Kitabı oku: «Константин Петрович Победоносцев: великий инквизитор или рыцарь православной монархии?», sayfa 4

Во время написания Курса гражданского права действовали Полное собрание законов Российской империи 1830 года и Свод законов Российской империи – официальное издание расположенных в тематическом порядке законодательных актов, подготовленное в 1832 году под руководством М.М. Сперанского и вступившее в силу с 1 января 1835 года.

Издание Полного собрания законов Российской империи и Свода законов способствовало развитию русского законоведения. Само содержание этих сборников показало трудность систематизации права без научного подхода к разработке системы законодательства, развития отдельных отраслей, институтов права и правовых категорий, что было признано и верховной властью. В 1835 году указом Николая I в целях подготовки квалифицированных юристов для службы в государственных учреждениях и судах было основано Императорское училище правоведения; в соответствии с новым университетским уставом, принятым в том же году, отделения «нравственных и политических наук» университетов были преобразованы в юридические факультеты. Свод положил начало систематическому изучению русского законодательства и истории права, стали появляться фундаментальные юридические труды.

При этом стройность внешней формы не соответствовала внутреннему содержанию Свода, так как законодательный материал не обладал важным признаком – однородностью. Законы исходили из разных принципов, что объяснялось возникновением их в разное время. Отсюда вытекали такие недостатки Свода, как громоздкость, противоречивость нормативно-правового материала и его разбросанность по различным частям Свода. Нельзя не отметить многочисленные примеры отсутствия логической последовательности в системе расположения законодательного материала. Например, гражданские законы помимо тома X встречаются во многих других томах – томах VII и VIII (законы о частной золотопромышленности и частных лесах), томе IX (права состояния), томе XI (торговые законы).

Курс гражданского права К.П. Победоносцева, основываясь на современном ему российском законодательстве, отличается необыкновенным богатством материала, содержащегося в нём. Автор не ограничился теми нормами, которые заключает в себе том X (Свод законов гражданских и межевых), но обратился ко всему Своду законов и всюду отыскивал частноправовые постановления. В этом отношении курс представляет полное собрание законодательного материала по гражданскому праву. Продемонстрировано необыкновенное знакомство с русским законодательством, отличающимся своею разбросанностью, которая способна затруднить самого добросовестного исследователя. К.П. Победоносцев впервые обратил внимание науки на многие постановления, игнорировавшиеся до сих пор учёными ввиду несоответствия их западным образцам. Он остановился на крестьянском землевладении, на общине, на вопросе о межевании, на различных формах поземельной собственности, образовавшихся чисто исторически, на основаниях и доказательствах вотчинного права и других вопросах. Константин Петрович не ограничивается законодательным материалом и обращается к обычному праву, раскрывает народные воззрения на тот или другой институт (например, на брак), указывает на уклонение практики от постановлений положительного законодательства. Критики отмечали, что в отношении к материалу науки курс не оставляет желать ничего лучшего.

Сам автор об этом пишет: «Пространнее излагаются те предметы, которые имеют наиболее практического значения для нашего законодательства и для нашей экономии и практики; притом надлежало уяснять по возможности те общие начала и понятия права, которые должны служить руководством для мыслящего юриста и которые, как кажется, не всегда с достаточной ясностью понимаются у нас на судебной практике. У нас, и между юристами, а тем более между практическими юристами, юридические сведения распространены весьма неровно. Немногие счастливы тем, что успели пройти ровную и строго последовательную школу юридических знаний и опыта; в академическом преподавании права преподаватели отличаются таким разнообразием приёмов и методов – сведения, добываемые на практике и из чтения, приобретаются так неровно и так случайно, что не редкость у нас встретить людей, соединяющих с богатым знанием подробностей и частностей недостаток элементарных сведений и понятий, составляющих, так сказать, азбуку гражданского права. Книга эта предназначалась не для одних только зрелых знанием и опытом читателей, но и для учеников в юридической науке. Оттого некоторые страницы, писанные ввиду разъяснения понятий у начинающих и незнающих, покажутся, может быть, излишними сильному знанием и опытом читателю».

