Kitabı oku: «У смерти твои глаза», sayfa 3
ГЛАВА ПЯТАЯ
Частное детективное агентство «Квадро», совладельцами которого являлись Гонза Кубинец и я, располагалось по адресу: канал Беринга, дом двадцать семь. Мы откупили целый четырехэтажный особняк вместе с островком суши, на котором он стоял, и куском набережной. Раньше в этом доме жил генерал‑полковник Ростопчин, но после того, как его застрелила жена, дом оказался во владении единственного сына генерала, тут же постаравшегося сбыть родовое гнездо, чем мы и воспользовались, убив все накопления за три года. Фронтон дома украшали четыре атланта в виде древнеримских легионеров. Они держали на своих плечах балконы с таким свирепым видом, точно это не гордые сыны Рима, а дикие германцы, ошалевшие от вседозволенности.
Охранники высадили нас у парадной лестницы из восьми каменных ступенек и тут же отбыли в направлении Адмиралтейского РАЯ.
– Что‑то в моем животе бурчит, – поделился ощущениями Гонза. – От пустоты. Это говорит о том, что…
– Думаешь ты желудком, как я и предполагал ранее, – закончил я мысль Кубинца на свой манер.
– Нет, не желудком. Но пообедать стоит, – нарочито обиженным тоном отозвался Гонза.
Я отомкнул парадную дверь. Долго возился с замком. Ключ не хотел проворачиваться. Распахнув дверь, я пропустил вперед Кубинца. Гонза вошел и остолбенел. Раздался сдавленный смешок и короткий возглас:
– Твою мать.
Я поспешно рванулся в офис. Запахнул за собой дверь, запер ее, щелкнул клавишей, включая освещение в холле, и обернулся.
Увиденное сперва повергло в шок, затем вызвало оторопь, которая сменилась гневом, переросшим в ярость.
Гонза грязно выругался и влепил кулаком со всей мощи в дверной косяк. Осталась вмятина. С костяшек закапала кровь. Он поморщился и облизнул руку.
В дальнем конце холла под балконом второго этажа равнодушно висел Иван Ирисов, не доставая своими длинными кривыми ногами до пола сантиметров десяти. Рот Ирисова был неестественно растянут в судорожной ухмылке, будто из последних сил он пытался посмеяться над судьбой. Рубашка распахнута, обнажая бледную волосатую грудь. Пуговицы на рубашке отсутствовали. Они блестели пластмассовой россыпью на полу. Петля, обвившая кадыкастую сломанную шею Ирисова, ниспадала с перил балкона.
– Приехали, – резюмировал Гонза.
– Вот уж точно, – поддакнул я.
Восемь минут назад разговаривал с Ирисовым. Вано был жизнерадостен и полон оптимизма. После этого меня пытаются убедить, что он добровольно влез в петлю.
Кубинцу, видно, пришла на ум та же мысль.
Он подошел к повешенному и, не касаясь тела, пробежал по нему глазами.
– Отравлен, – констатировал Гонза. – Также, как Плавников. Следы на шее.
Смерть Ирисова меня убедила в теории о двух группировках.
Одна из них заинтересована только в сборе полезной информации. Эти наводнили мой кабинет жучками и подселили в комп «Траяна». Проникли в мой дом, присутствовали в нем тенями. Они впитывали всю информацию, курсировавшую, как шарик пинг‑понга, между стенами.
Вторая группа поставила себе целью убрать каждого, кто хоть на миллиметр приблизится к разгадке исчезновения Романа Романова. Вполне возможно, что убийцы перепутали Ирисова со мной. По крайней мере, эту версию откидывать никак нельзя.
– Что с Ванькой делать? Снять? – поинтересовался Гонза.
– Никак нельзя. Нам еще с полицией разбираться. Звони инспектору Крабову. Я буду в Хмельной.
Я неспешно, точно прожил на земле тысячу лет, направился к лифту, раздумывая над предстоящей встречей с инспектором Крабовым. Надо сказать, что видеть Петра Петровича Крабова мне совсем не улыбалось. Петр Петрович возглавлял районное управление внутренних дел и питал к моей персоне ту же любовь, что бык к шпаге тореадора.
