Kitabı oku: «Встречи на даче»

Многие любуются природой, но немногие её принимают к сердцу, и даже тем, кто к сердцу принимает, не часто удаётся так сойтись с природой, чтобы почувствовать в ней свою собственную душу…

Для иных природа – это дрова, уголь, руда, или дача, или просто пейзаж. Для меня природа – это среда, из которой, как цветы, выросли все наши человеческие таланты.

Михаил Михайлович Пришвин

© Дмитрий Житенёв, 2018

ISBN 978-5-4485-5048-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Островок

Садовые участки отвели нам, как водится, в сыром лесу и вырубили его. Получилось пустое место шириной примерно полкилометра, а длиной – почти полтора. Наш участок оказался как раз в самой середине. У соседей с севера почему-то оставили несколько больших деревьев – огромную берёзу, две липы, осину и ольху. Осина была гнилой и вскоре упала. От неё остался пень метра четыре высотой. Вот эти деревья и стали островочком леса посреди огромной вырубки. Мы его так и называли – островок.

На островке этом постоянно кучковались какие-нибудь птицы. Он привлекал их со всех сторон. Весной первыми осваивали деревья, конечно, скворцы, распевали свои песни на ветках. Дрозды под вечер иногда присаживались на макушки и тоже начинали запевать, но потом улетали в лес. Там у них была гнездовая колония.

Берёза вскоре заболела и стала сохнуть с вершины. Ну, а где больное дерево, там и дятлы. Почти каждый день её обстукивал большой пёстрый дятел, весь чёрно-белый в красной шапочке. Так же ежедневно прилетал на берёзу дятел седой, которого можно спутать с зелёным. Его мы сразу узнавали по громкому крику – кья-кья-кья-кя-кя-кя! Это было так похоже не заливистый хохот знаменитой актрисы, что мы говорили: «Ну, вот опять Гурченко прилетела!»

Частенько под вечер появлялась вертишейка, садилась на сухой сучок, замирала и сразу превращалась в маленький корявый нарост. Иногда она кричала, будто подражая седому дятлу, но только тише и гнусавее.

Все птицы летели к нашему островку по каким-то невидимым тропинкам. Будто для того, чтобы передохнуть на пути с одной стороны вырубки на другую. Однако расстояние было невелико, и устать птицы никак не могли. Просто высокие одиночные деревья привлекали их как присада, место, откуда можно хорошо обозревать окрестности.

Однажды поздно вечером, когда уже совсем смеркалось, прилетела болотная сова и уселась на сухую ветку. На фоне золотой зари хорошо была видна её круглая голова с маленькими рожками-перьями. Болотная сова вообще любит пеньки, стволы или кочки. На ветки деревьев она редко садится.

Однако настоящее птичье паломничество к нашему островку начиналось, когда подрастала у птиц молодёжь.

Первыми заявляли о себе грачи. Их гнездовья были километрах в трёх от нас, но они почему-то предпочитали кормиться не там, а обшаривали наши участки. Как только выходило из-за леса солнце, начинался грачиный галдёж на деревьях. Собиралось их там десятка три не меньше. Они, конечно, будили нас, дачников, ни свет, ни заря, но бороться с этим было почти бесполезно. Я уж их из рогатки шугал специально для этого сделанной, но сегодня их пуганёшь, а завтра они опять слетаются, орут, садятся на крышу дома что-то там долбят.

Однако отвадил их от нашего островка вовсе не я, и вот как это всё получилось.

Стриг я перед домом газон, а незадолго до этого разогнал стаю грачей и ворон. Они улетели к северной стороне вырубки. Примерно через полчаса вижу, как оттуда, буквально на всех парах, мчатся три вороны, а одна из них почему-то оглядывается. За ними, на довольно большой высоте летит плотная стая грачей и ворон, и все они страшно орут. Видно, гонят какого-то хищника. Это обычное дело для воронья – кучей гонять ястреба или коршуна. Когда они всей массой подлетели к островку, оттуда вывалились несколько птиц и чуть ли не камнем стали падать на деревья. И тут я увидел, что это ястреб-тетеревятник догоняет грача!

Почти прижав крылья к туловищу, ястреб развил огромную скорость и уже около самых макушек деревьев сграбастал всё-таки беднягу. Какие-то мгновения они кувыркались, падали. Ястреб тормозил, растопырив свои широкие крылья, а грач выкручивался и отбивался, как только мог. И ему удалось вырваться. С разгона он нырнул в крону берёзы, словно влепился в большой сук, и замер около самого ствола.

Ястреб сделал пару кругов и атаковал грача. Однако тот только разевал клюв, и выпугнуть его на простор не удалось.

Стая улетела, но с десяток самых активных птиц обсели вершины лип и ольхи и орали жутким образом. Правда, никто из них даже и не пытался напасть на ястреба, чтобы прогнать его и хоть как-то защитить бедолагу грача. Поняли, видно, что это себе дороже станет!

Атаки ястреба ни к чему не привели, и он уселся буквально в полутора метрах от грача, только по другую сторону ствола. Так они и сидели. С одной стороны ястреб – перехватывает ветку своими когтищами, вытягивает шею и заглядывает за ствол, чтобы увидеть жертву, а с другой грач – чёрная, неподвижная, даже не похожая на птицу фигура. Он так вжал голову в грудь, что казалось, будто спрятал её между крыльями, словно человек в ужасе закрылся руками. Как говорят, шлангом прикинулся.

Ничего у ястреба с охотой так и не вышло. Молодой ещё – видно по продольным коричневым пестринам на груди. Не то, что у взрослого – у того грудь, словно тельняшка, в поперечную полосочку. Выжидал он минут пять, а потом сорвался и полетел в сторону леса. Вороны с криком потянулись его провожать. Островок опустел. Только насмерть перепуганный грач сидел на ветке ещё часа полтора, не шевелясь и не меняя позы. Вот напугался!

Напугался, наверное, не только он. Грачи после этого редко заворачивали к островку, хотя он спас жизнь одному из них.

Этот случай я наблюдал несколько лет тому назад, записал в свой дневничок на будущее. Но имел неосторожность красочно рассказать о нём в компании знакомых, интересующихся природой. Через некоторое время я обнаружил описание этого птичьего происшествия в детском журнале для юных натуралистов. Автором был один из моих тогдашних слушателей. Описал он всё так, как я рассказал, а потом сам же мне и сообщил об этом. Я не в обиде. Только вот неточность он допустил, видимо для образности. Видел, мол, как ястреб нападал на грача, «серпом изогнув крылья». Он не мог этого видеть, как не мог этого видеть и я.

Дело в том, что когда ястреб или сокол атакует свою жертву, он особым образом складывает и почти прижимает к туловищу крылья, уменьшая тем самым их площадь и сопротивление воздуху. Только после удара по жертве и снова набирая высоту, делая, как говорят соколятники, ставку, сокол (не ястреб!) крылья как бы изгибает. Хотя форму серпа в них вряд ли увидишь. У ястреба же крылья вообще закруглены, потому что он житель лесной, и они вместе с длинным хвостом нужны ему, чтобы лавировать на большой скорости среди деревьев в погоне за добычей.

Надо сказать, что приятель мой этот рассказ включил в книжку, сильно и, как надо, исправив. Учёл, молодец, мои замечания, которые я высказал ему.

Каждое лето мы наблюдаем за жизнью птиц нашего маленького лесного островка. Охотник будет ведь наблюдать за живностью даже из окна своей городской квартиры. Видим дятлов и синиц, вертишеек и поползней, крикливых грачей и весёлых сорок. Ближе к осени, перед отлётом на наших деревьях собирается огромная стая городских ласточек-воронков, шумных и непоседливых. Их иногда пытается ловить невесть откуда появляющийся сокол-чеглок. Однако не часто ему удаётся поймать эту вёрткую, быструю птичку. Хотя ласточколов он отменный.

Осенью по утрам с квохтаньем и трескотнёй собираются на деревья дрозды-рябинники, а потом потихоньку сваливаются в наш сад и жадно клюют оранжевую облепиху. Пролётная стайка чижей вдруг словно обсыплет макушки и радует своими осенними песенками, а липы, которые летом, в июле одаривали нас медовым ароматом своих цветов, начинают облетать…

В прошлом году ураган свалил берёзу и она хряпнулась так, что земля дрогнула. Хорошо, что не на дом. Островок уменьшился. Скоро дойдёт очередь и до остальных, потому что соседи, да и я вместе с ними, боятся, что эти деревья упадут во время какой-нибудь бури на дома или сараи.

Видно, так оно и будет – спилят их. А жалко, потому что тогда уже не разбудят нас утром грачи, и «артистка», седой дятел, не раскатится мелким хохотом на сухой вершине берёзы.