь к ней будет гораздо более продолжительным и тернистым, чем рассчитывал министр и большинство британского руководства, разделявшего его мнение.

Черчилль также разделял взгляды Чемберлена. Поэтому он хотел как можно быстрее попасть на войну. В Южную Африку он отправился на корабле королевской почты Dunottar Castle («Замок Даноттар»). Вместе с ним на борту плыл главнокомандующий генерал сэр Редверс Буллер (1839–1908), а также корреспондент Manchester Guardian Джон Блэк Аткинс (1871–1954). В беседах с Аткинсом Черчилль признается, что боится скорой кончины, поэтому он «должен сделать все, на что способен, до того, как мне исполнится сорок лет»⁴⁸. Следуя своим стремлениям, он захотел попасть в осажденный бурами Ледисмит. Однако, не сумев найти достойного проводника, военкор ограничился участием в разведывательных операциях на бронепоезде неподалеку от Эсткорта. Во время одной из вылазок бронепоезд попал в засаду. Черчилль принял активное участие в расчистке путей, подбадривая своим смелым поведением остальных. Также он убедил машиниста, который получил легкое ранение и хотел скрыться, остаться на боевом посту, заявив ему: «Пойми, в одном сражении пуля никогда не попадет дважды в одну и ту же голову». Из всего состава уцелел только паровоз. Всем места в нем не хватило, поэтому часть солдат побежала рядом с паровозом, укрываясь за его корпусом от обстрела противника. На одном из участков пути паровоз ушел вперед и солдаты отстали. Решив их подождать, Черчилль слез с паровоза. Пока он ждал отстающих, перед ним появилось двое буров. Черчилль хотел начать отстреливаться, но потянувшись к кобуре, обнаружил, что забыл свой маузер в вагоне машиниста. Побежав, он услышал, как вслед раздалось поочередно шесть выстрелов. Одна из пуль задела его, поцарапав руку. Понимая, что дальше так бежать небезопасно, он метнулся в сторону одного из холмов, надеясь найти там укрытие. Взобравшись по гребню, Черчилль выбежал как раз на неприятельского всадника. Сопротивление было бесполезно. Подняв руки вверх, наш герой закричал: «Сдаюсь!»

Черчилль готовил себя к славному и великому будущему, а вместо этого попал в плен! Его этапировали в Преторию, в государственную образцовую школу, временно приспособленную под тюрьму. Позже Черчилль скажет, что дни, проведенные в плену, стали «одними из самых монотонных и несчастных» в его жизни. В плену он встретил свое 25-летие, написав Кокрану: «Даже страшно подумать, как мало времени остается!» Черчилль все делал быстро, и находиться долго под охраной он также не собирался. Вместе с другими пленными он стал разрабатывать план побега, который не отличался оригинальностью, но манил своей простотой, сводясь к тому, чтобы в удобный момент перелезть через стену. Перед тем, как покинуть свое пристанище, он оставил директору тюрьмы письмо, в котором отметил, что находит его отношение к военнопленным «корректным и гуманным», а также благодарил его за «доброе отношение к моей персоне». Буры не оценили проявленной галантности, объявив за дерзкого англичанина награду в 25 фунтов – «живого или мертвого». Побег Черчилля породил целую серию небылиц, одна из которых заключалась в том, что он бежал, переодевшись в женское платье. Видимо уже тогда сложилось устойчивое мнение, что политики могут бежать только в дамском костюме. Хотя Черчилль тогда еще не был политиком⁴⁹.

Так получилось, что из всех планировавших побег совершить его удалось только прыткому военкору. Весь его провиант ограничился четырьмя плитками шоколада, а вся остальная еда с картой и компасом остались у товарищей за стеной. Учитывая, что до ближайших британских частей было несколько сотен километров, то сбежать из тюрьмы было лишь частью спасения, причем не самой сложной. Гораздо труднее было добраться до своих, перемещаясь по вражеской территории, на которой было разослано свыше трех тысяч ориентировок с подробным описанием внешности и фотографиями беглеца. В том, что произошло дальше, не обошлось без знаменитой черчиллевской удачи. У него был всего один шанс обойти все кордоны, и он его использовал. Покинув незамеченным Преторию, Черчилль забрался в один из товарников, где провел ночь. Ранним утром он покинул поезд и, прячась, пока не стемнело, продолжил пешее движение ночью. После тридцати часов скитаний, голодный и изможденный, он увидел огни жилого дома. Обращаться за помощью было опасно. Но идти дальше уже не было сил. Черчилль решил рискнуть и постучал в дверь. Соврав о себе, он быстро был выведен хозяином на чистую воду. После этого его должны были арестовать, но нет. Нашему герою вновь повезло. Дом, куда он обратился за помощью, был единственным в радиусе тридцати километров, где проживала пробритански настроенная семья. Они несколько дней прятали Черчилля в заброшенных шахтах, после чего переправили его в одном из товарных вагонов на португальскую территорию. Добравшись до порта Лоренсу-Маркиш, Черчилль сел на пароход и 23 декабря прибыл в контролируемый британцами Дурбан. Его встречали как национального героя. Побег и возвращение Черчилля прозвучали еще громче, поскольку произошли в период так называемой «черной недели», во время которой британцы потерпели подряд три поражения: при Стормберге, Магерсфонтейне и Коленсо.

Популярность Черчилля увеличилась в разы. Понимая, что нужно пользоваться моментом, он лично встретился с Буллером и попросил назначения в армию. Беспардонность этой просьбы заключалась в том, что после Суданской кампании именно из-за критических публикаций Черчилля военное ведомство запретило офицерам сотрудничать с прессой. И теперь получалось, что не желающий прерывать своих отношений с Morning Post Черчилль просил об исключении в правиле, которое и появилось из-за него. Буллер наверняка оценил энтузиазм собеседника, однако не стал ему ставить палки в колеса, устроив его в Южноафриканской легкий кавалерийский полк.

Черчилль был счастлив. Возможно даже, это был один из самых счастливых периодов его жизни. Был этот период также и одним из самых опасных. За четыре месяца наш герой принял участие в сорока боях и стычках. В сражении за высоту Спион-Коп в январе 1900 года во время неудачной попытки деблокирования Ледисмита, когда армия Буллера потеряла 1733 человека убитыми, ранеными и попавшими в плен, Черчилль все пять дней боев находился под огнем. Самым серьезным его увечьем было срезанное пулей перо на шляпе. Не пройдет и месяца, как в другом сражении рядом с ним разорвется шрапнель, убившая и ранившая восемь человек. Черчилля даже не поцарапает. В конце апреля он едва не погиб (или снова не оказался в плену) во время разведывательной операции около Девецдорпа. Едва он спешился, чтобы сделать проход в проволочной изгороди, на него напали буры. Он попытался вскочить на коня, но неудачно. Конь вырвался и поскакал прочь. Черчилль принялся бежать, но от пуль не убежишь. Трудно сказать, насколько долго он сумел бы пробежать, если бы не появившийся рядом с ним верхом один из разведчиков. Черчилль вскочил на коня сзади и вместе со своим спасителем помчался в безопасное место. Когда они завернули за холм, он с облегчением вздохнул, поняв, что «вновь выкинул две шестерки». «Не думаю, что я когда-либо находился в столь опасной ситуации», – признается он своей матери. Впоследствии, занимая ответственные посты в правительстве, он позаботится, чтобы спасший его всадник – его звали Клемент Робертс – был награжден медалью «За безупречную службу». Когда в 1928 году Робертса не станет, Черчилль направит супруге покойного утешительное письмо и окажет финансовую помощь⁵⁰.