По странному стечению обстоятельств каждое крупное убийство в районе оказывалось связанным с моим именем. Стоило обнаружить труп, сообщить родственникам, как через полчаса я приступал к работе, к вящему неудовольствию Крабова.
Петр Петрович так надеялся, что, когда мы переедем, он заживет спокойно.
Да не тут‑то было.
Раскатал губы‑то. Мы передислоцировались с Гаванского канала, где занимали этаж в бизнес‑центре по соседству с зубоврачебной клиникой и мебельным магазином, на канал Беринга в собственный особняк. Поручик Стеблин, правая рука Крабова, рассказывал, что, когда инспектор узнал о переезде, его лицо приобрело вид посмертной маски Фредди Крюгера. В отличие от Крабова со Стеблиным мы находились в прекрасных отношениях, я бы даже сказал дружеских.
Но, пока инспектор Крабов не заявился, мне требовалось сделать пару телефонных звонков. Так сказать – на опережение. И я предпочел звонить из Хмельной, так я прозвал свой пивоваренный подвальчик.
Первым делом я дозвонился до господина Чистоплюя и обрадовал его новостью, после чего задал риторический вопрос:
– Мы продолжаем расследование?
– А вы намерены отказаться? – вопросом на вопрос отозвался Иероним Балаганов.
– Я – нет. Я всегда иду до конца. А вы?
– Скажите, вы хоть продвинулись? – не заметил моего вопроса господин Чистоплюй.
– Стали бы на меня охотиться в противном случае, – усмехнулся я.
– Тогда продолжайте. Только так. Истинно так, – распорядился Иероним Балаганов.
Я повесил трубку и позволил себе расслабиться на минуту. Развалился в кресле, собираясь с мыслями. Я так уверенно ответил господину Чистоплюю, что у меня есть версии, что сам чуть было не поверил в это. На самом деле – голый пустырь. Только летающий мусор, но ни одной дельной дороги, ни травинки догадки. Я не имел представления, почему похитили Романа Романова. Но знал, в каком направлении двигаться. А это главное!
Вторым делом я дотянулся до школьного приятеля Степана Прокуророва. Звонил я ему на мобилу, поскольку рабочего номера не знал. Откликнулся Прокуроров сразу же.
– Кто это? Туровский, ты, что ли?
– Степ, я. Дело к тебе есть.
– Я уж обрадовался, что ты за жизнь встретиться хочешь. А у тебя опять дело, – недовольно пробурчал Степан Прокуроров. – Ну, выкладывай.
– Мне нужно узнать все, что возможно, о Родионе Сельянове.
– Кто таков?
– Все, что мне известно, так это то, что он работает адвокатом в бюро «Моисей».
– В первый раз слышу о «Моисее». Что‑нибудь есть еще?
– Телефон.
Я надиктовал номер.
– Ну, будь. Вызнаю, позвоню.
– Степ, если у тебя завтра вечером планов нет, заезжай. Мы на канале Беринга обосновались, – предложил я.
– Я в курсе. У меня адрес есть.
До прихода инспектора Крабова оставалось еще минимум полчаса, если Гонза уже успел позвонить. Текущих дел по пивоварению у меня не наличествовало. По крайней мере, настолько срочных. И я включил телевизор. Столичный канал, использовавший в качестве значка имперского двуглавого орла, транслировал новости. Мне подфартило как всегда. Вещали о подготовке празднования трехсотлетия Санкт‑Петрополиса и как обычно катили бочку на нашего губернатора – Владислава Пятиримова. Суть всего наезда сводилась к тому, что добрая половина выделенных на празднование денег куда‑то исчезла. Доподлинно было известно, что из Москвы деньги ушли, а Пятиримов разводил руками и убеждал прессу, что никогда не видел вышеозначенной суммы, а все слухи о том, что сумма эта покинула Москву, – навет прессы, тщательно спланированный и по нотам сыгранный спектакль. Пятиримов даже грозился указать на режиссера представления, но его никто не слушал.
Лично для меня ясно было одно – политической карьере Владислава Пятиримова крышка. Ему дадут отпраздновать трехсотлетие и даже, возможно, дадут досидеть губернаторский срок, после чего упекут за расхищение по указу императора. Грешно тырить в таких масштабах, да притом так нагло.
