Kitabı oku: «Записки Ночного Ангела», sayfa 4

Моя «Дополненная реальность в авиации»

Я нажимаю кнопку запуска, и турбина начинает вращаться с характерным для Робинсона-66 подвыванием. Когда обороты достигают 17 %, я включаю подачу топлива, и двигатель, быстро набирая обороты, забрасывает датчик температуры до семисот градусов. Лопасти медленно, но уверенно начинают вращаться над головой против часовой стрелки.

– Параметры в норме.

– Обороты 63 %, стартерный режим закончен.

Я подключаю генератор, щелкаю по тумблерам авионики, выставляю высотомер и авиагоризонт. Упрямый гирополукомпас долго показывает высунутый язык красного флажка, сообщая, что совершенно не готов к взлету, и нужно ждать, когда уже наконец раскрутятся все гироскопы.

Турбина готова отдать всю свою энергию на несущий винт. Мы на земле. Законцовки лопастей проносятся сверху на скорости двести пятнадцать метров в секунду. Вертолет, как проснувшийся хищный зверь, стоит на перроне, подрагивая мышцами. Последние проверки окончены, мы готовы к взлету. Я плавно ввожу коррекцию, и теперь уже вся мощь двигателя готова по первой команде рвануть к ротору винта. Вертолет окончательно проснулся и теперь больше напоминает зверя, приготовившегося к прыжку. Короткий доклад:

– Буньково-Вышка, 06216 на второй в первую зону, к взлету готов.

Вышка отвечает коротко и быстро, передавая метеоинформацию на данную минуту, и подтверждает «взлет по готовности».

– Условия принял, взлетаю, 06216

Мой голос в гарнитуре кажется мне чужим и отстраненным. Я весь сосредоточен на управлении, и понятия не имею, точно ли это я веду радиообмен в этот самый момент.

Здесь стоит сделать небольшое отступление от повествования и немного объяснить тем, кто далек от авиации, чем вертолет отличается от самолета.

Абсолютное большинство тех, кто не имеет познаний в аэродинамике, уверены, что вертолетом управлять проще, чем самолетом, ведь вертолет может висеть и плавно снижаться, что и создает впечатление безопасности в отсутствие видимого дефицита времени. На деле же именно у пилота вертолета самый большой дефицит времени на принятие решений. Самолет любит летать, а вот вертолет летать не любит. Любого можно посадить за штурвал самолета в торце полосы и с нужными настройками, по командам инструктора он довольно беспроблемно взлетит и сможет оставаться в воздухе, пока не закончится топливо. Посадка – отдельная тема, но тем не менее я могу утверждать, что симмер (человек, серьезно увлекающийся авиасимуляторами) при определенных условиях имеет какие-то шансы выполнить условно безопасную посадку, пусть не с первого захода, но крепкие теоретические знания реально в этом помогут.

А вот с вертолетом ситуация, увы, однозначная. Ни один человек, не имея реального навыка, отработанного на обучении с инструктором, не то что не посадит, но и не взлетит безопасно на вертолете. И никакой симулятор не в состоянии дать хотя бы примерное представление и навык для управления вертолетом. Попытка взлета однозначно закончится если не катастрофой, то как минимум серьезной аварией и вертолет после этого придется списать, что называется в «total».

2013. Град Московский

Довольно удивительная история произошла, что называется, прямо у меня под носом. Всего в шести километрах от МКАД. Сейчас на этом месте стоят многоэтажки, и проходит современное шоссе, соединяющее киевскую и калужскую трассы. Но в момент описываемых событий, на этом месте все же был лес.

Дед заблудился, как часто это бывало в первые годы существования отряда, еще вчера. Пошел за грибами от деревни Картмазово в сторону совхоза Московский, но, как несложно догадаться, из леса в Московский он не вышел. Проблуждав в лесу весь день и всю ночь, дед окончательно сдался и лег умирать. С собой у него был работающий телефон, по которому он дозвонился семье и рассказал, что с ним произошло, а также сообщил, что шансов на выход из леса у него нет, потому как просто закончились силы. Дед сдался и прекратил борьбу за жизнь.

