Kitabı oku: «Входите вратами тесными»

Общие принципы справедливости одинаковы,

но конкретная справедливость всегда относительна.

Эпикур. (Ев. от Матвея гл. 7)

Пролог

Из года в год, из месяца в месяц, день и ночь вращаются мельницы угольных тепловых электростанций. Они похожи на огромные бронированные лотерейные барабаны Стальные шары, величиной с куриное яйцо, поднимаясь по внутренним стенкам барабанов, падают вниз на, непрерывно поступающий в мельницу уголь. Уголь под ударами падающих стальных шаров превращается в пыль. Угольная пыль потоком воздуха выдувается из мельницы и попадает в топку котла. Вода в котле нагревается, превращаясь в пар. Пар, продолжая получать тепло, перегревается, его давление растёт. Попадая в сопло, он становится мощной струей устремленной на лопатки турбины. Турбина вращает генератор. Генераторы электростанций заполняют систему страны электроэнергией. Это непрерывный процесс и остановить его может только апокалипсис.

Не важно, день или ночь, зима или лето, социализм или капитализм. Электроэнергия нужна всегда и всем.

Иногда отдельные блоки пылеугольных электростанции выводят в ремонт, и тогда мельницам дают передохнуть. Но случается и так, что какая-то мельница ломается вне графика, тогда включают резервную, а сломанную мельницу ремонтируют и ставят в резерв.

Если и есть на земле Ад, то это пылеугольные энергоблоки тепловых электростанций, так как здесь есть все – и жар, и грязь, и грохот, и мрак.

Часть первая. Грехопадение

По дороге домой

Половина девятого утра. Бытовые помещения и душевые электроцеха давно опустели. Ремонтные бригады приступили к плановым работам, а суточная смена оперативного персонала, сменившись, ушла домой. Какая-то сердобольная душа, уходя из раздевалки, даже выключила свет. Но через грязные, годами не мытые окна, лучи света еще проникали внутрь бытового помещения, а потому можно, не спотыкаясь, выйти из душа и дойти к шкафчику. Николай всегда уходил последним. Вынужденного общения с коллегами достаточно было и на работе, а после смены хотелось побыть наедине.

Душ давно превратился из банального смывания производственной грязи в некий очистительно-оздоровительный ритуал. Вначале, Николай долго и неподвижно стоял под теплыми расслабляющими струями воды. Когда тело насыщалось внешним теплом и мышцы приятно расслаблялись, наступала очередь духовного очищения. Хотя, духовное очищение звучит несколько высокопарно. Просто, отвратительный опустошающий душу конгломерат презрения и усталости от жизни, пустивший дьявольские щупальца в сердце Николая, под действием приятных эмоций, несколько ослаблял свой прессинг. Вода смывала часть отрицательной энергетики, давая такую необходимую, и такую важную передышку его психике.

Через полгода ему исполнится сорок лет. Возраст подводить первые итоги жизни, но, как считал сам Николай, подводить нечего.

Он закрыл вентиль холодной воды и горячие струи, словно плети палача обожгли тело. Раза четыре или пять он менял холодную воду на горячую, и наоборот. Контрастный душ – единственное, что спасало от головных болей и взбадривало организм. Вот и сейчас, ему вновь стало легче, плечи распрямились, легкие наполнились воздухом, можно жить дальше.

По дороге от душа к шкафчику Николай задержался у огромного во весь рост зеркала и стал внимательно себя рассматривать. «Опять поправился. Живот вырос. Да, ладно бы только живот, а это что за жировые складки на спине? Раньше их не замечал?… Да, гори оно всё огнем! Складкой больше, складкой меньше, какая разница, тут бы день простоять да ночь продержаться».

В раздевалку, скрипнув дверью, зашла цеховая уборщица.

– Николаш, ты еще тут? Прости, я потом.

– Проходи Галя, я уже собираюсь.

– А, я смотрю девять скоро, время прибраться. Ты, что домой не торопишься?

– Куда он убежит, успею, три дня впереди.

– И то, правда.

С работы домой Николай торопился только в первые годы своей работы на электростанции. Потом перестал. Он, вообще, перестал, куда-либо торопится в этой жизни. Изо дня в день, из года в год одно и то же: дом – работа, работа – дом, ничего не менялось. Вначале это тяготило молодого и энергичного инженера. Но с годами он успокоился и даже находил удовольствие в незыблемой предсказуемости порядка вещей. Даже сформулировал лозунг: «Стабильность постепенного роста это и есть счастье!»

Завязывая шнурки, Николай почувствовал, как негатив, который он только что смыл в контрастном душе, стал возвращаться. Передышка оказалась не долгой. «Гавнюки, засранцы, – бурчал под нос Николай, – перестройщики, мать вашу! Такую страну грабанули! Свободы им захотелось, «Мерседесов» им не хватало! Четвёртый год жопу прикрыть нечем!»

Николай, как истинный энергетик, а значит консерватор, проклинал демократов и партийных крикунов всех мастей. Именно они, в его сознании были виновны в бедах страны и его личных несчастиях. Думать, что виноват другой, а не ты, всегда проще. Более того, если б и нашелся смельчак и доказал нам, что мы сами породили свои беды, то с ним поступили так, как жители Афин поступили с Сократом. Люди ненавидят тех, кто тычет им в их собственные ошибки.

Николай накинул на плечи старую, выцветшую ветровку, с которой никогда не расставался и побрел к выходу. Внешне он всегда казался спокойным. С одной стороны, это вызвано характером его работы, ведь дежурный монтер электростанции обязан быть спокойным и сосредоточенным. Любая ошибка оперативного персонала, а дежурный монтер относится к оперативному персоналу, и последствия могут быть самыми катастрофичными. А с другой стороны, если не держать нервы в узде, а дать волю накипевшим страстям, то… Короче, надо держаться! Держаться из последних сил и ждать, когда весь этот кошмар разрушений и обнищания начала девяностых годов закончится. Испытания не могут быть вечными!

Николай часто ловил себя на мысли: будь у него, хоть, малейший шанс покончить с нищетой – не задумываясь бы им воспользовался. Даже, ценой собственной жизни.

Ох, это извечное искушение одним махом решить все проблемы!

Хотя? Если жертва благородна и искренняя, то Господь дает такой шанс. Но, при этом нужно знать: путь самопожертвования свят и велик, и далеко не каждому дается возможность пройти по нему. Это привилегия немногих, и заслужить её можно исключительно бескорыстием помыслов и чистотой мотивации.

Самое странное, что женился Николай по расчету, самому, что ни есть примитивному материальному расчету, а теперь готов ради жены и детей отдать жизнь.

Дело в том, что в годы развитого социализма было мало богатых семей, и потому основным приданым девушки считалось социальное положение её родителей. Большинство активных молодых людей, желающих сделать карьеру, уже начиная с последнего курса института, подыскивали себе соответствующую невесту. Причем такой подход к браку устраивал абсолютно всех. Молодой человек в комплекте с женой получал фундамент, на котором строил свою карьеру, невеста знала, что не будет маяться с пьянчужкой или романтическим неудачником, а родители невесты и жениха были спокойны за судьбу внуков.

При знакомстве, Николай не рассматривал Наташу, как женщину своей мечты. Основным достоинством невесты был отец, заместитель главного инженера огромной электростанции. Красавец столичный студент, без пяти минут инженер, на преддипломной практике, которая проходила на этой электростанции, легко заморочил девчонке голову и веселая свадьба, на которой гулял почти весь курс, успешно состоялась.

Через девять месяцев, после окончания института, как и положено, по закону… Николай ушел под знамена доблестной Советской Армии. Все полтора года верная и любящая супруга забрасывала его нежными письмами, что было далеко не лишним подспорьем в преодолении «тягот и лишений» армейской службы. Служить Коле Зайцеву пришлось рядовым, ибо никакой военной кафедры в его институт не было. Но это мелочи, главное, еще до службы в армии Николай успел заложить прочный фундамент будущей жизни. И все было б прекрасно и расчудесно, и планы его обязательно сбылись, но случилась одна неприятность. Произошло событие, последствия которого, через много лет, разрушат его амбициозные планы – умерла тёща. Обширный инфаркт унес перспективное будущее Николая в небытие.

Это был тот самый редкий случай, когда зять любил свою тещу. Нет, не думайте ничего срамного, упаси боже! Зинаида Львовна дворянских кровей, строгих правил поведения, прекрасный собеседник и чудесная хозяйка. Свой дом она держала в идеальной чистоте и порядке, к чему, кстати, приучила и дочь. Зинаида Львовна была той самой осью вокруг, которой вращались все общесемейные дела. Именно благодаря стараниям тещи зятя приняли в семью, как дорогого и желанного родственника, а не случайно прибившегося пасынка. Когда тесть, по доброте души, предложил молодым отдельную квартиру, а это было в его власти, то Николай, не задумываясь, отказался. Его вполне устраивала жизнь в огромной четырёхкомнатной квартире тестя. Тем более, что тот с утра до вечера сидел на работе, а в выходные дни на теннисном корте или рыбалке. Но не метраж квартиры был главным в решении Николая. Именно, из-за тещи, вернее, из-за постоянной возможности с ней общаться, он отказался от убогой, но отдельной квартиры в панельной пятиэтажке, за что впоследствии неоднократно благодарил судьбу.

Теща в мягкой, почти игровой форме принялась за культурное и эстетическое воспитание зятя. Благо, что времени для этого было достаточно. После суток дежурства у Николая было целых три выходных дня. Один из них он посвящал традиционной в этих местах рыбалке, другой хозяйственным делам, а третий выделял на культурную программу. Такое распределение времени носило весьма условный характер и в случае надобности акценты смещались в любую сторону. А пробелов у технаря из провинции по части культуры было более чем достаточно. Рос Николай в сельской многодетной семье, на помощь родителей рассчитывать не приходилось, так что не до культуры, хотя пользу от неё он никогда не отрицал.

Теща работала заведующей местной библиотекой. Примерно через два месяца после свадьбы, по библиотечным альбомным репродукциям он уже неплохо отличал русских художников от советских, а импрессионистов от модернистов. Вскоре Николай познакомился с лучшим киевским театральным репертуаром. Наконец, по рекомендации тещи прочитал «Братья Карамазовы» и «Анну Каренину», на «Идиота» сил не хватило. Образ рафинированного русского интеллигента, блуждающего по одному ему понятным нравственным коридорам, был Николаю крайне антипатичен. Его героем был человек активный, сам пробивающий себе дорогу, эдакий Мартин Иден, на худой конец Лопахин из «Вишневого сада». Несколько раз теща вывозила их с Наташей в Ленинград и Москву. Днем они гуляли по музеям и паркам, а вечером по традиции шли в театр.

Эх, Зинаида Львовна, Зинаида Львовна! Если б вы знали, как сильно и искренне горевал о вашей безвременной кончине ефрейтор Зайцев в далеких лесах Подмосковья, и как ваша смерть впоследствии спутала карты в практически безупречном жизненном пасьянсе молодого инженера.

Вернувшись из армии, Николай с женой, чтоб заполнить возникший, в связи со смертью Зинаиды Львовны семейный энергетический вакуум, вплотную, занялись проектом «внуки для деда».

Необходимо отметить, в чём именно был расчет Николая в браке с Натальей. Особенностью восхождения по иерархической лестнице на крупных энергетических объектах таких, как электростанция, был в том, что любая большая производственная карьера начиналась с самого низу. То есть все руководители цехов и служб начинали либо с электромонтёра, либо с обходчика турбины, в зависимости от того по какой специальности молодой человек начинал свою работу в энергетике. Начинать-то все начинают одинаково, а вот дальше как?…

А дальше кто как сможет. То есть, либо за счет таланта и трудолюбия, либо… за счет других факторов, а можно и то и другое. Но на станционной карьере амбициозные планы Николая не заканчивались. По его подсчётам, тесть, как молодой и перспективный номенклатурный кадр, рано или поздно, должен пойти на повышение в столицу. А там…фантазия рисовала совсем иной расклад.

Всё складывалось, как и рассчитывал Николай. За первые два года он прошел сразу три служебные ступеньки, от дежурного монтера систем обеспечения собственных нужд станции до старшего дежурного монтера главной схемы энергоблока. Впереди маячила должность дежурного инженера, а там и до начальника смены рукой подать. И все б оно хорошо, если б не зависть окружающих. А зависть страшная вещь! Если б она разрушала только тех, кто завидует, не спит ночами и брызжет проклятьями, как об этом повествуют учебники по эзотерике, но она, сука такая, рано или поздно, настигает того, кому завидуют.

Естественно, Николаю было плевать на завистников. Более того, он с удовольствием подпитывался энергией, которую теряли эти шептуны по кулуарам и кухням. Ибо со стороны всё выглядело безупречно: молодой толковый работник, вовремя сдающий все экзамены и допуски к оборудованию, неоднократно получающий благодарности от руководства за хорошую работу, быстро растет по служебной лестнице. А кому ещё расти? Тем, кто эти благодарности не получает, что ли?

И в семье дела шли хорошо. Дочь подросла, стали думать о втором ребенке. Тем более, что денег было более чем достаточно. Сразу после рождения сына, так уж совпало, тестя назначили главным инженером, то есть вторым человеком не только на станции, но и во всём поселке энергетиков. А вскоре и зять стал начальником смены энергоблока. Теперь Николай сидел в чистой одежде перед пультом управления и отдавал распоряжения тем, у кого такого тестя не было. Весь путь от простого монтера до начальника смены занял чуть больше четырех лет, не считая полутора лет армии.

Планы сбывались, причем на много быстрее чем Николай рассчитывал. На десятилетии встречи выпускников института из всего курса только один парень сделал подобную карьеру, он стал главным инженером сахарного завода. Уважение сокурсников стало приятным бонусом. Вот только лучшего друга, с которым они пять лет учёбы почти не расставались, Серёги Николаенко, на встрече не было. Ни на пять, ни на десять лет окончания института он не явился.

Они познакомились прямо на вступительных экзаменах. Судьба свела Сергея и Николая на письменном по математике. Коля давно решил свой вариант и откровенно скучал. Можно было досрочно сдать работу и уйти домой, но он стеснялся, а точнее боялся, что экзаменаторы неправильно поймут. Сосед явно мучился над последней задачей в своем билете, а без решения задачи ему светила только тройка. В советское время поступить в институт получив тройку на одном из экзаменов, все равно, что третью даму в преферанс разыграть, то есть, шанс есть, но очень призрачный.

Экзамен шел в огромной аудитории. Внизу находилась кафедра, а места для студентов в амфитеатре. Абитуриентов рассаживали через одно место. Зрение у Николая отличное. Сосед взглядом просил помощи. Николай кивнул. Сосед развернул билет, и Николай прочитал условие задачи. Риск велик, ибо всех предупредили, что за подобные дела выгоняют. Но, где риск там игра, а игра – это всегда интересно.

Сейчас в это сложно поверить, но это факт. Советские абитуриенты не смотрели друг на друга, как на конкурентов, наоборот, было чувство братства и взаимопомощи. Эх, юность, юность! Только тебе свойственна чистота души и помыслов. В юности желание постигать мир и радоваться общению гораздо сильнее, чем расчетливость и меркантильность. И куда оно с годами исчезает?

Ах, да, заботы о хлебе насущном, о потомстве и так далее. Считается, что именно они, эти самые заботы, заставляют человека хитрить, ловчить, толкаться локтями, идти по головам, а главное не замечать собственной подлости. Но, как ни банально это прозвучит, рано или поздно за каждый компромисс с совестью надо расплачиваться.

Так вот, математическая задача, которую сосед по парте просил решить, оказалась знакомой. Эту задачу со всеми данными экзаменаторы взяли из учебника, по которому Николай готовился к вступительным экзаменам. Через пять минут черновик с решением уже лежал перед соседом. С тех пор и, практически, до самой защиты дипломного проекта Николай с Сергеем были неразлучны. После окончания института Сергей распределился на один из киевских заводов мастером. Какое-то время друзья перезванивались, затем ушли в армию и… там друг друга потеряли. Николай попал в подмосковные леса, а след Сергея терялся под Псковом.

Сергей проявился в девяносто втором, когда отмечали пятнадцать лет окончания института. Смуглый, худощавый в прекрасной физической форме. О себе молчал, сказал только, что до сих пор не женат, работает не по специальности в одной внешнеторговской фирме. Одет был шикарно, значит, не врал, но и на откровенные разговоры не шел. Со всеми здоровался, потусовался в вестибюле с педагогами, но в ресторане его не было.

«Ну и хрен с ним! – подумал тогда Николай, – тоже мне друг, пять лет водку пили по бабам бегали, а через пятнадцать лет явился, даже поговорить не захотел». Николай с большой неприязнью вспоминал последнюю встречу с Сергеем. У них в институте даже прозвище было «два кола», так как он – Николай, а фамилия Сергея Николаенко.

Каждый раз, когда Коля шел на годовщину встречи выпускников, ему представлялось, что они с Серегой, как два закадычных друга завалятся куда-нибудь после ресторана, отмочат какую-нибудь пьяную и смешную штуку, договорятся в будущем съездить отдохнуть, и вообще… расслабятся по полной! А Серега явился на мгновение и исчез. Вежливый такой, элегантный, «да, да… нет, нет… я сейчас…» только его и видели. Сволочь!

Хотя какое он имел право судить Сергея. Сам-то на встречи ходил не столько с однокурсниками повидаться, сколько увидеть Галину, Галочку – свою первую и незабываемую любовь. Все три их встречи, на пять, десять и пятнадцать лет окончания института, были как под копирку одинаковы. Минут пятнадцать они наедине болтали о том, кто как живет, потом расходились каждый в свою компанию. На двадцатилетие окончания института Николай решил не ходить. Смотреть на стареющих, лысеющих и животеющих, то есть таких, как он сам, обремененных заботами сверстников, которых ты помнил еще молодыми и веселыми, становилось невыносимо. Особенно он боялся увидеть постаревшей Галочку.

Ох уж эти воспоминания! Каждый раз, когда Николай ехал на велосипеде домой, они регулярно набрасывались на него, неприятно тормошили и без того перегруженную неудачами нервную систему. С каждым годом сравнение между тем, что было тогда, и тем, что сейчас, становилось невыносимым. Тогда были молодость, перспективы, надежды на что-то фантастическое и безбрежно прекрасное. А главное, казалось, что ощущение преддверия счастья, будет вечным. И какой бы жизненный этап не заканчивался, за ним тут же открывался новый еще более перспективный.

Тестя, как и предполагал Николай, к концу восемьдесят девятого года, перевели в республиканское министерство энергетики. Потирая руки от удовольствия, Николай стал мысленно готовиться к переезду в столицу. В мечтах он уже видел себя диспетчером энергосистемы республики.

Но в этот момент и сыграла свою роковую роль смерть тещи. Теннисные турниры, корпоративные вечеринки и сауны были нормой министерской жизни времен перестройки. Нет, туда никого силком не тащили. Но тестю было пятьдесят шесть лет, ещё не старый, жилистый спортивного телосложения, в полном, как говориться, расцвете сил. Почему бы не пойти? Дома сидеть скучно, ходить по театрам еще не привык, да и вряд ли привыкнет, а конкретной работы в министерстве гораздо меньше, чем на его родной электростанции. Заполнила избыток свободного времени Михаила Юрьевича тридцати пяти летняя красавица по имени Лиина. Она была звездой министерских неформальных сборищ и вечеринок. Нет, она не выскакивала в разгар пира на стол и не исполняла танец живота, ей достаточно было иметь среднего размера декольте, аккуратную прическу и репертуар из десятка самых популярных застольных песен под гитару. Подвыпившим мужчинам вполне достаточно.

Вначале тесть с Лииной встречались по выходным, потом чаще. Лиина, как профессиональный рыбак, не торопилась подсекать, давала тестю, как следует заглотить наживку. Только через два месяца со дня их знакомства она согласилась переехать жить к своему любимому Михаилу Юрьевичу, а еще через полгода они оформили свои отношения. Именно так по имени и отчеству Лиина звала тестя на людях, считая фамильярность уделом кокоток. В кругу министерских друзей она позиционировалась, как женщина серьезная, не допускающая никаких двусмысленных толкований их брака. Николай не сразу понял, какой опасности подвергся его тесть и совершенно искренне из чисто мужской солидарности радовался за него. Наталья же, мрачнела с каждым днем, так как беду почуяла сразу.

Мачеха избегала встреч с новыми родственниками. Нет, никаких скандалов между мачехой и падчерицей не было, по той простой причине, что никаких общих дел не было. Линии жизни семьи Николая и Наташи ни коем образом не пересекались с линиями жизни новой семьи тестя, ибо Лиина за этим строго следила. После свадьбы тесть несколько раз приезжал поиграть с внуками и порыбачить с друзьями, но каждый раз один, без молодой жены. При этом в гости детей тоже не приглашал.

Чуть больше полутора лет понадобились Лиине, чтоб Михаил Юрьевич, на почве ревности получил три инфаркта и отошел в мир иной. Так, что хоронил Николай не только любимого тестя, но и квартиру в столице, автомобиль «волга» ГАЗ 24–10, довольно большие сбережения, которые Лиина предусмотрительно перевела в золотые украшения и доллары, но главным в этом списке была карьера. О Наташе и говорить нечего. Смерть отца на неделю свалила её в постель. Хоронили Михаила Юрьевича, и на том настояла Наташа, рядом с его первой женой, на кладбище городка энергетиков. Вторая жена на похороны приехала, оплатила все расходы, но на поминки не осталась. Оно и понятно, с одной стороны, Лиина – чужая в кругу людей, близко знавших Михаила Юрьевича. А с другой, всем ясно, что вольно или невольно, но именно она стала причиной его безвременного конца, а ловить на себе укоризненные взгляды родственников и знакомых покойного мужа не входило в её планы.

Похороны Михаила Юрьевича, ну надо же было, такому случится, день в день совпали с похоронами великой страны Советов. Просто черная дата какая-то в жизни Николая, по-другому не назовёшь! Да, именно в тот день, когда хоронили Михаила Юрьевича, и были подписаны знаменитые Беловежские соглашения. Наступила длинная, как полярная ночь и абсолютно черная, как квадрат Малевича, полоса в жизни Николая и его семьи, которая продолжалась и по сей день.

На этом месте, из чувства самосохранения, Николай обрывал воспоминания. Он подъехал к железнодорожной насыпи, слез с велосипеда и поднялся на рельсы. Стоял июль тысяча девятьсот девяностого пятого года. Утреннее нежное солнышко постепенно переходило в полуденный зной. Николай надел бейсболку с надписью «Нью-Йорк» и в пешем строю, повел двухколесного коня по шпалам. Когда-то по утрам возвращаясь с работы, Николай частенько встречал давнего друга, путевого обходчика Петра Семеновича. Именно у него, этого кудесника и художника, а можно сказать и поэта по дереву, познал Николай тайны столярного дела. А что делать? Зарплаты монтера, чтоб прокормить семью из четырех человек не хватало, пришлось осваивать смежную специальность столяра. В большом, построенном сразу на две машины гараже ныне покойного тестя, Николай под руководством Петра Семеновича оборудовал столярную мастерскую. Начали с простейшего: табуретки, книжные полки. На стареньком «москвиче» Семеныча, вывозили изделия на базар.

Но случилась неприятность. Когда пошли серьезные заказы, и стали осваивать оконные рамы и двери, открылась старая болячка Семеныча – аллергия. Именно из-за аллергии на запах лака, в своё время Семеныч бросил работу краснодерёвщика и перешел работать на железную дорогу. Вот такая незадача, только стали хорошо зарабатывать и облом! Но деваться некуда, Николай продолжал халтурить столярку в своем гараже, но уже без напарника. Последний раз он видел Семеныча недели две назад. «Не заболел ли старик? – подумал Николай, – надо бы зайти. Отосплюсь и обязательно зайду». Так уж случилось, что старик остался единственным его другом во всем поселке энергетиков.

Николай шел между двух железнодорожных путей, на которых стояли цистерны с мазутом. Отвратительный запах от нагретого на солнце мазута окончательно испортил настроение. Большинство сотрудников электростанции, кто ездил на велосипеде, пользовались автомобильной дорогой, которая шла из районного центра мимо центральной проходной и, сделав под железнодорожным мостом большой крюк, уходила в поселок энергетиков. Но по ней, путь получался длиннее, почти в километр. К тому же там постоянно неслись машины, обдавая велосипедистов клубами дорожной пыли. Короче, не нравилась Николаю эта дорога. Тропинка, по которой он ездил тоже не сахар, один только участок железной дороги чего стоил, но здесь было спокойно и практически безлюдно.

Сойдя с насыпи, Николай покатил мимо кустов ракиты, затем выехал на тротуар. Далее вдоль дико застроенных гаражей, детской площадки, заброшенной спортивной площадки и вот, наконец, за углом пятиэтажного дома появились два ряда кооперативных гаражей. Седьмой бокс в этом кооперативе числился за супругой Николая. Там он ставил велосипед и шел домой.

Наталья, Наталья! О том, на какой золотой женщине он женился, Николай понял лишь, тогда когда его жизнь покатилась под откос.

После смерти тестя, неприятности не заставили долго ждать. Все началось с того, что на станции поменялся директор. Прежнего директора в шестьдесят два года неожиданно для всех отправили на пенсию. И тут пошла тотальная кадровая чистка. Те, кто раньше по многу лет сидел в мастерах и дежурных стали быстро продвигаться по служебной лестнице. От старого руководящего состава избавлялись под любым предлогом, кого вслед за директором на пенсию, кого переводом на другое место, кого на работу за границу, естественно с условием, что назад они больше не вернутся. Новый директор, как собственно и прежний, хотел иметь свою команду, преданных ему одному людей.

Вот тут и всплыла многолетняя злоба и зависть, которую копили сотрудники станции на Николая. Ему всё вспомнили и скорость продвижения по службе, и жизнь в элитной тестевой квартире, и спесь, и заносчивость, и многое, многое другое, чего может никогда и не было, но больное воображение обозленных завистников с лихвой дорисовывало и приписывало ему.

Первое, что почувствовал Николай, при новом директоре, это вакуум дружеских отношений. Все коллеги, как по команде, стали держаться исключительно в рамках служебных инструкций. Никто больше не спрашивал: «Как вчерашняя рыбалка?», не шутили по поводу прошедшего дня рождения, перестали приглашать на пивные междусобойчики. У Николая была огромная почти полная коллекция песен Высоцкого и частенько сотрудники просили сделать им копии тех или иных записей, даже образовался некий фан-клуб Высоцкого, теперь же к нему никто с подобными просьбами не обращался. Кого бы ни пригласили к себе Коля или Наташа, все отказывались. Вооруженный нейтралитет затягивался. Складывалось впечатление, что ждут малейшей ошибки со стороны Николая, чтоб иметь повод вышвырнуть его из такого теплого и удобного кресла начальника смены станции.

И не мудрено в такой нервной обстановке эту ошибку сделать.

Семнадцатого октября тысяча девятьсот девяносто второго года, когда на станции заступила смена под руководством Николая Зайцева, в два часа ночи обходчик турбины доложил, что под брюхом генератора второго энергоблока он обнаружил масляную лужу. Тут же, для более тщательного осмотра, туда направлены дежурный монтер главной схемы и старший обходчик второго блока. Самописец на блочном щите показывал, что давление масла в подшипниках генератора не падает, значит, время на принятие решения еще было. Старший обходчик доложил, что масляная лужа стала увеличиваться. Тут бы, конечно, самому Николаю осмотреть повреждение, затем зайти на тепловой щит, сравнить давление в подшипниках с предыдущими показаниями, но он принял другое решение: до выяснения обстоятельств остановить энергоблок. Слишком дорогой был ротор генератора, чтоб оставить один из его подшипников без масла. Остановку осуществили в максимально щадящем, но всё-таки аварийном режиме с выбросом пара в атмосферу. Котел перевели в режим ожидания. Срочно из поселка вызвали все ремонтные службы. Объем убытков от аварийной остановки энергоблока напрямую зависел от времени простоя.

Тщательный осмотр ремонтной бригадой обоих подшипников генератора показал, что они в полном порядке. Масло, разлитое под генератором, имело явно иное происхождение. К утру генератор был в сети и блок набрал полную мощность. Главный инженер собрал совещание, назначили комиссию по служебному расследованию этого инцидента.

Ничего утешительного для Николая комиссия не обнаружила. По версии комиссии масло появилось из ведра, стоявшего под лестницей и вероятно забытого там после очередного ремонта генератора. Каким образом масло из ведра попало на пол, комиссия не уточняла. Может, ведро само от вибрации опрокинулось, может обходчик его задел – тайна, покрытая мраком. Старший обходчик от своих слов, что масляная лужа стала расти на его глазах, отрекся. Типа, ему показалось, что она растет. Всех интересовал главный вывод комиссии, а именно – решение начальника смены по остановке энергоблока было ошибочным! Николая вызвали на ковер в кабинет директора. В ультимативной форме потребовали заявление об уходе, иначе хуже будет, а именно уволят по статье о служебном несоответствии. Это был полный крах всей жизни Николая! От пережитого резко поднялось давление. В предынсультном состоянии Николая забрала скорая помощь.

Эх, был бы жив тесть, все ограничилось выговором и лишением тринадцатой зарплаты. Но, уж очень долго ждали злопыхатели и завистники Николая. И теперь, вся эта свора шакалов, наполнившись праведным гневом, жаждала крови любимчика судьбы и не когда-нибудь, а немедленно.

Пока муж лежал в реанимации, Наталья, понимая, что она последняя линия обороны семьи, собрав всю волю в кулак, выписала на проходной пропуск на станцию, благо начальник бюро пропусков её сосед по дому, и, минуя оторопевшую от решительного и практически нечеловеческого взгляда Наташи, секретаршу, прошла прямо в кабинет директора. О чем они говорили, не знает никто. Секретарша быстро и плотно прикрыла за Наташей двери. Скорее всего, Наташа напомнила директору о том, как он и её отец с разницей в год молодыми специалистами пришли работать на тогда еще строящуюся станцию. О том, как днями и ночами, практически без выходных они запускали один энергоблок за другим. И хоть приехали они сюда из разных мест и друзьями в полном смысле этого слова не были, но как же он, помня всё это, может оставить дочь и внуков Михаила Юрьевича без куска хлеба?