По содержанию и по идейной направленности к «Курсу граджанского права» (далее – Курс) ближайшим образом примыкает опубликованное в 1872 году «Судебное руководство. Сборник правил, положений и примеров…», во введении к которому автор обращает внимание на цель издания: «Сборники положений, извлечённых из одной только судебной практики, не могут представить для той же практики удовлетворительного руководства; ибо наша практика сама ещё не утвердилась на прочных основаниях и не успела для себя выработать твёрдых руководственных начал. Иначе и быть не могло, потому что судебная практика не имеет у нас позади себя опоры ни в цельном, систематически сложившемся законодательстве, ни в школе векового опыта и переходящих от поколения к поколению преданий. В ожидании пока явится то и другое наша практика поневоле должна будет искать себе руководства посреди случайных, отрывочных, неустановившихся взглядов и разноречивых мнений. Судебные уставы наши, хотя и представляют цельный, систематически выработанный закон, но вместе с тем и закон новый, закон, который для применения на практике, с одной стороны, даёт опору исполнителям, а с другой – требует от них известного знания и разумения, приобретаемого не из буквы закона, а из школы и из того совместно и последовательно накопленного запаса сил и опытности, который собирается трудом поколений. Едва ли можно сомневаться в том, что этих сил у нас вообще недостаточно и во всяком случае неоткуда было заимствовать их представителям нашего мирового суда, призываемым из среды общества, без особенной подготовки, к применению судебных уставов. Что касается до нашего гражданского права, коего начала столь неразрывно связаны с началами суда гражданского, то всем известно, как оно скудно общими руководственными правилами, как оно страдает недостатками системы, как много содержит в себе противоречий и неясностей, нередко поставляющих судебную практику в неразрешимые затруднения. Можно сказать с уверенностью, что новые уставы гражданского судопроизводства получат своё полное значение и полную возможность к уразумению и осуществлению тогда только, когда появится у нас цельное и систематическое законодательство по гражданскому праву».

Первый том «Курса гражданского права» появился в 1868 году, как раз к началу деятельности новых судебных учреждений, второй том – в 1871-м, а третий – только в 1880-м. Первый том, содержащий вотчинные (вещные) права, выдержал четыре издания: в 1868, 1876, 1883, 1892 годах. Второй том, заключающий в себе учение о семейном и наследственном праве, появился вторым изданием в 1875-м, а третьим – в 1891 году. Третий том, посвященный обязательственному праву, был издан вторично в 1890 году. Такая частая повторяемость изданий лучше всего свидетельствует о значении книги для практики.

В изложении гражданского права К.П. Победоносцев прибегает к сравнительному приему, догматическому изъяснению русского права предпосылает исторический очерк развития института, обращается к экономическому объяснению постановлений права, возбуждает вопросы «с точки зрения законодательного предположения». В своём сочинении автор Курса проявляет себя как практик в лучшем значении этого слова, в решении отдельных спорных вопросов он не имеет себе равных. Читателю даётся не только самоё решение вопроса, но перед его глазами воссоздан весь логический процесс, посредством которого автор пришёл к данному выводу. Не будет преувеличением сравнение К.П. Победоносцева с творцами Кодекса Юстиниана. Как и последние, он опасается обобщений, избегает определений, предпочитая описание фактов, но зато поражает логичностью рассуждений, когда дело касается толкования действующего законодательства. Следить за автором в его заключениях и таким путём приобретать способность к самостоятельным юридическим решениям – такова главная польза, которую можно получить при чтении. Курс приучает к цивилистическому мышлению, и с этой стороны он являлся лучшей школой для начинающего юриста.