Мне ехать до места было ровно четыре километра, и я планировал прибыть в штаб одним из первых. Но Володя сообщил, что тоже ничем не занят и готов стартовать на поиск. Зная про подлый железнодорожный переезд в районе Внуково, договариваемся, что Володя подъедет к переезду на такси, а я буду ждать его с другой стороны, так мы сэкономим время. Благодаря этой хитрости, уже через двадцать минут мы были в штабе.

Штаб расположился в кармане Киевской трассы. Пара групп уже сформировалась и выдвинулась в лес. Мы быстро одеваемся. Я при этом допускаю весьма серьезную ошибку, она мне потом аукнется, но я пока об этом даже не подозреваю. По вводным пострадавший на связи, слышит трассу, но идти уже не может. Всем представляется, что поиск мы закончим за пару часов, ибо киевская трасса рядом, теряться здесь особо негде, лес хоть и большой, но ограничен дорогами с запада и востока. На севере Картмазово, на юге Град Московский. Нужно просто пойти и достать пострадавшего. Как же я заблуждался… Сильно не думая головой, я надеваю поверх футболки только жилет с оборудованием и кепку от солнца. Снизу джинсы и кроссовки. В чем приехал в том и побежал.

Поиск координировал Горец. Горец примерно ровесник Володи. Полная седины борода, очки. Это был первый его поиск в качестве координатора. Он еще стесняется напрягать людей и требовать. Не знает поисковиков по позывным. Сомневается в себе. Это нормально. Отряду нет и трех лет, и, по сути, мы и сами ничего толком не знаем. И хотя на тот момент уже полным ходом шла систематизация знаний, но конкретики в алгоритмах поиска еще не было. Горец довольно быстро станет в отряде душой компании. Бог знает, сколько будет съедено шашлыка и хинкали на совместных посиделках между поисками. Но на тот момент мы об этом еще даже не подозреваем. Горец пристально смотрит на карту и вслух делает выводы. Они вообще ничем не отличаются от того, что приходит в голову и нам. Если пострадавший лежит на месте и при этом слышит шум трассы, значит, надо пройти вглубь леса, выяснить, где шум трассы уже не слышен, и плотно прочесать лес от этой точки на всю глубину вдоль Киевского шоссе. Логика железная, и ни у кого нет сомнений, что это сработает. Все рассчитывают максимум на два часа поисковых работ. Дед в сознании, на телефон отвечает, инструкции получил – знает, что его ищут и будет откликаться группам.

Работаем, как обычно, двойкой с Володей. Берем позывной и шуруем по задаче в лес. На улице стоит чудовищная жара. Лес совершенно не приносит прохлады. Вокруг только звон цикад. От жары попрятались даже птицы. Нет ни единого дуновения ветерка. Даже лесная дорога душит зноем. В движении мы начинаем быстро перегреваться и вынуждены останавливаться все чаще. Запас воды, взятый с собой на весь день, тает на глазах и становится понятно, что его не хватит даже на пару часов. По имевшейся информации дед решил пройти через лес, чтобы набрать грибов, но лично я за все сутки поиска грибов там так и не увидел. Киевскую трассу слышно из леса метров за четыреста. Логика говорит, что пострадавший где-то в этой полоске, между трассой и границей слышимости, на которую доходит шум. Несколько раз группы проходят километры этого пространства, прочесывая лес в поисках пострадавшего. Время идет, а результата все нет. Пострадавший при этом остается на связи и от него становится известно, что он ни разу не слышал и не видел поисковых групп. В описании местности он начинает путаться. От обезвоживания начинаются галлюцинации, и пострадавший уверенно сообщает, что видит зеленый забор. Эта информация передается всем группам. Теперь мы ищем не только пострадавшего, но и зеленые заборы. Решаем пробить опушку по периметру, возможно, удастся отыскать тот злосчастный забор. Мы проходим практически половину маршрута, так и не встретив ни единого зеленого забора. Но по ходу движения мы отмечаем одну странность. Шум Киевского шоссе, который давно уже стих у нас за спиной, несмотря на то, что мы продолжаем удаляться от трассы, вдруг начинает слышаться вновь, причем спереди.

