Kitabı oku: «Фальшивая графиня. Она обманула нацистов и спасла тысячи человек из лагеря смерти», sayfa 2

Глава 1
Ранее

Когда, приближаясь к концу жизни, доктор Джозефина Янина Мельберг решила записать воспоминания и размышления, заслуживавшие, по ее мнению, остаться потомкам, она не упомянула о своих первых тридцати пяти годах. Не рассказала она и о том, как после Второй мировой войны на государственной службе обеспечивала помощь согражданам, обездоленным и осиротевшим, а также ни словом не упомянула о последующих годах в США, где стала профессором математики. Воспоминания и уроки, которые подтолкнули и даже заставили ее написать мемуары, касаются исключительно периода, когда Вторая мировая война разрушила ее комфортную жизнь польской интеллектуалки еврейского происхождения и поставила на грань гибели от рук нацистских оккупантов, вторгшихся в Польшу. Тогда Янина сделала судьбоносный выбор: она проведет оставшиеся дни не в страхе и ложной надежде на бессмысленное выживание, а в дерзкой борьбе ради спасения других, прежде чем встретить осмысленную смерть. Это произошло, когда она превратилась в графиню Янину Суходольскую – женщину, чье имя осталось неизвестным для большинства спасенных ею, и женщину, которая до конца своих дней будет вспоминать тех, кого спасти не смогла.

Она родилась 1 мая 1905 года в обеспеченной еврейской семье и получила имя Пепи Спиннер⁴. Ее отец, Пинкас, был богатым землевладельцем, и в детстве девочку окружала элегантная роскошь⁵. Спиннеры прекрасно встроились в местное общество и не испытывали на себе открытого антисемитизма. Социально они входили в круги польской аристократии, владевшей соседними поместьями; их дети стали первыми товарищами Янины. Как и их богатые друзья, Янина со старшими сестрами, Хаей и Блюмой, получали домашнее образование – няни и репетиторы учили их манерам и давали знания, которые требовались девочкам в аристократических польских семьях.

Родной город Янины, Журавно, находился в Восточной Галиции – регионе, переходившем от одного государства к другому всю последнюю тысячу лет. Сегодня это часть Украины, но несколько столетий Галиция входила в состав Польши. В конце XVIII века Австрия, Пруссия и Россия разделили на части некогда мощную и влиятельную Речь Посполитую. Галиция досталась Австрии⁶.

Все три державы пытались заставить польское население ассимилироваться. Поляки, однако, не собирались отказываться от своей национальной идентичности, культуры и чаяний, хотя их восстания жестоко подавляли. В 1867 году Австрия в попытке сохранить свою многонациональную империю превратилась в конституционную монархию, Австро-Венгрию, и предоставила некоторую автономность другим этническим группам. Восточная Галиция со столицей во Львове стала центром польского национализма и культуры.

Янина свободно говорила на немецком – языке Австрии, изучала английский и русский и могла говорить на украинском с крестьянами, работавшими на отцовских полях. Скорее всего, она знала также идиш. Однако в основном она говорила на польском и французском со своими польскими друзьями из аристократической среды, впитывая их национальные чувства и поклонение польской культуре. Такая многонациональная среда дала ей базовые навыки, на которые она будет опираться, став взрослой, когда ее выживание и свобода будут зависеть от способности к притворству.

Когда Янине было девять, началась Первая мировая война, положившая конец ее счастливому детству и принесшая потери и трагедии. Восточная Галиция стала основным полем битвы между Российской империей и Центральными державами: Австро-Венгрией и Германией. В первые месяцы войны в 1914 году российские войска прошли через Восточную Галицию и конфисковали все имения, принадлежавшие евреям. В 1915 году Центральные державы изгнали русских, но те, отступая, угнали с собой тысячи землевладельцев и преуспевающих предпринимателей⁷. Среди них оказался отец Янины. В 1918 году семье сообщили, что он погиб.

Война возродила надежды и решимость поляков отвоевать свой суверенитет, особенно после вмешательства Соединенных Штатов. Программа президента Вудро Вильсона «Четырнадцать пунктов» включала создание независимого польского государства, куда должны были войти земли, где поляки составляли этническое большинство. Однако в Восточной Галиции большинство составляли украинцы. Когда осенью 1918 года Центральные державы готовились сдаваться, Восточная Галиция снова стала полем боя. Поляки и украинцы сражались друг с другом и одновременно с большевистской Красной армией. В пылу ультранационалистской и идеологической лихорадки солдаты с обеих сторон истребляли евреев. Более ста тысяч евреев погибло в конфликтах, последовавших за Первой мировой войной. По мнению некоторых историков, это число доходит до трехсот тысяч, и те погромы могли считаться предвестниками грядущего Холокоста⁸.

Когда в 1921 году бойня наконец прекратилась, восточная граница Польши охватила значительные территории с украинским, белорусским и литовским большинством, включая Восточную Галицию. Янина с матерью, Таубой, поселилась во Львове и стала одной из лучших учениц в частной подготовительной школе для девочек, продемонстрировав острый и пытливый ум и выдающиеся способности к математике. Она была амбициозна и мечтала о карьере, где сможет проявить свою интеллектуальную одаренность.

Со временем Янина поступила в Львовский университет имени Яна Казимежа, где училась у двух ведущих европейских математиков: Стефана Банаха и Гуго Штейнгауза. Банах был пионером в области функционального анализа, но Янину больше интересовали работы Штейнгауза по теории вероятности и математическому мышлению. Она окончила университет со степенью по точным наукам, что позволяло ей стать учителем математики. Однако девушка метила выше – поступить в аспирантуру, защитить диссертацию и преподавать в университете. Женщины в математике в те времена не приветствовались нигде в мире, включая Польшу. Только пять женщин получили ученую степень по математике в Польше до начала Второй мировой войны, и только одна из них – во Львове. Штейнгауз особенно критически относился к женщинам на высоких уровнях своей науки⁹.

Но Янина не позволила мизогинии помешать ей в достижении цели. Университет Яна Казимежа славился как место зарождения известного интеллектуального движения под названием «львовско-варшавская школа». Возглавляемый харизматичным философом Казимиром Твардовским, это был кружок преимущественно философов и математиков, которые рассматривали философию как отрасль, необходимую для понимания и развития любой науки, включая математику, которая связана с философией через логику. Твардовский брал к себе в аспиранты и женщин, и евреев; диссертации у него можно было писать и по другим наукам, не только по философии. Учась в аспирантуре под его руководством, Янина могла продолжать свои исследования в математике, одновременно участвуя в восхитительных и захватывающих дискуссиях на философских семинарах. Она подала заявку, и Твардовский принял ее¹⁰.

Янина получила степень доктора философии в феврале 1928 года¹¹. В своей диссертации под названием «Математическое мышление и традиционная логика» она демонстрировала, что принципов традиционной логики самих по себе недостаточно для математического мышления, которое должно основываться и на других источниках, особенно воображении и интуиции. В темные дни, которые ждали ее впереди, Янина будет применять логику, воображение и интуицию в отношении человеческого характера, для того чтобы противостоять врагам своей страны и спасать жизни ее граждан.

Янина получила возможность завоевать признание за свои работы, когда в мае 1928 года Польское философское общество во Львове пригласило ее выступить с лекцией. К сожалению, внезапная болезнь помешала ей, вынудив отменить выступление. К осени Янина достаточно поправилась, чтобы поехать в Париж, где ее ждал год обучения в Сорбонне. Затем она вернулась во Львов, где устроилась на работу преподавателем математики.

После возвращения она снова встретилась с другим студентом Твардовского, Генри (тогда Генриком) Мельбергом¹². Будучи всего на семь месяцев старше Янины, он получил диплом по французской филологии в 1924-м и докторскую степень по философии в 1926 году в Университете Яна Казимежа, а затем провел два года, обучаясь в Австрии, Германии и Сорбонне. Вернувшись во Львов в 1928-м, он смог устроиться только учителем французского в частную подготовительную школу, находившуюся в Люблине. Оплата там была мизерной, а сам город показался ему унылым болотом по сравнению со Львовом¹³. С помощью Твардовского он получил должность преподавателя языков в городе Станиславове (ныне Ивано-Франковск, Украина)¹⁴.

Когда Генри опять встретился с Яниной, то обнаружил, что серьезная двадцатилетняя девушка, с которой он познакомился в последний год аспирантуры, превратилась в очаровательную, элегантную и стильную женщину в самом расцвете. Теперь она представлялась Юзефой, по своему первому имени, которое казалось более польским и не таким детским, как Пепи. Генри счел ее очень хорошенькой: она была миниатюрная и стройная, с сине-зелеными глазами и роскошными темными волосами, обрамлявшими симпатичное личико. Он наслаждался сочетанием ее женственности с острым умом. Генри был напористым и любил играть ведущую роль в интеллектуальных дискуссиях, что иногда вызывало недовольство его коллег-мужчин. Янина же запросто могла перебить его или отстоять свою точку зрения, причем делала это с таким обезоруживающим юмором, что Генри не обижался, когда они расходились во мнениях, и порой даже принимал ее сторону. Как и он, Янина была просвещена во многих сферах, а не только в своей собственной, и они вели долгие оживленные беседы. Генри, очарованный, решил, что нашел себе интеллектуальную ровню. Янина оценила мужчину, способного прийти к такому заключению.

В 1933 году Янину постигла серьезная беда, заставившая ее страдать духом и телом. Точная ее природа неизвестна, хотя возможно, это было связано со смертью матери в том же году. Генри поддерживал Янину в ее тяжелый период, и их взаимная любовь росла. Они поженились 6 августа в родном городе Генри, Копычинцах, и поселились в Станиславове. Генри надеялся, что в новой обстановке и с его заботой Янина быстрее поправится. К лету 1934 года Янина восстановилась настолько, что смогла подать статью по преподаванию математики в сборник, который редактировал Твардовский, но ее физическое здоровье оставалось слабым. В мае 1935-го с помощью Твардовского Генри сумел устроить Янину на лечение в госпиталь во Львове. После двухнедельной госпитализации ее здоровье и силы начали восстанавливаться¹⁵.

Летом 1935 года у Янины и Генри появился еще один повод радоваться: Генри получил преподавательскую должность во Львове, и они могли вернуться в свой любимый город. Благодарить за это снова надо было Твардовского. Профессор поддерживал его изыскания по философии науки; он постарался, чтобы и другие во львовско-варшавской школе узнали о них. В 1934 году президент Польского философского общества во Львове – бывший студент Твардовского и знаменитый ученый Роман Ингарден – пригласил Генри выступить на заседании общества с лекцией о своих теориях¹⁶. На следующий год он опубликовал (на французском) свое первое эссе по каузальной природе времени. Даже те, кто ставил его теорию под вопрос, признавали блеск аргументации Генри. Львовский кружок львовско-варшавской школы хотел, чтобы Генри вошел в его ряды, и ему помогли найти работу в городе. Янина тоже получила должность – преподавателя математики в старшей школе для девочек¹⁷.

После переезда во Львов Янина с Генри сделали студийные фотографии. Янина на снимке выглядит бледной и худой – возможно, это последствия долгой болезни, – но демонстрирует тонкое чувство индивидуального стиля. Она не носила волосы короткими волнами, которые тогда были в моде, и никогда не стригла свои длинные густые кудри, спадавшие ниже пояса, когда она распускала их. В тот день она собрала волосы в тяжелый узел сбоку головы. Генри на снимке выглядит как серьезный ученый, с задумчивыми голубыми глазами и редеющими светлыми волосами, зачесанными со лба назад¹⁸.

Мельберги обосновались во Львове с комфортом. Помимо их преподавательских зарплат, Янина получала ежегодный доход от отцовского имения, а Генри, в качестве основного партнера, – от отцовской винокурни в Копычинцах¹⁹. Они сняли четырехкомнатную квартиру в богатом квартале близ университета и обставили ее в соответствии с изысканным вкусом Янины.

Однако атмосфера в городе сильно изменилась со времен их студенчества. Надежды и идеалы, которые поляки разделяли, когда боролись за суверенитет, померкли и раздробились, столкнувшись с проблемами самоуправления. Интеграция трех регионов, в которых больше столетия действовали другие юридические, социальные, политические и экономические системы и которые затем семь лет страдали от войны, оказалась трудной, противоречивой и очень медленной. В конце 1920-х, когда ситуация начала немного выправляться, грянула Великая депрессия.

Еще более тревожной была политическая поляризация, из-за которой страной становилось все тяжелее управлять. Независимая Польша начала свое существование как парламентская демократия, гарантировавшая права этнических меньшинств, составлявших более 30 % ее населения. Однако насчет того, кого считать «истинными» поляками, имелись значительные разногласия. Правое крыло – национальные демократы – считало, что этнические поляки должны пользоваться преимуществами, которые могут быть доступны членам других христианских этнических групп только при условии ассимиляции, а польских евреев вообще следует изгнать из страны. Этой позиции противостоял герой польского освободительного движения Йозеф Пилсудский, социалист, придерживавшийся мнения, что все жители польского государства должны считаться полноценными гражданами. Устав от нестабильности польской многопартийной системы, Пилсудский в 1926 году свергнул правительство, заменив его своим авторитарным режимом²⁰.

Экономические тяготы Великой депрессии усилили этнические распри и народные волнения. Организация украинских националистов (ОУН) начала кампанию террора против польских «оккупантов», в то время как национал-демократы и их фашистские ячейки устраивали бойкоты еврейским бизнесам и даже провоцировали погромы. В основном это происходило в Восточной Галиции. В родном городе Янины, Журавно, в ходе погрома в апреле 1937 года были разрушены еврейские лавки и дома, а горожан-евреев сильно избили²¹. С начала января 1938 года еврейских студентов в Университете Яна Казимежа вынуждали сидеть на задних скамьях в аудиториях, называя те «скамьями гетто»; многих избивали, а некоторых даже убивали²².

Польский режим ответил на растущее недовольство еще большим авторитаризмом, особенно после смерти Пилсудского в 1935 году. Он также начал сближаться с последователями национал-социалистов, используя их риторику. Был отменен закон о меньшинствах, наложено коллективное наказание на украинцев за атаки ОУН, а трем миллионам польских евреев предложили эмигрировать из страны²³. Вместе с памятью об этнических притеснениях в период после Первой мировой войны официальные репрессии в адрес меньшинств в Польше разожгли этническую ненависть, которой готовы были воспользоваться враги государства.

Самыми опасными из этих потенциальных врагов Польши были два ее крупнейших соседа: Германия на западе и Советский Союз на востоке. Обе страны стремились вернуть себе территории, отданные Польше после Первой мировой войны. Несмотря на попытки Польши двигаться по нейтральному пути между этими двумя государствами, отношения с соседями оставались напряженными, особенно после того, как Адольф Гитлер и его нацистская партия пришли к власти в Германии в 1933 году.

В марте 1938-го Гитлер начал кампанию территориальной экспансии, аннексировав Австрию. Далее он стер с карты мира Чехословакию, присоединив чешские земли к Рейху, а из Словакии сделав самоуправляемое государство-сателлит. К апрелю 1939 года никто не сомневался, что Гитлер избрал Польшу в качестве следующей жертвы нацистской Германии. Однако Британия и Франция пообещали прийти Польше на помощь в случае нападения Германии и летом 1939 года заключили союз с СССР, направленный на сдерживание германской агрессии. Польское руководство считало, что даже Гитлер не настолько безумен, чтобы рисковать войной на два фронта с главными противниками Германии в Европе со времен Первой мировой войны.

И тут 24 августа мир потрясла невероятная новость: нацистская Германия и Советский Союз, заклятые идеологические враги, подписали пакт о ненападении, согласившись не нападать друг на друга в следующие десять лет. Через два дня немецкие войска уже выдвинулись к польской границе²⁴.

И все равно в 1939 году у Янины и Генри были причины наслаждаться своим положением и с оптимизмом смотреть в будущее. Интеллектуальные круги Львова приняли их с распростертыми объятиями. Оба были признанными членами львовско-варшавской школы, которая стала одной из ведущих европейских философских школ. Янину приняли в Польское математическое общество, и она публиковала статьи в «Журнале символической логики»²⁵. Генри готовился к постдиссертационной сертификации, дававшей право преподавать в университете. Его опубликованные работы привлекали внимание и пользовались уважением как польских, так и зарубежных философов. Он регулярно читал лекции в Философском обществе и Университете Яна Казимежа, а также выступал по радио с беседами о философии Твардовского. Однажды Янина присоединилась к нему в эфире на дискуссии по вопросу «Относительна ли правда?»²⁶.

У Генри и Янины сложился кружок друзей, евреев и неевреев, восхищавшихся блестящей супружеской парой и наслаждавшихся их теплотой и щедростью. Янина, ласковая и заботливая, легко заводила дружеские отношения с людьми разного происхождения и достатка.

Ничто в жизни не готовило Янину и Генри к тому, что их ожидало.

Глава 2
Начало конца

На рассвете 1 сентября 1939 года жители Львова услышали над головами гул немецких военных самолетов, а потом грохот разрывов бомб, падавших на их прекрасный город. Потрясенные, не веря своим ушам, Янина и Генри, как и многие другие в городе, не последовали официальным инструкциям спрятаться в подвале своего дома, поскольку были уверены, что польская воздушная оборона быстро положит конец бомбардировкам.

Однако два дня спустя немецкие самолеты продолжали сбрасывать бомбы, здания во Львове продолжали падать, и нарастающая паника погнала жителей в подвалы. Тем не менее они утешались радостными новостями: Франция и Британия объявили Германии войну. Конечно, думали поляки, немцев вот-вот заставят отвести войска и признать поражение.

Затем, спустя неделю, с запада начали появляться беженцы – сначала тонкий ручеек, а потом целая река, которая наводнила все городские улицы, насколько хватало глаз. Поезда уже не ходили, а автомобили были только у богачей, поэтому беженцы прибывали преимущественно пешком, на велосипедах или на телегах, с запряженными в них лошадьми и коровами. Они дрожали в ужасе и панике от германского блицкрига, когда их согнали с места, а по пути бомбили и обстреливали с воздуха. С беженцами пришли и слухи о том, что польские войска отступают, а правительство бежало из страны.

Янина и Генри прятались в душном подвале своего дома вместе с другими его жителями. Долгие дни и ночи они мучились от невыносимой скуки, перемежаемой моментами страха, когда все прислушивались к свисту бомб и визгу артиллерийских снарядов и задерживали дыхание, когда здание содрогалось от взрывов, гремевших совсем рядом. И все равно люди цеплялись за уверения польского руководства в том, что польская армия превосходит германский вермахт и отступление польских войск – это стратегический маневр²⁷.

Семнадцатого сентября, когда немецкие войска подошли ко Львову, поступила новость о вторжении в Польшу советской армии. На мгновение жители города поверили в то, что Советский Союз нарушил пакт о ненападении с нацистской Германией и пришел Польше на помощь. Но в действительности советские войска пришли забрать свое в сделке с нацистами: у пакта имелось секретное приложение, оговаривавшее раздел Польши между СССР и Германией.

Янина с Генри спустились в бомбоубежище в подвале как гордые граждане Польши, а когда 22 сентября бомбардировки и обстрелы наконец прекратились, вышли оттуда подданными СССР. По секретному соглашению с немцами Советы оккупировали и аннексировали польские провинции к востоку от реки Буг, включая Восточную Галицию. Оставшиеся территории Польши переходили к нацистской Германии, которая аннексировала польские западные и северные провинции в Третий рейх, а оставшуюся часть – примерно четверть довоенной Польши – превращала в Генерал-губернаторство, то есть, по сути, в колонию, управляемую германской администрацией в пользу метрополии. Спустя всего два десятилетия после торжественного провозглашения независимости польский народ снова остался без государства и в оккупации у врага, стремившегося уничтожить саму его идентичность.

Вслед за Красной армией по Восточной Галиции прокатилась новая волна зверств. Оккупанты безнаказанно грабили и насиловали; подталкиваемые Советами к тому, чтобы взяться «за вилы и лопаты» и истребить «польский фашизм», украинцы охотно следовали призывам, расхищая поместья и лавки и нападая на их владельцев, многие из которых были убиты. Большинство жертв являлось этническими поляками, далее следовали евреи. Уверовав в то, что земли, которые они захватят, отойдут им, украинские крестьяне хлебом-солью встречали Красную армию. Советы громко кричали насчет рая для рабочих без этнического, религиозного или социального неравенства, но хорошо понимали, как манипулировать этническими разногласиями²⁸.

Во Львове Янина и Генри столкнулись с перспективой остаться бездомными. Красная армия конфисковывала дома и квартиры у польских и еврейских резидентов либо вынуждала семьи переселяться в одну комнату, а остальные отдавать солдатам, которым хозяева должны были во всем подчиняться²⁹. Вскоре после того, как город был оккупирован, двое красноармейских офицеров постучались в двери Янины и Генри, чтобы решить, как распорядиться их четырехкомнатной квартирой. Генри в тот момент не было дома.

Поздоровавшись с офицерами на русском, Янина любезно показала им жилье, надеясь, что сможет убедить их позволить им с Генри остаться в одной из комнат. Офицеры с открытыми ртами уставились на стеллажи с книгами от пола до потолка.

– Зачем вам столько книг? – спросил один из них Янину.

– Мы с мужем – профессора, они нам нужны для работы, – ответила она.

Другой офицер, глянув на книгу на рабочем столе, заметил, что фамилия автора совпадает с табличкой на двери в квартиру.

– Вы с автором родственники? – спросил он.

– Это мой муж.

– Так ваш муж не только профессор, но еще и писатель и вы оба преподаете?

Янина подтвердила его выводы. К ее изумлению, двое офицеров развернулись и ушли.

Оказалось, что при советском режиме преподаватели пользовались особым статусом и каждому позволялось иметь по две комнаты³⁰. Поэтому Янина и Генри смогли остаться вдвоем в своей квартире. А вот жильцам этажом ниже пришлось принять у себя четверых офицеров с семьями.

Но чтобы сохранить квартиру, Мельбергам надо было подтвердить свой статус преподавателей. Советы строго наблюдали за персоналом и программами в учебных заведениях, чтобы обеспечить идеологическую чистоту образования. Украинский, русский и идиш сменили польский и иврит в начальных и средних школах. В Львовском университете, переименованном в Университет Ивана Франко, в честь украинского писателя XIX века, языком обучения стал украинский, и многих польских и еврейских профессоров уволили. На философском факультете теперь полагалось преподавать марксистский материализм, а не неортодоксальные воззрения львовско-варшавской школы³¹.

Как дочь землевладельца, Янина считалась классовым врагом, а деятельность Мельбергов в львовско-варшавской школе могла лишить их права на преподавание. Официально регистрируясь у новых властей, Янина указала, что ее отец был простым счетоводом в польском поместье. Они с Генри представились школьными учителями: она – математики, а он – иностранных языков. Их предметы не считались идеологически подозрительными, и, поскольку Янина могла преподавать на украинском, а французский, которому учил Генри, считался необязательным, им дали разрешение продолжать работу.

Двадцать второго октября Янине и Генри пришлось проголосовать за то, что и так решили за них: что Восточная Галиция должна объединиться с Украинской Советской Социалистической Республикой. Каждый житель Восточной Галиции обязан был отдать свой голос. Тех, кто не являлся на участок для голосования, разыскивали и доставляли туда либо приносили урны для бюллетеней прямо домой. Подходя к урне, Янина, как и остальные голосующие, должна была показать, как заполнила бюллетень.

Результаты голосования были предсказуемыми: 90,83 % проголосовали за присоединение Галиции к Украине³².

Голод и нужда охватили Львов. Советы конфисковали большинство частных предприятий и закрыли банки, оставив на счетах лишь крохотные суммы. Но даже эти деньги были бесполезны, поскольку рубль заменил польскую валюту. Единственным легальным путем получения дохода была зарплата, но в городе царила безработица из-за переселений, связанных с конфискациями. Еды тоже не хватало, и к началу необыкновенно суровой зимы 1939/40-го угля для отопления было не достать. Даже черный рынок не выручал, а цены взлетели так, что зарплата не позволяла ничего купить. Поиски еды стали бесконечным и неутешительным процессом. В государственных магазинах ассортимент был таким скудным, что в витрине просто вывешивали объявление о том, что можно сегодня купить. Люди часами стояли в очередях, зачастую по ночам, в слабой надежде, что, когда очередь дойдет до них, на прилавке останется хоть что-нибудь.

Мельберги поселили у себя коллегу Генри, и двое мужчин вместе отправлялись на поиски пропитания. Закутавшись в свою самую теплую одежду, они выходили из дому затемно, прихватив с собой авоськи. Однажды ранним утром они увидели открытый магазин, в витрине которого стояли банки с жидким концентратом эрзац-чая. В восторге от перспективы поразить Янину этим редким деликатесом, мужчины купили две банки. Остаток охоты оказался не менее успешным, так как им удалось раздобыть полфунта конины, простояв в очереди всего шесть часов.

Вернувшись домой, они с заговорщицкими улыбками предложили Янине согреться ароматным горячим чаем. В ответ на ее изумленный взгляд мужчины, торжествуя, развязали рюкзаки и обнаружили, что стеклянные банки с концентратом промерзли и раскололись, пока они стояли в очереди за мясом. Чтобы утешить добытчиков, Янина предложила вместо чая растворить в кипятке по щепотке лимонной кислоты. В суровые времена изобретательность и воображение были необходимы, чтобы справляться с обстоятельствами.

Постоянное недоедание народа играло на руку советским властям. Будучи преподавателем, Янина лично наблюдала, как Советы использовали еду, чтобы внушать школьникам и студентам марксистскую идеологию и превращать их в активных сторонников Коммунистической партии. Ежедневно в школе дети получали горячий обед и вступали в коммунистические молодежные группы, собрания которых проводились в красивых конфискованных домах, где подавали обильное угощение. На фоне тягот, которые им приходилось испытывать дома, детей не приходилось уговаривать присутствовать на собраниях. Многочисленные союзы, комитеты и профессиональные организации также устраивали собрания, после которых с импровизированных прилавков можно было купить хлеб и колбасу. Янина пришла к выводу, что голодный желудок – лучший проводник для любой политики.

Однако Советы куда больше полагались на кнут, чем на пряник, в распространении и насаждении марксистского тоталитаризма. Тысячи агентов советской тайной полиции, известной как НКВД, были присланы в Восточную Галицию для выявления и наказания подозреваемых врагов государства. В феврале 1940 года они провели первую из четырех массовых депортаций граждан, считавшихся угрозой для советского правления на основании их профессиональной, классовой или этнической принадлежности. В числе жертв оказались польские землевладельцы, государственные служащие, полицейские, богатые украинские крестьяне, евреи-предприниматели, а также польские и еврейские беженцы с оккупированных Германией польских территорий, отказавшиеся принять советское гражданство. Их сажали в товарные вагоны и несколько дней, а то и недель без пищи и воды везли в трудовые лагеря в сибирскую тундру или казахские степи. По подсчетам польского военного правительства в изгнании, 1,25 млн польских граждан были депортированы Советами в период с февраля 1940-го по июнь 1941 года, 400 тысяч из них – из Восточной Галиции³³.

Несмотря на тяжкий принудительный труд, у депортированных хотя бы был шанс выжить. В апреле 1940-го НКВД расстрелял 21 892 польских офицеров, полицейских и представителей интеллигенции в лесу Катынь на западе России и в четырех других местах³⁴.

Уверенные в том, что шпионы и предатели повсюду замышляют свержение советского строя, сотрудники и информаторы НКВД неутомимо преследовали подозреваемых. Во Львове тысячи людей прошли через четыре тюрьмы НКВД, где их пытали, требуя выдать сообщников. Большим везением считалось быть приговоренным к ссылке на восемь лет в лагеря; единственной альтернативой являлась пуля в затылок³⁵.

Как и многие жители Львова, Янина и Генри жили в постоянном страхе быть схваченными по ложному обвинению, полученному под пытками от кого-нибудь из их знакомых. Они прислушивались к каждому шороху за дверью, боясь, что их час вот-вот настанет.

Тем не менее и под германским, и под советским правлением польские патриоты – такие как Янина и Генри – хранили веру в то, что подчиненное положение их народа лишь временное. В конце концов, уже не первый раз Польшу стирали с карты мира. Поляки черпали силы в словах своего национального гимна:

 
       Еще не потеряна Польша, Пока мы живы.
 

Янина и Генри были уверены, что их страна возродится. Это еще не конец.