Решающая роль, по мнению К.П. Победоносцева, принадлежит нравственному значению закона. Неоднократно проявляется в его Курсе убеждение в том, что эффективность действия гражданско-правовых норм зависит от их соответствия нравственным предписаниям, содержащимся в Божественных заповедях. По мнению автора Курса, гражданский закон ни в коем случае не должен признавать «нравственное начало бессильным и призрачным и строить свои определения исключительно на мотивах материального интереса». Это значило бы отрицать в законе тот самый элемент, который «составляет высшее оправдание и коренную сущность всякого закона, то есть правду нравственную, духовную». Без сомнения, полагает К.П. Победоносцев, «закон не должен оставлять без внимания материальные условия среды и понятия, в ней господствующие, но жертвовать этим понятиям – высшею целью закона и нравственною его нормой – значило бы унизить самый закон и отнять у него главную его силу». Он полагает безусловно необходимым, «чтобы начало правды стояло высоко, в виду всех, не подвергаясь колебанию и сомнению, чтобы в виду его не забывалась и не засыпала совесть в общественном и в частном сознании: чтобы преступник закона в самом преступлении своём не лишился возможности чувствовать, что он совершает неправду». Если же спустить «высокое знамя правды с закона», «совесть лишится своего твёрдого мерила, не будет в законе того жала, которое призвано будить её», и таким образом «грязь и нагота станут являться на вид без стыда и без сознания».

К.П. Победоносцев также обосновывает в Курсе необходимость законодательного запрета на свободное обращение крестьянских общинных земель, которое может привести к образованию сельского пролетариата, а следовательно, к «истощению» крестьянского сословия, также составляющего «главную охранительную силу в государстве». Вопрос об общине, ставший чрезвычайно актуальным в связи с отменой крепостного права, он относит к числу таких «государственных вопросов», которые «опасно решать исключительно на основании отвлечённых начал экономической свободы». «Земля, – пишет он, – такой товар, который опасно бросить на вольный рынок, подобно всякому иному товару. С землёю у нас больше, чем где-либо, связана вся будущность земледельческого сословия, а в России оно имеет такую важность, какой нигде не имеет». Поэтому в условиях, когда 15/16 всего населения составляют сельские жители, «объявить для них землю вольным товаром значило бы оставить их без всяких средств к удержанию земли, к поддержанию хозяйства, к обеспечению от нищеты и голода».

Константин Петрович отвергает любые попытки соглашения гражданского закона с наличным уровнем общественной нравственности, которая иногда может «дойти до крайнего упадка», проявлением которого для него были, в частности, требования принизить высокий христианский идеал брака. Настаивая на сохранении церковной формы заключения брака и недопущении свободы развода, он выступает защитником патриархального традиционного общества, подчёркивая в Курсе, что «семья есть первая опора всякого социального устройства» и «главная опора порядка и благосостояния в государстве». Принципиальная позиция в данном вопросе определяется не только его религиозным мировоззрением, но и тем, что «с вопросом о браке неразрывно связаны самые существенные интересы государства и что государство ослабляет само себя тем более, чем дальше развязывает узы брачного союза и ослабляет в нём первоначальную духовную его идею». Для государства, по убеждению автора Курса, «важно, чтобы в нём охранялась высокая идея цельности и неразрывности семьи – нравственного и культурного питомника граждан». Опасность подхода к брачному союзу исключительно как к одному из видов гражданско-правовых договоров, по его мнению, заключается в том, что, как и любой договор, он может быть свободно расторгнут по взаимному согласию сторон, что К.П. Победоносцев считает недопустимым. Стремление же последователей либеральной идеологии к провозглашению в законодательстве принципов свободы брака, по его мнению, приведёт не только к разрушению патриархальной структуры общества, но и «в силу неотразимой логики» к отрицанию государства, Бога и религии.

Появление Курса, совпавшего с запросом общества на подобные сочинения, не могло остаться незамеченным. Так, «Юридический вестник» в редакционной статье констатирует, что «непозволительно молчать при появлении в русской юридической литературе сочинений, подобных лежащей перед нами в двух томах первой части курса гражданского права, составленного столько известным юристом-литератором и практиком К.П. Победоносцевым. Всеми ощущаемая в наше время живая потребность в руководствах, для уяснения юридических начал, установлений, понятий, должна возбудить у специалистов живой интерес к книге и живое участие в деле разъяснения юридических истин посредством критики на эту книгу, её разбора и анализа».

«Курс гражданского права стал необходимым руководством для каждого юриста, имеющего отношение к гражданским делам, стал наиболее востребованной книгой даже самой скромной юридической библиотеки. По слову А.Ф. Кони, на Курсе выросло несколько поколений российских юристов. Влияние его обнаруживалось не только в действиях судей и адвокатов, но и на практике высшей судебной инстанции. Во многих решениях гражданского кассационного департамента того времени можно заметить отражение взглядов К.П. Победоносцева, нередко излагаемых его собственными словами.

