Kitabı oku: «Ноль в степени ноль», sayfa 3
Лениво поднялась, открыла воду набрать ванну. Поставила в кофемашину кружку для капуччино. В туалете хотела усесться на унитаз, но когда подняла крышку, от застоявшегося запаха мочи её чуть не вырвало – унитаз еще вчера засорился. «Надо срочно звонить батлеру, пусть разберется, какого черта я ему деньги плачу», – с негодованием подумала Виталина.
Сантехник пришёл только через час.
Григорий Владимирович, для большинства клиентов просто «дядя Гриша», проснулся в пять утра. В шесть тридцать вернулся из спортивного зала, что разместился в подвале их пятнадцатиэтажки. Начал готовить завтрак детям. В восемь часов все вместе вышли из дома – дочь завести в детский сад, сына в школу, во второй класс. Из школы отправился в дом престарелых святого Свекрония, где время от времени волонтёрил, помогая персоналу ухаживать за лежачими. После обеда встретил сына из школы и поехал во вторую смену в ЖЭК. Сантехником дядя Гриша оттрубил двадцать лет, как окончил университет. Дело своё любил и ценил. В этот элитный квартал устроился по знакомству.
– Чё так долго? Жду-жду. Ни покакать, ни пописать, – Виталина нервно дёрнула рукой в сторону туалета.
Дядя Гриша понимающе кивнул головой. Не первый раз в его профессиональных буднях бедные люди зависали между спокойствием и унитазом. Зайдя в туалет, прикрыл дверь. Оглядел фронт работ – дел на пятнадцать минут. Раскрыл чемодан с инструментами. За дверью еще какое-то время был слышен возмущенный монолог хозяйки апартаментов.
– Вот и всё. Принимайте работу.
Тишина. Дядя Гриша прошёлся по комнатам. Никого.
– На улицу убежала? Не вытерпела?
Недоумённо подождал ещё минут двадцать – девушка не появилась. Он оставил свою визитку на столе в кухне. Вышел из квартиры, осторожно прикрыв дверь.
***
– Михаил, Вас просят зайти.
Миха, недовольно поморщившись, положил трубку. В этой фирме Миха работал аналитиком. На самом деле он сидел на форумах, смотрел новости, читал анекдоты. Анализировать было нечего. Да и не интересно ему было. Это первое время он пытался что-то изобразить. Но всем было всё равно. Фирма, по всей видимости, создавалась для отмыва денежных средств. От скуки Миха даже пытался завести интрижку с директриссой, и у него почти получалось. Поэтому сейчас, самодовольно улыбаясь, он встал с кресла и вальяжно отправился к директорскому кабинету.
Секретарша Марусечка даже не взглянула на него. Постучавшись, и не дождавшись ответа, вошёл. Улыбка слетела с губ. Он по инерции сделал несколько шагов и недоумённо остановился. За столом директора сидела не Танечка, не Татьяна Владимировна. Блондинка с затянутыми волосами в хвост, подняла взгляд от бумаг на столе. Широкий лоб, чёрные глаза, узкие губы – повеяло холодом и отстранённостью.
– Михаил Вячеславович. Наша компания купила эту фирму. Вы нам больше не нужны. Вы уволены. – Снова уткнулась в изучение документов.
Миха от неожиданности икнул. И растворился в воздухе.
***
Системный администратор Вова устанавливал в серверный шкаф сервер. Большой, тяжёлый, килограммов в тридцать ящик не хотел вставляться в салазки. Будучи невысоким и щуплым, Вове было сложно управляться с неповоротливой железякой. Он проклинал старшего админа, давшего ему задание:
– «Ты жеж админ» … – с ударением на букву «а» передразнил Вова, – … «справишься», казёл! Гадина! Чтоб у тебя мозги опухли.
Сервер соскользнул с опоры и… вдарился бы углом в бетонный пол. Но чудом присев на корточки, Вове удалось погасить скорость падения сервера. В этот момент зазвонил телефон. Кое-как извернувшись, достал его из заднего кармана.
– Я включила компьютер, а он выключился! Мне отчёт замминистру до обеда!
– Ещё одна тварь, на часах без пятнадцати час. До обеда ей надо.
Пнув лежащий на полу не поддавшийся сервер, Вова отправился в отдел документооборота. Отдел встретил безлюдьем.
– На обед в столовку свалили уже, придурки? Кабинет не закрыли. Обычно закрывают. – Вова пожал плечами и отправился в столовую.
За столиками сидело два человека. И всё. Посудомойщица Клава, раздатчица Маргарита, кассирша Людочка, помощник повара Павел и сам Сергей Сергеевич, повар – сбились в углу столовой, взирая на пустой зал. Обед в большом министерстве, а никого нет.
– Жесть… – Вова залпом выпил стакан компота.
***
Вторая поллитровка почти закончилась. Алкоголь не брал.
– Всё-таки страшно, Анатолич.
– Да ну. В стране пропадает без вести двести тысяч человек в год. Всем же похрен, – Анатолич сунул в рот кусок докторской колбасы, – а умирает почти два миллиона. Тоже всем похрен. Погоревали, похоронили. И дальше веселиться. Наливай…
– Это другое, – Никита разлил остатки, вытащил из холодильника третью бутылку, – когда человек умирает от него что-то да остаётся.
– Мусор, ага. Свезут на погост. Через двадцать лет рекультивируют. И нет больше ни человека, ни мусора, ни погоста.
– Жёстко ты, Анатолич.
– Зато правдиво. Давай.
Чокнулись. Выпили.
– Или вот, – Анатолич занюхал аджикой, размазанной по хлебу, – всякие там офисные работнички, молодёжь нынешняя… бесполезный народец, пустое место. Или эти, как их, что папочек богатеньких себе подыскивают… соски. Исчезнет половина, ничего не изменится, никто не заметит. Зато воздух освежится.
– А мы с тобой? – Никита проглотил остывший уже пельмень, – мы с тобой нужные?
– Ну, вот, кто ты, Никита? Бульдозерист на свалке. Всю жизнь чужой мусор разгребаешь. Ни жены, ни детей. Живёшь в сраной общаге. Кому ты нужен?
Анатолич посмотрел на тусклую голую лампочку своей обшарпанной кухни.
– А вот у меня – жена, дети, квартира, хоть и однуха, работаю охранником три через три. И… я тоже никому не нужен…
Мигнул свет. Тусклая голая лампочка слабо качнулась в опустевшей задрипанной кухне.
***
На пешеходном переходе перекрёстка улиц Космонавтов и Пионеров стоял, одетый в рубище мужик. Грязные взлохмаченные волосы, выпученные глаза. Он сотрясал палкой с пустыми консервными банками на верёвках и выкрикивал:
– И придёт конец света. Обрушатся небеса на головы грешников. Рухнут столпы мироздания, снося всё живое в пучины хаоса. Явятся звери апокалипсиса, и пожрут паству еретическую. И закончится свет, и вернётся тьма. Тьма, холод и хаос. Осыпаю головы ваши проклятьями, дабы вразумились вы. Одумались. Ибо разгневали вы господа нашего. За сей грех пучина обрушится на семьи ваши. Потоп тысячелетний скроет распутство и омерзение, грехи ваши и детей ваших, и внуков.
– На каждом углу уже, расплодились, пророки чёртовы, – Артём газанул и объехал вопящего вестника апокалипсиса по большому полукругу.
***
Олег сквозь щель между занавесками выглянул наружу. Безлюдный двор. На противоположной стороне продуктовый магазин. Закрыт давно, как только всё началось. Закрыт наглухо, металлическими ставнями. Но Олег знал, магазин работает для «своих». Раз в неделю подъезжает фура, заносят тяжёлые ящики и коробки. Потом ночью одинокие тёмные силуэты подходят к третьему окну, стучатся тихонько: «тук-тук… тук-тук-тук». Холодный ужас охватывал Олега в ночной тишине от этого «тук-тук». Тело вздрагивало, он просыпался. Потом, растирая ощетинившуюся кожу, долго сидел, поджав колени к подбородку, глядя на неподвижные занавески. Страх. Месяц назад пять фигур в чёрных капюшонах с кувалдами, ломами и гвоздодёрами попытались взломать магазин. Сначала скрытно, осторожно орудуя инструментом и почти неслышно переговариваясь. Потом всё больше разгорячаясь, перешли на крик, материли друг друга и неподдающиеся жалюзи. Гремело железо. А потом резко затихло. Олег ахнул, и отпрянул от стекла – фигуры в один миг растворились в темноте, как будто и не было. Лишь звякнул упавший на землю лом, но тоже через секунду пропал.
Что? Почему? Вирус неизвестный? Оружие новое изобрели? Как так? В одно мгновенье? Сразу пять человек!
Господи боженька! Возьми меня к себе! Не хочу исчезнуть бесследно. Не хочу вот так. Не хочу бессмысленно и внезапно. Не хочу. Пусть я просто умру. Пусть меня убьют. Пусть эбола вывернет меня наизнанку. Пусть меня сожрут бездомные собаки. Только не это!
***
Сергей Михайлович Сухов, глава концерна «Заслон», после конфликта с роботами удалился на свой остров в Тихом океане. Безмятежность и умиротворение окружали его. Солнце, океан, и ни одного человека на сотни и сотни миль.
Он сидел в кабинете. За окнами поздняя ночь. Безветрие. Океан молчит. Обволакивающую ночную тишину Сухов любил. Пустота звуков смешивалась с вакуумом в сознании. Самое благостное состояние – состояние пустого сосуда. Его можно заполнить чем угодно… Однако последнее время тугая напряжённость атмосферы вдавливала бронированные стекла окон внутрь. Высоковольтная тишина звенела высокими частотами на пределе слуха. Не давала расслабиться. Не давала освободиться от гнетущего ощущения надвигающейся беды.