Закончив обсасывать коррупционную тему, ведущий доложил о готовящемся приезде сэра Пола Маккартни в Северную Венецию. Вкратце он рассказал историю группы «Битлз», помянул известную песню «Назад в Россию» и напомнил о концерте экс‑битла в Москве на Красной площади.
Я прогнал каналы. Но везде одно и то же. Время новостей. Не о трехсотлетии, так об оккупации Ирака Социалистическими Соединенными Штатами Америки; не об Ираке, так о концерте сэра Пола; не о Маккартни, так о коррупции в губернаторских кругах Санкт‑Петрополиса.
Замкнутый круг.
Я уж отчаялся увидеть что‑нибудь полезное, как надобность в телевизоре отпала.
Я узнал о явлении инспектора Крабова раньше, чем мне сообщил Гонза Кубинец, спустившийся в Хмельную. Сверху раздался надсадный рев старого медведя, в последний раз забравшегося на самку, затрясся пол и захлопали двери. Я уж забеспокоился о сохранности своего пива. Вдруг звуковые колебания оказывают на него пагубное воздействие? Я направился сквозь Хмельную к лифту и столкнулся с Кубинцем, выходящим из лифтовой кабины.
– Крабов прибыл, – обрадовал Кубинец. – Очень счастлив, что труп в нашем доме. Теперь у него появился повод отобрать лицензию.
– Пусть попробует, – хмуро бросил я.
Появилось ощущение, что стены стали сжиматься, норовя меня раздавить, и тут же пропало. Но я принял это за знак свыше.
Петр Петрович Крабов вполне соответствовал тому облику, что рисовал шум, производимый им. Медведь с незажженной сигарой в зубах, втиснувшийся в костюм, топтался в нашей прихожей, скептически оглядывая неподвижное тело Ирисова. Поручик Ираклий Стеблин находился подле. Вокруг Крабова суетились люди в форме, раскладывали свои инструменты эксперты, сверкали вспышками света фотоаппараты. Завидев меня, Крабов всплеснул руками и взрычал:
– Туровский, я же предупреждал вас, не давайте мне повода. Отчего же вы так непослушны? – Инспектор Крабов хищно рассмеялся. – Ну рассказывайте, Туровский, вы сами подвешивали бедолагу или за вас это сделал Гонза?
– Во‑первых, – учтиво, пытаясь сохранить хладнокровие, сказал я, – прошу учесть, Крабов, у нас действует презумпция невиновности…
– К черту, Туровский, бросьте фиглярничать. – Улыбка сползла с лица Крабова.
– Во‑вторых, поручик Стеблин, будьте свидетелем. Инспектор Крабов позволяет предвзято относиться к нашим персонам.
Стеблин нахмурился и, потупив взор, точно от стыда, отчеканил:
– Петр Петрович, право же, вы загибаете.
– Бросьте, Стеблин, у нас появился прекрасный шанс. А вы хотите испортить всю партию, – подавляя подчиненного, заявил инспектор.
Крабова похлопал по плечу низкорослый толстячок в очках с сильными линзами. Он напоминал дряхлую черепаху, угодившую в суп.
– Извините, инспектор, у повешенного на шее обнаружены следы инъекции. Осмелюсь предположить, что он был отравлен. Скорее всего, ампула была выстрелена. Точно можно будет сказать только после экспертизы.
Крабов расплылся в улыбке и хлопнул в ладоши.
– Теперь, Туровский, вам нужно проявить чудеса изворотливости, чтобы сохранить свою задницу в сухости и тепле.
– Не беспокойтесь, Крабов, я скользкий как угорь. Выползу, – пообещал я, сохраняя хладнокровие. Инспектору мое заявление пришлось не по вкусу.
– Туровский, я лишаю вас лицензии вплоть до окончания следствия по делу об убийстве Ивана Ирисова.
Гонза скривился и сжал кулаки.
– Я обжалую такое решение, инспектор, в городском управлении, – пообещал я.
– Ничего вам не светит, Туровский. Это стандартная процедура, – парировал Крабов.
– Да, но у меня есть алиби. – Я вкинул в партию козырь.
Инспектор Крабов нахмурился, отчего его лицо стало напоминать театральную маску, отображающую скорбь.
– Когда приехал Ирисов…
– А зачем он приезжал? – прервал меня Стеблин.
– Почистить компьютер. У меня были подозрения на «Траян». Вчера слишком долго и неаккуратно Гонза шастал по Сети, – разъяснил я.
Кубинец досадно хмыкнул, но промолчал.
– Так вот. Когда приехал Ирисов, у меня находился один из работников Иеронима Балаганова, со‑президента компании «Седуктиве Бед».
Лицо Крабова вытянулось, точно он повстречал своего покойного дедушку.
– Потом Ирисов остался, а мы уехали. Около двух часов я провел с Иеронимом Балагановым. Гонза был со мною. Затем мы вернулись в сопровождении двух сотрудников и обнаружили тело. Вот в общем‑то и все. Так что если бы мы даже хотели убить Ивана Ирисова, что само по себе абсурдно, у нас не было ни одной свободной минутки.
Я чувствовал себя Сципионом Африканским Младшим, въезжающим в Рим после разрушения Карфагена, а граждане свободного города чествовали меня как триумфатора.
– Где же эти сотрудники? – растерявший былую уверенность, спросил инспектор.
– Отправились докладывать руководству, – предположил я.
– Иероним Балаганов ваш клиент? – задал вопрос в лоб Крабов.
– Я думаю, что это не относится к сути данного дела. Но если вам уж так хочется это знать, спросите у Балаганова сами.
Полный триумф.
Инспектор Крабов скривился, словно ему довел ось разжевать живую лягушку.
– Что ж, я проверю все, что вы мне сообщили, – произнес Петр Петрович. Сдавать позиции он не привык. – Но учтите, Туровский, я проверю все, что вы мне сказали. И не дай бог, вы втерли мне липу. Я вернусь и лишу вас лицензии.
Последние слова он прогавкал, выстреливая каждое, как снайперскую пулю. Но я не обратил на них внимания. А жаль! Я ведь присутствовал при изречении пророчества.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Обед мы заказали в «Эсхиле‑ХР». Жаркое. Целого барашка, зажаренного на вертеле, и овощной суп с клецками. Через полчаса посыльный топтался на пороге. Жаркое даже не успело остыть и тут же откочевало на обеденный стол, куда я добавил две бутылки светлого пива. Как говорится, смотри на мир сквозь пиво, и он покажется тебе золотым.
Обедали в молчании.
Ни слова о событиях дня, ни слова о политике, истории, экономике.
Темы отпали. Каждый размышлял о своем.
Кубинец кручинился, остро принимая смерть Ирисова к сердцу. С Вано они были по‑особому дружны.
Я размышлял о раскладе сил. Мы ни на волос не приблизились к разгадке тайны исчезновения Романа Романова, однако два осиных гнезда уже потревожили. Парадокс! Кто‑то, видимо уверовав, что этот орешек мне не по зубам, решил расправиться со мной на всякий случай.
Закончив обедать, я допил пиво, молча поднялся из‑за стола и покинул столовую. Остаток дня до встречи с Ангелиной я намеревался провести в Хмельной, требовалось простерилизовать оборудование, оставшееся от приготовления тридцати литров пива. Занятие для меня пренеприятнейшее. Но хочешь пить вкусное пиво, умей и посуду стерилизовать.
Такая рекогносцировка!
Только перед тем как приступить к неприятной процедуре, я достал визитку адвоката Сельянова и набрал указанный номер. Как и ожидалось, никто не ответил. Я призадумался с неотключенной трубкой, слушая гудки.
Что я имел в наличии? Да практически ничего. Ни одной свежей мысли. Только факт исчезновения, два трупа, несколько покушений, странная визитка, да…
Стоп!
Я повесил трубку, ощущая растущее волнение.
Как‑то за всеми волнениями совсем потерялось – зачем я вызывал Ирисова. Жесткий диск Романова, доставленный курьером от господина Чистоплюя. Он требовал расшифровки, но я перенацелил Вано. Интересно, успел ли Ирисов обработать романовский диск. В любом случае рабочий комп должен находиться в приемной.
Я подскочил из кресла как ужаленный и бросился к лифту. Мое явление изумило Гонзу почище, чем Всемирный потоп Ноя. Мой компаньон, вольготно расположившись в кресле, читал книгу с названием «Атлантида‑град». При моем вторжении книга выпала из его рук и он схватился за кобуру, намереваясь выдернуть пистолет, но желание пропало, лишь он разобрал во мне напарника.
– Даг, я бы тебя сейчас пристрелил, – честно признался он.
– Не думаю, что это был бы разумный поступок, – ответил я, озираясь по сторонам. – Комп. Железо. Левое. Не видел?
И сам обнаружил ответ на свой вопрос.
Компьютер Романа Романова приютился в углу за желтым креслом. С первого взгляда стало ясно, что убийцы Ирисова успели до него дотянуться. Коробка процессора зияла провалами. Вытащено было все, что только можно. Разве что сам корпус оставили да монитор, которому зачем‑то аккуратно разбили экран.
– Даг, нашел? Как там? – спросил Гонза, выгибаясь из кресла, точно змея на охоте.
– Вопрос отпал за неактуальностью, – промолвил я.
Ниточку оборвали. Тщательно отпилили тупыми ножницами.
Я прошел к своему столу, погрузился в кресло и щелкнул клавишей «энергия» на своем компе. Сомнительно, конечно, что Ирисов загрузил найденную информацию ко мне, но проверить стоило. Аккуратно исползал всю поверхность жесткого диска в поисках искомого, но, как и предполагалось, Ирисов к моей машине не подходил.
Я в изнеможении откинулся на спинку кресла и запустил руки в щель между сиденьем и подлокотниками. Эту мою стародавнюю привычку знали только самые наиприближенные. Поэтому и самое вероятное место нахождения заначки‑послания только здесь. Сунуть пальцы в излюбленную норку получилось почти инстинктивно. Я ни на что особо не рассчитывал, но улов случился необыкновенный. Пальцы уперлись во что‑то твердое. С трудом выцарапав, я извлек из щели компакт‑диск с записочкой:
«Здесь все, что удалось извлечь. С тебя пиво. Мое любимое. Иван Ирисов».
Я печально улыбнулся, скомкал записку и отправил ее в мусорную корзину. Да пиво‑то тебе, Вано, больше не пить. Я отметил для себя в уме – помочь семье Ирисова. Кажется, у него остались жена и годовалый ребенок.
– Даг, что там? – заинтересовался Гонза.
– Послание с того света, – отозвался я.
Я достал компакт и загрузил его в дисковод.
Не знаю, что я ожидал обнаружить на кровавом компакте. Зловещий заговор? Грядущие планы по перекачке черного нала или контрафактной продукции? Но увиденное повергло меня в изумление, как Голиафа Давид опрокинул обыкновенным булыжником.
Все содержимое диска можно было разделить на три части.
Акт первый – материалы, посвященные результатам сенатской проверки траты денег, выделенных на юбилей Санкт‑Петрополиса. Цифры поражали. Миллионы долларов, откочевавшие в чиновничьи карманы. Сюда же затесались статьи, посвященные острову Зоопарк, который распоряжением губернатора Пятиримова намеревались прикрыть на карантин. Статьи обгладывали тему со всех сторон. Строили предположения. Выдвигались гипотезы, одна смелее другой.
Более всего настораживало предположение, озаглавленное коротко: «ИЗ ДОСТОВЕРНЫХ ИСТОЧНИКОВ»
Я вчитался в мерцающие строчки:
«Из достоверных источников стало известно, что остров Зоопарк, закрытый по распоряжению губернатора Санкт‑Петрополиса Пятиримова, так и не будет открыт. Кому это выгодно? Вот вопрос, которым задается каждый мыслящий человек. Но ответ не лежит на поверхности. Чтобы понять всю подоплеку звериной истории, стоит дать короткое экономическое обозрение ситуации, сложившейся в городе…»
Я просмотрел дальше, стараясь вытащить сухой факт, и нашел его спустя полстраницы:
«…и теперь осталось только выяснить, кто возглавляет компанию „Пасть“, приступившую к строительству нового зверинца в районе Гавани. Ответ на этот вопрос прояснит всю ситуацию. Президентом компании „Пасть“ является Илья Пятиримов, единственный наследник петропольского губернатора. Теперь предельно ясно, кому выгодно закрытие старейшего в Российской империи зоопарка».
Слушок этот мне знаком, и помнится, по этому вопросу созывали сенатскую комиссию, которой, впрочем, ничего не удалось выяснить. Даже следов компании «Пасть», внезапно растворившейся в петропольских туманах. Все в ажуре. Только я никак не мог понять, что в этом материале заинтересовало Романа Романова, если он не поленился и прогулялся по всем источникам, указанным в статье. Обыкновенная городская байка. Таких сотни.
Я закрыл «остров Зоопарк» и, засучив рукава, приступил к изучению оставшегося материала.
Вторая группа страничек посвящалась юбилею города. Папка с громким заголовком «300». Подробный план мероприятий по празднованию юбилея с картами и фотографиями. Я в который раз пожалел, что человечество докумекало до компьютера. Сколько полезного можно было черпнуть из карандашных заметок, смятых страничек и подчеркнутых строчек. Интернет украл целый пласт полезной для следствия информации, взамен подарив оперативность и все‑доступность.
Папка с заголовком «300» оказалась тощей. Десять документов. Кратко, но по существу.
Третий пласт информации заставил меня побледнеть. Я почувствовал, что покрываюсь мерзким волнительным потом. Папка называлась «Моисей». Дрожащей рукой я стронул курсор на папку, щелкнул клавишей мышки и испытал чувство, схожее с оргазмом. Море документов. В основном текстовые файлы в формате «Word». Я дернулся было открыть первый подвернувшийся под курсор документ, но споткнулся. Программа предлагала ввести пароль. Заминка, конечно, временная. Пароля я не знал, но Ирисов мог вскрыть документ в сущие секунды. Он не сделал это. Вполне возможно, не успел. Может, собирался договориться о сумме. Но мне продолжали оставаться доступными виртуальные страницы и рисунки. Я потыкался наугад, как слепой щенок, открылись какие‑то странные чертежи, из которых я никак не мог выжать смысл слова «Моисей» и уж тем более распутать загадку исчезновения Романа Романова. Вероятно, прочитав текстовые файлы, мне и стало бы все понятно, но из паутины чертежей и диких фотографий ответ не вытанцовывался.
Но фигуру не стоило сбрасывать с доски.
– Гонза! – окликнул я.
Кубинец оторвался от книги и вопросительно посмотрел на меня.
– Кроме Ирисова кто бы мог взломать для нас файлы?
– Мне знаком кое‑кто из окружения Вано. – Гонза задумался. – Вроде достойные ребята. Стоит подумать. Надо?
– Думать всегда надо, – съязвил я.
– Тогда я сделаю пару звонков. Найду, Даг, – пообещал Гонза.
– Еще вызови Сфинкса и Химеру. Пусть захватят амуницию. Нам потребуется боевая сила. И хорошее прикрытие.
– Ты думаешь, кто‑нибудь сунется?
– Уже сунулись, – напомнил я. Я взял трубку, не глядя набрал номер Иеронима Балаганова. Господин Чистоплюй проявился сразу же.
– Кто? – встретил он в лоб вопросом.
– Даг Туровский, – кратко напомнил я.
– Слушаю. Но учтите, вам повезло, что вы меня застали. Взгляните на часы.
Я послушался. Стрелки указывали на четверть седьмого.
«Матерь Божья – Ангелина!»
Справившись с раздражением – кажется, я опоздал, и грядет крупный скандал, – я вернулся к теме звонка.
– Во‑первых, кое‑что проясняется. Без подробностей. Комп Романова убийцы распотрошили, но наш специалист успел создать резервный диск и спрятать в надежное место. Над диском придется поработать. Я подключу специалиста. Во‑вторых… – Я подумал было попросить у Балаганова двух охранников для силовой поддержки, но оставил эту мысль.
– Что во‑вторых? – торопливо переспросил господин Чистоплюй.
– Тема отпала. Ничего. Только, господин Балаганов, думаю… У Ивана Ирисова, убитого программиста, остались жена и ребенок…
Прозрачный намек.
– Боже правый, прошло только семь часов, а уже два трупа. У Плавникова ведь тоже голодные рты остались. Но не беспокойтесь, господин Туровский, у нашей компании есть программа по благотворительной помощи. Семьи Плавникова и… как его там…
Ирисова, – подсказал я.
– Точно, Ирисова. Их семьи не останутся без поддержки. Только так. Истинно так. У вас все?
– Пожалуй.
Мы распрощались.
Я поспешно покинул приемную и поднялся в свою комнату. Наскоро переодевшись – только смокинг! – я забежал в кабинет на втором этаже и активировал катер. Если поторопиться, то я еще мог успеть к Ангелине. С половины дороги я подумал позвонить и предупредить о прибытии. Пока что я еще не начал опаздывать, но если не поторопиться, катастрофа неминуема.
С минуту я простоял перед зеркалом, размышляя, нацепить плечевую кобуру с пистолетом или не стоит. Кого в конце концов отстреливать в Мариинке. Но нацепил. Бес попутал!
Ангелина жила в Коломне, на Мясном канале. Если поторопиться и подфартит с чистой водой, то за полчаса можно домчать. Я покинул бывший генеральский особняк, поднялся на борт своего старенького, латаного‑перелатаного катера. Давно пора прикупить новый, да со стариком меня связывали нежные воспоминания. Я пробудил древний «форд», по‑моему, эту модель уже давно скинули с производства, и через две минуты, миновав кладбищенский Смольный остров, вырулил на Малый проспект.
У Ангелины я был через двадцать две минуты, поставив рекорд скорости. Дважды меня пытались задержать патрульные катера ВПС. В первый раз в районе Клубного канала, но мне удалось уйти через сад Василиостровец. Второй раз меня срезали у Горного института, но я прибавил газу, обогнул патрульные катера и ушел в Большую Неву, где в это время дня особо интенсивное движение. Мне удалось затеряться. Правда, и скорость сбросить пришлось. Потерю времени я компенсировал в канале Грибоедова. Ангелина жила вместе с матерью и отцом – профессором юриспруденции, крупнейшим специалистом в области англо‑саксонской правовой школы – в шикарном шестнадцатиэтажном доме, входящем в комплекс «Зазеркалье». Внутри – двухуровневый паркинг, офис местной службы безопасности и домовое управление вкупе с бытовыми службами: прачечными, химчистками, ремонтными мастерскими, даже собственное почтовое отделение и эллинг для ремонта катеров имелись в наличии. Службы занимали первый этаж, кроме парковки, погруженной под воду.
Опустившись на первый уровень паркинга, я занял свободное место, включил сигнализацию «Ватерлиния», подумал и, для верности запустив сигнализацию «Томагавк» – ревун, покинул борт.
Ближайший лифт располагался в десяти метрах, и я устремился к нему, чувствуя, как истошно колотится сердце.
В лифт со мной вошел пожилой мужчина – очевидец штурма Рейхстага. Он заскочил в последний момент, притормозив дверь массивной резной клюкой с головой черта в качестве набалдашника. Старик заложил в память компьютера лифта нужный ему этаж, запустил подъем, откинулся к стене и, казалось, задремал.
Я расслабился, закрыл глаза, но сердце продолжало метаться в груди, посылая шифрованные сигналы, остававшиеся для меня бессмысленным набором букв и цифр. Я отогнал от себя рой кодов и постарался представить, как буду оправдываться перед Ангелиной, но споткнулся, почувствовав, как в затылок уперлось ледяное жало.
– Не гоношись! – посоветовал недавний старик. Жало чуть углубилось в кожу, вызвав кровотечение.
– Слушай внимательно, Туровский, и не перебивай. Не в твоем интересе.
Жало отступило.
Я попытался развернуться и выбить клинок из рук старикана, но он навалился на меня, прижал к стене лифта, упер лезвие в позвоночник, щелкнул клавишу «Стоп» на пульте лифта и надсадно задышал мне в ухо.
– Оставь это дело, Туровский. Будь паинькой. Зачем тебе лишняя кровь? Мало, что ли, сопляка‑программиста.
Я дернулся в бессильной злобе, повел ноздрями, втягивая ароматный дорогой запах рублей за сто, что шел от старика.
– Не шали. – Он ехидно захихикал. Что‑то скользнуло ко мне в правый карман пиджака. Я уловил знакомый хруст банкнот.
– Если одумаешься, получишь в два раза больше. Если же нет, то это тебе на похороны.
Последнее слово потонуло в лавине боли, захлестнувшей затылок. Картинка поплыла. Я попытался ухватиться за стену, но пальцы соскользнули. Я упал. Перед глазами промелькнул ослепительный фейерверк, и я буквально погас, как вывернутая из патрона лампочка.
