Kitabı oku: «Наше пересечение», sayfa 3

Собственная машина давно пылится в гараже, лишь Ром периодически заводил её для того, чтобы она изредка подавала признаки жизни. Но я ничего не могу с собой поделать. Подходя к ней, дотрагиваясь до неё – я возвращаюсь назад. Секунда и вспышка ослепляет, заставляет сердце разрываться внутри. Я даже не мог посмотреть на неё последний раз, от неё ничего не осталось, как и от меня. Даже если бы такая возможность была, не знаю, решился бы я, смог бы подойти к гробу с девушкой, чувства к которой понял и принял лишь после её смерти.

Это мой страх. Мой личный ад. Эксклюзивный ужас. Я должен исправить это. Я должен побороть себя и сесть за руль без страха.

Глава 3

Что страшней всего: начинать или возобновлять? В моём случае ответ однозначно возобновлять. Тот единичный случай, когда пришлось сесть за руль ради Грейс – сложно считать значимым, потому что я вздрагивал от каждой новой проезжающей мимо машины, срывая внутренний гнев на неё. Мне стыдно. И я снова думаю о ней, из-за чего быстро кручу головой в разные стороны, чтобы выкинуть каждую каплю воспоминаний о ней.

Как только ступаю на гоночную трассу – получаю желаемое. Но не то. Ноги подкашиваются, и я буквально падаю на асфальт, где могу содрать колени, а хотелось бы мозги. Круговорот воспоминаний моментально завоёвывает сознание, из-за чего я не успеваю собраться, поигрывая в бою с самим собой не начав бороться. По грудной клетке буквально приезжает танк. Я чувствую, как под гусеницей хрустят кости, как внутренности сдавливаются под тяжестью груза, как медленно, но верно, я погибаю морально. Перед глазами пропалывает целая кинолента из разных событий, но я цепляю только одно.

Зажимаю педаль газа, выворачиваю руль, и машина боком скользит по трассе, оставляя за собой клубы дыма и запах жженой резины. Ещё один рывок. Ещё несколько секунд и я пересеку финишную черту первым. Адреналин бурлит, прожигает кровь такой температурой, которой позавидует даже раскалённое металлическое ядро Земли. Из-за знойной жары и машин, летающих по трассе, помогающих каждому заливать в себя тонны воды, – по спине скользят капли пота. Проклятые кожаные чехлы, которые Даниэль натянул на кресла, добавляют этому месту адского пекла. Уверен, когда решусь покинуть салон – кожа прилипнет к коже, и на ляжках останется охрененный по мнению друга материал. Весь гнев на него улетучивается в ту секунду, когда капот равняется с белой полосой на асфальте, вслед чему ревут трибуны.

Волна мурашек бежит по всему телу, я не успеваю прийти в себя, потому что следом чуть ли не припечатываюсь спиной к машине, шею обвивают руки, а по щеке и лицу то и дело остаются десятки поцелуев, на которые я не совсем спешу отвечать. Коротко улыбаюсь и возвращаю тело Алисии на асфальт.

– Я так переживала за тебя, Ди, – восторженно тараторит она, обвивая мою талию, на что я похлопываю её по плечу, будто парой нас считает только она. Наверно, таковыми нас считаю все, кроме меня и Даниэля.

– Всё в порядке, спасибо, – вновь пытаюсь отстраниться, из-за чего её брови спешат воссоединиться на переносице, но я успеваю её успокоить: – нужно подойти, меня уже зовут.

– Хорошо, – кивает она, посылая широкую и восхищенную улыбку, от которой по спине пробегает холодок.

Я вижу, как она смотрит на меня, вижу, как превозносит, словно я какое-то божественное существо. Каждый раз, видя подобный взгляд, я караю себя и Даниэля, который решил, что будь она со мной и, поняв, какой я на самом деле засранец, убежит с криками прочь. Ничего подобного не вышло. Как бы я не старался, как бы не пытался и не показывал ей своё безразличие – Алисия не видит, либо пытается этого не замечать. Как снять розовые очки, которые она сама на себя нацепила? Слушая слова о любви, я не могу выдавить ответные, а если и выдавливаю, то думаю совершенно не о той любви, которую она вообразила себе. Быстрым шагом направляюсь в сторону судейства и попутно нахожу взглядом лучшего друга, всем видом показывая то, что с каждым новым днём мне перестаёт нравиться наш договор. Его сестра должна сменить мнение обо мне, но становится только хуже. Скоро моё имя и вовсе внесут в книги по истории, как одного из божественных существ благодаря ей. Это дерьмово. Я вовсе не тот, кем она меня вообразила, выдумала и представила.

Краем глаза замечаю, как Алисию окружают подруги, пока Мария остаётся на трибунах, показывая то, что тут ей дико скучно и некомфортно, хотя вчера она прожужжала мне все уши о гонках, в это время Даниэль спешит ко мне и уже через минуту равняется по левую руку.

– Пора прекращать это, – цежу я как можно тише.

– Расслабься, у нас в кармане победа, – хлопая меня по спине, весело говорит он.

– Ты меня понял.

Взгляд друга впивается в меня, и я не заставляю его ждать, отвечая взаимным. Показушная радость испаряется, на смену ей приходит волнение и обеспокоенность, которую я ловлю в глазах.

– Дай ей ещё время, – тихо просит он, – она ещё не поняла.

– Её понимание не приходит уже два месяца. И хочу, чтобы ты знал: твоя сестра давно не намекает, она действует. Когда я потеряю самоконтроль – вини только себя.

– Месяц. Дай ей ещё месяц.

Бросаю в сторону Даниэля быстрый и многоговорящий взгляд, улавливая в его глазах печаль. Он не виноват в нелепых чувствах сестры, и не виноват в том, что я не могу дать ей взаимность. Как бы жестоко мне не приходилось с ней обходиться – она прощает. Сейчас я буквально бросил её при всех, а она улыбается и смотрит на меня тем же щенячьим взглядом, что и прежде.

Не сразу успеваю уловить тот момент, когда лицо становится мокрым от слёз, а я занимаю скамью. Я и не заметил, когда они проскользнули, но сейчас, находясь наедине с собой – чувствую ту сломленность и слабость. Хуже этого только понимание того, каким дерьмом я себя ощущаю. Я словно окунулся в прошлое и сейчас смотрю на всё со стороны. Не понимаю, почему тогда она не назвала меня козлом и не влепила прилюдную пощёчину из-за того, как я обходился с ней, и как обошёлся. Формально, я просто бросил её, уйдя не к судьям, а в сторону. Где было твоё самоуважение, Алисия?

Обвожу трассу взглядом и вытираю остатки влаги на лице, запустив пятерню в волосы. Разговор с самим собой не приводит ни к какому завершению с ответом. Поднимаюсь и вышагиваю к зданиям, окружающим трассу. Январское солнце даёт о себе знать и поэтому приходится плавно переместиться в тень, а после в помещение.

Тут ничего не изменилось. Вру. Поменялось всё, либо сейчас я на многое смотрю иначе, даже на банальное расположение стен в здании. Шагаю по протянутому коридору и слушаю собственные шаги, эхом отражающиеся в стенах пустого помещения. Когда перед глазами маячит нужная дверь, стучу и получаю моментальный ответ с разрешением войти.

Седовласый мужчина лет пятидесяти, обращает ко мне взгляд карих глаз. Кажется, что я видел его где-то, возможно, именно в те времена, когда ещё любил ту свободу и скорость, которую дарили гонки. Почесав подбородок, он посылает короткую вежливую улыбку.

– Чем обязан?

– Хочу записаться на гонку, – отвечаю я.

– Марка машины?

– Мустанг.

– Год?

– Одиннадцатый.

– Уже катался?

– Было дело.

– Давно?

– Как минимум лет пять назад.

– Сейчас на машине?

– Нет.

– Парень, мне нужны все справки и подтверждение техосмотра, без них не допущу. Плюс должен проверить твои навыки на треке. Заезжай, как будешь на машине, желательно полностью укомплектованный.

– Без проблем, – говорю я и покидаю кабинет.

Возможно, это был знак, но я решаюсь пропустить его мимо ушей, ведь знаю ещё один способ получить желаемое – незаконные. Те, которые проходят за городом, нужно лишь дождаться наступления ночи и приехать на место. Управление знает, что они проходят, знают даже тех, кто там катается, но не могут поймать ни организаторов, ни тех, кто гоняет. Это дополнительная порция адреналина, а именно его мне не хватает. Я не чувствую себя живым, у меня забрали всё, что я любил. Одно всё же могу вернуть в свою жизнь хотя бы на короткий срок.

Следующей опорной точкой должен стать дом бабушки и дедушки по отцовской линии. На второй день я решил убить всех зайцев, чтобы в дальнейшем быть полностью свободным, хотя не знаю, чем могу тут заняться, разве только прошлым. Но ноги не идут в нужном направлении, они уносят меня в другую степь. И куда именно, я узнаю только тогда, когда подхожу к воротам.

Ступить за линию – не хватает сил. Смотрю под ноги и пытаюсь побороть страх, который давно поселился внутри. Я легко пошёл на кладбище в Принстоне, когда хоронили Алана, потому что знал, как сильно нужен ей, сейчас остался один: наедине с собственными демонами. Сжимаю челюсть и смотрю вдоль тропинки, сделав несколько шагов вперёд. Я знаю, где могу найти её, знаю, что никогда не смогу поменять прошлое, знаю, что, увидев её инициалы и даты, между которыми короткая черта – буду просить прощение у того, кого нет рядом, и больше не будет.

Медленно дохожу до нужного места не без приложенных усилий, ведь не был тут. Я даже не попрощался с ней. У меня просто не хватило смелости посмотреть на её бездыханное тело. Тогда всё делалось на автомате, без планов, четкого режима и стремлений, сейчас же я принимаю всё иначе: осознанно. Вокруг пустота и тишина, полный покой, который разве только нарушает едва достигаемый шум автомобилей и щебетание птиц на деревьях.

– Прости… – шепчу я, падая на колени перед табличкой надгробия.

Слышу, как звонит телефон, но не глядя, сбрасываю вызов, даже не вынимая его из кармана. Взрослый парень упивается слезами на кладбище в одиночестве – вот к чему я пришёл. Вся боль, которую подавлял несколько лет, рвётся наружу, и я не останавливаю её. Я ощущаю, как душа покрывается корочкой льда и медленно трескается на мелкие кусочки. Я не спешу мешать, ведь готов распрощаться с ней раз и навсегда, потому что пользы от неё нет, лишь напоминание о пережитом. Слёзы сбегают по щекам, а память ворошит прошлые моменты.

– Диего! – кричит мне вслед Алисия, на что я закатываю глаза и продолжаю идти, это её не останавливает, и следом она зовёт брата: – Даниэль! Выпустите меня, кретины!

– Сиди дома, мелкая, – в ответ, повышает голос друг и показывает ей средний палец.

Возможно, закрыть двери с наружной стороны и убрать лестницы – хорошая идея, но мы оба на девяносто процентов из ста можем быть уверены, что она найдёт другой способ вырваться. Она достаточно умна, но недостаточно для того, чтобы не мешаться с нами. Со мной. Даниэль пытается перекинуть всё на подростковые гормоны, которые шалят в его сестре, но уверен, он и сам понимает, что дело дерьмо.

Заворачиваю голову и вижу на её лице весь гнев, направленный нам в спины. Смеясь, посылаю ей воздушный поцелуй, на что она сводит брови, но улыбается и показывает средний палец теперь уже мне. Возможно, я сам помогаю её влюблённости, но иногда какие-то жесты делаю не обдумывая, как, к примеру, сейчас. Мысленно отвешиваю себе хорошего подзатыльника и стираю улыбку с лица.

– Если найдёшь в своей кровати кошачье дерьмо, то знай, что это дело рук не Мисси, а твоей сестры.

– Похрен, останусь у тебя. И мы не будем сегодня ночевать дома, Маркус сказал, что там зачётно.

– Ладно, – без промедления, соглашаюсь я.

– Делись, – протягивает он руку в мою сторону, на что я усмехаюсь и вкладываю в его ладонь несколько шуршащих квадратиков.

– Спасибо, она сошла с ума. Нашла и выбросила целую пачку, думала, это твои.

– Так и есть, только на половину, придётся хранить у себя.

– Скоро этот маразм пройдёт.

– Уверен?

– Да, пара месяцев и ты в прошлом.

Киваю и облегчённо выдыхаю. Мне не нужна подружка, которая будет пилить мозги, а Алисия это любит. Зная компанию, с которой я обычно веду дела, она уже капает на голову непонятными нотациями, которые изрядно бесят.

Я отрицал, уже тогда я любил её, но не принимал во внимание, считая всякие чувства, как и любовь – дуростью и пустой тратой времени, особенно в том возрасте.

– Ты не должна была… – шепчу я, словно меня кто-то может услышать.

Я проклинаю того ублюдка, который помог мне сойти с катушек и поднять кулаки. Последнее, что она чувствовала – разочарование во мне, с этим чувством она погибла, а он ходит по земле. В эту самую секунду, я готов стереть его в порошок, будь он рядом. Но вина лежит и на мне. Это я звонил ей без остановок, тем самым, помогая случиться трагедии. Первое время я считал это неправильным, ошибочным решением забрать её, а не меня, и эти бредни слушала Мария. Она слышала это сотню раз, и однажды моя сестрёнка не выдержала. Как сейчас я помню ту истерику и дрожь, в которой она билась после вновь произнесённых слов. После того момента, подобные мысли не вылетали из моего рта ни разу. Я не мог видеть её такой. В тот день она кричала так сильно, что сорвала голос и несколько дней хрипела, а не говорила. Те слова впиваются в головной мозг, словно вампир клыками в шею.

– Лучше бы умер ты? О чём ты думаешь, идиот!? Как можешь говорить такое мне? А как же родители? Ром? Даниэль? Я? Как буду я? Почему ты такой эгоист? Почему думаешь только о себе? Почему ты даже не подумал о нас? Каково будет нам? Ты неблагодарный ублюдок, блять! Да пошёл ты, Фуэнтес!

Я не могу больше быть таким, те несколько недель после того, как меня оставила Грейс – вновь прошли аналогично тем, когда меня оставила Алисия. Я дал слабину и нарушил обещание самому себе о том, чтобы ни было, чтобы не происходило, я должен быть сильным не ради себя, а ради Марии, которая это видит. В отличие от Рома, между мной и младшей сестрой более тесная связь. С самого рождения я холил и лелеял её, называл золотом, говорил, что никогда не отдам её, никогда не оставлю и никогда не подведу. Но я подвёл. Я должен был быть примером для неё, но оказался провалом и показателем того, что человек ломается из-за другого человека.

Смотрю на проклятую черту между датой рождения и смерти, и решаюсь сказать что-то хотя бы так. Это словно исповедь, даже если она не слышит меня.

– Я не могу ничего поменять, не могу вернуть тебя, но всей душой желаю, чтобы такая возможность была. Не для себя, не для того, чтобы начать заново, а для того, чтобы видеть тебя и знать, что в жизни было что-то прекрасное, по-настоящему влюблённое в меня. Прости меня… я не уберёг тебя, это моя вина и только моя. Если бы я только мог…

Всхлип вырывается из меня, а слёзы замочили траву и землю, словно прошёл дождь, но я перевожу дыхание и продолжаю, потому что хочу выговориться любым способом.

– Надеюсь, ты простила меня… если нет, то я заслужил. Знаю, ты бы хотела, чтобы я был счастлив, на какое-то время мне удалось, но всё снова разрушилось. Прости за крики, боль, которую причинял, за то, что не слушал… знаю, ты хотела, как лучше, просто я был идиотом. Я поздно понял, что любил тебя, но понимаю это сейчас. Это было по-детски, но по-настоящему. Сейчас я люблю её, но не так, как тебя. Оказывается, любовь бывает разной. Она невероятная, честное слово, ты бы оценила…

Поднимаюсь с колен и вытираю слёзы с лица подолом футболки. Я причинил боль Алисии, Марии, Грейс, кто следующий? Не знаю, как они выносили или выносят меня, ведь сейчас я самому себе кажусь отвратительным. Причина всегда была во мне, потому что я всегда начинал с грубости. В отношениях с Алисией это была вынужденная мера, чтобы изменить её светлое мнение обо мне. В отношениях с Грейс – защитная реакция, чтобы не чувствовать той боли, которую уже испытывал. Моя защитная реакция и желание оттолкнуть от себя любой ценой. Мария же терпит меня на протяжении всей жизни. Она выносит обидные слова, не обращает внимания на моё поганое настроение, мирится с выходками. Иногда я думаю, что, если бы не она, я давно мог поехать. В итоге оберегаю не я её, а она меня. Это неправильно.

Покидаю кладбище, оглядываясь на могилу за спиной. Душой хочется верить, что она слышала и смеялась над тем, как я реву у неё на могиле. Теперь я обязан навестить бабушку и дедушку, иначе самостоятельно стукнусь головой о ближайший столб.

Как только дверь поддаётся, и я вхожу в холл, то тут же замечаю чёрные тяжелые ботинки с шипами. Несколько раз моргаю, чтобы развеять этот мираж, но обувь никуда не делась. Я тут же смотрю в сторону кухни, в которой горит свет, и лечу туда. В голове бушует ураган: что она здесь делает? Может, что-то случилось? Мне стало тошно от своих собственных мыслей. Пока я бежал на кухню, мне казалось, что я вообще ползу. Но как только вбегаю в комнату, все сомнения рассеиваются.

Мария сидит на стуле, сложив руки на груди, и смотрит в одну точку, не замечая никого. В углу комнаты стоят бабушка и дедушка в обнимку и смотрят на Марию, как на диковину зверюшку. Они тут же замечают меня и кидаются из комнаты, обходя стул Марии за фут.

– Как будто я кусаюсь, – незаинтересованность в тоне сестры была такой отчетливой, что мне не приходилось гадать о её настоящих чувствах.

Немного помедлив, я подошёл к ней, присел, взял её ладони в свои, положив наш своеобразный замок ей на колени. Взгляд сестры медленно перешёл со стены на меня.

– Они не часто видят тебя, поэтому твоё появление здесь неожиданно.

– Не нужно оправдываться. Я и без этого всё понимаю, – отрезала она. – Лучше расскажи мне, как ты?

Идея с враньём отпала моментально.

– Я ходил записаться на гонку.

– Отлично, Диего, – радостно взвизгнула она. Мария выдернула свои ладони, чтобы положить мне их на щёки. – Я давно знала, что тебе пора вернуться. Ты был звездой! Не смотри на меня так, как брошенный щенок. Я говорю правду. Ты был молнией, да ты и сейчас молния, просто тебе нужно…

Сжав зубы до скрипа, я перебил её:

– Я был на кладбище…

Мне пришлось зажмуриться, потому что видеть то, как изменилось её лицо, было невыносимо. Ладони упали с моих щёк.

– Куда ты ходил?

– Я был на могиле Алисии.

– Зачем? – холодно спросила она.

Я всё ещё сидел с закрытыми глазами, надеясь, что она примет эту новость спокойно. Но с каждой секундой надежда куда-то исчезала, а на смену пришло смущение и страх за душевное состояние сестры.

– Я должен был сделать это давно, меня не было на её похоронах и это главная моя ошибка. Тем более это помогло мне.

– Помогло?

– Прекращай язвить, – наконец, я посмотрел на неё и вновь сцепил наши руки, – эта исповедь, которую я шептал в слезах, дала мне то, что я и не надеялся получить.

Мария закатила глаза и недоверчиво смерила меня взглядом.

– Посвяти меня, мудрец. Что же такого тебе могла дать могила? Не пойми меня неправильно: Алисия была классной. Но что сделано, то сделано. Тем более твоей вины тут не было и нет. Я говорила тебе это сто раз. Ты просто ворошишь старые раны, Диего. Тебе скоро двадцать четыре и стукнет семь лет с того рокового дня. Семь гребаных лет! Пора уже выбросить из головы идею убиваться по этому поводу.

– Больше не буду, обещаю, – смотря на сестру, я поцеловал её ледяные ладони, – я понял то, что давно должен был понять: пока мы не мертвы, всё решаемо. Все проблемы кажутся цветочками, если человек жив. Мы не вернём Алисию, да. Но теперь я знаю, что пора собраться с мыслями и идти дальше. Она бы этого хотела.

Мария нахмурилась.

– Ты сейчас серьёзно?

Я не смог не улыбнуться.

– Ага. На полном серьёзе буду двигаться дальше, оставив всё в прошлом, – не секрет, что под «всё» я имею в виду Грейс.

– Господи, Диего, я же вбивала тебе это в голову столько лет! Я убью тебя голыми руками, – она тут же стиснула мою шею в свои объятия, смеясь мне в ухо.

– Ты меня задушишь, – она снова смеётся, но всё-таки отпускает мою бедную шею.

Теперь на её лице не застыла та самая маска хладнокровного убийцы. Сейчас она сходит на мою любимую сестру, в голове у которой пьяные тараканы, танцующие румбу и играющие в покер.

– Теперь хочу узнать, что здесь делаешь ты? Помнится, ты не хотела уезжать. Даже могу сказать из-за кого ты не хотела покидать Принстон, – я издеваюсь над ней, дергая бровью.

Мария морщит носик и начинает хныкать.

– Всё пропало. Мы с Оливером никогда не будем вместе и всё из-за этого идиота.

Она прячет лицо в ладонях, и её маленькие тело содрогается от плача. Поджав губы, я крепко обнял её, потому что не смог бы дальше терпеть её страданий.

– Расскажи мне, что случилось, Мари. Ты же знаешь, что всегда можешь положиться на своего недоумка-брата?

– Конечно, я это знаю, но что ты сможешь сделать против своего лучшего друга? – продолжает захлебываться в слезах она.

Я замер и недоуменно уставился на неё.

– Даниэль? – с сомнением в голосе спросил я.

Мария кивнула и начала рыдать ещё сильнее.

– Я еле как уговорила Оливера дать мне шанс, чтобы он пошёл со мной на свидание. Понимаешь? Я. Уговаривала. Оливера.

– Не верится даже. Он же типа… ну парень-шлюха, – Мария стукнула меня в плечо своим маленьким кулачком. – Ладно-ладно, он просто…

– Общительный, – помогла мне она, – весёлый, умный, красивый, сексуальный…

– Так, всё. Хватит, президент фан-клуба Оливера. Достаточно.

– …милый, харизматичный, – не останавливалась она. Ну, хотя бы перестала плакать.

Я сдержал рычание в груди.

– Вы пошли на свидание, а дальше? – смена разговора успешно выполнена.

Мария снова вспыхнула и начала рыдать.

– Я отошла в туалет, чтобы подкрасить губы, а когда вернулась, за столом сидел Даниэль. Он сказал, что Оливер не достоин меня, и что он сам это понял и ушёл. Понимаешь? Оливер бросил меня.

– Но вы и не встречались. Фактически, он не бросал тебя, – осторожно заметил я и заслужил ещё один удар.

– Плевать на это. Сделаешь что-нибудь, Диего. Сделаешь что-нибудь с Даниэлем, пожалуйста.

– Что я могу сделать с ним, Мари? – нежно спросил я у неё и убрал мокрые пряди, прилипшие к её щекам.

Она на секунду задумалась.

– Давай его утопим? Как котёнка. Бац и нет! Гениальная идея, вылетаем.

Я хотел рассмеяться, но её серьёзный голос унял это рвение.

– Мария, я обещаю, что поговорю с ним, слышишь? Но ты тоже должна понять его. Он любит тебя и заботится о тебе.

– Не смеши меня. Он просто глупый собственник, который не понимает отказов. Я счастлива с Оливером.

– Была, – подправил я, – Он же типа бросил тебя.

Я – идиот.

Мария начала плакать навзрыд, уткнувшись мокрым носом мне в плечо.

– Давай не будем топить чужой дом, Мари. Хватит плакать.

– Это не чужой дом. Это дом твоих бабушки и дедушки, – возразила она.

Закусив губу, чтобы не начать спорить, как я люблю, я кивнул и оттащил её ладони от лица. Подушечками больших пальцев я подобрал каждую слезинку на её лице и поцеловал её в лоб. Она тяжело вздохнула.

– Пойдём, домой. По дороге купим тебе мороженое с печеньем, посмотрим твою любимую Американскую историю ужасов и ляжем спать, – я поднялся и поднял её вместе с собой.

Она робко встретилась со мной глазами. Воспалённые красные глаза выбили из меня весь воздух. Самое ужасно – это видеть, как она страдает. Да я лучше сам потерплю всё дерьмо за нас обоих, чтобы она никогда не расстраивалась.

– Тебе же не нравится этот сериал? Ты говорил, что режиссёр был под чем-то.

Я рассмеялся, вспомнив наши ночи кино, когда она заставляла меня смотреть всякую ерунду.

– Ради тебя я потерплю этот бред сумасшедшего, – я обнял её за плечи, уткнувшись подбородком ей в макушку, пока она тихо сопела, потому что её нос заложило. – Иди обувайся, а я пока поздороваюсь и попрощаюсь с хозяевами дома, раз на то пошло. Как ты узнала, куда я пойду?

– Тебя не было дома у наших, поэтому я пришла сюда. Я всегда знаю всё наперёд, поэтому не было сомнения, что ты точно окажешься тут. Но пришлось просто немного подождать.

Она хлопнула меня по спине и пошла в холл.

Проводив её взглядом, я прошёл в гостиную, откуда доносились тихие голоса родителей моего отца. Не хорошо, конечно, получилось.

Я почесал затылок, смотря на них, сидящих на диване.

– Простите, что так вышло.

Бабушка кивнула.

– Мы все понимаем. Иди, ты сейчас нужен ей.

– Вы всё слышали?

Они пожали плечами, подмигнув мне.

– Зайдёшь к нам в следующий раз, хорошо? Только не забывай. Мы будем ждать, – строго сказал дедушка, взяв с меня немое обещание.

– Рад видеть, что у вас всё хорошо, – без вопросов об отце, как, впрочем, и обычно, я пошёл в холл, где уже стояла Мария и ждала меня.

Окинув дом последним взглядом, мы за руку вышли на улицу, ловя лицами прохладный вечерний ветер.