Ничего не понимая, я смотрю в навигатор. Мы на максимальном удалении. Здесь нет трассы. Есть обычная дорога, по которой за день проезжает не более десятка автомобилей. Идем на источник звука и упираемся в забор. Ну конечно! Обзорный локатор РЛС «Зименки». Гудит громко… издалека его легко можно принять за звук автотрассы. Отмечаем точку в навигаторе и продолжаем далее по задаче… Выходим из леса уже в Граде Московском. Начиная от него и на север вдоль всей трассы работают группы. Понимаем, что делать там нечего, возвращаемся в лес и проходим обратно, западнее своего же маршрута на триста метров. Севером возвращаемся в штаб. По дороге наивно веря карте, решаю проверить кусок забора и ухожу по нему в крапивное поле до горизонта. Крапива метра два высотой. Идти обратно и обходить забор уже тяжело. Решаю, что пройду насквозь. Кхм… прошел. Шестьсот метров крапивы в человеческий рост. В футболке с коротким рукавом. Я – молодец. Выломав метровую палку, я крошу крапиву и продвигаюсь в час по чайной ложке. Как я ни старался, а все одно получил миллион ожогов. Крапива пробивала даже джинсы. Злой и опухший, я вылез на чей-то участок с невысоким забором и уже по дороге, наконец, добрался до ждавшего меня все это время Володи. По этой дороге мы и пришли в штаб. В штабе новости. По трассе должен проехать кортеж… поэтому давайте-ка, ребятки, убирайте ваши машины отсюда, куда хотите. Ладно. Нам тут до леса было пять метров, но, если уж так надо, мы не гордые, и пятьсот метров как-нибудь тоже осилим. Весь штаб перемещается в Картмазово. С учетом обнаруженного шума обзорного локатора зона поиска расширилась практически на весь лес. Группы чешут лесную чащу, а мы берем сирену и начинаем кататься с ней по всему периметру, включая ее минут на пять в сторону леса и связываясь с пострадавшим на предмет, слышит он ее или нет. Сирена, катавшаяся в то время в моем багажнике, была не простой. Мы купили ее за несколько тысяч долларов на одном из промышленных предприятий, выпускавших корабельные ревуны. Собственно, им она и являлась. Сто тридцать шесть децибел оглушающего шквала. Володя сколхозил для нее ящик на колесах и источник питания, поэтому сирена была реально мобильной. Сирена не боялась ни жары, ни холода, ни дождя и могла работать сутками на одном заряде. Специальное реле автоматически включало ее на несколько секунд, после чего сирена несколько минут молчала. Такой режим был признан самым удобным для вывода пострадавших из леса. Мы начали отрабатывать лес со всех сторон. Это занятие заняло весь остаток светового дня, но ни разу пострадавший сирену не услышал. Хороший результат. Спросите какой? Собственно, это означает, что все эти зоны можно вычеркивать и не гонять по ним поисковые группы, ибо пострадавшего там нет. К нашему возвращению в штаб на месте в координаторах застаю уже Гришу. Горец передал координацию, но не уехал, а остался на месте, сидел на бордюре рядом со своей машиной и пялился в асфальт. За двенадцать часов он вымотан так, что, кажется, постарел лет на десять. Я помню, что хотел сказать ему что-то утешительно-ободряющее, но в этот момент меня выцепил Гриша. Я показал, где мы выставляли сирену и какое время работали. Результаты работы были, на сирену вышло из леса человек пять заблудившихся местных жителей, но ни один из них не был тем, кого мы ищем. Гриша осведомился о дальнейших планах. Мне нужно было отвезти Володю, потом заехать домой и принять душ, а после я снова готов был продолжить поиск. Гриша поморщился, видимо, информация о пяти попутно заблудившихся и найденных в том лесу его расстроила и попросил оставить сирену для дальнейшей работы групп, что я и сделал, быстро объяснив, как она управляется.

Отвезя Володю в Одинцово и проторчав на проклятом переезде минут сорок, я все же попал домой. В момент, когда я, как обычно, рывком стянул с себя кроссовки, я понял, что у меня проблема. Двадцать километров в обуви, не предназначенной для леса, и вообще не предназначенной для ходьбы просто-таки «убили» мне ноги. Когда я снимал носки, вместе с носками со всей подошвы слезла и кожа… как стелька, на обеих ступнях.

Боль была невыносимой. У меня не было идеи, чем можно было ее унять, и я просто инстинктивно вернул куски кожи на место. На удивление боль быстро утихла. Не до конца поверив такому волшебству, я снова содрал кожаные «стельки», и боль опять пронзила мозг холодным стальным прутом. Это было так странно. Но вывод был очевиден. Снова вернув лоскуты кожи на место и обмотав все это несколькими слоями лейкопластыря, я смог ходить практически безболезненно. Душ отменился. Размочить все это – автоматически означало снова испытать всю эту гамму болевых ощущений, а я на это был не согласен. Просто умывшись, я переоделся и снова поехал на место поиска. Машин в ночи у штаба было не меньше, чем днем. На месте была и Лена «Кипяток». Ее жилет метался от штаба к машине и обратно, она громко спорила с кем-то в темноте, освещая лицо оппонента фонарем. Оппонент отмахивался и норовил скрыться в темноте, но каждый раз снова попадался под назойливый луч фонаря Кипятка.

Гриша зол и задумчив. Он тоже не понимает, где может находиться пропавший, особенно с учетом того, что весь лесной массив закрыт поисковыми группами довольно плотно. Собрав из присутствующих в штабе четыре группы, Гриша отправляет всех в самую дальнюю часть леса. Точнее, дальняя она только по отношению к штабу, а вообще этот кусок примыкает к высотным домам Града Московский. От одной из групп есть информация, что в ночи был одиночный, слабый отклик примерно в той части леса. Поскольку отклик был один, локализовать его не удалось. Группа вышла из леса, и теперь именно нам предстояло доделать то, что не смогли закрыть ночью.

Горец все так же сидит на бордюрном камне, устало щурясь и протирая очки. Я примерно понимаю, что значит его угрюмая поза. Скорее всего он считает деда уже погибшим, так как последний уже перестал отвечать на телефонные звонки. И последним с дедом по телефону разговаривал именно Горец.

Это практически животный страх большинства координаторов и операторов группы прозвона. Ты общаешься с пострадавшим, а потом у него пропадает связь, или он теряет сознание и медленно погибает в лесу… и ты… последний. Люди прокручивают потом запись этого последнего разговора месяцами, и грызут себя почем зря, выискивая и придумывая собственные «ошибки», постоянно воспроизводя сценарии в духе «а если бы». Позже я сам неоднократно буду попадать в подобные истории, общаясь с пострадавшими по телефону в момент обрыва связи… Никакой трагедии для себя я в этом не увижу. Да, так бывает. Да, люди погибают. Да, я не всем смог помочь. Но я не волшебник и не бог. Связь пропадает, аккумуляторы садятся. Это жизнь.

Горец, взявший свой первый поиск, с ним не справился, и теперь сидит, посыпая голову пеплом. Разумеется, это только его личные выводы, и никто из окружающих так не думает. Отряд вообще действует только на одном принципе – непогрешимости решений координатора. Ты либо выполняешь задачу, которую поставил координатор, либо… тебе стоит десять раз подумать, надо ли тебе ехать на поиск.

Мы вдвоем с Кипятком бредем по мокрому от утренней росы лесу. В соседних квадратах слышна работа ушедших с нами групп. Предупреждаю Лену, что с ногами у меня все плохо, поэтому точно не знаю, сколько смогу пройти в этот раз, но пока терплю. Примерно в километре в лесу слышны выстрелы. Это Карен… за каким-то чертом он взял с собой «Сайгу» и палит из нее в воздух, в надежде, что пострадавший его услышит. Как при этом мы узнаем, что пострадавший эти выстрелы слышит, никому не известно. С тем же успехом на поиске можно применять, например, гранаты. Это тоже громко и абсолютно неэффективно. Наконец в эфир прорывается третья группа, которой удалось обнаружить пострадавшего. Он лежал в высокой траве, на краю болотца, и плохо понимал, что происходит вокруг него. Рядом с ним не было зеленого забора, который он описывал по телефону. Собственно, не было никаких заборов и признаков цивилизации вообще. Минут за пятнадцать мы с Леной добрались до места по координатам, переданным группой, обнаружившей пострадавшего. Деда уже переодели в сухое и уложили на термоодеяло. Я достал из ранца мягкие носилки, которые были со мной постоянно, и в ввосьмером мы переложили на них пострадавшего. Теперь предстояло вынести нашего несчастного к машине скорой помощи. Гриша довольно долго согласовывал варианты маршрута, дабы скорая смогла подобраться как можно ближе к точке выхода. Наконец, было найдено решение, при котором нам нужно было вынести пострадавшего на старую просеку, по которой мог пробиться на джипе Шерман, а потом вывезти его на асфальт к месту встречи с медиками. По дороге я пару раз жестко сцепился с Кареном, так как его «Сайга» дважды упиралась мне стволом в живот. Естественно, все его увещевания о том, что ствол не заряжен и безопасен, мне были до лампочки. Комфорта мне это не добавляло. И всю дорогу я ворчал о том, что верхом глупости было брать на поиск ствол. Карен и сам понимал, что «Сайга» была тут лишней, но поделать уже ничего не мог. Так мы и шли по лесу, таща носилки с пострадавшим и перманентно матерясь на ствол, упиравшийся куда попало.

Дед постепенно приходил в сознание и начинал ругаться сам на себя за то, что так бестолково поступил по отношению к себе и окружающим. Последним его разговором по телефону оказался не разговор с Горцем, а разговор с дочерью, с которой он попрощался, так как уже не надеялся выйти живым.

Передав деда скорой медицинской помощи, мы вернулись в штаб. В штабе царила эйфория. Гриша улыбался, заглядывая в глаза каждому, как бы говоря: «а вы не верили». Горец смотрел в штабную карту, водя пальцем по месту, где была отмечена точка обнаружения, прикидывая, можно ли было собрать деда раньше. И наверное, только один я знал ответ на этот вопрос. Собрать пострадавшего раньше должны были и могли в теории мы с Володей. Ибо именно туда, к этому самому болоту, отправил нас Горец в первой нашей задаче. Но мы не дошли до точки, так как поступила новая вводная про зеленый забор. И мы пошли проверять зеленые заборы. А вот почему мы отклонились от дальнейшего выполнения задачи и прошли мимо точки, на которую нас отправил координатор… загадка. Естественно, это была случайность. Правда, чуть не стоившая человеку жизни. Вот так я, нечаянно, чуть не стал виновником трагедии и подпортил дебют Горца в качестве координатора. Впрочем, выводы я сделал для себя самостоятельно и никогда больше не допускал подобной ерунды.

2013. Наро-Фоминский

Совершенно не запомнил начало того дня. Это было лето и всю дорогу шел дождь. Он то затихал, переходя в серую пыль, то наваливался с новой силой, заливая потоками все пространство до горизонта. Заявка на поиск поступила в двадцать два тридцать. Лена «Кипяток», сокрушаясь, что поехать не может, сообщила, что в лесу женщина с двумя детьми, и одному из них всего четыре года. Мне ровно тридцать километров до места, по киевскому шоссе, поэтому особо не раздумываю. Просто собираюсь и срываюсь в ночь, навстречу потокам дождя и темноте леса.

Еще до прибытия на место, связываюсь по телефону с дежурной частью Наро-Фоминска. Дежурный диктует мне номер старшего на месте от полиции и кое-как объясняет, где сейчас находится группа и формируется совместный штаб с МЧС. Продравшись через невесть откуда взявшуюся пробку и поплутав по закоулкам садового товарищества, наконец, приезжаю на указанную дежурным точку сбора. Посмотрев по сторонам, я быстро убедился, что на месте никого нет. Весьма удивившись этому факту, обращаюсь к местным, что примечательно, местные, зная о пропаже ребенка, вышли на улицу под дождь и обсуждали варианты развития событий. Одна словоохотливая старушка, видя мою форму, не задавая лишних вопросов, скороговоркой выпалила:

– Были, были. Были да уехали. Чуть-чуть вы разминулись!

Звоню на этот раз напрямую старшему от полиции. Объясняю, кто я и зачем звоню. Старший быстро, так же скороговоркой, сообщает, что из садового товарищества они переместились ближе к той части леса, где, по их мнению, сейчас находятся пострадавшие, а именно в деревню, которая километрах в десяти от первоначальной точки сбора.

Подъезжаю в Мишутково – на месте опять никого. Рация включена, но в эфире тихо.

Снова звоню старшему.

Сообщает, что они в Мишутково были, но уехали, так как не смогли из-за заборов и шлагбаумов проехать к лесу.

Следующая точка Новоглаголево, 3-й Южный проезд (в результате оказалась 3-я Южная улица), а в Новоглаголево есть и проезд, и такая улица…

На связь вышел 545, он меня и навел на место.

На месте машина МЧС с сиреной и три машины полиции, машина 545, с ним Фея, и начинают подъезжать волонтеры. Радиостанция взрывается сотней бессмысленных сообщений. Три человека умудрились засрать эфир чуть более, чем полностью. Громче и чаще всех слышно Ираклия. У него, по его словам, какое-то спецзадание. Опера, стоявшие с нами и слышавшие всю эту чепуху из динамиков, дружно хлопали себя по лицу ладонью, изображая полный facepalm.

Начинаем общаться с полицией. Быстро выясняется, что делать тут нечего, ибо в лес отсюда выйти невозможно. Значит, точка входа там, где СНТ и пруд, то есть ровно в том месте, куда я прибыл в первый раз.

Быстро собираемся и едем обратно в СНТ Жедочи. Выстраиваемся колонной вместе с полицией и МЧС, по дороге подхватываем на бетонке еще одну машину с Фантастом. Пока едем, Фея пытается довести по рации информацию до всех, кто едет в колонне, чтобы по прибытии на место не повторять и не тратить время. В это же время в эфире гвалт и бардак… машин подъезжает все больше, Ираклий быстро затыкает рот Фее в духе «не засорять эфир, у нас спецзадание», мы не спорим и сваливаем на 22 канал радиостанции. Фея быстро рассказывает всем о том, что в 21:00 в службу 112 поступил звонок от заявительницы о том, что она находится в лесу в этом районе, с ней ребенок четырех лет и сын двадцать три года. Куда идти, не представляет. Зачем ушли в лес неизвестно, где ее дача неизвестно, родственники не установлены. Связь с заявителем пропала, предположительно, сел телефон. В данный момент полиция по номеру телефона устанавливает владельца номера и родственников.

Минут через двадцать мы прибыли в СНТ «Жедочи» и начали экипироваться. Параллельно обсуждаем, что и как. Пришел уточненный биллинг от полиции полтора километра на юг от сотовой вышки в Мишутково.

Галопом подъезжает знакомая машина Гриши. Вывалившись почему-то в одних шлепанцах из своего Хаммера, Гриша сказал, что пропавшая предположительно к северу от линии Жедочи – Мишутково и они сейчас выдвигаются туда бегом, поэтому наш кусок леса будет южнее. Я подтвердил, что будем работать тремя группами с востока на запад, южнее точки входа и будем на связи. И Гриша, смешно переступая сланцами, умчался переодеваться.

Полиция заявила, что пойдет с нами. Матерые опера, одетые ни разу не для леса и уж тем более не для прогулок под дождем, тоном, не терпящим возражений, сказали, что раз в лесу ребенок, они здесь не останутся и ждать ничего не собираются, а идут в лес как есть, вот в этих вот кожанках и кроссовках, пропускающих воду не хуже любого дуршлага.

Фея остается в штабе, 545 берет с собой пять человек полиции, Фантаст, взяв еще двоих, уходит на самый южный фланг, мы вдвоем с Кандеем врубаемся в лес прямо с точки входа и довольно быстро, перепрыгивая разлившиеся ручьи, скрываемся в раскисшей темноте леса.

Мой Катапульт бодро рубит темноту на полной мощности, заливая теплым светом стволы деревьев с раскидистым лапником и съежившиеся под ливнем кусты подлеска. Кандей идет с налобным Петлз и свободными руками занимается ковырянием в компасе и навигаторе, так как идем мы быстро, и ему приходится чаще сверяться с данными. Свой навигатор я отдал 545. Точнее, хитрец сам выпросил у меня мою Монтану, которую только недавно мне подарила жена, поняв, что увлечение мое поисками всерьез и надолго. Монтана была новой и на тот момент самой дорогой в линейке навигаторов. Ее экран поражал воображение каждого, кто брал ее в руки после Орегонов, Дакот и Е-трэксов. В ней имелись все приблуды, какие только можно придумать для шатаний по лесу, морю, воздуху и вообще всему, что находится на земной поверхности. Теперь этим набором никого не удивишь, так как все они есть в любом туристическом навигаторе, но в те годы это был космос. Мне жалко было отдавать Монтану 545, но навигатор их группе был нужен, а я не такой жлоб, чтоб зажать оборудование на поиск ребенка.

Мы шли метрах в тридцати друг от друга, временами работая на отклик. Для этого приходилось останавливаться и кричать в темноту леса. Глотку драл я, а Кандей слушал, складывая руки локатором. Шум ливня сильно мешал. Даже здесь, под плотной кроной леса, потоки воды струились вниз, ручьями стекая по длинной, серебряной бороде Кандея, от чего последняя намокла и больше походила на кусок длинной веревки, болтающейся ниже висевшего на груди навигатора. Вот встреть такого «лесовика» ночью. Черт-те что можно подумать. Кандей абсолютно грамотный и бесконечно беззлобный, молчаливый мужик в возрасте, многозначительно молчащий по любому поводу. Он всегда был немногословен, но по его виду было ясно, что опыт у него за плечами серьезный. А главное – у него замечательные аналитические способности. Он проявит их на поисках не раз и не два. Он вытащит потом еще кучу народу из леса и сделает все это молча, практически ни с кем не общаясь. В какой-то момент я начинаю слышать отклик пострадавших. Очень далеко, на пределе слышимости, в шуме дождя, мне начинает отвечать женский голос. Девяносто девять процентов, мы установили контакт с нашими пострадавшими. Кандей ничего не слышит и недоверчиво смотрит, переводя взгляд от леса на меня, как бы проверяя направление. Я уверенно указываю в точку, из которой слышу теперь уже четкое «мы здесь». Метров через сто, наконец, и Кандей начинает слышать отклик, и мы теперь уже просто бежим по направлению, не разбирая дороги. Мокрые ветки больно хлещут по лицу. От одной увернулся – тремя получил. Пока мы бежим, я начинаю понимать, что женский отклик, во-первых, не остается на месте, а начинает перемещаться вправо, а во-вторых, начинает откликаться реже.

– Стой! Остановись! Мы идем! Оставайся на месте! – кричу я.

– Стою… – внезапно поникшим тоном ответил женский голос.

Ничего глупее не придумаешь, как пытаться ночью бежать по лесу в полной темноте, без света. В истории поисков полно примеров, когда пытавшиеся выходить самостоятельно пострадавшие, выходили из леса без глаза. Те, кто без одного, видимо, еще выходили, а те, кто без обоих, видимо, уже оставались там навсегда. Поэтому в статистику попали только с одним глазом. Но мы-то знаем.

Мы все еще бежим в полную силу, проскакивая сквозь частый ельник, словно сквозь веник. Мне несколько странно, что я не слышу ни одной группы в лесу, и не слышу уже давно. Это говорит о том, что мы ушли далеко вперед и врубились в лес не меньше, чем на два километра.

Внезапно лесная пасть раскрывается, и я выскакиваю на поляну метров десять в диаметре. Кандей шумно влетает следом. В свете наших фонарей женщина в светлой кофте. Лицо искажено истерикой. Уголки рта лезут вниз, глаза щурятся от света, пытаясь спрятаться от бьющих лучей. Она нас не видит. Она разговаривает с двумя столбами света перед ней.

– Где ребенок? – гавкаю я, не увидев главного (пропавшего Диму, четырех лет от роду)

– Да вот тут, тут – хнычет женщина, указывая на кусты позади себя справа.

Метнувшись в указанную точку, нахожу там старшего, который держит на руках мальчишку и, прижимая к себе, пытается согреть его остатками своего тепла. Тепло они потеряли быстро. Дождь вообще не способствует сохранению энергии, и стоящего с младшим на руках парня колотит крупная дрожь.

Найдены. Все трое найдены. Мы скидываем процентов по семьдесят с мощности своих фонарей, чтобы не слепить ни пострадавших, ни себя. Ибо сейчас нам придется изрядно повозиться на месте, прежде чем подойдут основные силы, и мы двинемся на эвакуацию.

Кандей докладывает в эфир об обнаружении и трижды подтверждает это, так как его несколько раз забивают выходами в эфир группы, работающие севернее. Я тем временем сдергиваю насквозь мокрые тряпки с младшего и вытираю его насухо. Раскинув свои ранцы, мы вытаскиваем на свет один комплект сухого белья, пригодного для нашего пострадавшего. Теплая кофта Кандея, мой плед и сверху спасательное фольгированное одеяло. Весь этот «пирог» гарантированно не даст промокнуть вновь и сбережет тепло тела, не давая ему уйти наружу. Кандей отпаивает всех горячим чаем. Я же тем временем злобно интересуюсь в рацию, где наша чертова группа эвакуации, так как вдвоем мы троих не вытащим. Младший, в принципе, может передвигаться только на руках одного из нас, а двое взрослых настолько измотаны и замерзли, что непонятно, смогут ли они выйти из леса без потерь. Даже одно падение в мокром насквозь лесу имеет все шансы закончиться плачевно.

«545», получив координаты, говорит, что он недалеко, и выдвинулся в точку всей группой, для эвакуации. Примерно рассчитав время, я уставился в направлении появления группы, пытаясь засечь свет фонарей на подходе. Четырехлетний Дима уже весьма освоился у меня на руках и обозревал происходящее не снизу вверх, как привык, а находясь над головами всех присутствующих. Согревшись, он начал говорить все, что взбредет в голову, как это делают все четырехлетние. Двенадцать часов, проведенных в лесу под дождем, произвели на него неизгладимое впечатление, и он очень хотел поделиться эмоциями со мной и Кандеем. Взрослые же, хоть и выпили на двоих термос горячего чая, все так же стремительно теряли тепло через промокшую насквозь одежду, и мы решительно ничего не могли с этим поделать. Единственный вариант – начинать двигаться как можно скорее. Пока они двигаются, они не замерзнут. В темноте леса несколько раз мелькнул луч фонаря.

– Сюда!!! – я крикнул как можно громче.

– Идем мы! – ответило два голоса из темноты.

Через несколько секунд, вместо группы 545 с матерыми операми, на нас вышли две фигуры – один тощий, как палка, второй напоминал скорее что-то румяное в форме пряника.

– Ладога и Десятый – представились оба.

– Дай мне ребенка! – потянулся Десятый к Диме, хватая его за плед.

– Я пока не устал. Давайте выходить, – парировал я.

Ладога схватил рацию, и на весь лес, раза четыре доложил, как на голубом глазу: