Ücretsiz

Наше пересечение

Abonelik
10
Yorumlar
Okundu olarak işaretle
Yazı tipi:Aa'dan küçükDaha fazla Aa

Глава 4

Бабушка убежала на встречу «веселью, как она выразилась, оставив для нас с Марией, которая мирно посапывала половину суток на диване и пускала слюну на наволочку подушки, ужин, состоящий из тако и сальсы. Поцеловав её в щёку и закрыв за ней дверь, я поднялся наверх, чтобы узнать планы дедушки, но его тоже не оказалось дома. Таким образом, остались лишь мы втроём: я, Мария и моё впервые за всё время хорошее настроение. Но что-то мне подсказывает, что последнее пробудет со мной недолго. Я предполагал, что мой настрой испортит Мария, пробудившись с головной болью. Вчера она выпила больше трёх бутылок вина в одно горло, не дав мне даже глотнуть. Заявив, что кто-то должен оставаться разумным, она выдула сначала одну бутылку, потом вторую, а третью допивала с бульканьем и иканием. Сестра подмигнула мне и тут же грохнулась на пол, так и не дойдя до дивана. Ближе к утру, я перенёс её в комнату. Волосы Марии спутались в колтуны. Предчувствую, кто-то будет сильно кричать, когда расческа застрянет в её гнезде.

Пустые миски из-под мороженного лежали на кофейном столике рядом с включённым телевизором, в котором происходила какая-то муть в духе любимых сериалов девочек-подростков, но сейчас не об этом.

Спустя минут тридцать после ухода бабушки, я решил сделать хоть что-то полезное и разобраться в гараже деда. Как и любая взрослая женщина, она пилила моего деда за вечный бардак и то, что в его гараже может сломать ногу даже черт. В конце концов, я итак бесплатно живу в их доме, поэтому бросив принцип нахлебника, который так полюбился мне в последнее время, я спустился в гараж и оценил обстановку. Бабушка была права. Даже тусклый свет не мог скрыть весь ужас.

Пыль была везде: в воздухе, на поверхностях инструментов и шкафах, на старом зеркале, на развалюхе, которую дед никак не брался чинить, потому что не мог найти время или ему просто было лень разбираться с этой старушкой, которая повидала рождение Иисуса и прокатила его со свистом на первое свидание. Признаться честно, сначала я хотел развернуться и признать себе, что жить в качестве паразита не так плохо, как выглядит с первого взгляда. Но совесть во мне, давно потерянная вещь, забурлила с новой силой, и я всё-таки сделал это.

Когда спустя век гараж можно было облизывать, что я все равно не советую делать, я поднялся на жилой этаж и пошёл в душ. Стоит сказать, что я и вправду хотел помыться, а не передергивать, как малолетняя шпана. В конечном итоге, с чистой душой и телом я вышел из ванной комнаты и пошёл на кухню, чтобы попить воды.

Кухня была совмещена с коридором, поэтому, когда в дверь яростно застучали ногами, руками и.. кирпичом? Я тут же подскочил к двери и, не глядя в глазок, распахнул её. Вид разъярённого друга, который мог бы надрать задницу огнедышащему дракону за секунду одним мизинцем, удивил меня. Тем более в Барселоне.

– Вы все так соскучились по мне? То Мария, то ты, – я заглянул за его спину. – Может, ты ещё и Рома прихватил? Засранца тоже стоит ожидать.

Но больше всего я охренел, когда меня отпихнули от двери. Едва удержавшись на ногах от неожиданности, я смотрел на удаляющуюся спину Даниэля. С открытым ртом я наблюдал за ним.

Сначала он исчез в одной комнате, но видимо не нашёл то, что искал, и вылетел из неё, чтобы зайти в другую. Так он обследовал весь первый этаж и собирался подняться по лестнице на второй, но я перегородил ему путь.

Друг тяжело дышал. Его ноздри угрожающе раздувались, кулаки сжимались и разжимались, а в глазах танцевал бушующий язык пламени.

– Ты в норме?

Он проигнорировал мой вопрос.

– Уйди с дороги, Диего. Я не хочу драться с тобой. Просто дай мне найти её, – возможно, если бы он не был моим лучшим другом, и я был бы в два раза меньше, то я бы точно испугался от этого тихого, но злого тона Даниэля. Но не в этой жизни.

– Кого найти? – издевался я.

Вчера Мария рассказала мне о том, почему она больше не хочет видеть рядом с собой моего друга. Да она и раньше не хотела, но последнее время это чувство обострилось. В миллиарды раз. Поэтому у меня есть план узнать, что да как, и сейчас я следую ему.

Даниэль недобро сверкнул глазами.

– Бабушку твою.

– Не шути так.

– Фуэнтес, вали к черту! – зарычал этот неандерталец и схватил меня за плечи, чтобы сдвинуть с прохода, но я играл пьесу «Я-стена».

– Ты окажешься там раньше, чем я, дружище, если не расскажешь мне, зачем тебе моя дорогая сестричка. Которая, кстати, не очень желает тебя видеть, но это так, если тебе интересно, – я прищурился, когда его пальцы впились мне в кожу. Даже сквозь футболку я почувствовал его ногти.

Но в следующую секунду он уронил ладони и ссутулился, потупив взгляд.

– Мне нужно поговорить с ней. В последний раз, когда мы виделись, мы наговорили друг другу столько всего, что я даже не знаю, как теперь извинятся.

– Ну, так не извиняйся. Ты же знаешь, для неё это просто слова, – философ из меня так себе. Пожав плечами, я расслабился. Уже нет смысла держаться сторожем и не пропускать его, потому что сейчас он перестал походить на машину-убийцу и снова стал моим другом, по уши влюблённым в мою идиотку сестру. Один я в семье нормальный.

Даниэль цокнул.

– Ты такой умный, Диего. Если бы я был киской, я бы точно скинул с себя юбку, – затем он закатил глаза и скрестил руки на груди, вцепившись в меня взглядом. – Но я не ты, и я не стану отступать сразу же, как вижу на горизонте неприятности и трудности.

– Не надо, – предупредил я тихим голосом, который недавно слышал от терминатора-Даниэля.

– Я люблю её. А она любит меня. И мы будем вместе, хочет она этого или нет.

– А вот с этим я бы поспорил, – усмехнулся я, – вчера Мария ясно дала мне понять, что ты и твоя кандидатура не впечатляет её. Напротив, она хочет убить тебя. А от страдающей биполярным расстройством девушки слышать такой опасно, не считаешь?

Даниэль нахмурился. На лбу появилась бегущая строка, гласящая, что он хочет как следует ударить меня.

– Возможно, ты просто всё не так понял.

– Цитирую: я хочу выпотрошить его, нет, я лучше заставлю его жрать свой пенис, чтобы он не смог продолжать свой род и фамилию, потому что такой кусок дерьма не должен иметь право на это.

Мне следовало подумать, что это сильно заденет его, но правда – сука. Необходимая сука.

– Ладно, ты прав. Она ненавидит меня. Но что ты тогда предлагаешь делать? Бежать от проблем в другую страну, как это сделал ты?

Тело налилось свинцом.

– Фильтруй свою речь. Ты знаешь, что ты мне как брат, но я с радостью выполню задуманное Марией, если ты скажешь ещё хоть слово о моём выборе.

Даниэль нехотя кивнул.

– Видишь, тебе не нравится, когда в твою душу лезут. В таком случае, ты не лезь в мою и пропусти меня.

– Я бы не стал лезть, если бы это не касалось моей сестры.

– Она уже давно не маленькая.

Я смерил его насмешливым взглядом.

– Ну, конечно, кому как не тебе рассказывать о том, что она не маленькая?

Готов поклясться, что увидел багровый румянец, разливающийся на щеках друга.

– Я имел в виду не то, что ты подумал. На самом деле, мы ни разу не…

– Что, правда, что ли? Мой друг оказался благородный кровей и до свадьбы ни-ни?

