Kitabı oku: «24 секунды до последнего выстрела», sayfa 7
Александр Кларк: 3
Натурные съёмки в Ирландии были в самом разгаре. После долгих пререканий с Мэттом и продюсерской командой Александр всё же затащил группу в настоящую глушь. Конечно, все они могли бы спокойно жить в отеле и выезжать на съёмки с утра, но Александр хотел, чтобы главные герои прочувствовали на собственной шкуре пустынное одиночество, ночной холод, изоляцию от мира. Накануне ему не спалось: они долго бродили по окрестностям с Лией Харпер, которая играла главную роль. В свете удивительно большой яркой луны осматривали долину, зелёно-синие с мягкими тенями холмы, кромку низкого редкого леса вдалеке. Сначала они обсуждали, что чувствует девушка, оказавшаяся так далеко от всего, что она любит, в руках безумца, а потом говорили о маленьком народце. Лия согласилась, что, живи она в подобном месте, тоже верила бы в существ, которые однажды могут явиться из-под холмов. Она была одной из немногих, кто понимал, ради чего они все который день живут в вагончиках и терпят бытовые неудобства, за что Александр её очень ценил.
Новый съёмочный день оказался не из удачных. Они одолели сцену покупки дома с семнадцатого дубля, у Александра к этому моменту закончился чай в большой кружке, а вместе с чаем – запас терпения. После очередного «стоп, снято» он объявил перекур, сунул кружку в чьи-то свободные руки и подозвал оператора, осветителя и Кристин к домику. Он думал сегодня ещё снять визит любопытного журналиста и похороны, но теперь сомневался, что удастся – люди были совершенно не в форме. Поэтому похоронами он решил пожертвовать, сосредоточившись полностью на ночной сцене.
На самом деле, времени у них оставалось не так уж и много, синоптики предсказывали с начала следующей недели дожди, а оставалось ещё достаточно натурных сцен. И хотя, разумеется, при желании уголок дома и запущенный сад за высоким сплошным забором можно будет воссоздать в студии, Александру не хотелось бы этого делать. Он ценил жизнь в кадре. Этот дом – восемнадцатого века, с настоящим винным погребом, с каменными стенами, заросшими мхом, – значил куда больше своего пластикового двойника.
Подул ледяной ветер, Александр, закончив с распоряжениями по свету, натянул капюшон, отгораживаясь от мира.
Съёмки всегда вызывали в нём чувство, схожее с эйфорией. Видеть, как сценарий и раскадровки оживают прямо здесь, под камерами, в паре метров от него – это было, пожалуй, лучшее чувство в мире.
Прикрыв глаза, он представил себе ночную сцену. Он придавал ей огромное значение, которое, впрочем, и закладывалось в неё изначально автором первоисточника. Александр видел всё действие. Оно разворачивалось под опущенными веками, играло на кончиках пальцев и вызывало тягучее предвкушение. Ещё несколько часов – и сцена оживёт.
Мысленная камера наездом вышла на крупный план, в кадре остались дрожащие губы, накрашенные вульгарной красной помадой, зелёное пятнышко краски на бледной щеке…
Вдруг в реальность Александра вырвал страшный, душераздирающий визг. Резко распахнув глаза, Александр заозирался. Съёмочная площадка никогда не была тихим местом, но все звуки на ней оставались знакомыми. Этот визг был чужим. Он повторился, прозвучал тише, человечнее, но показался даже более страшным. Теперь Александр смог сориентироваться и понять, что кричат со стороны жилых вагончиков. Быстром шагом он двинулся туда – и не он один. Люди, бросая дела, пытались выяснить, что произошло и кто кричал. Раздавались невнятные вопросы. Несколько раз его самого спрашивали: «Всё в порядке, мистер Кларк?» – но ответить ему было нечего.
– Александр! Стойте!
Ему перегородила дорогу Кристин.
– Стойте, там… Все возвращайтесь к своим делам, сейчас же! – тут же закричала она.
Впервые Александр видел ассистентку такой – напуганной, потерявшей контроль.
– Тихо… – он положил ей руку на плечо, – в чём дело?
– Там… – она выдохнула, выпрямила спину и сказала шёпотом: – Там Кевина убили.
