Kitabı oku: «Цикл», sayfa 3
Глава 3
Ночная поездка
Следующим вечером на ужин была тушеная говядина с морковью, картофелем и обильной порцией душной родительской заботы. Хендерсоны даже приглушили лампы в столовой, будто слишком яркий свет может убить Люси как какого-то тритона-альбиноса. Весь день в ее дверь вежливо стучали, предлагали тихим спокойным голосом любимые десерты и смотрели на нее с напряженным от беспокойства выражением. Казалось, стоило ей войти в комнату, как Билл и Кэрол затаили дыхание.
Объективности ради, она почти с ними не разговаривала с тех пор, как уехала прошлой ночью с Бакетом, а потом все утро провалялась в постели, уставившись в стену. Хотелось и дальше притворяться, отчасти ради Билла и Кэрол, а отчасти для того, чтобы они оставили ее в покое. Но Люси знала по опыту: иногда все-таки полезно закрываться от других.
Как там сказала доктор Нильсен? Это избегание?
Люси нравилось избегание: ей было комфортно, когда реальность уходила на дальний план, как и тогда, когда Хендерсоны только привезли ее в Штаты. Но также Люси понимала, что еще немного, и они начнут ломаться: через несколько месяцев после ее удочерения Хендерсоны чуть не развелись. Понятно, что больше всего на свете они хотели для нее нормальной жизни, чтобы все вернулось на круги своя, и тогда они смогут двигаться дальше, как обычная семья.
Да пошли они к черту. Это моя жизнь. Они-то не видели того, что видела я. Они бы уже транквилизаторами закидывались и работать бы не смогли.
Люси отстраненно проанализировала это чувство.
А это как называет Нильсен? Реактивность, верно?
Наконец она неохотно вылезла из постели, чтобы сходить в туалет. Она прошла мимо кабинета Билла; он смотрел местные новости. Обычно в это время дня он смотрел новости по кабельному.
Он увидел ее и улыбнулся:
– Доброе утро, Лулу.
– Доброе. Это не Си-эн-эн?
– Не-а. Кабельное сломалось. Еще и телефоны не работают. Я скоро жаловаться буду. Очень жаль сотрудников колл-центра, но пора вернуть нам сеть. Вчера говорил с Дэнилсонами, у них та же проблема, так что…
Билл пожал плечами, словно говоря: «Ничего тут не поделаешь».
– Думаю, скоро всё починят.
– Надеюсь. Кажется, местные новости все еще снимают в какой-то коробке. У города столько денег, а формат в 70-х застрял. И вот что имеем.
Билл пренебрежительно показал телевизору средний палец, и Люси засмеялась, пока не увидела изображение на экране.
Джейсон.
«…у полиции нет новых данных о пропаже местного жителя Джейсона Уорда. Семья Уорд и полиция Тернер Фоллс просят всех, у кого есть важная информация, связаться по указанному ниже номеру».
Билл вопросительно взглянул на Люси, но ничего не сказал, а она уже развернулась, чтобы убежать в ванную.
Включив вентилятор, чтобы заглушить шум, она схватила толстое полотенце с вешалки у ванны и села на унитаз. Сложила полотенце вдвое, уткнулась в него лицом и закричала так тихо, как только могла. С губ сорвался то ли стон, то ли животное рычание – раньше от себя она такого не слышала, и это пугало еще больше. Люси боролась с растущим внутри чувством, что велело ей разорвать полотенце в клочья, разбить зеркало, пробить дыру в двери и расщепить окружающую реальность до субатомного уровня, чтобы остались лишь мелкие частицы и ее гнев. Она представила, как откидывает голову и открывает рот, чтобы снова закричать, но продолжает разводить челюсти, пока они не отделяются, как у змеи, и продолжает, пока их не разорвет надвое и изнутри не вырвется белое пламя. Ее трясло, она ждала, пока эти дурные мысли покинут ее разум, и задавалась вопросом, что станет с яростью, которую она запрет внутри. Глубже зарывшись лицом в полотенце, она прикусила его и затаила дыхание, пока перед глазами не заплясали звезды. Наконец гнев, подобно отливу, отступил. Она вытерла глаза, ополоснула лицо и вернулась в постель, где можно было ничего не делать и ни о чем не думать.
