«Моя грязная Калифорния» kitabından alıntılar

Не знаю, почему он их собирал. Я сказал «забавно», потому что больше у него почти ничего не было. Мало одежды. Пара обуви. Компьютер. Телефон, который он в основном ставил на режим «в самолете» и использовал только для фотографий. Но он любил карты. У меня в Вашингтоне есть племянник, он аутист и любит карты. Нет, я не говорю, что Марти аутист. Черт, да твой брат – полная противоположность аутиста.

Да, я пыталась. Умоляла. Кричала. Когда я слышала, как открывают люк, чтобы положить еду, я подбегала и пыталась с ними заговорить. Но они не отвечают. И если я держала люк открытым с этой стороны, не получала еды вообще. – Но они тебя кормят. Значит, хотят, чтобы мы были живы. Так что, может быть, если перестанем есть… – Хочешь объявить голодовку?

Некий Чарли Деннис, бухгалтер из Пасадены, однажды исчез. В один прекрасный день не пришел на работу. Это попало в прессу, устроили большое расследование по делу о пропавшем без вести. Полгода спустя он вдруг появился и заявил, что заплутал в одном доме и все это время искал выход. Я пыталась взять у него интервью, но он уже два года находится в закрытой психиатрической лечебнице в Санта-Барбаре.

Тиф, где Гэри? – Я не хотела приводить его в первый раз. – Приведешь в следующий? Тиф пожимает плечами. – Да ладно, Тиф, не надо так. Мальчик должен видеть отца. – Я много раз общалась с отцом через стекло. Не уверена, что мне это что-то дало. – Но и не знаешь, отняло ли. Ты ведь выросла хорошей девочкой. – По-прежнему общающейся через стекло…

Она спит. Затем просыпается. Потом засыпает и снова просыпается. Спит все дольше. Кажется, годы. Но даже когда просыпается, все остается черным. Она слышит громкие ритмы хип-хопа. И думает, что это, наверное, бьется ее сердце. Она начинает думать, что умерла. А потом больше не думает.