– Ты идиот, Фуэнтес, – как-то раздосадовано выдохнул он. – Секс не нужен, чтобы любить человека. Да я бы был счастлив, если бы Мария вышла за меня и любила меня так же, как и я её, убирая постельные сцены из нашей жизни. Я бы смог прожить без этого, в конце концов, у меня есть рука. Мне просто нужно, чтобы она была рядом. Рядом со мной, всегда. Чтобы мне не нужно было беспокоиться о том, где там моя взбалмошная девочка, и в какую передрягу она опять ввязалась. Я люблю Марию просто за то, что она есть. И я хочу взаимности.

Я смотрел на него с приятным удивлением и счастьем, что у моей сестры есть такой человек, а у меня есть такой друг.

Облизнув пересушенные губы, я уже хотел отойти в сторону, чтобы пропустить Даниэля, но тут же вспомнил кое-что ещё.

– Когда ты последний раз говорил с Марией?

– За день до её отлёта к тебе. А что?

Я склонил голову набок, изучая его. Если он сейчас соврёт, то мне будет плевать на нашу дружбу, потому что семья дороже.

– Ты сказал хоть слово о том, что она сумасшедшая? Или любую другую дрянь о её болезни?

Кадык Даниэля дёрнулся. В его взгляде я заметил страдание и ту печаль, которую часто вижу в зеркале.

– Мы очень сильно поссорились, потому что я встретил её после пьянки в клубе, а ты же знаешь, что ей нельзя пить в одиночку. Ну, я и…

– Я спросил не это.

– Да, я сказал ей.

– Что? – я сжал челюсть до болезненных ощущений. – Что. Ты. Сказал.

– Что её никто не полюбит кроме меня, потому что она биполярная.

В следующее мгновение мой кулак прилетел в челюсть Даниэлю. И я впервые в жизни ударил его.

– Как ты мог, ублюдок? Ты как никто знаешь, с чем ей приходится сталкиваться в этом гнилом обществе. Ты как никто… ты, мерзкий сукин сын, ещё смеешь говорить, что любишь её? Да ты недостоин даже стоять рядом с ней!

Я вцепился пальцами в его шею, сдавливая её, отчего он покраснел и еле дышал. Но он не сопротивлялся. Он смотрел на меня своими покрасневшими глазами. Я впервые заметил то, как плохо он выглядел: синяки под глазами, синеватые губы, кровоподтеки на щеках. По крайней мере, ему также плохо, как и Мари.

– Я знаю. Я все это знаю. Но я был так зол.

– Это не оправдание!

– Понимаю, но тогда мне казалось, что, если я надавлю на неё, она опомнится. Ты бы видел, в каком состоянии я нашёл ее. Она почти купила наркоту. Я вовремя заметил её с каким-то барыгой.

Злость во мне требовала кровопролития. Почему без меня ничего не может пойти нормально? Когда я умру, что эти идиоты будут делать?

– Что здесь происходит?

Я отнял ладони с шеи друга. Даниэль шокировано уставился мне за спину. Я медленно обернулся и направил весь свой гнев на помятую от долгого сна сестру. Едва достигающий второго этажа свет не помог скрыть её внешний вид. Убью! Я точно убью её когда-нибудь!

 

Мария словно поняла, что спустилась на собственный расстрел. Глаза сестры округлились и быстро заморгали.

– Я, пожалуй, пойду, – быстро побежав вверх по лестнице, она скрылась на втором этаже.

Я сорвался за ней, но меня тут же остановил схвативший за руку Даниэль. Следы от моих рук виднелись у него на шее.

– Дальше мы сами.

Моему возмущению не было предела.

– Она моя сестра, и я сам разберусь с ней. Вот же идиотка!

– Диего, очнись. Постарайся не орать и послушай меня.

– Да пошёл ты, – я дёрнулся и снова хотел взлететь по лестнице.

Но меня прервали. Опять.

Даниэль умоляюще смотрел на меня, как нашкодивший щенок.

– Ты – мой друг. Ты её брат. Мы оба уважаем тебя и любим. Но тебе пора бы заняться своей личной жизнью и оставить нам нашу. Мы признательны тебе за заботу, правда. Но в этот раз позволь нам самим решить проблему.

– Проблему? Ты считаешь это проблемой?! Да это гребаный Армагеддон!

Он ухмыльнулся.

– Вспомни себя в её возрасте. Вспомни, что творил ты, ангелочек.

– Вот именно, что я не хочу, чтобы она повторяла моих ошибок.

Мне снова не дали сорваться.

– Теперь Мария – моя проблема и обязанность. Ты же не будешь ходить за ней до конца своих дней и следить, чтобы она не натворила чего-нибудь.

– Предполагалось, что она к годам так тридцати остепенится, и мне не придётся сделать за ней, как кто говоришь.

Друг скептически посмотрел на меня и рассмеялся.

– Остепенится? Это точно не про вас, Фуэнтесы. Один только Ром чего стоит. Вроде уже отец, а до сих пор такой придурок, что хочется выть.

– И что ты хочешь сказать? Что мы плохие? Вообще-то ты собрался взять в жены одну из нас.

Даниэль улыбнулся.

– Я знаю, и я рад, что так оно и будет.

– …если будет, конечно.

– Поэтому дай мне разобраться с ней самому. Отпусти её, Диего. Прекрати загружать себя ещё и её проблемами. Для этого у неё есть я.

Я долго смотрел на него. Отпустить? Отпустить мою младшую любимую неугомонную сестрёнку, в голове которой буйный сметающий все на своём пути ветер? Да она же устроит хаос на этой планете, клянусь.

Неожиданно пришло осознание того, что Даниэль прав. Ещё как прав. Мария уже не тот зелёный свёрточек, который принесли мама и отчим из роддома. Она уже не та кроха, которая делала первые шаги, писалась на моих руках, чиркала в моих домашних заданиях, протыкала мои мячи, экспериментировала с моими волосами для своего игрушечного салона красоты, брала меня на слабо, училась ходить на каблуках для зимнего бала, плакала во время прочтения книг. Она уже не та малышка, которая искала во мне защитника, чтобы я спрятал и защитил её от всего мира. Теперь это всё она будет видеть в Даниэле. Он любит её. Любит её с самого детства, как только увидел. И я знаю, что могу доверить ему её. По крайней мере, уж лучше ему, чем какому-нибудь липкому жирному засранцу, который решит подбить колени к моей любимой сестре.

– Мне кажется, или ты плачешь? – ахнул Даниэль и улыбнулся ещё шире, понимая свою победу.

– Да свали уже, – недовольно пробурчал я и ушёл с прохода.

Даниэль благодарно хлопнула мне по плечу, и побежал по лестнице вверх.

– Задай ей жару.

На мой крик он рассмеялся.

Собрав сопли в кулак, я накинул лёгкую куртку на спину и вышел из дома, чтобы постоять на крыльце и проветриться. Ладно, кого я обманываю, я просто не хочу слушать то, как они «мирятся». Одно дело самому трахаться, а другое слушать, как это делает твоя младшая сестра.

Прохладный воздух насыщал лёгкие и морозил нос. Во тьме, я ходил туда-сюда по веранде, пока из дома не вышел Даниэль, вслед ему включился уличный фонарик, ослепив яркостью. Мой взгляд тут же приковал огромные синяк, который точно станет еще в сотню раз чернее, вокруг его глаза. Друг заметил, куда я смотрю, и хмыкнул, подняв один уголок губ. Для человека, которому хорошенько врезала любовь всей жизни, он выглядит слишком удовлетворённым.

– Вижу, она была очень рада тебя видеть, – с издевкой тяну я и заливаюсь смехом, даже не скрывая его за кашлем.

Даниэль закатывает глаза и облокачивается на дверной косяк.

– Так нужно было.

– Не знал, что тебе нравятся, когда девушки оставляют тебе фингал. Похоже у нас разные понятия о жесткости с девушками.

– Даже не смей рассказывать мне про то, как ты долбишься с девушками. Это последнее, что я хотел бы слышать, тем более после насыщенного разговора с Марией.

Я вопросительно вздёрнул бровь.

– Насколько плодотворно прошёл диалог?

– Скорее монолог, – пробубнил он, опустив взгляд на землю. – Я нашёл её в твоей комнате. Она собирала вещи и точно не ожидала, что в дверях появлюсь я. Мария пробубнила, что ты предатель, раз впустил меня к ней. В общем, я проигнорировал это и стал извиняться перед ней. Не прошло и пяти секунд после моих извинений, как она сделала это, – он указал на синяк, не смотря на меня, – потом я поцеловал её.

– И она дала тебе в пах? – с надеждой спросил я.

– Почти. Ну, она хотела, имею в виду, – затем он счастливо улыбнулся. – Я прижал её к стене и…

– Избавь. Меня. От. Этого!

Этот придурок дерзко облизнулся.

– Теперь ты понимаешь меня, когда я слушаю твою постельные рассказы.

– Это не одно и то же, идиот.

– Ладно, может, так оно и есть, – кивнул он.

– Всё. Отвали от меня. Даже не хочу смотреть на ваши сопли.

– Конечно, хочешь. Ты счастлив, Диего, просто прими это.

– Счастлив? – рыкнул я. – В каком месте я счастлив?

Даниэль умиротворенно смотрел на меня и отошёл от дверного косяка. Один шаг и он стоял рядом со мной, лоб в лоб.

– У тебя прекрасная семья: брат-недоумок и его невестка, милая племянница, заботливая мама, отличный отчим, который любит тебя как собственного сына, сумасшедшая, в хорошем смысле, Мария. Лучший друг, который мало того, что красивый, но и удивительно терпелив к тебе, – я хотел стукнуть его по плечу, но он увернулся. – У тебя есть и любовь. Любовь не только к семье, но и к девушке, к Грейс. Просто посмотри на нас с Марией. Она динамит меня с детства, делает всё мне назло. Но я добиваюсь её. И когда-нибудь я добьюсь.

– Не дождёшься! – крикнула Мария с второго этажа, открыв форточку.

Даниэль не обернулся, но я увидел, как потеплел его взгляд.

– Борись за своё счастье, даже если на твоём пути целый мир, который против вас. Я знаю, что она любит тебя. Всё ещё очень любит.

– Неужели? И из любви ко мне она вышла замуж за этого… гладко бритого?

Даниэль закатил глаза, как будто я сказал что-то из ряда вон выходящее. Но это моя реальность. Моё настоящее.

– Ты даже не пытался.

Я лишь фыркнул на его слова.

– Я не прав? – бросив в меня слова, как в быка красной тряпкой, он выгнул бровь. – Давай, скажи, что я не прав. Ты сдался. Опустил руки. Принял. Ты поступил, как слабак.

– Я принял её выбор, – процедил я, сверля взглядом точку впереди.

– Нет, ты просто слабак.

– Не надо, – новым предупредительным тоном, сказал я.

– Ты даже не стал бороться. Очнись, идиот. Она жива, – резко завернув голову в его сторону, я заметил, как притупился взгляд друга. Ему также же дерьмово, как и мне. По сей, чертов день. – А знаешь, я покажу тебе.

С этими словами, он полез в карман джинс. Вытащив телефон, Даниэль несколько раз провёл по дисплею и поднёс экран мне.

Нет.

На телефоне была изображена Грейс и ее отец в движении вблизи. На ней то самое коричневое пальто-халат, которое мы покупали вместе. Сердце больно екнуло.

Даниэль нажал на плей, и картинка с Грейс и её папашей ожила.

– Мистер Мелтон и миссис Росс! Вильям! – кричал один из мужчин, попавших в кадр. Он держал в руках камеру.

Тут же появились еще больше людей с камерами и микрофонами, а меня чуть ли не вывернуло наизнанку, когда какой-то из кричащих, назвал другую фамилию. Она теперь не Мелтон. Она – Росс.

– Грейс Росс, Вы можете ответить на несколько вопросов? – кричал им вслед один.

– Что Вы скажете о делах вашего отца? – орал второй.

Отец схватил её за руку, остановившись. Он что-то шепнул ей, и Грейс обернулась. От её измотанного вида мне стало ещё хуже. Да, может быть, она выглядит хорошо, но я не вооруженным взглядом вижу миллионные слои косметики. Какого черта Даниэль показывает мне это?

– Да, моя дочь согласна ответить на два любых вопроса, – чересчур дружелюбно огласил Вильям.

Грейс вырвала свою руку из его ладони и сжала губы в линию. И от меня не ускользнул её секундный холодный взгляд, которым она наградила своего донора спермы, а после обратила внимание на выкрикивающих. В то же мгновение, рука отца вновь появилась на её локте и, вероятно, сжала его, судя по боли, отразившейся на её лице. Похоже у них все очень несладко.

Телефон ублюдка зазвонил, и его взгляд говорил о том, насколько сильно он не хотел оставлять её одну. Но он всё же откланялся в сторону с неохотой, когда посмотрел на экран мобильника.

– Почему Вы бросили заниматься футболом? – голосил один.

– Почему Ваши картины не дополняются новыми? – перебивал второй.

Зелёные глаза медленно начинали наполняться гневом, мешающимся с.. болью? Если я не обманываю себя, если я вижу это не один, то боль сочится из её покрасневших глаз.

– Почему Вы бросили Принстон? – присоединился третий.

И ещё несколько голосов за кадром, которые нападали на неё. Я бы врывал глотку каждому, клянусь Богом. Они не видят, что ей дерьмово?

Грейс покосилась в сторону отца и обратила взгляд к людям за кадром.

– Потому что у меня больше нет вдохновения, – просто ответила она.

– Миссис Росс, что является Вашим вдохновением?

Она что-то тихо сказала, и вновь посыпались новые вопросы, но в основном, чтобы она повторила.

Грейс откашлялась, и подняла подбородок.

– Тренер, – безэмоционально ответила она, хотя это маска. Я точно знаю, что это маска.

Очередные десятки вопросов, о ком она говорит и что имеет в виду.

– Тренер в университете, – успела сказать она, в ту же секунду, отец дёрнул её за руку с такой силой, что у неё могли вылететь мозги.

Коротко улыбнувшись, ублюдок потащил её в сторону, пока вслед им голосили уже сотни вопросов. Один за другим они выкрикивали их, но запись оборвалась, а я посмотрел на Даниэля.

В горле пересохло, а внутренности наполнились свинцом. Пытаясь найти в себе хоть каплю жидкости, чтобы смочить горло, я не мог. Внутри образовалась удушающая и убивающая пустыня.

– Что скажешь?

– Зачем ты показал мне это? – сухо спросил я, едва найдя в себе силы на какой-то ответ.

– Чтобы ты вспомнил о наличии яиц, а не плакался тут, как сопливая девочка, которую бросили.

Оставляю последний взгляд на друге и срываюсь с места.

Я бегу так быстро, насколько могу, диктуя себе: правая-левая, правая-левая. И так по кругу. За спиной слышу крик Марии. Конечно, она всё подслушивала, но даже слезно молящий голос сёстры с просьбой остановиться, не способен удержать меня на месте. Бегству помогает такси, которое я ловлю по пути.

Всё происходит, словно в тумане.

Дома быстро остаются за спиной, на смену жилому – приходят поля и деревья. С каждой новой милей, меньше становится фонарей. И вскоре они вовсе перестают освещать дорогу, потому что их попросту нет в данном месте. Мужчина с опаской косится на меня, я, в свою очередь, отсчитывая по дюйму в голове, сокращая расстояние до конечной точки.

Как только на горизонте появляется свет фар, кажется, доносится облегчённый выдох с соседнего кресла. Рёв машин, визг шин чуть ли не ежедневно наполняет это тихое место запахом адреналина, безумия, скорости и денег. Либо всё, либо ничего, – вот их первое правило. И единственное. Никаких других. Ты можешь делать всё, что заблагорассудится, даже столкнуть противника с горы.

Я был тут дважды, когда учился в школе. Но выигрыш достался мне единожды. В этом участвуют только те, у кого отбита голова. А у меня она отбита именно сейчас, как когда-то в юности после смерти Алисии. Трасса всегда напоминает о ней, и это мой восьмой круг ада.

Ставлю свою подпись на листе о том, что не имею, и не буду иметь никаких претензий при несчастном случае. Кладу на стол три сотни и получаю номер с ключами. Да, за участие ты ещё платишь. Глазами пытаюсь найти ту, что теперь принадлежит мне. И нахожу. Это дерьмовое стечение обстоятельств. Она принадлежала мне в школе. Это точно она.

Красный мустанг, по бокам которого пара чёрных полос, заставляет меня чуть ли не усраться на месте, потому что я боюсь сделать шаг в его сторону. Но всё же делаю. Ярость внутри намного сильнее страха.

 

Провожу ладонью по капоту и закрываю глаза, когда занимаю место в салоне. Тут ничего не изменилось, даже запах тот же. Аромат адреналина, страха и смерти. Однажды, какой-то двинутый успешно помог сопернику покинуть трассу именно на ней. Благо, что второй отделался сломанным о руль носом, но это лишь то, что я знаю. Кто-то мог убить на ней, стоит только сделать резкий поворот руля и встретить чей-то бок, чтобы сбить с пути. Ремонт ты тоже оплачиваешь сам, но это никого не смущает, наоборот, повышает азарт.

Называют мой номер, и нога автоматически жмёт на газ.

Подъезжаю к ровной линии и смотрю на противника, который празднует заранее. Но ему нихрена не достанется, я практически готов убивать.

До ушей доносится плач Марии. И в зеркало заднего вида, замечаю бегущую к машине младшую сестрёнку. Как быстро сменилась её радость на истерику. Я всегда боялся и с ужасом остерегался подобного состояния сестры. Но не сейчас. В эту самую секунду я и сам в истерической агонии. Я ничего не решаю. Решают эмоции.

Я не зол, это далеко от моего эмоционального состояния. Я в бешенстве. Разочаровании. Гневе. Психозе. Это малый набор слов, которые могут описать весь огонь внутри. Уверен, если я кого-то убью, даже не замечу. И, чёрт возьми, я хочу. Ужасно хочу стиснуть в руках чьё-то горло, чтобы услышать характерный сломанным костям хруст.

Как она могла?

Этот вопрос мучает ежесекундно. Как могла упоминать в своих словах меня. Как могла так легко об этом говорить. Как ей удаётся растоптать меня, находясь за тысячу миль. Как она может продолжать спокойно жить, будто ничего не было. Словно я – пустое место. Она выжгла чёртову память, а может и вовсе не запоминала меня, играя отведённую роль или используя для того, чтобы забыть или вернуть своего покладистого щенка. Эти, и ещё сотни вопросов без ответа.

Если эта машина влетит в любой вертикальный участок и поможет мне получить полную амнезию, то я готов помочь отказать тормозам и зажать педаль газа до полной топки.

Взмах женских рук, и последнее, что я улавливаю – слёзы на щеках сёстры. Нога зажимает газ, и машина ревет, выпуская за собой клубы дыма. Резкий толчок и она летит по тёмной дороге, на которой нет даже фонарей. Это не то, чем я занимался в школе, это незаконно, но разве мне не плевать? Определённо плевать. Темнота больше не пугает меня, я становлюсь её коренным жителем. Иногда она даже становится приятной.

Адреналин – странная штука. С помощью него становится радостно и страшно одновременно. Я буквально чувствую, как искрится собственная кровь под ревом мотора. В ту же секунду вспышки воспоминаний оглушают. Перед глазами застывает пелена, а дорога впереди размывается. Я чувствую запах. Он далёк от жженой резины. Я чувствую ореховый аромат волос Алисии, которая когда-то сидела рядом, но в другой машине. Я не особый любитель орехов, а лучше даже сказать абсолютный не любитель, но Алисия постоянно грызла миндаль. Иногда я называл её белкой, только для этого нужно было моё лучшее настроение, а такое было не частым явлением. Её же всё устраивало, потому что при таком раскладе я называл её хоть как-то, кроме имени. Если другую подобное могло задеть, то не Алисию. Наоборот, она улыбалась, услышав от меня подобное.

Вжимаю педаль, чтобы рассеять её силуэт в воздухе и кричу. Кричу так сильно, что голос хрипнет, но я продолжаю. Изо всех сил продолжаю орать и сжимать руль до побелевших костяшек, до боли в руках и висках, как будто это может помочь мне.

Отпускаю газ и тут же зажимаю тормоз. Мерзкий визг шин чередуется с дымом позади машины. Вылетаю на дорогу и растираю указательным и средним пальцами виски. В центре этого клуба появляется свет, а следом вылетает машина моего соперника, который по взмаху ресниц пролетает мимо. Уверен, сейчас на его лице торжество и ликование, потому что с помощью этой гонки он сорвал большой куш. Но мне плевать. Чувства и воспоминания настолько сильны, что в голове происходит полное непонимание и борьба.

Боковым взглядом смотрю на машину, и лживое чувство добивает. Становится невыносимо. В ушах стоит звон, и тошнота подступает к горлу. Слышу, как ору на Грейс, чуть ли не силой вытаскивая её из машины. Словно это случилось вчера. Словно смотрю на всё со стороны. Разум играет со мной. Дурит. Проводит параллели. Я буквально слышу её ответный голос, как срываясь, она кричит, предлагая мне катиться к черту, и шагает вдоль трассы, в то время как я опоминаюсь и бегу за ней.

Почему я не бегу сейчас?

Ты просто слабак, – врываются в голову слова лучшего друга, что доводит до крайней точки кипения.

В ту же секунду рядом появляется Мария. Видя моё лицо, она ещё больше ужасается и распахивает глаза так, что за это мне становится страшно и смешно одновременно. Сестренка подбегает, кладёт ладони на мои щёки и вытирает большими пальцами слёзы. Поверить не могу, что это случилось вновь, и то, что она увидела мою слабость. Она последний человек, который должен это видеть. Я не могу пускать нюни перед ней. Видя старшего брата, она должна понимать, что ничто не должно сломить внутренний стержень, что она всегда под защитой. Но раньше мне удавалось обмануть всех, даже себя, а сейчас это невозможно. Мне не верит никто, даже я сам.

– Я должен, – выдыхаю я.

– О чём ты? – настораживается она, на секунду заглянув за мою спину, но я знаю, кто там, поворачиваться не нужно. Даниэль слишком умён, чтобы подойти ближе и нагло слушать наш разговор. Он всегда держал дистанцию, когда дело касалось моих отношений с Мари. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Сглатываю ком и беру ладони Марии в свои. Целую каждую и отпускаю их.

– Даниэль прав, – отвечаю я и пускаюсь в бегство к старту, оставляя Марию, Даниэля и машину за спиной.

– Куда ты? Диего, остановись. Куда ты? – обеспокоено кричит она вслед, но больше я ничего не слышу. Знаю, это заслуга друга.

Мне плевать, на чём доберусь до аэропорта, пустит ли она меня на порог или вообще сможет ли посмотреть в глаза. Черт, я даже понятия не имею её местожительство. Но если придётся угнать чью-то машину, самолёт или выкинуть кого-то из салона, как в игре GTA, посадить её на стул и связать – я готов сделать это. Она обязана объясниться, у неё нет выбора. Я хочу бороться за нас. Плевать, если я буду делать это один. Единственное, что я хочу знать – правду, ради которой готов проглотить собственную гордость и бежать вслед за ней, как Даниэль бежал вслед за Марией. Впервые в жизни я благодарю чувства друга к моей сестре, которая упряма до мозга костей. Их борьба дала хорошего подзатыльника.