Kitabı oku: «Наши границы», sayfa 31

Глава 32

Когда ты остаёшься один, то мысли в твоей голове начинают оправдывать это положение. Ты либо принимаешь свою сторону и винишь всех, кроме себя, конечно же, в том, что ты остался совсем один. Или же ты начинаешь задумываться над тем, что это не твоя проблема. Уверяю, каждый из нас поначалу думает, что место рядом с нами, когда тот самый паршивец оставил этот стул рядом пустеть, займёт кто-то другой. Но признайтесь сами себе, пусть головой мы и понимаем это, но сердцем вы все ещё с тем самым человеком.

Когда Алан и Диего ушли, оставив меня одну и перед выбором, я поняла, что не смогу прожить без них, без каждого из них. Но если первый – мой лучший друг, то второй – любимый человек. И, к сожалению, мне пришлось сделать один из решающих выборов для исхода моей жизни. И я выбрала.

Поднимаясь по лестнице, в голове пытаюсь представить себе, куда мог уйти Диего. Он пусть и тёмная лошадка, но, в конце концов, он тоже такой же человек со своими же тараканами. И как бы я не бесилась из-за его скрытности, которая доводит меня до нервного срыва, – я все же терплю. Я люблю его, поэтому жду, когда он найдёт в себе силы и расскажет мне всё, что у него на душе.

Как только я оказываюсь на нашей лестничной площадке, я замечаю, что дверь в квартиру широко распахнута, приглашая к себе всех, кто будет проходить мимо. Вздох облегчения вырывается их моей груди, и я влетаю в квартиру, шныряя по ней глазами, чтобы найти Диего. Как только я прохожу в гостиную, передо мной открывается потрясающий вид на настоящий бардак, который обычно не свойственен моему перфекционисту. Один шаг и я оказываюсь рядом со столиком, на котором разбросаны вырезки из газет. Прищурившись, я решаю для начала понять, что в них, а затем продолжить поиски. Моё сердце бешено стучит, потому что я понимаю, что эти фотографии, газеты, обрывки – это его прошлое. И я узнаю всё не от него, а от этих бумажек. Какое-то из моих «я» напоминает мне, почему меня бросил Арчер. Я вела себя, как жена, пытающаяся заподозрить своего мужа в измене, из-за чего прибегала к вторжению в личную жизнь. И то, что сейчас лежит на столе, – это личная жизнь Диего. Но жизнь меня ничему не учит, поэтому смахнув волосы назад, я сажусь на диван и смотрю на столик, нервно сглатывая. Я не знаю с чего начать. Глаза бегают по всему хламу и находят её. Тянусь к фотографии и дрожащими руками подношу к себе. На ней изображена девушка лет семнадцати. Её волосы собраны в тугой пучок на голове, но несколько прядей всё-таки выбрались из причёски. Она стоит где-то в лесу, улыбаясь фотографу влюблённой улыбкой не только губами, но и своими серыми глазами. Мои глаза начинают непонятно гореть, тогда я отбрасываю фотографию в сторону и хватаю вырезку из газеты. Я не понимаю ровным счетом ничего, потому что абсолютно все написано на испанском. В очередной раз, убеждаясь в том, что я – ничтожество, которое не доверяет Диего, я беру телефон и навожу на текст для переводчика. С косым переводом я всё-таки улавливаю ужасную суть.

«Два дня назад весь Фолл-Ривер потрясла новость об ужасной аварии, в которой погибло более десяти человек. В ночь с третьего марта на четвёртое одна из скончавшихся в этой аварии – Алисия Контрерас ехала домой, в то время как в ее сторону проезжала фура, затем между ними произошло столкновение, снесшее ещё несколько машин. Насколько нам известно, Алисия не справилась с управлением из-за неисправного тормоза. Состояние в момент аварии всех погибших проверяется».

Алисия. Алисия, про которую говорила Мария? Ладно, Грейс, это просто несчастный случай, никак не относящийся к Диего. Выдохнув, я принимаюсь переводить другую газетную вырезку.

«Ещё никто не забыл об аварии, как ещё одно ужасное известие сотрясло наш маленький город. Погибшая в той страшной аварии Алисия Контрерас была пьяна, а также в ее крови нашли наркотики. Информация о том, как в её крови оказались наркотические вещества проверяются».