Позже с кухни донеслись приглушенные, но настойчивые голоса Билла и Кэрол, а потом голос Билла внезапно стал громче:
– А что я, черт возьми, должен сделать, Кэрол? Может, подскажешь, а?
Они были на грани срыва.
Пришло время ужина. Люси зашла на кухню, и на их лицах отразилась любовь, сгладив выражения.
Люси сказала:
– Тушеная говядина? Вкусно пахнет. Может, поедим сегодня в столовой?
– Конечно, милая. Сейчас все разложу.
С улицы донесся громкий вой. На секунду потолок вспыхнул синим и красным светом, но огни пронеслись мимо. Люси отметила, что впервые слышит сирены в их районе.
– Наконец-то занялись лихачами. От лежачих полицейских никакого толка.
Еще одна полицейская машина пронеслась по улице вспышкой света и звука.
Ситуация настораживала, но Люси притворилась, что все хорошо, так как знала, что Билл и Кэрол не хотят, чтобы какая-то мелочь все испортила.
За ужином они вели пустой разговор, опасаясь разрушить иллюзию нормальности. Билл упомянул погоду и как в это время года из-за ветра ему сушит нос. Кэрол с нетерпением ждала возвращения кустарниковых соек в сад. Все трое по очереди похвалили еду. Люси старалась, чтобы не выдать ничего взглядом, и надеялась, что улыбается вполне убедительно. Каждым третьим или четвертым кусочком она подавляла нарастающий крик.
Только не сорвись.
Посмотри на них. Они любят тебя. Им важно, чтобы у тебя все было хорошо.
Люси хотела сказать им что-то правдивое и правильное, чтобы они могли расслабиться. Она представила, что говорит: «Я люблю вас и всегда буду любить за то, что вы спасли меня, даже если сейчас я не чувствую себя в безопасности. За последние две недели умерли два мальчика и учитель, а я видела что-то необъяснимое, и теперь не могу убежать от этого кошмара, и мне ужасно страшно, и вы мне сейчас очень нужны». А потом она заплачет навзрыд, трясясь всем телом, из-за глубокого откровения, а они обнимут ее в благодарность за то, что она принимает их любовь.
Мир закружился, стал каким-то странным, и она поняла, что, вероятно, правда – это единственный способ вернуть ощущение безопасности, так что она выпрямилась и на мгновение почувствовала храбрость, но тут очередной всполох красно-синего света пробежал по потолку столовой, вой сирен отозвался уколом паники внутри – и мужества как не бывало.
И все же она закончила трапезу, пошутила с Биллом по поводу отключения кабельного и еще раз похвалила кулинарные навыки Кэрол, изо всех сил избегая говорить что-либо правдивое.
Как только представление закончилось, Люси сказала спасибо, извинилась, встала из-за стола и как можно спокойнее направилась ко входной двери в надежде подышать свежим воздухом на лужайке перед домом.
Ночь стояла безлунная, россыпь звезд плыла по небу. Люси посмотрела на них, глубоко вздохнула и пожелала, чтобы что-нибудь сейчас схватило ее и утащило прямо в космос.
Она наслаждалась этой фантазией, пока яркий, неестественный свет и грохот двигателя не прервали мысли. Дважды просигналил клаксон, и она увидела старый, сильно помятый красный пикап с заклеенным скотчем окном кабины. Над кузовом тянулся неподходящий по размеру серый навес и виднелась куча ламинированных разрешений на въезд в туристические зоны и выцветшая наклейка Led Zeppelin.
Это гребаный Брюэр.
Из пассажирского окна высунулся Бакет.
– Привет!
