«Между ножом и овном. Ливанская война. Лето 1982» kitabından alıntılar, sayfa 2
Странная страна Ливан, заражающая любого, ступающего на эти земли, жадным желанием жить и полнейшим фатализмом перед лицом смерти. И еще будет христианский городок в горах Ливана Дир-Эль-Камар, окруженный плотным кольцом друзов, полных решимости вырезать все население городка до единого, от мала до велика. И на экранах мира – истощенные лица истово молящихся в церквушке городка, до отказа набитой мужчинами, женщинами и детьми, и глухое равнодушие этого мира к своим же братьям, и заявление Бегина
Все войны, все трагедии – время между ножом и овном. И все мы, отцы, бредем с ношей и ножом в гору в ожидании оклика Ангела. И каждый солдат в бою это всегда Ицхак, жертвующий собою ради отца своего Авраама, но, быть может, лишь за миг перед гибелью, в тишине своего остановившегося на миг бытия, порицающий отца за то, что тот породил его на такую раннюю смерть.
– в самом сердце западного Бейрута – Корниш-эль-Мазра, примерно, в восьмистах метрах от учреждений Арафата: задача – дойти до них. Восемьсот метров улицы. Танк "Меркава" с задраенным люком – посреди, вы – вдоль стен. Улица сверху вдоль и поперек простреливается гранатометами, осколки, камни, штукаурка – сыпятся вам на головы. Отмечаете огневую точку – танк стреляет по этажу. Засели у итальянского посольства: кто-то машет в окно, показывает жестами, не хочешь ли пить. В этот миг снаряд попал в на
Пестро выряженные ливанские офицеры и полицейские опять же с пистолетами, проезжая, отдают вам честь. Солдаты же ливанской армии проносятся уже на вовсе фантастических автомашинах, и у всех дико воинственные лица, автомат в одной руке, поднятый кверху. Иногда как-то бочком к вам притуливается часовой все той же мифической ливанской армии, наодеколоненный старичок в туфлях на непомерно высоких для мужчины каблуках, картинно держащий наискосок – как бы наизготовку – гранатомет и, конечно же, с неи
развернетесь цепью, и один, выскочив из пещеры, упадет, срезанный очередью, второй выберется с поднятыми руками, но первый внезапно выстрелит и попадет стоящему рядом с тобой и Мор-Йосефом комбату в пах. "Мина", крикнет комбат и упадет, врач сделает ему успокоительный укол. Сумерки стремительно приближаются, вертолет не может опуститься, ибо с наступлением темноты сирийцы открывают огонь по всему, что летает. Положив на носилки раненого, беспрерывно меняясь, да еще с пленным в придачу, вы будете
Посты – на крыше двенадцатого этажа, а ты дежуришь на улице, у входа, укрывшись за стеной, и стреляющая бейрутская ночь щетинится тысячами трассирующих линий. Ночь в городе, в котором, кажется, все страдают бессонницей и каждый жаждет об этом сообщить единственным способом – дать очередь в небо.