Kitabı oku: «Оружие времен Античности. Эволюция вооружения Древнего мира», sayfa 3

Возможно, что поведение завоевателей других народов и не было многим лучше, но многократное и хвастливое повторение рассказов о подобных жестокостях на протяжении многих лет говорит о зверствах из ряда вон выходящих, даже по меркам тех жестоких времен.

В период процветания Ассирия наложила свою тяжелую длань на большую часть народов Западной Азии. Когда же, в свою очередь, на ее земле раздалась тяжкая поступь завоевателей, когда над ассирийскими городами вознеслись клубы дыма, оставалось еще много тех, кто помнил ее жестокое правление – и возрадовался возмездию. Как это бывало со многими строго централизованными государствами, железной рукой правившими множеством покоренных царств, когда наступал час их заката, конец приходил быстро. Так и конец Ассирийской империи наступил вскоре после периода ее наибольшего расширения. Ашшурбанипал был одним из величайших царей Ассирии. Под его предводительством был покорен Египет, завоеван Элам, жесткой хваткой управлялся Вавилон, его победоносные армии маршировали в глубине Армении и переваливали через суровые горы Тавра на средиземноморском побережье Малой Азии. Но уже тогда, когда ассирийский завоеватель еще праздновал свои новые победы, начали собираться силы, которым было суждено стереть его империю в пыль. На востоке крепло новое государство – Мидия. Некогда сборище мелких племен стало объединяться под властью единого правителя. Пробуя свои мышцы, они уже пытались вторгаться на ассирийскую территорию. Конечно, тогда их безрассудная попытка завершилась ошеломляющим поражением, но сам факт нападения на величайшую военную машину в тогдашнем мире свидетельствовал об их растущей мощи и вере в свои силы. Но самая большая опасность угрожала империи с севера – опасность, которая нависала не только над Ассирией, но и над всей Западной Азией.

Скифы

Неоглядные степи породили одну из тех неистовых бурь, которые время от времени обрушивались с ужасающей яростью на цивилизованные земли Европы и Азии. Во все исторические времена негостеприимные степи Центральной Азии давали жизнь неисчислимым ордам варваров. Из поколения в поколение орды эти росли и множились. Затем, подобно стадам скота, бредущим сначала с утомительной монотонностью, они начинали движение, постепенно убыстряя его и переходя в неукротимый ураган. Рожденные в кочевых ордах толпы людей внезапно вырывались из глубины своих суровых степей и обрушивались на заселенные оседлыми народами страны, оставляя за собой смерть, опустошение и бесчисленные следы конских копыт.

Ужас с севера, обрушившийся на народы южных стран, на этот раз принесли с собой скифы – неприятной наружности и с жестокими обычаями люди, жившие в повозках и войлочных юртах, обожествлявшие обнаженный меч. Непревзойденные всадники и искусные стрелки из лука, они, подобно морскому приливу, захлестнули большинство стран Западной Азии, по свидетельству Геродота – от границ Египта до Кавказа. Через двадцать восемь лет, по словам того же историка, воинственные орды отхлынули, оставив после себя развалины Ассирии и Мидии.

Скифский воин-кочевник

Мидийцы и персы

Представляется, что мидийцы первыми оправились от этого нашествия, и вполне возможно, что их страна (или часть ее, в особенности холмистые плато) не испытала на себе всей ярости скифов. Или, будучи молодой и полной сил нацией, не отягощенной правящим механизмом и сложной социальной структурой, установившейся в Ассирийской империи, они оказались способными лучше противостоять этому налетевшему из глубины степей урагану и быстрее устранить причиненные им разрушения. Как бы то ни было, мидийский царь Киаксар, вскоре поддержанный с юга восставшим Эламом, оказался в состоянии вторгнуться со своим войском в пределы ослабевшей Ассирии. Преданный своим вассалом Вавилоном, Саракус (преемник Ашшурбанипала) сжег себя в своем дворце; Ниневия была осаждена и пала (606 н. э.), ознаменовав этим конец Ассирийской империи. Когда почти двести лет спустя Ксенофонт⁷ вел свои «десять тысяч» мимо некогда великого города, от него остались одни обветшалые руины, и даже само имя его было забыто.

Мидийцы представляли собой группу арийских племен, принадлежавших к тому же корню, что и индусы. Они, как и их ближайшие родственники персы, поселились на землях, находящихся на месте и вокруг территории нынешнего Ирана, – мидийцы в гористых районах северо-запада, а персы на юге, ближе к морю.

После падении Ниневии Ассирийская империя была разделена между победившими союзниками. Халдеи, как правители новой Вавилонской империи, заняли южные провинции, Сирию и долину Евфрата; тогда как мидийцам отошли регион Тигра и земли, прилегающие к Черному морю. Киаксар, сумевший соединить принципы ассирийской военной организации с мощью мидийской кавалерии, вскоре завладел всеми северо-западными землями вплоть до границы с Лидией. Соседство двух сильных царств неизбежно привело к войне, которая вяло тянулась несколько лет. В этой войне халдеи выступали на стороне мидийцев; конфликт закончился перемирием и тройственным союзом.

Но Астиаг, преемник Киаксара, оказался не тем человеком, который бы мог удержать в своих руках империю. Разрозненные племена персов объединились под предводительством Кира, бывшего тогда вассалом мидийского царя. Правильно оценив слабость мидийского правителя и всю хрупкость тройственного союза, Кир поднял своих персов на восстание и после нескольких поражений в первых битвах в конце концов разбил мидийцев и пленил Астиага (ок. 560 н. э.).

Лидийский царь Крез, настороженный столь быстрым усилением нового завоевателя у своих границ, сформировал союз с Вавилоном, Египтом и Спартой, направленный против персидского монарха. Но Кир, предприняв стремительный бросок, не дал времени союзникам прийти на помощь лидийцам и нанес поражение Крезу. В этой битве персы, как повествуют хроники, смогли преодолеть превосходство лидийцев в кавалерии, сведя своих вьючных верблюдов в импровизированный верблюжий полк и расположив его впереди основного войска. Запах верблюдов привел в ужас лидийских коней и позволил персидской пехоте, которая, как можно предположить, была вооружена короткими копьями и небольшими круглыми щитами, атаковать своих противников. Лидийские кавалеристы были вынуждены спешиться и сражаться как пехотинцы, но, непривычные к этому виду боя, потерпели поражение и были отброшены. Крез отступил и укрылся в своей укрепленной столице – Сардах, но и она пала в ходе внезапно предпринятого Киром штурма с использованием длинных лестниц, в результате чего Крез был низложен. Его страна и несметные богатства, которые давала процветавшая торговля, попали в руки Кира.

Персидский пеший воин

В результате этого персы вступили в прямой контакт с греками, поскольку греческие колонии на малоазиатском побережье, бывшие ранее данниками дружественного им царя Лидии, ныне перешли в подчинение восточной монархии. Сопротивлявшиеся мощи Кира разъединенные греческие города-государства не могли противостоять целой империи. Здравое предложение Фалеса Милетского, астронома и философа, объединиться всем ионическим городам под управлением одного совета и одного Народного собрания принято не было – ни один греческий город не пожелал поступиться и ничтожной долей своей независимости даже перед лицом грозного завоевателя. Другое предложение, высказанное Биасом, политиком из города Приена, – всем жителям ионических городов сесть на корабли, отплыть на запад и основать новый город-государство на острове Сардиния – показывает, в какой степени греческие города страшило персидское правление. В конце концов жители городов Фокея и Терея именно так и поступили: оставили свои дома, погрузились на суда и отправились искать лучшей доли. Но другие города остались на насиженных местах и были, разумеется, один за другим завоеваны армией Кира.

Ионические города направили мольбу о помощи в Спарту, самую мощную военную силу государства-матери. Но предпочитавшие заниматься собственными делами спартанцы отнюдь не горели желанием ввязываться в заморские проблемы, поэтому ограничились направлением в Ионию своих представителей для сбора сведений о ситуации в регионе. Предание повествует, что один из этих полудипломатов-полушпионов отправился в город Сарды и, представ перед великим царем, запретил ему причинять какой-либо вред греческим поселениям, пригрозив в противном случае гневом спартанцев. Искренне недоумевающий Кир в ответ только спросил: «Но кто такие лакедемоняне?»⁸ Такой вопрос царя был призван высмеять заносчивость и невежество спартанцев – но через не столь уж долгое время смеялись уже над персами.

Греческие колонии, вынужденные платить дань и предоставлять суда и моряков для персидской армии, несколько лет вели себя тихо. Греческие моряки и суда даже принимали участие в первом походе персов в Европу, которую возглавил Дарий, преемник сына Кира – Камбиза, для завоевания Фракии. Греческий инженер из Самоса построил наплавной мост через пролив Босфор, по которому и переправилась азиатская армия, в то время как греческий флот прошел под парусами вдоль фракийского побережья вплоть до устья Дануба (современного Дуная). Одной из целей этой экспедиции было подчинить персидскому влиянию земли восточнее реки Аксиус и заставить Македонию покориться Дарию.

До сих пор не было непосредственного столкновения между Персидской империей и собственно Грецией. Но искры сопротивления уже долгое время тлели в ионических городах, выливаясь порой в ряд восстаний, в результате которых свергались тираны, единолично правившие этими городами, и устанавливалась былая демократия. Теперь же эти искры вспыхнули ярким пламенем. Новый призыв о помощи был обращен к Спарте и снова отвергнут ею; но Афины и Эретрия послали в поддержку восставших суда и людей. С их помощью Аристагор Милетский, предводитель восстания, предпринял поход на Сарды. Восставшие не смогли взять центральную крепость, но то ли случайно, то ли намеренно сожгли город. В последующих сражениях восставшие потерпели поражение, и афиняне отозвали свои суда. Дарий был разгневан сожжением лидийской столицы и, как повествует легенда, выспросив, кто такие афиняне и где они живут, велел своему рабу трижды в день, после каждого приема пищи говорить ему: «Господин, помни про афинян».

Дарий помнил также и про эретрийцев. После того как восстание греческих городов в Малой Азии было подавлено, а Фракия и Македония снова покорены, была предпринята экспедиция против Афин и Эретрии. Персидский флот (шестьсот кораблей, по словам Геродота) прошел по Кикладам⁹, захватывая один остров за другим. Эретрия была опустошена, город взят штурмом, его жители проданы в рабство. Тем, что Афины не постигла та же участь, ее жители обязаны Каллимаху¹⁰, Мильтиаду¹¹ и воинам, участвовавшим в битве при Марафоне.

Войска Дария и последних персидских правителей состояли из людей множества национальностей, набранных в самых дальних углах громадной империи. Это крайне неоднородное сборище включало в себя представителей племен с отрогов Гиндукуша, чернокожих лучников из Эфиопии и белокурых греков из прибрежных городов. У подобной армии не могло быть сколько-нибудь сильных патриотических чувств, и весьма сомнительно, чтобы все это разнородное сборище пришло служить своему владыке по доброй воле. Девяносто лет спустя Ксенофонт упоминает в своих записках о том, что видел, как офицер избивал хлыстом своих солдат, что не могло свидетельствовать о высоком моральном духе рекрутов.

Эти вспомогательные подразделения были вооружены и экипированы в соответствии с традициями их родных мест. Конники из прикаспийских степей, как свидетельствуют античные историки, носили шапки из козьего меха, вооружены же они были кривыми восточными саблями и луками, сделанными из тростника. Мидийские конники одевались в куртки с длинными рукавами, с нашитой на них чешуйчатой броней. Кочевники-сарматы имели только арканы и кинжалы, а закутанные в бурнусы арабы невозмутимо покачивались на спинах верблюдов (на достаточно большом расстоянии от кавалеристов, чтобы коней не пугал запах их экзотических скакунов). Ценность всех этих вспомогательных войск может показаться сомнительной, но на Востоке они были частью любой армии. Основу же ее, без сомнения, составляла тяжелая кавалерия и пешие подразделения царской гвардии; 10 000 знаменитых «бессмертных» – названы так, предположительно, потому, что их численность, независимо от потерь, всегда составляла это число.

Организация снабжения была, должно быть, вполне эффективной, хотя восточные армии всегда бывали излишне отягощены обозом. Когда военные действия шли около побережья, практиковалась доставка воды морем; для этого использовались купеческие суда греческих поселений Малой Азии, Финикии и Египта, и их же военный флот обеспечивал необходимое преобладание на море. Осадные машины, насколько можно судить, не использовались столь широко, как персами, и взятие городов осуществлялось путем подкопов под стенами, обнесением их валами или другими методами, не требовавшими применения осадных машин.

Тактика персов основывалась на широком использовании кавалерии. В центре боевой линии располагалась обычно пехота с лучниками впереди. Пехота приближалась к противнику на расстояние выстрела из лука, укрывалась за плетенными из ивняка большими щитами и открывала огонь. Как правило, пехотинцы не делали попыток плотнее сойтись с противником, а продолжали осыпать его стрелами. Решающие удары наносила кавалерия с флангов. Легковооруженные лучники и пращники обеспечивали прикрытие. Применявшееся персами сочетание обстрела и удара, наносимого конницей, могло бы быть более эффективным, если бы, во-первых, их луки были более мощными и, во-вторых, персидская конница шла в атаку колоннами, нога к ноге, с копьями наперевес. Обычно же град стрел не был способен остановить наступление греческих воинов. Удары же кавалерии наносились более или менее рассыпанным строем, причем всадники действовали кривыми восточными саблями и луками. Подобная атака теряла большую часть своей ударной мощи и могла частично быть отбита подразделениями легкой пехоты, размещенными на флангах фаланги.

Во времена Александра Македонского, когда в греческой армии наконец появилась подготовленная кавалерия, персидская тяжелая конница могла, по крайней мере, как следует потрепать кампанийцев и фессалоникян, но их пехота редко когда могла устоять против массированной атаки греческих пехотинцев, вооруженных копьями. Как оружием, так и защитным снаряжением гоплиты¹² превосходили персов, к тому же следует помнить, что после неудачных военных кампаний Ксеркса моральное превосходство всегда было на стороне греков. Вплоть до Марафонской битвы за персами тянулась непрерывная цепь победоносных сражений и завоеваний. Доблестное сопротивление при Фермопилах (где победили персы, но весьма дорогой ценой), за которым последовали победы греков при Саламине и Платеях, раз и навсегда развенчало легенду о непобедимости персов, поколебав уверенность персидских солдат в себе и в своих военачальниках.

Персы, находясь на вершине своего могущества, развили воинские задатки народов, населявших Малую Азию и Средний Восток, доведя их до высочайшей степени. Сделать это их подвигла целая цепь событий: скифское вторжение, которое ослабило величайшую военную державу региона – Ассирию; успешное использование новой комбинации видов оружия (конного лучника и массовой атаки пеших копьеносцев); создание военной силой и политическими средствами целой империи, состоявшей из небольших государств, столь обильно снабжавших армию воинами, что ни одно государство в этой части света не могло противостоять ей. Такой эффект «снежного кома» часто имеет место в процветающих империях: чем она крупнее, тем слабее сопротивление ей и тем охотнее оппозиция поглощается сильной государственной властью, делая еще сильнее ее завоевательный натиск.

Но, подобно большинству восточных империй, персидское государство унаследовало и неизбежные слабости – самодержавное царское правление; пышный двор со всеми его доносчиками, аферами и интригами придворных; правители, не имеющие никакого контакта с народом; крайне малая доля военных из собственных граждан; все возрастающее преобладание наемных войск; громадные расстояния, делающие необходимым разделение всей державы на многочисленные области, во главе каждой из которых стоял полунезависимый (и обычно весьма амбициозный) сатрап, – все это привело империю к окончательному краху. Мощный удар острого меча Александра Македонского почти мгновенно развалил эту внушавшую всем страх, но хрупкую конструкцию, и ни доблесть персидской конницы, ни упрямая отвага «бессмертных» уже не могли спасти ее.

ДРЕВНИЕ ГРЕКИ

Да славятся древние греки! В мир покорных жителей теплых долин, пребывавших под тяжкой дланью фараонов или царей, бывших в то же время и верховными жрецами, греки пришли с овеваемых холодными ветрами гор и из скупых на урожаи долин севера – оттуда, где жизнь была постоянной борьбой, а ветры свободы веяли с каждой горной вершины и с каждого далеко выдающегося в море полуострова. Их менталитет, их образ жизни представлял собой нечто ранее неизвестное в античном мире. Здесь не было и следа малодушной покорности власти богоподобного царя, без чего нельзя и представить себе ни одну из предшествующих цивилизаций, создавших форму, по которой отливалась жизнь обитателей Азии. Теперь появился мир разума.

Это был отнюдь не совершенный мир – и древние греки были первыми, кто признавал это. По нашим меркам, это все еще была «античность» со всем, что это понятие в себя включает. Рабство процветало и было везде основой экономики. В одних только Афинах V века до н. э. жило около 100 000 рабов. Многие из этих несчастных некогда были свободными гражданами независимых городов-государств, и их доля едва ли была более легкой, чем с детства привычных к рабству, вошедшему в плоть и кровь, страдальцев Египта и Месопотамии. Интеллигентный во всем остальном грек был подвержен языческим предрассудкам и, начиная какое-нибудь важное дело, приносил в жертву барана или быка или же отправлялся в путь-дорогу, чтобы выслушать бормотание (обычно весьма невнятное и двусмысленное) какой-нибудь одурманенной наркотическим дымом пророчицы. Граждане самого просвещенного города в мире заставили осужденного Сократа выпить чашу с ядом. И никто не сможет отрицать, что греческую демократию ждал в конце концов неизбежный упадок.

И все же пытливый ум, радостное восприятие жизни, свободный дух, не отягощенный страхом перед мрачными богами или всесильным царем царей, зажгли лампаду, которую не смогли загасить столетия предрассудков, нетерпимости и невежества.

В неизбежном столкновении между Востоком и Западом все преимущества, за исключением людских ресурсов, были на стороне Запада. Многоязычному войску персидского царя, собранному со всех концов разваливающейся империи и лишенному внутреннего единства, инициативы и дисциплины, противостояли воины, не уступавшие им в физической силе, но с более эффективным оружием и снаряжением и намного более высоким моральным духом. Западная сообразительность и инициатива сошлись в противостоянии со слепой исполнительностью Востока. И хотя на баланс сил во многом влияло численное превосходство восточных воинов, весы все же склонялись в пользу греков, причем с далекоидущими последствиями. Потому что исход противостояния между двумя диаметрально противоположными культурами и цивилизациями должен был сыграть громадную роль в судьбах всего Западного полушария. Масштаб этого события заслуживает хотя бы беглого взгляда на мир древних греков.

Допустимо предположить, что ни один из народов не знает толком начала своей истории. Но, сравнивая между собой древние языки, изучая легенды и предания глубокой старины, вглядываясь в найденные предметы и остатки строений, возведенных когда-то руками далеких предков и дошедших до наших дней, можно судить, пусть и не очень достоверно, об истоках того или иного народа, в том числе древних греков.

Греки эпохи античных героев

Древние греки были членами той большой семьи индо-европейцев, от которых произошли германские народы, индусы, кельты, иранцы и славяне. В стародавние времена одна ветвь этих индоевропейцев начала движение на юг из своей прародины в степях Южной России и, спустя долгое время, в несколько этапов, обосновалась наконец в регионе на севере Балкан. Оттуда, примерно в период не позднее 2000 года до н. э., они начали теснить своих соседей на юге и перебрались на полуостров Греции. Первая волна племен, вторгшихся с севера, – ахейцы – перемешалась с первоначальными насельниками этих мест, людьми минойской и эгейской культур, дав им свой язык и, в свою очередь, усвоив многое из их древней культуры, которая распространилась из своего центра на острове Крит по островам Эгейского моря, побережью Малой Азии и по континентальной Греции.

Из смеси этих двух рас и культур возникла ахейская цивилизация, которую воспел Гомер в своих поэмах. Ее героическая эпоха продолжалась с примерно 1500 года до н. э. и до 1100 или 1000 года н. э. В XII или XIII веке до н. э. ахейцы вместе с другими греческими племенами севера начали миграцию на острова и в прибрежные районы восточного побережья Эгейского моря. Как можно предположить, именно в период этой колонизации и разгорелась борьба между ахейцами, их союзниками и правителями земель вокруг Трои, вдохновившая Гомера на создание двух его великолепных поэм – Илиады и Одиссеи.

Но триумфу героев Гомера суждена была недолгая жизнь. Новая волна пришельцев с севера, состоявшая в основном из дорийцев, уже использующих оружие из железа, нахлынула на Грецию. Эти новые пришельцы обладали более низкой культурой, чем родственные им ахейцы. Такие твердыни, как Микены и Тиринф, были разрушены, и многие обездоленные их жители пополнили собой поток эмигрантов с греческого полуострова на восточное побережье. Там, как и на множестве рассыпанных по морю островов, древняя культура смогла сохраниться в неприкосновенности, но на материковой Греции волна дорийского вторжения породила смутный период, время значительных изменений жизненного уклада, когда выжившие носители старой культуры в конце концов стали частью той цивилизации, которую мы ныне знаем как древнегреческую. Эти беспокойные столетия, о которых нам известно крайне мало, очень похожи на темные века христианской эры, стершие с нее почти все черты культуры Древнего Рима. Когда древние греки вышли на арену всемирной истории (в VIII столетии до н. э.), они уже обладали передовой культурой, выразительным языком и богатым наследием эпической литературы и мифологии.

В местностях менее доступных либо более удобных для обороны, куда не проникла волна вторжения, древняя культура смогла существовать дольше. В других, испытавших на себе всю разрушительную ярость пришельцев, все старое было сметено новой волной. Но со времен племенного уклада осталось неизменным одно – сильный клановый инстинкт, сформировавший основу для возникновения системы городов-государств, ставших важнейшей частью образа жизни древних греков. Эти города-государства были большей частью весьма невелики. Аристотель считал, что для эффективного управления город должен быть небольшим, таким, чтобы все его жители знали друг друга. Весьма сомнительно, чтобы какой-нибудь древнегреческий город, за исключением Афин, мог выставить армию более чем в 20 000 человек, состоящую из мужчин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет. Чаще всего город-государство состоял из обнесенного стеной поселения, окруженного фермами и деревнями, расположенными на таком расстоянии от него, чтобы все их жители в случае опасности могли быстро укрыться за его стенами. Многие из таких городов были расположены на расстоянии нескольких часов пешего хода друг от друга, так что зачастую жители одного из них, бывшего смертельным врагом другого, могли видеть своих соперников. Именно незначительные размеры этих крошечных анклавов во многом способствовали развитию военного искусства в Древней Греции и придали ему особый характер. В отличие от героев-одиночек гомеровских времен воины городов-государств были солдатами-гражданами, особо отобранными из числа всех жителей, вооруженными и управляемыми во имя их спасения. Колесницы времен Троянской войны исчезли, и «царицей полей» стала тяжеловооруженная, одетая в броню копьеносная пехота – гоплиты.

Клинок бронзового кинжала из Микен

Эти гоплиты формировались из зажиточных горожан – тех, кто мог позволить себе приобрести оружие и защитное снаряжение. Оснащение их было практически стандартным во всем древнегреческом мире. Оно состояло прежде всего из металлического шлема из железа или бронзы, обычно украшенного плюмажем из конского волоса (чтобы сделать его обладателя визуально более высоким и грозным), часто изготовленного так, чтобы он защищал не только затылок и шею, но также и щеки, нос и подбородок. Существовало несколько типов шлемов, но форма головной части, известная под названием «коринфская», была распространена шире других. Изображение такого типа шлема чаще всего встречается на скульптурах и украшениях. Коринфский шлем представлял собой великолепный образец оружейного искусства, сконструированный так, чтобы поверхность головы прикрывалась наиболее толстым слоем металла, а более тонкий металл в других частях шлема позволял сделать его легче. Металлическая кираса и наспинник, соединенные с одной стороны с помощью петель и держащиеся на плечах на лямках из толстой кожи (или плотная кожаная безрукавка), защищали тело воина до пояса.

Историки расходятся во мнениях относительно того, как было защищено тело гоплита. Ботель в своей книге Arms and armor упоминает, что гоплит имел на себе кожаную безрукавку, а металлическая кираса входила только в снаряжение всадников. Строка из «Анабасиса» подтверждает это. Когда Ксенофонт, после насмешки гоплита, спешился и занял место того в строю, «на нем была его кираса всадника, так что он оказался неповоротлив». Поэтому можно предположить, что пехотинцам не было свойственно маршировать в подобном облачении. Правда, в росписи на вазах есть изображения подобной брони, большая часть которой выглядит так, как будто ее подгоняли по фигуре воина, причем, предположительно, делалась она из металла (хотя и кожаная безрукавка вываренной кожи, подогнанная по фигуре, выглядела бы примерно так же).

Вес защитного снаряжения гоплита, включая его щит, по оценкам различных исследователей, составлял от 35 до 57 фунтов¹³. Максимальная оценка взята, вне всякого сомнения, из работы Плутарха «Жизнь Деметрия». Во время осады Деметрием Родоса «ему были преподнесены две железные кирасы, весом каждая более 40 фунтов. Одну из них он пожаловал… самому сильному из своих военачальников, который один мог носить броню весом в два таланта, потому что обычная броня, носимая другими, была весом в один талант». Один аттический талант составлял около 57,75 фунта, и любая броня весом в 114 фунтов могла применяться только во время осады. Тот факт, что эти кирасы были испытаны в то время прямым пуском стрелы из катапульты (которая броню не пробила), похоже, подтверждают это. Все говорит за то, что доспех весом в 57 фунтов предназначался только для осады, так как броня такого веса вряд ли могла быть использована в ходе сражения в поле.

Исследуя остатки снаряжения, дошедшего до наших времен из дали тех лет, эксперты пришли к заключению, что шлем должен был весить около 5 фунтов, поножи – 3–4 фунта, а кираса – около 10 фунтов. Принимая вес щита равным 16 фунтам, мы и получаем в сумме те самые 35 фунтов. Сделанная по технологии, существовавшей в Античности, на реальном расстоянии во время сражения кираса из подобного материала, по существу, непробиваема. Поэтому свидетельство Ксенофонта о том, что «там погиб хороший человек, Леонимус, лаконец, сраженный стрелой, пробившей щит и кирасу и вонзившейся ему в грудь», затрагивает вопрос о том, изготавливались ли подобные кирасы из металла. «Там» – имеется в виду арьергард, причем особо указывается, что все легковооруженные воины находились в авангарде, поэтому есть все основания полагать, что несчастный Леонимус был тяжеловооруженным пехотинцем. Надо заметить, что луки были очень мощными, со стрелами «более двух локтей в длину» и поэтому достаточно тяжелыми. Если предположить, что эти стрелы были оснащены наконечниками кинжального типа, подобными тем, которые использовали английские лучники против закованных в латы рыцарей, то стрела из очень мощного лука могла пробить два слоя бронзы, подобные описанному выше.