У Александра зашумело в ушах. Сдвинув Кристин в сторону, он пошёл вперёд, обогнул трейлер Мэтта, протиснулся между чьими-то плечами и спинами, оказался на небольшом пятачке пожухлой травы и почувствовал, что сейчас потеряет сознание.
Кевин действительно был мёртв – бесповоротно. Александр немного разбирался в этом. В конце концов, у него была слава режиссёра, который показывает самую достоверную смерть в истории кинематографа. Просто болтовня ради пиара, конечно. Но он и правда видел много трупов, часами торчал в морге.
Он никогда не видел ничего подобного.
Кевина распяли на перевёрнутом кресте – привязали грубыми верёвками за руки и за ноги, вбили гвозди в ладони, а потом закололи. Теперь крест лежал на земле, забрызганный рыжей грязью, которая мешалась с кровью.
Они снимали дубль с ним два часа назад. Кевин ржал, курил и едва не довёл оператора до нервного тика.
Он был жив два часа назад.
У Александра мутилось перед глазами, ноги стали внезапно ватными.
– Тш-ш… – послышалось совсем рядом. Его приобняли крепкие руки. – Пошли отсюда… Кристин, давай… – звуки не до конца пробивались в сознание, но голос Мэтта он всё-таки узнал.
Мэтт давал какие-то распоряжения, Кристин что-то отвечала, а Александр медленно опустился на деревянный стул и зажмурился.
Лицо Кевина тут же встало перед глазами – можно было бы сказать, что очень живо, если бы только оно не было мёртвым.
– Глоток, ну, молодец!
Чай оказался обжигающе горячим и крепким, в него явно подлили алкоголя. Прошибло насквозь.
– Господи… – пробормотал Александр слабо.
– Ну, как?
Мэтт, чьё лицо теперь было в фокусе, смотрел обеспокоенно.
– Полиция уже едет, скоро с этим всем разберутся. А я сейчас приведу тебя в порядок и позвоню мисс Кларк, идёт?
– Зачем? – с трудом выговорил он и отпил ещё чаю – от него, похоже, становилось легче. – Зачем ей?..
– Лучше уж я её предупрежу, чем потом она снимет мне голову.
Пожалуй, Елена могла. И после третьего глотка чая Александр подумал, что и сам хотел бы поставить сестру в известность о том, что произошло. Моргнув, он опять увидел Кевина – и его прошиб холодный пот.
– Мэтт… – хрипло позвал он. Друг наклонился. – Я, наверное, с ума сошёл. Но этот… крест.
– Жуть, я знаю, – Мэтт сжал его плечо, пытаясь подбодрить.
– Это не жуть… Это «Новый Пётр».
***
Александр считал этот фильм наивным. Неудивительно, это была его первая режиссёрская работа для большого экрана. Очень примитивный сюжет и максимально простые мысли, заложенные в основу.
Однако сцена из середины, незадолго до кульминации, ему удалась. Единственная на все полтора часа, если честно. Она не была реальной даже в мире фильма, а виделась герою в наркотическом бреду. Александр не скрывал того, что садистская эротизация библейской сцены – это оммаж в сторону Кубрика. Однако уже тогда он снимал даже бред подчёркнуто натуралистично, в манере документалистов BBC.
В целом, конечно, получилось слабовато. Он не довёл до конца мысль, не дотянул картинку и во многом пошёл на поводу у опытного оператора, который оказался на деле банальной бездарностью. Но та одна сцена, где герой снимает своего любовника с перевёрнутого креста, вышла достойно.
Сейчас даже думать о ней было тяжело, к горлу подкатывала тошнота, и приходилось пить чай с бренди, который ему оставил Мэтт.
Друг ушёл. Долго извинялся, но в конце концов Александр сам прогнал его. Кто-то должен был пойти и навести порядок на площадке, сообщить о произошедшем Елене, помочь Кристин встречать полицию и скорую.
– Мистер Кларк?
Подняв голову, Александр увидел пожилого мужчину в тренче. Отметил мешки под глазами и небритость, скользнул взглядом по удостоверению.
– Здравствуйте, детектив-инспектор.
Подтянув брюки, детектив Флетчер сел на пластиковый стул напротив Александра и объяснил, что должен задать несколько вопросов. Они были предсказуемые, особенно для человека, который снял драму о громком преступлении и весьма достоверно показал Скотланд-Ярд. Они, конечно, не в Лондоне, но суть работы одна и та же.
«Что видели, что слышали?» «Во сколько?» «Когда последний раз говорили…». Много однотипных вопросов, ответы на которые инспектор конспектировал, положив планшет на колени и даже не глядя на бумагу. Александр отвечал, но не мог отвести взгляда от почерка инспектора: очень мелкого и совершенно несерьёзного. Такому человеку больше подошли бы размашистые каракули, где отличить V от L – та ещё задачка. Несмотря на шок и ступор, Александр отложил эту картинку в глубине памяти: из подобных кадров строится реальность. Да, он сам дал бы инспектору быстрый широкий врачебный почерк, а жизнь придумала интереснее.
– Мистер Кларк?
– Не думаю, инспектор, – отозвался Александр, сморгнув и волевым усилием переводя взгляд на собственные руки. – Кевин был хорошим парнем, неконфликтным. Не такое уж частое качество в актёрской среде, знаете ли…
– Значит, конфликты были? – тут же спросил инспектор, но ответить Александр не успел – чуть в стороне от площадки начал быстро снижаться вертолёт. Инспектор выругался сквозь зубы и бросил:
– Закончим позже, мистер Кларк. У нас тут гости.
Он зашагал в сторону вертолёта, а Александр бессильно уронил голову на грудь. А потом дёрнулся и вскочил на ноги.
Стоило ему закрыть глаза, как он снова увидел Кевина на кресте, только в этот раз кое-что заставило его нервно оглянуться по сторонам и броситься на поиски Мэтта. Ему нужно было услышать, что это плод его больного воображения.
На площадке по-прежнему царил хаос, но Александр знал, как искать Мэтта во время любой бури – просто идти к её эпицентру.
Мэтт стоял на пустыре недалеко от вертолёта и, бурно жестикулируя, одновременно давал указания Кристин, отвечал что-то детективу-инспектору и жал руку седому мужчине в чёрном костюме, явно только что прибывшему. Кроме того, каждые несколько мгновений к Мэтту кто-то подбегал с вопросами, и он успевал отвечать на них.
Больше всего на свете Александр хотел бы держаться подальше от этого водоворота людей, эмоций и голосов, но ему необходимо было узнать всего одну вещь. Стиснув зубы, он решительно подошёл к Мэтту и спросил:
– Из какого дерева сделан крест?
Все замолчали. Инспектор поднял брови. Мужчина в костюме нахмурился недовольно. Мэтт задумчиво поскрёб в затылке. А потом молоденькая девушка в полицейской форме, которую Александр сначала даже не заметил, пискнула:
– Из оливы. Только под шляпками гвоздей…
– Дощечки из другой древесины, – прошептал Александр. – Можете проверить, но это акация.
– Я не понимаю, мистер Кларк, – проговорил инспектор, а Александр ощущал качание земли под ногами.
Оливковое дерево. Дощечки из акации. Декоратор крутил пальцем у виска, когда сооружал этот крест.
– Так, – раздался очень громко, звонко и успокаивающе голос Мэтта, – мистеру Кларку надо прилечь. Я отведу его, вернусь, и мы продолжим. Вы тут осмотритесь тогда, сэр.
– Что за оливковое дерево? – спросил другой голос, раздражающий.
– Потом, потом всё. Так, давай, дружище, тебе надо прилечь. Иначе Елена снимет с меня голову.
Мэтт, конечно, позвонил на студию сразу, как только они пришли в трейлер и Александр лёг. И конечно, получил закономерный ответ: крест пропал. Убийца не соорудил крест, похожий на реквизит из «Нового Петра», – он взял тот самый.
Положив трубку, Мэтт взъерошил волосы и сказал уверенно:
– Елена и этот парень из… Агентства по борьбе с серьёзной организованной преступностью, – он произнёс название нараспев, – разберутся в этом деле ещё до того, как мы с тобой завтра проснёмся.
Видит бог, Александр очень на это надеялся.
Глава 7
К звонку в половине четвёртого утра Себ был не готов. Рингтон вырвал его из сна как армейская тревога, заставил вскочить на ноги и потянуться к одежде. И только застегнув штаны, Себ осознал, что бежать никуда не нужно.
Он схватил телефон, бросил быстрый взгляд на экран и ответил сиплым голосом:
– Миссис Кейл?
Что бывшей тёще могло понадобиться от него в такую рань? Из трубки раздался судорожный всхлип, переходящий в подвывание.
– Миссис Кейл? – повторил он, холодея. – Что случилось?
– Басти… Басти, Эмили…
– Тш-ш… тихо… скажите мне. Просто скажите.
– Эмили… – снова всхлип, сухие рыдания, хрипы, – самолёт… Позвонили спасатели… Басти…
Себ опустился обратно на кровать.
– Когда позвонили?
– Только что… Она говорила, что летит отдыхать. Мы вчера с ней…
Да нет. Ну, твою ж… Просто чушь какая-то. В голове не укладывалось.
– Басти, я не знаю, что делать… кому звонить…
– Тихо, тихо. Вы правильно сделали, что позвонили мне. Сейчас… – он вцепился пальцами в волосы, потянул, уронил руку, – мама с папой приедут к вам, я попрошу. Тихо, тихо, миссис Кейл. Я всё выясню. Всё будет хорошо, – он говорил что-то успокаивающее, не вдумываясь в слова.
Когда всхлипы затихли, он сбросил вызов и взял ноутбук. Чёртова машина грузилась слишком долго! А ему нужен был интернет. Срочно.
Сайт BBC открывался, кажется, вечность, но всё-таки загрузился, выплюнув на Себа заголовок. Тяжело выдохнув, Себ пробежал глазами новость, выхватывая только обрывки слов и смыслов: «Рейс 986 Каир – Лондон», «крушение», «164 человека», «работают спасатели», «… с родственниками погибших».
Отставив ноутбук, экран которого светил слишком ярко, до рези в глазах, он набрал цифры, указанные в конце новости. Дозвониться на горячую линию оказалось непросто, но он ждал до тех пор, пока профессионально-уверенный спокойный голос не ответил ему.
«Миссис Эмили Майлс». «Да, из Каира». «Я её муж». Больше Себу ничего не потребовалось говорить – ни приветствий, ни всяких там «подскажите, пожалуйста», и, надо сказать, он был благодарен за это спокойному голосу.
Потом был звонок папе – Себ предпочитал поговорить с ним, а не с мамой.
– Сын? – у папы голос со сна тоже был хриплым. – В чём дело?
– Эмили погибла в авиакатастрофе. Миссис Кейл сейчас звонила мне. Она в ужасном состоянии, нужно с ней побыть.
Папа не стал задавать лишних вопросов.
– Буду через полчаса.
– И, пап…
– Что, Басти?
– Маму можешь взять, но проследи, чтобы без рыданий.
– Поучи ещё… Я отзвонюсь утром.
Вот и всё. Из Лондона ночью больше ничего не сделать. Спустив ноутбук на пол, Себ лёг на кровать, уставившись пустыми глазами в черноту потолка. Дальше будет опознание. Он съездит, ясное дело. Похороны. В Карлайле? Решать миссис Кейл.
Сьюзен… Кому-то придётся сказать ей, объяснить, что случилось. И Себ точно знал, кто это будет.
Джексон тоже, скорее всего, погиб, хотя о нём пока ничего известно не было. Но давайте честно: в авиакатастрофах выживают не так уж часто.
Себ тяжело выдохнул. Дерьмо случается. Хорошие люди, мужчины и женщины, просто умирают. А те, кто остался, стоят полчаса над их гробами, слушая пастора, и уходят жить дальше. Это нормально. Жизнь такая. Просто это не должны были быть Эмили и Джексон. Не сейчас и не так.
Он опять взял телефон и, отлично осознавая бессмысленность своих действий, позвонил Эмили. «Абонент не отвечает». Но вдруг бы?..
Раздался тихий робкий стук в дверь, и Себ был вынужден впустить сонную Сьюзен, которая куталась в пушистый розовый халат.
– Что-то случилось, папочка? Я слышала что-то…
– Я тебя разбудил? – ласково спросил Себ, опускаясь на корточки, чтобы посмотреть Сьюзен в лицо.
– Чуть-чуть. Это не страшно. Но я подумала, раз ты не спишь…
Нужно было сейчас обнять её, отвести в постель, уложить. Ребёнку не нужно узнавать такие новости ночью. Ну, да, конечно, а днём их узнавать легко и просто.
– Пап?
– Очень поздно, дорогая, – произнёс он. – Давай отведём тебя в постель?
Он расскажет ей обо всём утром, когда она будет готова. И тут же подумал, что всё это херня – не будет она готова услышать такое, никогда.
– Пап, всё хорошо? – она положила руки ему на плечи, и Себ понял, что не может соврать ей сейчас, а утром ошарашить страшной новостью.
– Нет, принцесса, не всё, – признался он, подвёл Сьюзен к своей кровати, усадил, обнял за плечи и сказал правду: – Произошло кое-что плохое. Мамин самолёт упал. Мама погибла.
Это была тяжёлая ночь. Сьюзен плакала, билась, снова заходилась слезами, и Себ поил её холодной водой. Только через несколько часов она уснула, совершенно вымотанная, судорожно цепляясь за его футболку. Себ, поудобнее устроив её голову на своём плече, крутил в голове однообразные мысли.
Смерть не пугала его и не шокировала. Он своё давно отплакал и отблевал. Он не впервые терял близких людей: друзей, сослуживцев, тех, кто спасали ему жизнь по многу раз.
Его разрывало изнутри от страха за Сьюзен. Она не могла жить с ним всё время. Да это была бы худшая идея в мире. Ей нужно внимание, время, помощь психологов и комфортные условия. Она нуждалась в заботе и поддержке. Кто возьмёт на себя её воспитание? Как ему это всё устроить, чтобы, находясь в безопасности, она в то же время не чувствовала себя так, словно вместе с матерью потеряла и отца? И как, господи, помочь ей пережить это огромное для неё, такой маленькой, горе?
– Пап… – Сьюзен подняла голову, не выпуская его футболку из рук, – а где мама теперь? Эмма говорила, что её папа под землёй…
– Я… точно не знаю, – вот что ей точно не стоит рассказывать, так это как выглядят жертвы авиакатастроф и как их собирают по кускам, чтобы опознать, и как хранят в одинаковых гробах в морге, чтобы проще опознавать было, – но мы обязательно положим её тело под землю. А вот душа… Бабушка точно объяснит тебе, когда мы увидимся. Она знает лучше.
– Зачем под землю?
Надо было об этом говорить, да? Кретин.
– Так… принято. Когда человек умирает, его хоронят в земле. Это правильно. Но… – он скрипнул зубами, мысленно заставляя себя подбирать внятные слова, – ты знаешь…
Себ не умел вести такие разговоры. Он смутно помнил, что говорили ему самому, когда умер дедушка. Кажется, что он ушёл на небо и смотрит за ним оттуда. Себа это пугало, потому что одно дело – дедушка, который живёт у себя дома в Шотландии и разводит пчёл, и совсем другое – тот же дедушка, следящий за ним неустанно, да ещё и с неба, откуда наверняка всё должно быть хорошо видно. Нет, этого он Сьюзен точно не скажет.
– Знаешь, даже если человек умер, это не значит, что он нас совсем оставил. Мы её помним. И каждый раз, когда мы будем вспоминать её, она как бы будет с нами.
Сьюзен смотрела на него пустыми глазами, в которых опять заблестели слёзы. Она бы и дальше рыдала, но у неё закончились силы. Она мелко часто сглатывала, шмыгала носом и совсем не моргала.
***
Дальше была изматывающая рутина, уничтожающая трагедию на корню. Мама, папа и миссис Кейл приехали в Лондон, остановились в доме Эмили, который уже не был её домом, Сьюзен осталась на их попечении, а Себ отправился в Черногорию, на территории которой упал самолёт, – на опознание. Ни о каких девяти днях, разумеется, не шло речи – Себ понимал, что будет удачей, если они похоронят Эмили в течение месяца, учитывая время на выдачу и перевозку тела.
Главное, он нашёл её.
В тот момент, когда он собирался возвращаться в Англию, позвонил Джим.
Он молчал всё это время, словно бы исчез, а тут объявился.
– Трудная неделя, детка, да? – сказал он прохладно, таким тоном, что не было сомнений: он обо всём знает.
– Сэр, – ответил Себ, – я буду в Лондоне через три часа и готов сделать всё, что нужно.
Джим тихо засмеялся.
– Мне ничего не нужно. Но у меня есть подарок, Себастиа-ан. Приезжай ко мне и забери его.
Хотя меньше всего на свете Себ хотел сейчас получать подарки от Джима Фоули, он не стал спорить и, выйдя из Хитроу, взял такси до Клармонт-клоуз, тринадцать.
Подъезд многоэтажки всё так же был открыт. Лифт всё так же вонял и дребезжал. Но дверь на восьмом этаже была слегка приоткрыта, и из-за неё доносилась омерзительная музыкальная мешанина.
Себ вошёл внутрь квартиры и понял, что хочет броситься прочь, только чтобы не слышать этого музыкального ада, но сдержался. Джим, развалившись на диване, слушал две песни одновременно из двух невидимых, но очень мощных стереосистем. Выдохнув и немного адаптировавшись, Себ сумел разделить два трека. С одной стороны орали «Мьюз» – он не мог не узнать их, Эмили обожала эту группу. С другой – играл совершенно незнакомый ему джаз, и в какой-то момент вокальное: «Детка, ты проиграешь» даже очень точно совпало с проигрышем на саксофоне, но потом мгновения синхронности закончились, и у Себа снова заболели уши вместе с затылком.
На лице Джима при этом читалось незамутнённое наслаждение, настолько мощное, что Себ едва ли мог поверить, что оно вызвано только музыкой.
Джим шевельнул рукой, убавляя громкость обоих песен.
«Сообразительно детка распинает моих врагов», – отчётливо пропели «Мьюз», саксофон всхлипнул, и Джим вырубил музыку окончательно.
Себ сглотнул и потёр затылок, в котором до сих пор отдавалась эта дикая смесь.
– О да, – сказал Джим, выпрямился и медленно, с трудом разлепил веки, однако взгляд его не был томным или сонным, наоборот, он горел совершенно безумно. – Подойди сюда, Себастиан.
Себ приблизился и, повинуясь указаниям, сел на край дивана.
– Сэр…
– Человеческие слабости… Как они меня иногда раздражают. Но у меня есть кое-что для тебя. Думаю, ты оценишь, детка. Не так-то просто это было раздобыть. Я старался.
– Сэр…
– Я старался! – рявкнул Джим. – И я надеюсь, что ты оценишь этот подарок.
Себ промолчал. Джим достал из кармана пиджака чёрную флешку. – Ты знаешь, что в самолёте была бомба?
Себа как будто ударили по голове. Дыхание сбилось. Он не нашёл, что ответить, прежде чем Джим добавил холодно:
– Я вот не знал. А я очень не люблю, когда меня не зовут участвовать в таких развлечениях. Это обижает и расстраивает. Я мог бы долго подбираться к этим людям, ты знаешь… но почему бы не подарить их тебе? Пять имён, Себастиан. Авторы идеи, исполнители, все, кого ты так хочешь.
Себ сжал флешку ледяными пальцами.
– Скажи мне, святой Себастиан… – протянул Джим, приподнимаясь к уху Себа, – когда ты будешь выпускать пули, ты почувствуешь удовольствие?
Себ встретился взглядом с Джимом и ответил чужим голосом:
– Да, сэр.
В этот момент он действительно обожал своего безумного босса.
***
Было жарко. Не то чтобы Себ не привык к жаре, но в этот раз стоял особо испепеляющий зной. Он прожигал насквозь куртку и кепку, пробирался внутрь, обдирал лёгкие и вызывал тошноту.
Винтовка тоже нагрелась и уже не холодила щеку.
Себ ненавидел Каир. Каждой клеткой своего тела, каждым нервом. Египет за неделю вызвал у него такую ненависть, которую Афганистан не заслужил за пять лет. Он ненавидел колониальные особняки, которые не давали никакого надёжного укрытия. Ненавидел песок и горький жир в воздухе. Голубятни на чёртовых крышах и чавканье мусора под ногами в проулках. Но больше всего в этом городе и в этой стране он ненавидел себя.
Джим дал ему пять имён: четыре в Египте и одно в Британии. На флешке были настолько подробные досье, словно за каждым из пятерых следили ежеминутно, поэтому искать никого не требовалось. Приехать, потратить день на подготовку и уточнение плана, выбрать точку и сделать выстрел.
Себ убивал людей очень много раз за свою жизнь, но впервые буквально чувствовал кровь на руках. На войне или во время заказов он просто работал. Нажимал на крючок, беспокоясь только об одном – верно ли рассчитал траекторию? И если пуля ложилась как надо, чувствовал спокойное удовлетворение – дело сделано.
Здесь, в долбанном Каире, Себ задыхался в крови.
Лёжа на дырявой грязной крыше старого французского особняка, укрывшись за очередным хлипким архитектурным излишеством, он смотрел через прицел в лицо четвёртому из своего списка. Это был обычный местный: смуглый черноволосый парень в белой свободной рубашке. Стоя на крыльце узкого серого дома, он болтал со знакомым и грыз орешки, кидая скорлупу на землю. Ничто в его облике и поведении не указывало на причастность к авиакатастрофе, скорее всего, его смерть с падением самолёта никак не свяжут. А если и свяжут… Плевать. Джим умел решать такого рода проблемы. Он же, кстати, нашёл ему превосходную, почти новую «М-24» в Египте.
Выстрелить Себ мог ещё пять минут назад.
Ничто не перекрывало цель, не было помех и причин для промедления, но он оттягивал мгновение. Впервые в жизни Себ испытывал какие-то чувства к человеку, которого держал на прицеле, и они меняли всё. Доли злобы хватило, чтобы разжечь пожар. По лицу, шее и спине Себа тёк пот. Вокруг жужжали мухи, некоторые садились на голую кожу, мерзко перебирая лапками.
Мог ли знать Джим о том, какой подарок он преподносит?
Едва ли.
Безумный босс бы хотел сделать ему приятное. В тот момент, когда флеш-карта оказалась у Себа в руках, он действительно ощутил восторг. Это было совершенно особое чувство, ни на что не похожее и ни с чем не сравнимое: пьянящая близость возмездия. Возможность сделать хоть что-то для Эмили и, главное, для Сьюзен. Право смотреть дочери в глаза и думать: «Твою маму убили, но я отомстил». Такое дикое и первобытное. Но потом, когда отступать уже было поздно, пришла тошнота. Ни Эмили, ни Сьюзен это не было нужно. Ему самому – тоже.
«Это заказ», – попытался он убедить себя. Ни капли не работало.
Не выстрелить было нельзя. Потому что это был, чёрт возьми, заказ, а то, что он совпал с личными переживаниями Себа – случайность, не более. Не лети Эмили этим самолётом, Себ всё равно лежал бы в вонючей каирской жаре и смотрел бы на шестикратном увеличении, как мужик жрёт мелкие орешки.
Его заинтересованность в этом деле – совпадение. Но оно ломало изнутри, корёжило самую суть его работы.
Сделав вдох и медленный выдох, Себ нажал на спусковой крючок и подавил желание посмотреть внимательнее, что будет дальше, только убедился, что цель снята. Сложил винтовку. Стянул и сунул в карман перчатки. Пинком отправил винтовку вниз, в заваленный горами мусора дворик – плод страсти французской изящности и египетской прагматичности. Пусть ищут.
Больше в Каире его ничто не держало, и только тошнота отравляла полёт. Оставалось надеяться, что она пройдёт, когда пятый и последний человек из списка упадёт с аккуратной дыркой в грудной клетке.
***
Лондон встретил затяжным дождём. Проходя досмотр на таможне, Себ ждал звонка от Джима – но его не было. Босс вообще молчал – пропал, выдав указания.
Зато неожиданно позвонил Грег.
Себ уже сел в кеб и назвал домашний адрес, планируя переодеться и как можно быстрее отправиться в дом Эмили – обсудить, наконец, с миссис Кейл похороны и немного побыть со Сьюзен, но всё-таки снял трубку.
– Привет, старина, прости, что отвлекаю, понимаю, у тебя и без меня забот сейчас…
– Всё нормально, привет, – прервал его Себ, – в чём дело?
– Если честно, – признался Грег, – мне нужна твоя помощь.
Себ мысленно выругался. Но учитывая, что Грег помогал ему, когда было нужно, об отказе и речи не шло – так что он просто назвал таксисту другой адрес, порадовавшись, что едет без оружия.
Грег настоял на том, чтобы встретиться в какой-то забегаловке типа «Макдоналдса», только с другой вывеской. Протиснувшись мимо толпы галдящих подростков с огромными стаканами колы в руках, Себ осмотрелся в ярком свете и всё-таки отыскал за решётчатой перегородкой приятеля. Выглядел Грег неважно: не то трёхдневный недосып, не то тяжёлое похмелье. Вместо приветствий он сказал:
– Я узнал недавно об Эмили, это…
– Плохо, да, – кивнул Себ, – так что случилось?
Принимать соболезнования он не хотел – не ему они предназначались. Да и перелёт был долгим, а неделя до него – одной из самых дерьмовых в жизни.
Грег, однако, не спешил выкладывать, в чём там дело. Ероша волосы, он кидал осторожные взгляды по сторонам, и только убедившись, что они окружены подростками или шумными компаниями, наклонился и заговорил:
– Мне нужно обсудить с тобой взрыв в «М-Корпорейшн». Разговор не из простых.
Себ подобрался.
– Ты ведь работал на них… Да, знаю, что пару недель от силы, но это может быть то, что нам нужно.
– Стой… ничего не понял, – Себ мотнул головой.
– Нам надо понять, чем они занимались на самом деле. Что они делали?
Наморщив лоб, Себ задумчиво ответил:
– Да чем они только не занимались, так-то. Химикаты какие-то, мобильники, грузоперевозки, трактора ещё были. Лаборатории вроде.
Грег взбодрился.
– Да, это официально. Но Пол уверен, что было нечто другое. Что всё это ширма.
Эту теорию Себ уже слышал – от Джоан, с которой он виделся, кажется, в прошлой жизни.
– Я не…
– Ты работал в охране, – надавил Грег, а Себ пожал плечами:
– Да что там работал… Ходил на встречи с этим… Фоули и другими боссами.
– Вот! Ты был на встречах. О чём говорили?
Себ выдохнул:
– Я не помню…
Какое-то время Грег колебался, хмурил кустистые брови, о чём-то размышлял, потом поднял ладони вверх, словно бы сдавался, и резко сказал:
– Пола отстранили. Идёт служебное расследование, – Себ не рискнул ничего говорить, а Грег продолжил: – Это не случайность. Ему намекали на то, что дело со взрывом пора закрывать, но он отказывался. А потом обнаружили, что он выносил из кабинета бумаги, которые выносить нельзя.
– А он выносил?
– Да все их выносят. Это формальность. Но сверху пришёл приказ об отстранении. Расследование несоответствия должности курирует сам интендант.
– Стой. И ты думаешь, что кто-то заплатил… шефу полиции за то, чтобы он закрыл дело и приструнил особо ретивого сотрудника?
Очевидно, именно так Грег и думал. И вполне вероятно, так всё и было, хотя Джим удивлял. Связи среди террористов и преступников – одно дело. Возможность надавить на Скотланд-Ярд – уже другое.
– Все бумаги забрали в другой отдел, – сказал Грег. – Но Пол обсуждал с нами это дело. Я должен доказать, что он был прав, это единственное, чем я сейчас могу ему помочь.
Себ некоторое время молчал, надеясь, что его лицо в должной мере выражает сочувствие. Потом заговорил:
– Мне жаль Пола. Дерьмовая ситуация. Но знаю я, правда, немногое. Я никогда не вслушиваюсь, о чём там болтают боссы из компаний, сплю с открытыми глазами, только слежу, чтобы никто рядом не делал резких движений.
– Если бы мы могли допрашивать всех этих парней в костюмах и с телохранителями, – пробормотал Грег, – страна бы процветала. Может, помнишь хоть какие-то обрывки?
Было жалко обманывать Грега. Себ вообще не любил враньё. Но они были по разные стороны, ничего не поделаешь – даже с учётом того, что Грег играет за хороших парней. Или нет? Если Джим давит на полицию, а кто-то ещё – на, скажем, кабинет министров, – то за плохих играют все. Дурные мысли после дурного дня в конце сумасшедшей недели.
– Акции, цены, тонны, сроки – вот и всё, без цифр и уточнений, мне было плевать.
Грег ссутулил плечи.
– Я просто не знаю, что мне делать. Пол – отличный полицейский, сделал такую карьеру, из патруля до старшего детектива-инспектора поднялся за пять лет. Он цепкий, как питбуль. Мы его иногда всем отделом ненавидим…