7. Достоевский (1872–1881), участие в «Гражданине» 

«Культуры нет у нас (что есть везде), дорогой Константин Петрович, а нет – через нигилиста Петра Великого, – писал Ф.М. Достоевский К.П. Победоносцеву 19 мая 1879 года. – Вырвана она с корнем. А так как не единым хлебом живёт человек, то и выдумывает бедный наш бескультурный поневоле что-нибудь пофантастичнее да понелепее, да чтоб ни на что не похоже (потому что, хоть всё целиком у европейского социализма взял, а ведь и тут переделал так, что ни на что не похоже)». И в другом письме: «…ну что будет с Россией, если мы, последние могикане, умрём?

Знакомство К.П. Победоносцева и Ф.М. Достоевского состоялось на рубеже 1871–1872 годов, а закончилась их дружба со смертью писателя 29 января 1881 года. Это десятилетие было многозначительным в судьбе и Победоносцева, и Достоевского… Для Достоевского семидесятые годы стали вершиной творчества, когда им были созданы знаменитые литературные произведения «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы», а также «Дневник писателя». Для Победоносцева эти годы – время, непосредственно предшествовавшее вступлению известного юриста и учителя наследника престола на пост обер-прокурора Святейшего синода.

Дружбой с К.П. Победоносцевым дорожили многие русские писатели, поэты, художники, композиторы, в том числе Иван Аксаков, Аполлон Майков, Афанасий Фет, Яков Полонский, Иван Крамской, Пётр Чайковский и другие. Но дружба Победоносцева и Достоевского носила особенный характер, в действительности эти два человека в столь сложный момент российской истории оказались в одном политическом лагере, ибо их идейная близость была чрезвычайной.

Среди крупных русских писателей Ф.М. Достоевский был, пожалуй, единственным, кто последовательно выступал против либерализма и либералов, ненавидимых К.П. Победоносцевым, поддерживал самодержавие, православие, противостоял влиятельной либеральной прессе, не уступая своим противникам ни в таланте, ни в умении на высочайшем художественном уровне защищать свои взгляды.

Отстаивая полную идейную самостоятельность, независимость от любых направлений и партий, Ф.М. Достоевский был в какой-то степени обречён на идейное одиночество. Но будучи человеком ярко выраженного гражданского темперамента, он не мог довольствоваться ролью кабинетного мыслителя или пусть даже крупного писателя, получающего отклики со всей страны, но имеющего возможность ответить своим корреспондентам только в личном письме. Ежедневные наблюдения, встречи с людьми, разнообразные факты и события были поводом для мучительных размышлений о причинах экономических, политических, нравственных неурядиц пореформенной России.

Всё это требовало выхода, требовало трибуны, с которой он мог бы заявить свою позицию, довести до общества свою оценку происходящего. Крайне нуждался писатель и в небольшом круге, если не душевно, то хотя бы идейно близких людей, где бы он мог встретить понимание, спокойно, без нервного напряжения развивать излюбленные мысли. Такая возможность представилась ему в декабре 1871 года в так называемом кружке князя В.П. Мещерского, где он и встретился впервые с К.П. Победоносцевым. По средам в доме князя В.П. Мещерского собирались поэты А.Н. Майков и Ф.И. Тютчев, К.П. Победоносцев, Т.И. Филиппов⁵, Н.Н. Страхов⁶ и некоторые другие для обсуждения различных проблем России того времени, её внутренней и внешней политики. Они также пришли к необходимости издавать свой журнал, который и стал выходить под названием «Гражданин» с 1 января 1872 года на средства князя Мещерского… К концу 1872 года князь В.П. Мещерский предложил Ф.М. Достоевскому принять на себя обязанности ответственного редактора. Писатель быстро согласился, ибо, по свидетельству А.Г. Достоевской, вокруг «Гражданина» объединилась группа лиц, одинаковых с Ф.М. Достоевским мнений и убеждений, работать с которыми ему представлялось увлекательным.

Одним из первых по своей значимости помощников Ф.М. Достоевского стал К.П. Победоносцев, который до этого крайне редко писал для популярных изданий, подобных «Гражданину». За 1873 год в журнале появились 22 статьи будущего обер-прокурора. Именно в этом году начинаются по-настоящему близкие отношения писателя и учёного-юриста. С этих пор они регулярно по субботам, после всенощного бдения, встречаются дома у Константина Петровича и проводят вместе два-три часа за беседой. Победоносцев в своём письме сообщает: у меня для Достоевского «был отведён тихий час, в субботу после всенощной… и мы говорили долго и много за полночь». Позже Победоносцев вспоминал об этом времени: «Нас сблизило время его редакторства в „Гражданине“. Тогда из участия к его отчаянному положению я целое лето работал с ним вместе, и мы весьма сошлись». С этих пор и до конца своей жизни Фёдор Михайлович прибегал к нему за разного рода помощью, чаще всего идейного плана. В кабинете писателя висел портрет Победоносцева, Достоевский собирал в свою библиотеку все издания своего друга.

Фёдор Михайлович в своих письмах открыто признавался своему единомышленнику, что приезжает к нему, чтобы «дух лечить» и «ловить слова напутствия», и особо подчёркивал «полную идейную солидарность», и выражал восхищение перед личностью Победоносцева: «За Вашею драгоценною деятельностью слежу по газетам. Великолепную речь Вашу воспитанникам читал в „Московских новостях“. Примите, глубокоуважаемый Константин Петрович, уверение не только в самых искренних моих чувствах, но и в глубокой прекрасной надежде на всю пользу, которой жду, да и не я один, а все, от Вашей новой прекрасной деятельности. Ваш приверженец и почитатель Ф. Достоевский».

Следует отметить активную помощь К.П. Победоносцева Ф.М. Достоевскому в его творчестве. Многое из написанного в последние годы жизни великим художником было создано, если и не под влиянием, то при полной поддержке и одобрении Константина Петровича. Это подтверждается их перепиской. К.П. Победоносцев постоянно снабжал Ф.М. Достоевского материалами для его «Дневника писателя», давая в каждом выпуске обстоятельную оценку. Постепенно он становится его консультантом по вопросам текущей государственной политики. Вот выдержка из письма Ф.М. Достоевского от 19 мая 1880 года: «С будущего же года, уже решил теперь непременно, возобновлю „Дневник писателя“. Тогда опять прибегну к Вам (как прибегал и в оны дни) за указаниями, в коих, верю горячо, мне не откажете». Последние годы жизни Ф.М. Достоевский, видимо, находился под очень сильным воздействием будущего (а с апреля 1880 года и действующего) обер-прокурора. Убежденность К.П. Победоносцева в своей правоте, последовательность в отстаивании идеалов, искренняя любовь и понимание православия, с одной стороны, и уникальная способность к критике, его умение увидеть слабые, непродуманные позиции противников (а порой и единомышленников), с другой стороны, насмешливое и едко скептическое отношение к „угрюмым тупицам дешёвого либерализма“ – всё это привлекало Фёдора Михайловича в личности Константина Петровича.

И Достоевский, и Победоносцев оказались выразителями идеологии консерватизма. С начала реформ 1860-х годов все сословия русского общества, все веками складывавшиеся традиции, социальные связи, институты оказались под угрозой. Какова же та основа, на которой необходимо будет строить новую Россию? Пристально вглядываясь в общественную и политическую жизнь страны, оба приходят к печальному выводу: нет в России ничего основательного, прочного, нет тех слоёв, которые могли бы взять на себя тяжёлый труд переустройства государства и общества. «Заканчивается по-настоящему петровский период русской истории», – писал Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя». Завершилась целая эпоха, результатом которой оказалось полное банкротство русского общества. «К практическому делу за двухсотлетней отвычкой от всякого дела мы оказались совершенно не способны». Не разделяя мнения автора «Дневника писателя» о бездарности двухвековой истории России со времён Петра I, К.П. Победоносцев полностью солидарен с ним в отношении неспособности абсолютного большинства русских граждан предложить что-либо взамен того, что есть. «Страшно разрушать то, что не понятно», «преобразовательное движение – язва нашего времени» – вот основные его постулаты.

В чём, безусловно, сходились и Победоносцев, и Достоевский, так это в том, что большинство русской интеллигенции, увлечённой абстрактными схемами, плохо представляет себе психологию народа, далеко отстоит от понимания его истинных потребностей. Слова «цивилизация», «народоправие» стали паролем для русских либералов, пропуском в приличное общество. Но каково их реальное содержание? Не выродились ли они в пустопорожнее, беспредметное словоблудие, «новую иллюзию единомыслия»? В пореформенной России «фантастическим образом совместились жизнь разлагающаяся и жизнь, вновь складывающаяся», и в результате «прежний мир, прежний порядок, – очень худой, но всё же порядок – отошёл безвозвратно. И странное дело: мрачные стороны прежнего порядка – эгоизм, рабство, разъединение… не только отошли с уничтожением крепостного быта, но и как бы развились… тогда как из хороших нравственных сторон быта… почти ничего не осталось». «Мы тот же Китай, только без его порядка», – с горечью констатирует писатель. Близок к этим выводам и К.П. Победоносцев.

Ф.М. Достоевский в течение 1876–1877 годов увлечён своим «Дневником», который издаётся теперь отдельными выпусками. С 1877 года он все силы отдаёт написанию «Братьев Карамазовых», а к июню 1880 года подготавливает свою известную речь «Пушкин». Таковы главные труды Ф.М. Достоевского в последние пять лет его жизни. И можно уверенно сказать, что в каждом из этих дел более или менее глубокое влияние на творчество писателя оказывает К.П. Победоносцев.

«Пушкинская» речь была произнесена Ф.М. Достоевским на торжественном заседании Общества любителей российской словесности 8 июня 1880 года по случаю открытия памятника А.С. Пушкину на Страстной площади в Москве. Фёдору Михайловичу Достоевскому суждено было прожить после этого только восемь месяцев, и поэтому это небольшое произведение оказалось для него в известном смысле итоговым. Суть речи заключалась в том, что реальных различий между русскими западниками и славянофилами не существует. По мысли Ф.М. Достоевского, как славянофилы, стремившиеся вернуть России её самобытность, так и западники, желавшие скорейшего привития к дереву европейской – в первую очередь политической – культуры, двигались с разных сторон к одной и той же цели, ибо своеобразие России и состоит в реализации «всечеловеческого единения»: «Стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно… а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племён по Христову евангельскому закону!» Всё творчество Пушкина было как раз таким ярким образцом искания подлинно русским человеком идеала «всечеловечности».

Прочитав речь своего друга в особом выпуске «Дневника писателя», К.П. Победоносцев пожелал «этому листку самого широкого распространения», однако вскоре прислал Ф,М. Достоевскому статью К.Н. Леонтьева без каких-либо разъяснений: «Взгляните на статью Леонтьева по поводу Вашей речи в № 169 „Варшавского дневника“». Возможно, К.П. Победоносцев этим жестом хотел показать Ф.М. Достоевскому, что не во всём согласен с речью. В этой статье К.Н. Леонтьев справедливо отмечает основную неправоту и даже непоследовательность Достоевского: «Пушкинская» речь, по мысли критика, по сути есть странный «рецидив» мечты о земном благоденствии, которую Достоевский, казалось бы, уже давно изжил: «Сравнивая „Братьев Карамазовых“ с прежними произведениями г. Достоевского, нельзя было не радоваться, такой русский человек, столь даровитый и столь искренний, всё больше и больше пытается выйти на настоящий церковный путь… Ещё шаг, ещё два, и он мог бы подарить нас творением действительно великим в своей поучительности. И вдруг эта речь! Опять эти «народы Европы»! Опять это «последнее слово всеобщего примирения»! Этот «всечеловек»!

Определённые отличия во взглядах между К.П. Победоносцевым и Ф.М. Достоевским наблюдаются в их отношении к славянофильству. К.П. Победоносцева всегда настораживало в славянофилах романтическое идеализирование ими некоторых национальных политических форм, прежде всего Земского собора, по образцу соборов XVII века, что привело его к охлаждению отношений с И.С. Аксаковым и М.Н. Катковым. Министр внутренних дел граф Н.П. Игнатьев, тайно готовивший подобное мероприятие, был уволен со своего поста в 1882 году при непосредственном участии К.П. Победоносцева. Ф.М. Достоевскому же идея Земского собора казалась привлекательной.