Энергично моргаю, уставившись в телефон с переводом. Не мог же Диего быть виноват в том, что его девушка была под наркотиками? Он, конечно, не святой, но я не верю в его причастность к этому. Он не тот человек, который может убить, пусть и косвенно. На дрожащих ногах я поднялась с дивана и пошла на звук, доносящийся из ванной комнаты. Уже дойдя до двери, я чётче услышала всхлипывания, бормотания отборного мата и, несомненно, это был Диего. Прислонившись к дереву, разделяющему нас, я скатилась вниз, издав характерный звук, когда случайно задела плечом ручку двери, из-за чего та дернулась, а звуки по ту сторону прекратились. Не берите меня на разведку. Из меня шпион точно такой же, как из Саманты скопидомка.

Затаив дыхание, я попыталась сделать вид, что меня здесь нет. Зачем я собралась это делать; я не скажу на это абсолютно ничего. Мне просто нужно быть здесь, и это единственное, что я знаю точно, и что не подведёт меня никогда. Глупо верить сейчас в Диего, если он сам выбрал уйти от меня, хотя, рассматривать ситуацию с этой стороны тоже глупо. Я вскружила голову каждому из них, но если Алан в этом замешан случайно, то забраться к Диего глубоко в голову и грудь – моё желание. Моё страстное желание, которое овладевало мной каждый раз, когда я его видела. Я впервые в жизни настолько сильно полюбила человека, что готова отдать за него абсолютно все: своё сердце, душу, да, твою мать, я готова отдать всю себя. Что я могу на это сказать? Да ничего.

Как было и ожидаемо, всякие звуки по ту сторону двери попросту прекратились, и я уже начала сомневаться в том, что мне не показалось. Но затем я почувствовала спиной тепло, и я уверена, что оно принадлежит Диего. Он так же, как и я, прислонился спиной к двери. В осознании того, что нас разделяет какая-то деревяшка, – это лишь чертова аллегория. На самом деле нас разделяет гораздо больше, чем кусок дерева.

Наконец набравшись смелости, я все же выдыхаю горячий воздух, который уже давно сидел в моей груди, но я никак не могла выдохнуть, чтобы не разрыдаться. Казалось, что если я сейчас сделаю хоть маленький вздох, то мозг поймёт – я жива, и начнёт подавать сигналы слёзным железам, и тогда я точно пропаду. Пока я не с мокрыми глазами, мне все ещё кажется, что я сильная, хотя это точно не так. Я самый слабый человек из нас троих.

– Диего, мы можем поговорить об этом? – сейчас я и смогу понять, скрывает он от меня что-то или же нет, ведь тем для разговора у нас две: сцена Алана и то, что находится на кофейном столике в гостиной.

И мне вновь начало казаться, что никого за дверью нет, потому что глухое молчание было ответом на мой вопрос. Как только я приподнялась, чтобы проверить свой разум и открыть дверь, он, наконец, заговорил.

– Я знаю, что давно должен был сказать тебе об этом, ещё тогда, когда понял, что влюблён в тебя, но это казалось мне чем-то недосягаемым. Можешь считать меня трусом, потому что я таковым и являюсь, ведь я боюсь, что ты отвернешься от меня после услышанного. Поэтому я должен предупредить тебя: твой уход убьёт меня. Но, чёрт, это твоё дело, и я приму всё, хорошо?

Исчерпывающее начало, от которого у меня волосы встали дыбом. Неужели это он убил ту девушку? Мой мозг, наконец, начал работать, и я вспомнила всё, что мне рассказала Мария. Алисия – это та самая бывшая Диего, что сломала его. Значит, он решил ей отомстить, убив её? Бред. Но если это все серьёзно и он на самом деле сделал это, то останусь ли я с ним, зная горькую правду? Останусь, потому что я не способна уйти от него. Каждый может оступиться, это могла быть случайность, ошибка и вовсе не его вина. Я могу придумывать ему миллион оправданий, ведь именно так делает человек, который любит до потери пульса.

– Просто расскажи мне обо всём, а потом я уже решу, что нам делать, – я облизываю пересохшие губы и готовлюсь услышать всё, что он расскажет и доверит мне. Готовлюсь впитывать и осмысливать каждое его слово, придавая особое значение. Всё, что он сейчас скажет, решит нашу дальнейшую судьбу, и я не утрирую.

Ещё с минуту он молчит, а затем начинает рассказ:

– Ещё до моего рождения моя семья и семья Даниэля очень хорошо дружили. Они знали друг друга лучше, чем собственные родственники знают их же. Так вышло, что моя мама и мама Даниэля родили нас практически в один и тот же день, что послужило нашему сплочённому детству вдвоём. Пусть у меня и был Ром, но он часто зависал со своими друзьями. Как бы не звучало грустно, да и похрен, но мы никогда не были с ним близки так, как я близок с Даниэлем. А потом родилась Мария. Я знаю, что он любит её больше, чем самого себя, как бы он этого не скрывал. Да и она любит его, я уверен, просто… она не готова признаться в этом, пока что. Практически в одно и то же время с Марией, родилась и Алисия – младшая сестра Даниэля. Так и вышло, что росли мы вчетвером. Наша четверка была самой безбашенной, нас боялась каждая бабка, и проклинал каждый дед, которому мы забрасывали мяч на участок, сбивая с ног садовых гномов. Пока Даниэль тайно воздыхал по Мари, Алисия была влюблена в меня. И её влюблённость доставляла неприятности абсолютно всем, потому что я не отвечал ей взаимностью, а она страдала, а значит, страдал и Даниэль, который в свою очередь трепал нервы Мари. Он решил, что лучший способ решить эту проблему, поговорить со мной. Он попросил меня, чтобы я начал встречаться с его сестрой, чтобы со временем она поняла, что я никакой не принц из её сказок, и тогда она забудет меня и эту глупую затею.

– Это же неправильно. Ты ведь не испытывал к ней ничего, – возмутилась я. Если бы со мной поступил так парень, то он бы остался без шансов на детей, – пусть вы были ещё детьми, но ты мог разрушить все её представление о любви с детства.

– Да, согласен. Я готов надавать себе по шее за это, но какой теперь от этого толк? Я просто знаю, что не допущу таких ошибок больше никогда, – недовольно ворчит он, признавая, что был неправ. Очень неправ. Чертовски, – но я любил её, пусть как сестру, но любил. Поэтому мне пришлось согласиться. Со временем стало всё только хуже. Наш план потерпел крах, потому что она не только не забыла об этих чувствах, но и укрепила их. Я сдался и просто начал позволять проводить ей время со мной. Мне стало безразлично, я устал стараться показать ей свою не идеальность. К выпускному классу отношения с ней начали выжимать из меня соки, поэтому я часто пропадал вне дома и нашего квартала, чтобы не видеть её. Я не скажу, что она ужасная, нет, она потрясающая, но я был не для неё, а она тем более не для меня. В это время, пока я шатался подальше от дома, я познакомился с группой парней, во главе которых был один парень – Энрике. Он пользовался уважением среди них, но я единственный видел в нем то, что не видел никто – сущность змеи. Он готов был прыснуть свой яд в любого, как только тот повернётся спиной или даст повод усомниться в себе. Сначала с ними были прикольно, мы проводили время на вечеринках, курили, рисовали граффити, бегали от шерифа и прочая хрень. А потом эти идиоты начали промышлять наркотой. Один парень нашёл у своей матери, которая работала фармацевтом, капли в глаза с наркотическим эффектом, которые могли знатно вшатать тебя, если ты закапаешь их в нос. Они проверили это и решили, что это способ нажиться на пацанах помладше. Но так как капли были только по рецепту, они выкрали парочку тюбиков и начали разбавлять с водой пропорцией один к одному. Эффект был не такой, но подросткам нравился.

– Ты говорил, что никогда не принимал наркотики, и что ты против всего этого дерьма. Ты не мог соврать мне, я видела твои глаза. Ты говорил правду, Диего.

– Я не врал тебе, Грейс. Я в самого дела не принимал их. Когда они начали продавать наркоту, я сразу же сказал им, что сваливаю. Энрике был против. Этот ублюдок решил, что может управлять мной, но не мог ничего сделать против моего слова. Решающим ходом для него стала вечеринка в честь выпуска. Перед ней я поговорил с Даниэлем, и мы решили, что мне пора завязывать играть в эти игры с Алисией. Я должен был расстаться с ней. Энрике подслушал наш разговор и приперся на вечеринку. Он подошёл к нам с Алисией, когда я увёл ее на улицу, чтобы покончить со всем. Энрике начал гавкать сначала на меня, а потом на Алисию. Я хотела как следует начистить его лицо, но она была против. Энрике увидел, что я не стану отвечать на провокацию в свою сторону, поэтому рассказал Алисии наш разговор с Даниэлем. И я сорвался… я бил его, бил, и ещё сильнее бил, пока он не отключился. Но когда я обернулся, чтобы посмотреть на Алисию и убедиться, что она все ещё тут, – она уже бежала к машине. И тогда я понял, что за это время я полюбил её не как сестру, а как девушку. Я мчался за её машиной, звонил ей, но когда поднял глаза на дорогу, её машина полыхала.

В моём сердце что-то кольнуло, из-за чего я судорожно схватилась за грудь рукой, пытаясь привести в норму дыхание:

– Что было дальше?

– Она скончалась на месте. Я был счастлив, что её семья не обвиняла меня в её смерти, но не мог сказать того же о себе. Я страдал. Умирал изнутри. Через два дня мне пришла повестка в суд. Оказалось, что её смерть спихнули на меня: кто-то из шайки Энрике имел связи и подкинул данные о том, что в крови Алисии найдены наркотики. А затем сам Энрике пришёл к шерифу и напомнил ему о взломе в аптеку, когда были украдены десятки упаковок с тем каплями, которые как раз его шестерки разбавляли и продавали детям. Они спихнули всё, что сделали сами, на меня.

– Почему они это сделали? За что они так поступили? – наивно не понимала я.

Диего горько усмехнулся.

– Они натворили много дел, за которые их должны были предстать под ответственность. Им просто нужно было на кого-то свалить это всё.

– Но почему ты? Я просто не понимаю. Он мог подставить любого, но выбрал тебя. Почему?

– Всё гораздо проще, чем ты думаешь. Я подорвал авторитет Энрике в глазах его шайки, когда отказался делать то, что он велел. Он решил отомстить мне таким образом.

Я сжимаю руки в кулаки, скрипя зубами. Ублюдки.

– Дальше?

– А дальше суд. Никаких стоящих доказательств моей причастности не были найдены, поэтому судья отправил меня сюда. Это вроде как исправительные работы.

– То есть ты здесь не работаешь?

– Нет, я отбываю срок, чтобы меня не забросили в тюрьму с прочим сбродом. Меня вроде как помиловали. Судья узнал, что я играл в футбол в школе и неплохо играл как раз таки. Поэтому он решил, что лучшим наказанием или что-то типа того, может стать моё обучение кучки студентов.

– Ты говорил об этом… ты говорил, что не хочешь находиться здесь, – начинаю вспоминать его слова, сказанные очень давно, но будто вчера.

– Когда-то не хотел, но теперь есть ты. Ты удерживаешь меня здесь, а так бы я давно свалил и положил болт на хреново решение судьи. Но всё-таки я обязан отдать должное твоему деду. Он спас мою шкуру, когда никакой университет не хотел брать к себе в тренера такого ублюдка, как я.

Дедушка. Я отлично делаю поспешные выводы. Если быть точной до конца: поспешные ложные выводы. Это благодаря ему Диего тут, а не в клетке с нелюдями. Не в силах больше терпеть, я подскакиваю и распахиваю дверь. Диего практически падает, но я валюсь к нему и прижимаюсь так сильно, что чувствую его сердцебиение. Он сразу же опомнился и обнял меня руками, уткнувшись носом в волосы. Я верю ему, у меня нет сомнений. Я знаю, что он говорит правду, и мне плевать на мнение стада.

– Мне так жаль, что всё это приключилось с тобой.

– Полагаю, я.. я заслужил этого. С того момента я начал верить в то, что жизнь даёт нам то, что мы обязательно пройдём и выйдем победителями. Глупо, да?

Я качаю головой:

– Нет, конечно, нет. Кажется, я тоже начинаю верить в это. Моя жизнь настоящее дерьмо, но я надеюсь на то, что я становлюсь сильнее походя через это. Или я просто становлюсь стервой.

– Ну, или так, – от души смеётся Диего, поглаживая меня по спине.

– Я должна признаться тебе: я давно знала о наличии этой Алисии. Просто, я не знала, кто это и какую роль она играла в твой жизни.

– Кто сказал тебе?

Я закусываю губу.

– Прости, – с досадой выдыхаю я, – я не могу сказать.

– Мария. Да, это точно она. Вот же маленькая болтливая засранка!

– Не говори о ней так, она всё-таки моя подруга. И твоя сестра, между прочим.

– Мне нравится, что ты защищаешь мою сестру. Это выглядит… мило, что ли. Но я всё-таки хочу как следует выпотрошить из неё все живое.

– Ого, самый суровый парень Принстона сказал слово – мило? Ну и дела, – не обращая внимания на шуточную угрозу, захихикала я.

Мы вместе смеёмся.

– Ты… ты бы хотел вернуть её? Если бы был шанс на то, что она будет жива, то ты… – я с трудом собираюсь, чтобы договорить, с каждой секундой ещё больше проклиная себя за то, что решилась на этот вопрос, – ты бы воспользовался им?

– Да, – незамедлительно отвечает он, но тут же дополняет, отодвигаясь от меня. Он смотрит на меня с той любовью, с которой не смотрел на меня ни единый человек в этом мире. Он гладит меня по щеке и шепчет, – но я бы ни за что не пошёл на это, если бы ценой стала жизнь с тобой, Грейс. Я люблю тебя так, как не любил никого.

И тут я не могу дышать.

Я готовлюсь сказать ему то же самое в ответ, но неожиданный звон мобильного прерывает меня, когда я уже раскрываю рот.

– Подождут. Я хотела сказать, что я тоже люблю тебя.

Он улыбается и притягивает меня обратно к себе, а телефон продолжает истерично звонить.

– Может, ты возьмёшь уже трубку? Не удивлюсь, если это Мария, которая подслушивала нас разговор, и хочет поскорее потрещать на тему того, что я наконец-то признался тебе во всём.

– Она хотела, чтобы ты поделился этим со мной? – шокировано спрашиваю я. Я знаю, что наши отношения с Марией идеальные, но я не думала, что она хочет, чтобы я стала частью семьи Фуэнтес, узнав крупицу их истории.

– Конечно, она хотела. Да она при каждой удобном случае спрашивала про то, когда у меня, наконец, появятся яйца, – ворчит Диего, – да возьми ты уже телефон, Грейс. Умоляю. Я подожду тебя здесь, если ты так боишься отпустить меня.

Легонько бью его по руке, заслужив шлёпок по заднице, и иду к сумочке. Нырнув рукой в неё, я достаю телефон, на экране которого высветились имя Саманты.

– Что-то случилось? Я просто… я просто сейчас не дома, – на ходу придумываю отмазку, – и очень занята. Очень.

Из трубки доносятся всхлипывания.

– Эй, Сам, в чём дело?

Молчание.

И тут я понимаю, что случилось что-то серьёзное. Предчувствие того, что она скажет далеко не хорошую новость, заставляет меня замереть на месте, найдя опору правой рукой в стене. Может, что-то с Полли? Или её стажировка накрылась медным тазом? Да что господи Боже там стряслось.

Ещё один всхлип.

– Пожалуйста, не молчи. Меня уже всю трясёт.

Она снова молчит. Мне слышны лишь её горькие всхлипывания и какие-то неразборчивые звуки.

Всхлип. Она оглушает меня своим дыханием, отчего из трубки доносятся громкие помехи.

– Алан мёртв.

И я падаю. Не ощущаю ничего кроме пульсирующей боли, за которой скрывается нечто большее.

Алан мёртв.

Алан мёртв.

Алан мёртв.

Телефон лежит где-то далеко. Не помню, как выкинула его. Последнее, что я вообще помню, это её слова. Алан мёртв.

– Грейс, – рядом звучит голос Диего.

Я поднимаю свой мутный взгляд вверх и сталкиваюсь с обеспокоенными глазами Диего. Он падает ко мне, прижимая свои холодные руки к моим щекам.

– Скажи мне, что случилось?

Я смотрю словно сквозь него. Какие-то блеклые очертания и ничего более.

– Он умер.

И следом я проваливаюсь в бездну своей боли, страданий и одного единственного вопроса:

Почему?

Глава 33

В начале своего пути в Принстоне я уже размышляла на тему боли. Я думала, что самое худшее позади, ведь наши отношения с Диего стали лучшими во всех смыслах. Вчера он открылся мне, поведал свою историю, свой путь, и это было лучшим мгновением за всю мою жизнь: осознавать, что человек, который стал тебе ближе, чем любой на планете, доверяет тебе – это сравнимо с полётом в космос. Мне хотелось петь и плясать, кричать и шептать ему слова любви, потому что я наконец-то смогла признаться себе, что люблю его. Люблю его по-настоящему, из-за чего мои прошлые отношения с Арчером сейчас кажутся детским лепетом. В Диего я нашла себя, я нашла отдушину, он мой антидепрессант и триггер. Вся боль, что он принёс со своим появлением в мою жизни, ушла в небытие в тот самый момент, когда его душа открыла мне прочную железную дверь с тысячей замков. Но кто знал, что на смену ей придёт то, что станет моей погибелью.

Я потеряла его.

Я потеряла самого близкого человека в моей жизни, но это я поняла только тогда, когда место рядом со мной оказалось пустым спустя много лет вместе. Сейчас я знаю, что никакая любовь Диего, бабушки и дедушки, семьи Диего не сравнится с теми чувствами, что я испытывала к Алану и он ко мне. Наверное, я буду держать свою любовь к нему на протяжении всей жизни, потому что много пути у меня нет. Жаль, что я поняла это слишком поздно.

Кто-то сравнивает свою жизнь с поездом. Люди выходят на своих остановках, оставляя в твоей голове только воспоминания. И я верила в эту идеологию, только я не верила в то, что когда-нибудь Алан сойдёт с этого поезда, даже не помахав мне рукой. От этого становится только больнее.

Стоя перед зеркалом в ванной комнате, где пару часов назад нашли мертвого Алана, я смотрю на себя и не узнаю этого человека передо мной. Это не я. Без него я – не я. Волосы спутались в что-то непонятное для этого мира, отражая мои мысли в голове, которые с таким же хаосом расположились в моей черепной коробке. Забавно, что даже мои собственные «я» в шоке от происходящего, из-за чего я не слышу от них ничего: ни нравоучений, ни споров, абсолютно ничего. Видимо все тараканы в голове ушли вместе с моим лучшим другом. Быстро поправляю шарф, повязанный вокруг моей шее, и представляю, что это петля, которая приведёт меня к Алану. Мечтать не вредно, и с этими мыслями я выхожу из комнаты. Глаза тут же находят Саманту, которая уставилась в пол. Я знаю, она также разбита, как и я. Всю ночь она не отходила от меня, пока я сидела на полу в ванной на холодном кафеле, застывшая и безжизненная. Пару раз она попыталась оттащить меня в кровать, потому что время давно доходило до четырёх утра, но у неё ничего не выходило. В голове сразу мелькали картинки того, как Алан укладывал меня в кровать после вечеринок в Лондоне, а родителям говорил, что мы долго сидели в библиотеке, готовясь к экзаменам. Вот он – мой лучший друг.

Слышу, как Саманта делает тяжелый вздох, и жду, когда она скажет то, что написано у неё на лице. Но она молчит также, как и я. С минуту мы просто смотрим друг другу в глаза, пока дверь не открывается, и в комнату не заходит Оливер. Привычная для него маска весельчака придурка слетела в тот же миг, когда он узнал последние новости.

Он откашливается, думая, что мы в состоянии гипноза смотрим на него, и всё, что он скажет, на нас не подействует. Скорее всего, это именно так.

– Машина уже приехала, вы выходите или останетесь здесь? – хрипло говорит он, смотря на меня. Он понимает, что из присутствующих я разбита больше всех.

Саманта кивает и встаёт с кровати, поправляя длинную чёрную юбку. В начале года она говорила мне, как ненавидит этот цвет, потому что он ассоциируется у неё с похоронами её деда. Насколько ей сейчас тяжело хоронить второго человека в своей жизни и знать, что он будет не последним. Мне хотелось спросить у неё это, потому что я впервые на таком мероприятии, но я не могла найти нужных слов, а звуки не хотели исходить из моего горла.

Оливер молча покидает комнату. Сам доходит до двери и оборачивается в мою сторону. Может, она ожидает того, что я тоже должна выйти? Сейчас я думаю, что это худшее решение в жизни. Здесь, в комнатке, я словно в куполе. Который, покинув, мне придётся принять неизбежное.

– Тебе больно, – шепчет она. Первая слеза катится по её щеке, и я замечаю, что сегодня она не накрашена. Хотя обычно она наносила хотя бы пудру, считая, что так она создаёт щит. Видимо, её броня раскололась так же, как и у нас всех.

Горло саднит, потому что со вчерашнего дня я не пила и не говорила.

– Больно, – я не подтверждаю её слова. Она прекрасно все знает. Здесь совершенно другой подтекст, который понимаем только мы.

Новый вихрь слёз накатывает на неё, из-за чего она поднимает голову вверх, пытаясь загнать их обратно. Стоит ли говорить, что вчера я делала то же самое, но ничего не помогло. Единственное верное решение – дождаться, пока слёзы кончатся, что сделала я.

– Я хотела рассказать тебе ещё вчера, но все мы были так убиты горем, а особенно ты, что я просто не нашла в себе сил разбить тебя ещё больше.

– Что ты хотела сказать мне, Саманта? – настойчиво спрашиваю я. Всё, что касается Алана, я хочу знать и буду знать. Потому что это единственное, что осталось от него. Единственное, что может объяснить его поступок, чем он руководствовался.

Она сглатывает.

– Я, правда, не знала…

– Не тяни. Мне плевать на всю эту хрень с «знала» или «не знала». Скажи мне, и мы поедем, – нетерпеливо ворчу я, чувствуя, как паника во мне нарастает. Я знаю, что услышу сейчас. И это убьёт меня ещё больше.

– В баре недалеко отсюда работает мой друг Келтон, он позвонил мне вчера вечером, когда я была неподалёку.

По телу промаршировали множество мурашек, а пот уже катился вниз по спине.

– Что он сказал тебе? – моё сердце сейчас бьется быстрее, чем у любого человека.

Я вижу, как маска боли, сочувствия и стыда застывает на лице Саманты, но я не могу попросить её остановиться.

– Он сказал, что мой друг сидит в баре, напиваясь до отвала башки, смотрит на фотографию какой-то блонди и говорит с ней, периодически целуя фото. Он также рассказал, что этот парень нарвался на парочку в чёрных косухах и после того, как они надрали ему зад, он ушёл куда-то в сторону кампуса, – слёзы вновь хлынули из её глаз, она практически падает мне в ноги, – я знала, что это Алан, а на фото ты. Нетрудно было догадаться. Но я решила, что вы сами с этим разберётесь. Прости меня, Боже, Грейс. Если бы я только знала…

Она продолжает сквозь слёзы шептать мне извинения и, в конце концов, падает на пол, закрывая лицо руками.

Как я и думала, вина в его смерти полностью лежит на мне. Ненависть и отвращение к себе накрывает меня волной, отчего я также, как и Сам, падаю на пол рядом с ней. Она рыдает, я молчу, уставившись неизвестно куда. Если бы сейчас зашёл врач, то нас бы определили в психушку, но я ещё здесь, как и она, так что мы продолжаем заниматься своими делами.

– Прости меня, – шепчет она, задыхаясь в слезах.

Я не смотрю на неё. И так знаю, что увижу. Это принесёт мне ещё больше боли.

– Не надо. Это не твоя вина.

– Не смей так говорить, – ни с того ни с сего, она начинает кричать на меня. Взяв меня за плечи, она впивается в них ногтями и яростно трясёт меня, – это не только твоя вина! Она общая. Мы все виноваты в его смерти.

– Причём здесь вы, Сам? О какой вашей вине может идти речь? Я врала ему, я врала своему лучшему другу, слышишь? Я разбила его сердце, доверие, жизнь. Я, а не вы.

– Не смей говорить так. Мы все знали обо всём, но молчали. Если бы никто не врал ему изо дня в день, он бы не почувствовал себя человеком, которого все предали, он бы …не умер… – в агонии кричит она, на последних словах затихая.

Минус один человек. Она так же, как и остальные, признала факт его смерти. Осталась одна я – трусиха и лгунья.

– Хорошо, – кто-то говорил, что нужно делать вид, что понимаешь психов, чтобы псих перестал зверствовать, – отпусти мои плечи, подними задницу и пошли. Сегодня не день для разборок.

– Да, ты права. Но мы поговорим об этом, ты же знаешь это? – вставая, говорит она, продолжая держать меня за руку.

Когда я молчу, она вдавливает ногти сильнее, отчего я визжу.

– Да, да, да, я знаю, только отпусти меня, чертова женщина-кошка. Ночью я отрежу твои ногти, клянусь.

– А я уже думала, ты никогда не вернёшься к прежней Грейс, – чуть улыбается она, пока закрывает дверь комнаты.

– Не дождёшься, сучка. Я замучаю вас всех до смерти, и преподам урок Алану на том свете, – мне ни капли не до шуток, но смех – моя защитная реакция. Так должно быть.

Саманта сплетает наши пальцы, пока мы идём к выходу из кампуса и направляемся на парковку.

– Я знаю, что ты доведёшь меня. Уверена, что доведёшь всех, – тихо хихикает она, а затем посылает мне настороженный взгляд, – он уже знает об этом?

Проглатываю горечь.

– Он был рядом со мной, когда ты позвонила.

– Тогда иди, думаю, сейчас он нужен тебе, как никто другой, – она указывает в сторону.

Диего стоит, облокотившись на свою машину, и с сочувствием смотрит на меня, закуривая сигарету. В сердце что-то щёлкает, я отпускаю руку Саманты и бегу к Диего. Он тут же выкидывает окурок и ловит меня, когда я с разбегу прижимаюсь к нему, обвивая руками шею, до которой с трудом дотянулась. Аромат его парфюма, смешанный с мятой и табаком, действием на меня, как слабительное. Как же он мне нужен.

– Спасибо, – найдя в себе смелость, шепчу я.

Он сильнее прижимает меня к себе.

– Я так и думал, что буду нужен тебе сегодня, – хмыкает он мне в волосы.

– Ты всегда будешь нужен мне, Диего.

– Я знаю, – он отодвигает меня от себя и целует в лоб, чувственно касаясь кожи своими мягкими губами, и шепчет, – я люблю тебя.

Честно, я думала, что после вчерашних признаний мы сделаем вид, что ничего не было. Но такой расклад радует меня больше всего.

– И я люблю тебя.

– Делаешь одолжение?

– Говоришь, как Хардин?

– Кто это, чёрт возьми? – хмуро спрашивает он, вглядываясь в мои глаза. Ревнивец.

Обхожу его и залезаю в машину. На улице не май месяц и холодно жутко, тем более прощальная панихида должна вот-вот начаться.

Диего садиться следом.

– Кто. Это. Такой.

– О чём ты?

– Не делай вид, что не понимаешь. Кто такой Хардин? Что за имя вообще такое? – ворчит он.

И впервые за сегодня я улыбаюсь.

– Прекрати, милашка. Это персонаж книги. Поехали скорее, я хочу успеть туда к началу, а не к концу.

Диего закатывает глаза, но все же без слов заводит мотор машины и везёт нас на кладбище.

– Ты сидишь здесь, – белокурая девочка, чьи волосы были сплетены в небрежную косу, но, кажется, всё было ей к лицу.

Алан непроизвольно дёрнулся от звука её голоса, который так ласкал слух, что ему хотелось петь, улыбаться и забыть все обиды к матери. Он сам не понял, как начал улыбаться.

– Один, – продолжила она, и он только сейчас заметил, что всё это время стоял и молчал, глупо улыбаясь ей в глаза.

Прочистив горло, Алан решил, что пора показаться мужчиной: