Kitabı oku: «Лес тысячи фонариков», sayfa 4
Но если в новых сновидениях ее и преследовали немигающие глаза и клубящиеся курения, они исчезли вместе с луной к тому моменту, когда она вновь открыла глаза.
7
Сифэн проснулась до рассвета. Вэй и воины все еще спали, а монахи покинули стоянку среди ночи. Она подкралась к дремлющей лошади Вэя, чтобы достать из тюка теплую одежду и укрыться от утренней прохлады. Внимание девушки привлек щит одного из воинов, прислоненный к лежавшей на земле поклаже. Небо уже посветлело, и в полированной поверхности щита она смогла разглядеть свое отражение.
У нее был усталый и неприбранный вид, волосы беспорядочно торчали во все стороны. Встав на колени, она взглянула на свою щеку и ахнула. За ночь огромный красный рубец, образовавшийся в том месте, где трость Гумы вонзилась ей в кожу, стал еще заметнее и начал кровоточить. Он смотрелся неестественно, наподобие третьего глаза, который зловеще выглядывал из недавно безупречно гладкой щеки, портя гармоничные черты ее лица.
Сифэн с бешено колотящимся сердцем прикоснулась к ране дрожащей рукой. Останется ли у нее шрам, как надеялась Гума? Вчера вечером темнота помогала скрыть изъян, но скоро совсем рассветет и его уже невозможно будет спрятать.
Девушка лихорадочно терла рубец в надежде, что он исчезнет, но от этого кожа вокруг покраснела, а рана стала еще сильнее кровоточить. Проклиная Гуму, Сифэн перевязала мокнущую рану; ее охватила паника. Тетка всегда была безжалостной, когда наказывала ее, но при этом никогда не трогала лицо.
– О боги, – прошептала девушка. Существовал единственный способ, с помощью которого, как она надеялась, можно будет быстро избавиться от уродливого шрама. Она принялась рыться в сумках в поисках кинжала, с которым Вэй обычно охотился за мелкой дичью, и когда нащупала, тот, соприкоснувшись с мечом, издал легкий лязгающий звук. Сифэн в страхе оглянулась на спящих мужчин, однако никто из них не проснулся, и она поспешила вглубь леса.
Убедившись, что находится достаточно далеко и ее не услышат, девушка взялась за работу. Собрав и обстругав тонкие упругие прутья, она сплела нехитрые силки и скрепила их с помощью нарезанных из платья ленточек ткани. Получившуюся западню Сифэн прикрыла сухими листьями, как учила ее когда-то Гума, и спряталась. Следующая часть задачи была самой трудной, так как здесь от нее уже ничего не зависело: надо было просто терпеливо поджидать свою жертву.
Взошедшее на небо солнце начинало припекать. Над верхней губой Сифэн выступили капельки пота, но она удержалась от того, чтобы смахнуть их. Казалось, время тянется бесконечно, но вот наконец послышался треск сучьев. Девушка застыла, вслушиваясь в звук, но его перекрыл другой: топот ног по веткам у нее над головой. Сифэн пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не посмотреть вверх. Она находилась не слишком далеко от стоянки воинов, но спряталась так хорошо, что, если бы кто-то напал на нее, мужчины, возможно, не сразу услышали бы крик.
Она напрягала слух, но звук больше не повторился. Вместо этого девушка услышала шелест листьев, и перед ее глазами появилась пара серых жирных кроликов. Сифэн следила, как они прыжками приближались к спрятанной западне.
– Подойдите поближе, – подбадривала она их про себя. – Ну же, еще немного.
Ловушка захлопнулась, и оба кролика оказались в западне; дрожа, она смотрела на зверьков, прижатых к деревянным прутьям. С кинжалом в руках Сифэн приблизилась к силкам, внутри у нее все переворачивалось от ужаса. Даже сейчас пришлось сделать над собой усилие, чтобы не думать о том, какая у них мягкая шкурка и живые блестящие глаза. Подавив в себе слабость, девушка сосредоточилась на единственном желании: ей нужна была их плоть.
Быстро, пока решимость не оставила ее, Сифэн заколола зверьков кинжалом.
Когда она вытаскивала безжизненные тушки из западни, память услужливо разворачивала перед ней картины из прошлого.
Ей было двенадцать, и она, рыдая, прижимала к себе белку, попавшуюся в силки. Бедняжка пыталась вырваться у нее из рук, и пальцы Сифэн ощущали, как бешено колотится ее сердечко.
– Пожалуйста, Гума, – молила она, – прошу, не заставляй меня убивать ее.
– Дурочка, – рычала в ответ Гума, – вспомни, что случилось, когда ты выпустила предыдущую.
От этих слов Сифэн ощутила острую боль в спине, вспомнив, как тетка секла ее до тех пор, пока она не лишилась чувств. До сегодняшнего дня ей не приходило в голову, что у шрамов есть память.
– Сверни белке шею, а не то я сломаю тебе палец.
Гума никогда не бросала слов на ветер. С болью в сердце Сифэн судорожно схватила белку за шею. После нескольких попыток безжизненное тельце лежало наконец в ее трясущихся руках. Одной жизнью на земле стало меньше из-за нее.
Тогда она впервые ощутила тварь внутри своей грудной клетки… сворачивающееся кольцами существо, рожденное от первого совершенного ею убийства.
Гума похвалила девочку и вручила ей нож.
– Сердце животного, каким бы маленьким оно ни было, содержит в себе квинтэссенцию его души, – сказала она благоговейно. – Если ты впитываешь в себя источник жизненной силы другого существа, твоя собственная сущность укрепляется. Магические силы внутри тебя возрастают, становятся более мощными, восстанавливая снаружи и изнутри. Эти знания и возможности открыты только перед нами. И только наша кровь может принять в себя животную энергию. Этому меня научили много лет назад, а теперь я передаю это знание тебе.
Сифэн повиновалась, продолжая плакать, хотя белка не испытывала больше страданий. Вкус ее маленького сердца отдавал железом и гнилым мясом, оно скользнуло вниз по ее горлу как горячий червяк. Она жалобно пыталась подавить подступившие к горлу спазмы, но ужас улетучился, когда Гума положила ладонь на ее снова гладкую, лишенную шрамов спину. Жизненная энергия белки исцелила ее раны – все до единой.
Глядя на мертвых кроликов, Сифэн вспоминала тот день.
С той поры ей приходилось убивать трижды, но только по требованию Гумы, для приготовления необходимых ей эликсиров и колдовства. Тетка не позволяла ей самой лечиться таким способом. Раны, наносимые ей, должны были напоминать о необходимости повиновения, – но теперь, освободившись от власти Гумы, она могла поступать как считает нужным.
Пытаясь справиться с растущим волнением, она закрыла глаза в молитве.
– Простите меня, Великие боги, – молила она. – Простите меня за отнятые мною жизни.
Но она не услышала ответа, ей не было дано прощения… только страх, от которого ее кожа покрылась липким потом, поднимался из глубины ее души.
Посреди этого молчания всю ее вдруг охватил голод – глубинный, первобытный и свирепый, сильнее ярости, неодолимее похоти. Тварь внутри встрепенулась, охорашиваясь; ее ядовитая ласка пронизывала каждую клеточку тела Сифэн, вызывая в нем трепет неутолимого желания. Девушка была бессильна перед этой страстью, так как вожделение твари было одновременно и ее собственным. Она чувствовала, что, утолив этот голод, очистится. Лицо вновь станет совершенным, каким и должно быть на пути к осуществлению ее предназначения.
Пальцы Сифэн вонзались в тельца кроликов, круша их кости в поисках маленьких сердечек. Наконец она достала и положила в рот еще слабо трепетавшие сердца зверьков. Их кровь обжигала горло, но лавина нахлынувшей радости эхом отзывалась из глубины ее тела. Чувство удовлетворения и ленивого блаженства переполняло девушку.
Ее пальцы пробежались по лицу – оно было столь же безукоризненно, как и прежде. Щека на ощупь казалась гладкой и чистой, как будто с нее просто соскребли рану как грязь. Сифэн знала: если она сейчас посмотрит на свое отражение, личико, как и раньше, будет сиять красотой, свидетельствуя о внешнем и внутреннем здоровье его обладательницы. Мысль о том, что она владеет тайными знаниями и может использовать их, когда только пожелает, пьянила и кружила голову, как вино.
– Госпожа?
Застигнутая врасплох, Сифэн отскочила, выронив из рук тушки.
Рядом с ней стоял Сиро. Его взгляд выражал не обожание или страсть, которые она привыкла видеть на лицах мужчин, смотрящих на нее, а ужас, подобный тому, который девушка испытывала, когда Гума впервые заставила ее съесть беличье сердце.
Еще минуту назад этот взгляд заставил бы ее содрогнуться, но сейчас она чувствовала себя сильной и неуязвимой.
– Я поймала их нам на завтрак, – спокойно, сохраняя самообладание, сказала она. – Мне хотелось отплатить вам за кабана, которым нас угощали вечером.
Он продолжал пристально смотреть на нее. Сифэн догадалась, что, по-видимому, ее губы перепачканы кровью, а следы окровавленных пальцев остались на щеке в том месте, где она к ней прикасалась. Но он не произнес ни слова, глядя, как она вытирает лицо, так же беспечно, как если бы она смахивала с губ хлебные крошки после еды.
– Позвольте я понесу их, – сказал Сиро галантно.
Неясно было, обратил ли он внимание на то, как растерзаны тушки кроликов, – он принял их не разглядывая и без дальнейших комментариев, от которых вряд ли воздержался бы Вэй, не отличавшийся тактом.
Сифэн вытерла кинжал о свое платье и спокойно вложила его в ножны.
– В местах, откуда я родом, кролики считаются деликатесом, – продолжил Сиро, как будто не произошло ничего необычного. – На нашем острове их немного.
– Зато, думаю, дары моря у вас в изобилии и они наверняка очень вкусны, – как ни в чем ни бывало, все таким же ровным голосом отозвалась она, кашлянув, чтобы прочистить горло от крови. – Мы с моей теткой Гумой никогда не могли себе позволить купить хорошую рыбу или креветок.
– Я вырос в области, которая знаменита добычей морского жемчуга. Ныряльщики достают раковины на большой глубине и часто охотятся за ними часами, всплывая на поверхность всего лишь несколько раз, чтобы глотнуть воздуха. Этим всегда занимаются женщины. Так что для меня нет ничего необычного в том, что женщина охотится и добывает для меня пищу, – добавил он, улыбаясь. Теперь его глаза не выражали ничего, кроме дружелюбия и восхищения. Возможно, он и не заметил ничего странного.
По мере приближения к месту ночлега напряжение между ними таяло.
– Я читала рассказы о жемчуге Камацу, – сказала Сифэн. – Это правда, что одеяния королевы расшиты сотнями жемчужин?
– Да, это так. А принцесса обычно вплетала их в волосы ее величества.
– Вплетала? А теперь?
– Она умерла, – коротко ответил он, и Сифэн не стала дальше расспрашивать.
Когда они подошли к стоянке, все мужчины были уже на ногах. Хидэки разжигал костер, чертыхаясь и стряхивая пепел с бороды. Вэй и Исао кормили лошадей, а Кэн паковал вещи. Все глаза немедленно устремились на Сифэн, она притягивала их как огонь притягивает мотыльков; лица мужчин при виде ее просветлели. Вэй нахмурился, заметив в руках у Сиро окровавленных кроликов.
– Юная дама любезно обеспечила нас всех завтраком, – возвестил Сиро, и во взглядах мужчин обожание сменилось изумлением.
– Что вас так потрясло? Неужели так странно, что я могу сама охотиться? – спросила Сифэн со смешанным чувством удовольствия и досады. Но в их глазах ясно читалось недоумение: все эти воины были уверены, что ее красота или, возможно, присутствие могучего мужчины рядом означали, что она ничего не может делать самостоятельно. Вежливо поблагодарив девушку, они вернулись к своим занятиям, однако, как она и предполагала, Вэй был недоволен.
– Ты сама их убила? – спросил он низким голосом, между его бровей пролегла глубокая складка. – Ты же знаешь, я не хочу, чтобы ты убивала. Оставь это мне или еще кому-нибудь из мужчин.
– Но это так легко. Позволь и мне поучаствовать. Я хочу быть полезной.
– Но ведь ты плакала каждый раз, когда Гума заставляла тебя убивать. Ты всегда огорчалась, даже если это было необходимо, чтобы добыть себе пищу. Разве не так? – Он изучал ее лицо, его взгляд надолго задержался на безупречно гладкой щеке.
– Твоя рана исчезла, – заметил он, и Сифэн услышала нотки недоверия в его голосе. – Каким образом?..
Сифэн уперла руки в бока:
– Я вылечила ее с помощью растений, которые нашла в лесу. И не стоит переживать из-за того, что я убила двух небольших кроликов.
Вэй посмотрел через ее плечо на мужчин, которые явно прислушивались к их разговору.
– Тебе хочется думать, что я слабая и хрупкая. Но я не нуждаюсь в твоем разрешении, если я пожелаю что-нибудь сделать. Ты мне не муж, – сказав это, Сифэн немедленно почувствовала укол совести.
Вэй отвернулся от нее, его голос был еле слышен, и ей пришлось напрячься, чтобы разобрать его слова:
– Раньше ты испытывала боль, если приходилось забирать чью-то жизнь. Она и от этого тебя отучила?
Сифэн подвинулась к Вэю и положила голову ему на плечо.
– Я такая же, как раньше, – прошептала девушка, но он отошел, не произнеся больше ни слова.
Крольчатина получилась очень нежной на вкус, Хидэки приправил ее душистыми травами и солью, взятыми им с собой из Камацу. Вэй ел молча, не вступая в общий разговор, и Сифэн тяжело было видеть его таким печальным. Она подсела к нему поближе, ругая себя за вырвавшиеся у нее недобрые слова. Он так ее любил и верил в то, что она – само совершенство. Каждый недостаток, каждую совершенную ею ошибку он приписывал только Гуме, а не ей самой. Девушка обвила его рукой и попыталась вернуть его расположение. Он подвинулся к ней и грубоватым жестом вручил лучший кусок крольчатины.
Между тем Кэн с горящими от возбуждения глазами разглагольствовал о Чешуе Дракона.
– У нас не так много времени, чтобы ехать через горы, да и экипировка не та. Но какой бы это был восторг, если бы мне удалось проделать этот путь и остаться в живых!
– Это не игрушки, – усмехнувшись, возразил ему Сиро, а Исао саркастически добавил: – Ты можешь отправиться туда самостоятельно на обратном пути, а потом расскажешь нам об Алом войске… если воины отпустят тебя живым.
– Их не существует. Это все легенды, – пояснил Хидэки Вэю и Сифэн.
– Мне эту легенду слышать не приходилось, – призналась девушка.
– Откуда вам известно, что все это сказки, если вы отказываетесь там проехать? – с негодованием воскликнул Кэн. Он пылко обратился к Сифэн: – Они живут в пещерах среди горных вершин, не служат никому, даже Императору Цзюню, и никому не подчиняются. Но их можно уговорить сражаться за вас, если у вас есть то, что им надо.
Исао хмыкнул:
– Ты имеешь в виду мужей? Если их всех выдать замуж, они прекратят эту чепуху.
– Они женщины? – удивленно моргая, спросила Сифэн.
– Все до единой. И самые беспощадные убийцы на всем континенте, – Кэн, не обращая внимания на насмешки, приложил палец к губам. – Говорят, что, отправлясь воевать, они окрашивают губы кровью в ярко-красный цвет. Оттого их и зовут Алым войском.
– А может, так говорят, потому что они становятся сердитыми раз в месяц, когда Луна стоит высоко и из них вытекает их собственная кровь? – развязно заметил Исао.
– Довольно, – резко оборвал его Сиро. Нам пора ехать. Через неделю доберемся до главных ворот Великого Леса, а оттуда еще несколько дней езды до Императорского Города.
Поднявшись, Вэй приторочил тюки к седлу старой серой лошади, взобрался на нее и подал руку Сифэн. Подпрыгнув, она уселась позади него, крепко обхватив за талию. Этот мужчина, сидящий на лошади, смотрел на возлюбленную такими глазами, будто она была самой яркой звездой на небе. Он так хотел видеть в своей спутнице совершенство, что посвятил ей всего себя, не получая в ответ ни обещаний, ни даже надежды.
– Любовь погубила твою мать, – всегда остерегала Сифэн тетка. – Отдав свое сердце, ты потеряешь душу.
Гума была убеждена, что любить кого-либо – все равно что ходить по краю бездонной пропасти, поэтому поклялась, что никогда не позволит Сифэн упасть в эту пропасть. Тем более что судьба уготовила девушке гораздо более высокое предназначение.
– Да и будет ли Вэю лучше от моей любви? – думала Сифэн со смешанным чувством печали и страха. Она видела, что его гнев смягчился в ее объятиях.
– Пожалуйста, не надо больше на меня сердиться, – прошептала она.
– Я не сержусь. Во всяком случае, на тебя.
И этого, думала Сифэн, в то время как кони уносили их прочь от стоянки, будет достаточно.
8
Неделя пролетела без особых происшествий, и в последнее утро перед тем, как достичь наконец ворот Великого Леса, они спешились, чтобы размять ноги, болевшие от непрестанного нахождения в седле. С лошадьми в поводу, они поднимались к вершине холма по направлению к фактории, где им предстояло пополнить запасы.
Вэй и Хидэки ушли вперед, и Кэн немедленно оказался рядом с Сифэн.
– Нам уже недалеко осталось до Императорского Города, – успокоил он, заметив у нее на лице болезненную гримасу. – К тому времени, когда мы доберемся туда, вы уже будете опытной наездницей.
Она засмеялась:
– Ну что ж, если новая императорская наложница преодолела такое расстояние, значит, и я смогу… хотя она-то путешествовала в паланкине. Интересно, как она сейчас поживает.
– Скорее всего, лучше, чем раньше. Вы ей завидуете?
– Почему вы так говорите? – спросила Сифэн с легкой обидой в голосе.
– Я не уверен, что ей в ее положении стоит завидовать. Мне кажется, у наложниц просто нет выбора. Если они понравились Императору, им ничего не остается, кроме как подчиниться его воле.
В улыбке Сифэн чувствовался легкий налет горечи.
– Женщина рождена, чтобы повиноваться.
В этом отношении она ничем не отличалась от наложниц, за исключением того, что ее хозяевами были Гума и потусторонние силы.
– Нет, не Гума, – напомнила она себе. – Гума больше не имеет над ней власти.
Фактория оказалась маленькой, но была заполнена покупателями, вероятно, из-за хорошего выбора товаров. В шести или семи палатках и лотках можно было найти вещи на любой вкус. У одного торговца прилавок был завален рулонами грубой ткани, предназначавшейся для чепраков и мешков, другой выставил на продажу туфли и башмаки из мягкой кожи. В следующей палатке шла торговля всеми видами зерна, какие только можно было себе вообразить: дикий рис, просо, гаолян, сорго и пшеница.
– Хотела бы я, чтобы Гума на все это посмотрела, – подумала Сифэн. Однако девушку тут же кольнула мысль, что та, кого она должна была больше всех ненавидеть, до сих пор занимает так много места в ее душе. Подошедший Вэй отвлек Сифэн от мыслей о тетке.
– Мне бы хотелось здесь поселиться, – беззаботно сказала она. – У нас было бы все, что нам нужно.
Он усмехнулся:
– Вряд ли бы тебе понравились здешние грабители. После наступления темноты это место становится опасным: возможность поживиться деньгами и товарами привлекает сюда лихих людей.
Сиро и Кэн отправились взглянуть на кожаную обувку, а внимание Хидэки привлек прилавок, где продавец бойко торговал ароматным жареным мясом. Вэй остановился у лотка с изделиями из металла искусной работы: отполированные до блеска котелки и кастрюли соседствовали здесь с оружием из железа, стали и бронзы. В дальнем углу прилавка даже красовалась тигровая шкура, оказавшаяся под пальцами Сифэн удивительно мягкой и теплой. Ей в жизни не приходилось видеть ничего столь прекрасного: в совершенных, разнообразных по очертаниям полосках как будто смешались огонь и чернила.
– Во время битвы такие шкуры накидывают на лошадей, чтобы предохранить их от ран, – объяснил Вэй.
Девушка представила тигриное сердце, бьющееся под этой великолепной шкурой. Сожалел ли убийца о погубленном звере? Или он забрал эту жизнь, не обременяя себя излишними размышлениями, как поступила она с кроликами несколько дней назад?
Пока Вэй торговался о цене клинка, Сифэн, обернувшись, обнаружила палатку с блестящими изделиями из металла. Протиснувшись сквозь толпу потных тел, она оказалась перед целой коллекцией из сверкающих на солнце бронзовых зеркал. Они манили к себе – зеркала всех видов и размеров: некоторые, украшенные замысловатой резьбой, другие – простые и удобные. Некоторые из них были достаточно велики, чтобы висеть на стене, но по большей части на прилавке лежали ручные зеркальца.
– Тебе помочь? – Похотливая улыбка ремесленника обнаружила отсутствие пяти передних зубов, его налитые кровью глазки шарили по ее телу. – С таким личиком, как у тебя, и зеркало должно быть не менее прекрасным. Что бы ты ни выбрала – отдаю за полцены, а если хорошенько попросишь – так и вовсе бесплатно.
Подошли две женщины с кожей бронзового оттенка, они болтали между собой на незнакомом языке, и торговец нехотя повернулся в их сторону. Казалось, он понял их слова, однако ответил им на общепринятом языке:
– Я скидок не делаю. Все продается за полную цену.
Женщины скривились и что-то проворчали, а продавец открыто и нагло подмигнул Сифэн, давая понять, что его предложение для нее остается в силе.
Не обращая на него внимания, девушка разглядывала простое маленькое зеркальце в круглой оправе. Из-под тонкого слоя пыли на нее глядело отражение, настолько искаженное полированной бронзовой поверхностью, будто это было лицо незнакомки.
Сифэн дотронулась до своей гладкой, нежной щеки и тут увидела в зеркале нечто странное.
У нее за плечом, среди снующей толпы, стоит наблюдающий за ней человек. Лысый, крепко сбитый, в простом монашеском одеянии и с глазами, сверкающими, как темные кристаллы.
Она обернулась с бешено колотящимся сердцем – позади нее не было никого похожего на этого человека. Снова глянув в зеркало, девушка едва не закричала: он не только был там, но теперь стоял прямо позади нее, настолько близко, что от его дыхания шевелились волосы на ее лице.
Ее лице…
Мерзкий, отвратительный рубец, как и прежде, свирепо сверкал на левой щеке Сифэн. Он был втрое больше прежнего, тянулся от глаза к подбородку и сочился зеленоватым гноем. Рот девушки открылся в беззвучном крике, рука задрожала, и отражение затуманилось. Но ее пальцы по-прежнему прикасались к гладкой и лишенной изъянов коже, какой та всегда и была. Стоявший сзади монах поклонился и растворился в толпе.
– С тобой все в порядке, красавица? – спросил ремесленник. Он и двое покупателей уставились на нее. – Можно мне поймать тебя, если надумаешь падать в обморок?
Сифэн отшвырнула зеркало и кинулась прочь. В голове прокручивались мысли о двух монахах, заночевавших с ними на стоянке и исчезнувших до рассвета. Ей снился один из них, но то был всего лишь ночной кошмар.
Но что же случилось на этот раз? Еще одно зловещее видение средь бела дня, вдали от Гумы с ее ядовитыми курениями?
Девушке не стоило обольщаться: она знала наверняка, что Гума найдет способ отомстить. Возможно, тетка отправила вслед за ней монаха, чтобы тот повсюду следовал за Сифэн и пугал ее – таким образом Гума могла выполнить свое обещание «никогда не оставлять Сифэн в покое».
Сифэн проталкивалась сквозь толпу, ее глаза застилали слезы. Она хотела сделать все, чтобы убежать от проклятого зеркала так далеко, как только это возможно.