Сближала же их идея создания сильной монархии путём восстановления в русской жизни допетровской церковности. Фёдор Михайлович высоко ценил в Константине Петровиче глубокое понимание им роли самодержавия, религии, православия, церкви: «Для народа царь есть воплощение его самого, весь его идеал надежд и верований его». Самодержавие Ф.М. Достоевский рассматривал как категорию духовного порядка: «У нас, русских, – писал он, – конечно, две страшные силы, стоящие всех остальных во всём мире, – нераздельность миллионов народа нашего и теснейшее соединение его с монархом. Народ – сын царёв, а царь – отец его».

К.П. Победоносцев подал мысль императору Александру II пригласить Фёдора Михайловича для бесед со своими младшими сыновьями. С начала 1878 года начались встречи Ф.М. Достоевского с великими князьями Сергеем и Павлом, продолжавшиеся и в последующие годы. Константин Петрович рекомендовал великим князьям и цесаревичу Александру сочинения Достоевского – «Бесов», «Братьев Карамазовых», очередные выпуски «Дневника писателя». Позже Фёдора Михайловича пригласил к своим сыновьям Константину (будущий К.Р.⁷) и Дмитрию брат императора, великий князь Константин Николаевич. К.П. Победоносцев устроил 16 декабря 1880 года встречу писателя и наследника в Аничковом дворце, на которой Ф.М. Достоевский лично преподнёс цесаревичу том «Братьев Карамазовых».

После смерти Фёдора Михайловича К.П. Победоносцев писал цесаревичу, будущему Александру III: «Смерть Достоевского – большая потеря для России. В среде литераторов он едва ли не один был горячим проповедником основных начал веры, народности, любви к Отечеству. Несчастное наше юношество, блуждающее, как овцы без пастыря, – к нему питало доверие, и действие его было весьма велико и благодетельно». Он организовал похороны Фёдора Михайловича, добился особой пенсии вдове писателя Анне Григорьевне (2000 рублей ежегодно, такой пенсион полагался генеральским вдовам), стал опекуном детей Ф.М. Достоевского, под его надзором издавалось посмертное собрание сочинений. Через неделю после смерти автора «Братьев Карамазовых» Константин Петрович пишет Е.Ф. Тютчевой: «Достоевского мне очень жаль – он был глубокий человек и горел огнём. Мы с ним сошлись у Мещерского и с тех пор были друзьями. Он хаживал ко мне, по субботам после всенощной, и был желанным гостем… В понедельник, на другой день после похорон, я собрал у себя близких приятелей покойного Достоевского: Григоровича, Майкова, Полонского, Влад. Соловьёва, Мещерского, Филиппова. Они у меня обедали и просидели вечер в беседе о покойном нашем друге». В дальнейшем он переписывался до самой своей смерти с Анной Григорьевной и всячески содействовал ей. Анна Григорьевна подружилась с супругой Константина Петровича Екатериной Александровной Победоносцевой.

8. Обер-прокурор (1880), гибель Александра II (1881), Манифест о незыблемости самодержавия

В качестве члена комиссии по судебной реформе в начале 1860-х годов К.П. Победоносцев участвует в заседаниях Государственного совета, на которых происходило обсуждение проектов судебных уставов. Очевидно, уже тогда у него начинает формироваться отрицательное отношение к этому законосовещательному органу, что впоследствии, в 1880-х годах, приведёт его к мысли о необходимости упразднения данного учреждения как заключающего в себе потенциальную опасность превращения в законодательный орган, ограничивающий самодержавную власть. Его дневники за 1862 год изобилуют критическими замечаниями в адрес Государственного совета: «И тут – толпа без рассуждения. Толкуют без всякого толку. И вот – наши парламенты!». «Тоска была невыносимая. Тоскливее, чем в общем собрании Сената. И это – наше законодательное собрание!», – пишет Константин Петрович по поводу очередного «вялого» заседания Государственного совета, члены которого «либеральничали до тошноты» и предлагали «невероятно уродливые меры».