– Привет в ответ, чувак.
– Телефон вообще не работает, так что мы решили заехать за тобой. Едем в пещеры. Ты с нами?
– Эм… нет. У меня сейчас не очень…
Брюэр опустил стекло и высунулся наружу.
– Привет, Люси. Как дела?
– Нормально. С семьей ужинаем.
– А, прямо сейчас, что ли? – Он, казалось, искренне переживал, что ей помешал. Волосы прикрывали один глаз, но другим он смотрел прямо на нее. Выглядел он спокойно и дружелюбно. Не беспокоился за нее, не волновался и явно не пытался ей помочь.
– Сегодня ночью вид в пещерах будет просто потрясающий. Не поверишь, почти весь Млечный Путь будет как на ладони.
Он что, видел, как я на звезды засмотрелась? Ну, для него-то, конечно, вид потрясающим будет. Он, скорее всего, уже под кайфом.
Люси смотрела на взволнованных парней и представляла, как всем телом ощущает дрожь от пикапа Брюэра, прохладный воздух, врывающийся в окна, и долгую ночную поездку.
Она обернулась и взглянула на дом. Никогда раньше он не казался ей таким маленьким и гнетущим. Она кожей чувствовала исходящий из окон теплый, как жар от духовки, свет и то, как желание Хендерсонов побыть с ней цепями опутывает грудь.
Заглянув в дверь, она крикнула Биллу и Кэрол, что уходит.
Они сказали, что любят ее. Она кинулась в ночь, пока эти слова не смогли причинить им еще больше боли.
Смахнув в сторону пустые пивные банки и пристегнувшись, она наконец смогла устроиться в кабине и осознать последствия своего спонтанного решения.
Я позволила Брюэру меня подвезти.
И не куда-нибудь, а на вечеринку. В лесу.
Туда, наверное, половина школы придет. Все знают, что я была в классе мистера Чемберса в тот день, когда это случилось.
Джейсон Уорд пропал без вести.
Почти все телефоны в городе не работают. А вдруг кто-то упадет в костер? Джош Кинер вышел из колонии для несовершеннолетних. Вдруг он затеет драку и снова перережет кому-нибудь горло? Или еще чего похуже? Всегда есть что-то похуже.
А если те полицейские машины, что я слышала, направлялись как раз на вечеринку?
У этого старого побитого пикапа точно нет подушек безопасности.
Твою мать.
Но когда Люси начала отстегиваться и в панике напрягла извилины, чтобы придумать какую-нибудь отговорку, грузовик пришел в движение. В ту же секунду ее охватило странное спокойствие – то ли из-за того, что дом остался позади, то ли из-за воспоминаний о поездках с родителями, как она ребенком лежала на заднем сиденье и вдыхала сладкий запах черимойи. Люси решила, что все же прокатится с парнями. На телефоне есть несколько книг. Если на вечеринке станет напряжно, она просто уйдет в пикап Брюэра и будет читать, пока не придет время уезжать.
Но осталось кое-что проверить. Люси подняла пустую пивную банку с пола и постучала Брюэру по плечу.
– Ты пил сегодня? Если пил, то пусть Бакет за руль сядет.
– Да, я сегодня все это выпил. Сидел в парке, громко музыку слушал и одну за другой залпом глотал. Потом темнеть стало, я увидел летучую мышь и испугался.
– Ты серьезно?
– Да не, про летучую мышь я наврал.
– Слушай, чувак… Ты много выпил? Останавливаемся тогда.
Брюэр рассмеялся.
– Да не надо останавливаться. Во-первых, это осталось еще с похода три недели назад. Во-вторых, все выпил Билл Стэнтон. Я не пью эту мочу. На следующий день голова от нее болит. В-третьих, не уверен, что Бакет умеет водить механику. И, в-четвертых, пить сегодня я не собираюсь.
– А-а…
– Ага. Так что остынь. Вместо пива я купил клёвые цветные грибы. У них шляпка прям фиолетовая, а ножка синяя. Они охеренные. Но если их мешать с алкоголем, в животе прям щипать начинает. Типа, «Ааааааа! Ооооо! Мой животик!»
Брюэр согнулся и схватился за живот, а затем рассмеялся. Люси пугало его возможное безумие, но она тоже засмеялась.
Бакет откинулся на спинку сиденья и повернул голову к Люси:
– Умею я водить машину, Люси. Я развезу нас домой.
– Правда, бро? – спросил Брюэр. – Зашибись! Я думал пару ножек и шляпку попробовать, а теперь я могу сразу всем пакетом закинуться. Обалдеть. Ты мой и Т, и В.
– И трезвый, и водитель?
– Да, тупо вышло. И пофиг. Я сейчас прям очень взволнован. Я ж скоро столько галактик увижу, бро.
Он протянул Бакету кулак. Бакет посмотрел на кулак. Брюэр сказал:
– Дай кулак, или получишь.
Бакет подчинился, и Брюэр издал несколько громких звуков.
– Долго ждал, бро, супербомба получилась. Не надо так.
Люси снова рассмеялась, и, казалось, в этот момент с груди будто сняли камень. Непонятно, Брюэр на самом деле был тупым или просто развлекался, но ей нравилась его беззаботность. Она хотела стать такой же свободной.
Люси отметила, что от Бакета пахнет духами, которые родители подарили ему на прошлое Рождество. Он всю бутыль на себя вылил, что ли? Аромат заполнил кабину, смешавшись с вонью несвежего пива и запашком раздевалки, в которой толпились мальчишки. Она не могла решить, нравится ей этот запах или нет, но что-то он в ней точно пробуждал. Приоткрыв небольшое тонированное окно справа, она наклонилась навстречу прохладному воздуху пустыни.
Затем она увидела, как Брюэр смотрит на нее в зеркало заднего вида. Теперь ветер отбрасывал волосы с лица, и она видела оба его глаза. Люси и Брюэр не отводили взгляд друг от друга, хотя ехали по шоссе, явно превышая скорость.
Он сказал:
– Свежего воздуха захотелось? Не понравилась вонючка Бакета или мои яйца?
– Что?
– Я брату двоюродному с прудом помогал на ферме Брубейкеров, весь день в джинсах. Ходил как с болотом в паху, но домой без ног вернулся и вместо душа подремал. Я ж даже не думал, что ты поедешь, понимаешь? Думал, будет только Бакет да мои грибы.
– И?
– Да не знаю. С пацанами я без проблем могу грязным ходить, а с тобой себя немного странно ощущаю. Я вонь уже отсюда чувствую. Как-то некрасиво.
– Да нет, не в этом дело.
Она собиралась сказать, что всему виной одеколон Бакета, потому что по запаху он напоминал спрей для дома престарелых, но согласно кодексу дружбы стебаться друг над другом можно наедине, а вот когда появляется третий – уже запрещено. Не стала бы она его предавать.
– Просто люблю свежий воздух.
– Круто. Я тоже. Иногда даже открываю окна зимой у себя в спальне.
Люси тоже открывала, но говорить этого не стала. Она заметила, как Бакет сгорбился, и поняла: до него дошло, что его использовали в качестве посредника, а теперь сделали третьим лишним. Она решила снова вовлечь его в разговор.
– Бакет.
– Что?
– Ты что-нибудь для вечеринки захватил?
– Почти ничего. Звонил Трише Говард, чтобы она мне пива купила, но телефон не работает. Из шкафа родителей стащил какую-то тряпку, скрутил косяк, но больших надежд не питаю. Травка совсем сухая.
Брюэр заговорил мультяшным голосом:
– Что, она прям совсем сухая была?
Они снова стукнулись кулаками. Люси заметила, как после шутки лицо друга просветлело. Бакет сказал:
– Ага, такая же сухая, как вторая киска Тины Пламбер.
Шутка понравилась Брюэру: он фыркнул и покачал головой.
– Чувак, с ней полный треш.
Люси не нравилось то, как парни отзывались о других девушках в ее присутствии: они либо говорили что-нибудь унизительное, делая вид, что ее вообще рядом не было, либо не делали вид, что ее не было, и говорили что-то очень унизительное. И все же ей было любопытно. У Тины и правда есть вторая вагина? И насколько же тогда все плохо, раз она сама об этом не слышала?
– Над чем смеетесь, обезьяны? У Тины правда есть…
– Фу, не надо, Люси. Это мерзко.
– А твои потные яйца – не мерзко?
На самом деле ей нравилось, что он открыто говорит о своем теле. Ей казалось, что это показатель уверенности. Другие мальчики говорили ей всякие мерзости, чтобы шокировать или дать понять, что ее мнение мало что значит. Но Брюэр был другим.
Бакет подал голос:
– Люси мерзостью не пробьешь. Однажды я показал ей «Вечеринку с гуакамоле» на телефоне, а она даже бровью не повела.
Люси и правда не повела – не могла же она отказаться от интернет-челленджа! – но позже вечером думала про девушку из видео и плакала. Правда, Бакету этого не сказала. Он часто говорил, как рад, что она «своя в доску», и расстраивать его не хотелось.
– «Вечеринка с гуакамоле»? Серьезно? – спросил Брюэр. – Даже вспоминать ее не хочу. Меня даже бесит, что ты мне про нее напомнил. Там такая грязь.
– Погодите, – сказала Люси, – Так что, у Тины и правда все так плохо?
– Да нет. Просто, наверное… Слушай, помнишь, все говорили, что я курил с лампочки на дне рождения Ады Кейзер?
– Ага.
– Это все херня на самом деле, но слухи так быстро разнеслись, что уже дня через два меня двоюродный брат про это спросил. Мне кажется, ни хера не прикольно, когда пускаешь какой-то неподтвержденный слух.
Пикап приближался к Восточным Медвежьим пещерам. Городские уличные фонари остались позади. Луна скрылась, и дорога шуршала под колесами в свете одних фар. Люси подумала о словах Брюэра. Она многое слышала о нем и его двоюродном брате Родни, о его семье, что живет в промышленном районе за Вестерхаусом. Говорили, что они варят метамфетамин, воруют и наркоманят и разводят собак для боев. А Брюэр употребляет кокаин.
Что из этого было правдой?
Люси знала, что Брюэр хорошо учился, когда хотел. Один раз она услышала его имя в списке лучших учеников во время утренних объявлений и не поверила, пока его не упомянули в следующей четверти. Ей стало интересно, какой он на самом деле. И какую ложь слышал о ней. Она сказала:
– Тогда необязательно об этом говорить.
– Да раз уж начали – что уже. Я, кстати, это от Бена узнал. Да и Тина какая-то бешеная, так что, думаю, определим этот слух в категорию «Возможно, правда».
– И?
– Ты же знаешь, что Тина верующая? В общем, устроили у них какое-то мегацерковное мероприятие, типа концерта бойз-бэнда. «Агнцы в ударе», кажется. Думаю, метал-группе больше бы подошло такое название. Но мы сейчас не об этом. Короче, пришла она на этот концерт, а в конце на сцене у них происходит что-то вроде обращения к Иисусу, где можно дать «Клятву непорочности». Дает она эту клятву, обещает свое сердце Иисусу, говорит, что сохранит девственность для придурка, который до свадьбы даже знать не будет, хороша она в постели или нет.
– О-оу.
– Вижу, понимаешь, к чему идет. Тогда она с Беном Брумке встречалась, он тоже в церковь ходит, но потому, что родители у него верующие. Как раз в церкви они и пересеклись, и Тина решила, что с ним можно встречаться.
Люси вспомнила, как Бен Брумке прошел у ее шкафчика и сказал: «Забыла дома обед? Могу поделиться кое-чем питательным». – А затем начал издавать неприятные влажные звуки, от которых ее затошнило.
– Тина ошиблась.
– Можно и так сказать. В общем, Брумке на нее все давил, и через месяц Тина сказала, что девственность свою не отдаст – это святое, но она списалась по Интернету с другими христианками и может предложить ему кое-что другое.
– Задницу! – выкрикнул Бакет. Казалось, эта часть истории ему очень нравилась, и Люси опешила: у Бакета явно были определенные предпочтения, которыми он никогда с ней не делился.
– Ага, задницу. Что лично для меня очень странно. Я всегда думал, что это бонусный уровень. Типа, сначала надо победить всех боссов и собрать все звезды, кольца или что там, потом нужна куча оральных ласк, и только потом ты, возможно, доберешься до задницы. А тут тебе слабый босс первого уровня. Понятное дело, Бен соглашается, сразу начинает ее долбить. Он рассказывал, что она все время держала сложенные руки перед лицом, будто молилась, а ближе к концу заплакала. Потом они лежали, она еще немного поплакала, а потом посмотрела на Бена со странным выражением и сказала: «Не могу поверить, что ты любишь меня так сильно, что готов ждать. Клянусь, ты получишь всю меня, как только мы поженимся».
– Не-е-е-ет! – Люси не знала, что ее больше удивляло: то, что Тина так неадекватно воспринимала реальность, или то, что кто-то вообще хотел брака с такой обезьяной, как Бен Брумке.
– Ага. Немного грустно. Только представьте: ее затуманенные глаза, пропахшая задницей и большим потным Беном комната, а она уже слышит свадебные колокольчики и думает, что произошло что-то особенное. На следующий день она пригласила его на ужин в ресторан. На ужин с родителями! Естественно, Бен ее бросил. Отправил ей вечером сообщение, сказав, что после случившегося больше не считает ее порядочной христианкой и видеть ее не может. Она ответила, что ничего не понимает, а он отправил эмодзи с молитвенным жестом и дописал: «Буду молиться за твою душу».
Бакет захохотал. Люси дала ему затрещину.
– За что?
– Ты знаешь, за что. Бен – урод.
– Да, но… Эмодзи молитвы. Забавно ведь.
Брюэр сказал:
– Бен тоже подумал, что забавно. Но, понятно, он немного в шоке был. У такой сумасшедшей свадьба и убийство мужа могут недалеко стоять.
Люси непроизвольно закатила глаза.
– Да это же полный бред, чувак. Почему каждый раз, когда девушка испытывает сильные эмоции, парни считают ее сумасшедшей?
– Нам просто так кажется. Девушка боится гнева воображаемого чувака на небе, так что ты имеешь ее в задницу, а она после этого хочет выйти за тебя замуж. Разве это не полное безумие? Она просто долбанутая.
Бакет сказал:
– Точно долбанутая. – Он снова повернулся к Люси: – Да ладно тебе, не бесись.
– Ха-ха.
– О, черт! – сказал Брюэр. – Я кое-что еще странное вспомнил. Итак, Бен рассказал про Тину, все посмеялись. А потом затихли. Ну, знаете, бывает, что все вдруг без причины одновременно замолкают. И тут Джейсон Уорд наклонился через стол, посмотрел Бену в глаза и спросил: «Она сильно плакала?» Я сначала подумал, что он шутит, но когда увидел его выражение, то понял: он спросил на полном серьезе и в ответе очень заинтересован. Типа, ему нужно было знать, как сильно плакала Тина.
Люси вздрогнула. Джейсон всегда ее напрягал. Лишь однажды она заметила хоть какие-то эмоции на его лице – когда подрались Люк Олсен и Дейл Рапп. Джейсон стоял в стороне, покачивался и улыбался.
– Нам всем жутко от вопроса Джейсона стало, и Бен как-то отшутился, чтобы можно было продолжить хвастаться своим анальным завоеванием. Но угадай, кто начал встречаться через три дня?
– Джейсон и Тина? – Люси знала, что ответы, которые отзывались в животе тупой болью, обычно оказывались правильными.
– Ага. Джейсон и Тина. Мне от этого не по себе стало. Однажды я видел, как они держались за руки, а потом он отпустил ее, и у нее на коже остались белые отпечатки. У нее все пальцы согнулись, а ладонь выглядела как сломанное крыло птенца, врезавшегося в окно. Помню, тогда я к нему почувствовал ненависть, прям чистую ненависть. Поэтому, когда узнал, что он пропал, я вспомнил о той помятой ладони, о том, как он спросил, сильно ли плакала Тина, и мне стало так хорошо. Ты понимаешь? Типа, скатертью дорога. Надеюсь, его никогда не найдут.
В кабине повисло то самое молчание. Слова Брюэра эхом отозвались в головах, заглушая любые мысли о том, что не стоит говорить подобных вещей про ребенка, который может быть в смертельной опасности. Люси размышляла, чем руководствовался Брюэр – принципами или местью, – но потом подумала о парнях вроде Джейсона, которым, скорее всего, очень любопытно, как сильно может плакать она.
– Согласна, – сказала она. – Скатертью дорога.
Она снова поймала взгляд Брюэра в зеркале заднего вида и прищурилась. Думал ли он о ней?
Тут Бакет сказал:
– Знак! Восемнадцатая миля! Нельзя пропустить съезд.
Брюэр включил дальний свет, выхватив кустарник и куски лавы по бокам дороги.
– Ага, за поворотом уже будет можжевельник, в который в прошлом году молния ударила.
А он часто сюда приезжает.
Люси увидела обугленное дерево: у основания оно было белым, без коры, середина была вся разорвана, а зазубренные почерневшие ветви тянулись к небу, и в свете фар оно казалось совсем призрачным.
– Вот и приехали, – сказал Брюэр. – Пришло время веселиться!
Он свернул на старую грунтовую дорогу, ведущую к пещерам, объезжая скалы и размытые провалы словно по памяти. В свете фар Люси увидела клубы пыли и ощутила укол беспокойства, вспомнив, что, кроме них, сюда ехали и другие люди. До этого все было так хорошо, просто и по-настоящему: только она, Бакет, Брюэр и ночной бриз. Она могла бы проболтать с ними всю ночь – эти разговоры избавляли от забот. Но теперь настало «время веселиться». Люси представила, как уже скоро станет для двух парней невидимкой, как ее затмят их желания, за которыми они сюда приехали.
Она хотела попросить Брюэра развернуться, продолжить ехать, но не хотела показаться странной.
Черт. Я снова притворяюсь.
Люси задумалась, где бы она была, если бы не старалась подстраиваться под окружающих. Но над ответом подумать не успела: грузовик Брюэра внезапно затормозил в мягкой грязи, и ее бросило вперед. Загремели пустые пивные банки, пикап обступило свежее облако, а потом Брюэр выключил фары – и все погрузилось во тьму.
– Ну что, за дело? Давай повеселимся, а гребаная школа пусть идет на хер!
Бакет забарабанил по приборной панели и вяло воскликнул: «Юху-у-у!» Последние месяцы он так иронично высказывал свою радость перед вечеринками.
Люси прошептала себе под нос «твою мать», потянула ручку двери и шагнула в холодную пустынную ночь. Вдалеке горел небольшой костер, сопротивляясь порывам ветра и темноте безлунного неба. Он освещал вход в пещеры. Люси застегнула толстовку, вздрогнула и почувствовала, как ноги проваливаются в утоптанную песчаную тропу. Приглушенные басы музыки, смех и гул двигателей заставили сердце биться чаще, но она продолжала идти вперед, боясь, что потеряет из вида Бакета и Брюэра и будет входить в пещеру в полном одиночестве.
Совсем забыв про звезды на небе, она смотрела прямо перед собой.
