Kitabı oku: «Annuit Coeptis», sayfa 4
Нашей первоочередной задачей стало изловить змея во славу германской науке. Это сделало бы переворот во всех мировых науках! Нам хотелось поймать его, по возможности, живым. Мы расставили на горе многочисленные ловушки и приманки. Но наш историк, Мейнард, вообразивший себя жрецом старой веры, отправился на гору в одиночку. Он потребовал, чтобы в эту ночь убрали всех наблюдателей и что он, прибегнув к магическим ритуалам, сможет совладать с драконом самостоятельно. Главное, чтобы ему никто не мешал. Отговаривать глупца бессмысленно. Мы сделали все, что он просил и добыли ему все, что нужно для проведения ритуала. Он поднялся на гору, и мы мысленно с ним попрощались. Но через четыре часа он вернулся. Буквально влетел в деревню, но не от ужаса, а горя от возбуждения. Он всегда был похож на безумца, но в то утро таким безумным его еще не видел никто. Он утверждал, что говорил с драконом и тот заявил, что разрешает селиться у его горы, только чтобы убрали все ловушки, что мы нагородили, и отвели наблюдателей. Он их еще не убивает лишь потому, что они ему еще не наскучили. Но уже начинают. И тогда беды не миновать.
Мы не верили его бредням, пока он не продемонстрировал нам чешуйку странной ромбовидной формы, размером примерно с куриное яйцо. Он утверждал, что получил ее непосредственно из лап дракона в подтверждение словам. Проверить достоверность ее мы долго не могли, так как Мейнард не желал расстаться с нею ни при каких условиях. Правда, потом расщедрился и дал сделать с нее слепок. Пока делали отпечаток, провели анализ. Это действительно настоящая чешуя, принадлежащая неизвестному ранее виду животного. Оригинал вернули Мейнарду и тот повесил ее себе на грудь. Не снимает даже ночью. Должен сказать, что теперь его авторитет среди поселенцев повысился, но нам это только на руку. Рядом с таким архаизмом, как Ящер, и таким человеком, как Мейнард, людям будет проще верить. И они не допустят ошибку, которую допустили мы.
Мы не стали убирать ни ловушки, ни наблюдателей. К тому же, у многих вскипела охотничья кровь. Они вспомнили, что они гордые потомки Зигурда и Беовульфа, и возжелали повторить их деяния. Дозорные не только снялись, но и увеличились численно. К нам прибыло подкрепление из особого отряда СС «Мертвая голова». Хотите знать, что с ними стало?
Мы нашли их внутренности развешенными по всему лесу, на красных от крови деревьях. Они свешивались с сучьев будто новогодние гирлянды. Там же болтались по отдельности их руки и ноги. Идя по этому ужасному следу, мы вышли на поляну. Кого-то вырвало от увиденного. Все ее пространство было усеяно воткнутыми в землю кольями, а на них, пробитые насквозь, торчали головы наших солдат и офицеров.
Все ловушки им так же были найдены и искорежены. Зверь такого не сделает. Тогда-то мы и поверили в то, что имеем дело с разумным существом.
Вольфганг судорожно сглотнул. Налил из кувшина воды и выпил.
– До сих пор не могу забыть ту картину. На войне мы, конечно, всякого повидали, но такое… На другую ночь он явился в деревню. Тут его уже увидели все. Он спалил несколько наших домов, а после на чистейшем немецком потребовал, чтобы мы убирались отсюда, или он уничтожит всех. По дракону открыли огонь из всех стволов, но он выплюнул на нас еще одну струю пламени, сжег при этом несколько человек, и удалился.
Мейнард тут же, конечно, бросился причитать, что мы разгневали Великого Дракона и теперь, чтобы он не перебил нас всех, нужно принести ему жертвы.
Мы бы до такого абсурда, конечно бы, не опустились. Но было необходимо понять: он питает ненависть только к нашей нации, или вообще? Нам доставили пленников, самых разных. Оказалось, вообще. Он пожирал всех, не делая исключений ни по классу или национальности, ни по полу и возрасту, ни по политическим или религиозным взглядам.
Сознаться, нас это несколько воодушевило. Если это не ненависть непосредственно к нам, и при этом он обладает речью, значит, с ним можно договориться и прийти к каким-то взаимовыгодным отношениям. Мы искали способ…
Георгий, не скрывая неприязни, смотрел на них. «Да вы сами такие же чудовища, как и он. И если бы не автоматчик у двери, я тут же задавил бы вас голыми руками».
– Sie reden zu viel Wolf! – подал голос Готтард. – Komm zur Sache!
Вольфганг бросил короткий взгляд на командира и продолжил.
– После этого дракон ни на кого не нападал, а вскоре и вообще исчез. Мы даже думали, что он сменил место жительства, если это можно так назвать. Может быть, впал в спячку. Однако, желающих проверить не оказалось. Как бы то ни было, он не обнаруживал себя всю зиму и весну. И тут объявился. Дозорные заметили его кружащим над горой. Мы поспешили туда и увидели вас. Что мы должны думать? Что вы и есть дракон? А если нет, то почему он не тронул вас? И тогда как вы там оказались?
Лицо Георгия посерело. Значит, правда. Змей не был плодом разгоряченного болезнью мозга. До сих пор сложно было в это поверить.
– Я не дракон, если вы об этом. Обычный человек. Он притащил меня сюда, чтобы я что-то для него нашел.
– Что именно?
– Не помню. Он говорил про какой-то грам.
Эсэсовцы переглянулись. Готтард удивленно вскинул бровь.
– Wie könnte er das wissen? Dieses Spielzeug von Wirth ist wirklich interessant! Man muss sich schnellstmöglich mit Zentrum in Verbindung setzen. (Откуда он узнал? Эта игрушка Вирта в самом деле представляет интерес. Нужно немедленно связаться с центром).
Он поднялся, давая понять, что разговор закончен, и махнул рукой в сторону пленного.
– Пусть пока отдыхает.
У крыльца им встретился Вернер.
– В вашей инъекции нет необходимости. Он согласен сотрудничать с нами. Зря вы ругали Эрну, ей, похоже, удалось добиться больше, чем вам.
У врача на этот счет было совершенно другое мнение, как это обычно бывает у всех врачей. Он не собирался останавливаться на середине. В стремлении доказать свою правоту, он был готов на все. Только хотел сделать это тихо и быстро. Без лишней боли и, главное, без лишнего шума. Только глупый русский выронил кружку со снотворным, которое он ему протянул под видом лекарства. Ну, ему же хуже!
Вернер, не церемонясь, воткнул шприц Георгию в плечо, и быстро ввел препарат. Он успел увидеть, как ширятся от боли его глаза, как сокращаются мышцы, и как по быстро чернеющим, набухающим венам, к сердцу проникает зараза. Это были обычные вещи. Но вот что он увидел позже, сверхъестественным ужасом парализовало его собственное тело.
***
Они покинули лагерь еще засветло. Ребята были удивлены таким ранним уходом, ведь планировали пробыть до вечера. Обычно, второй день был самым интересным, а здесь – полное разочарование! Даже не позавтракали!
Артем не стал объяснять причину. Просто отдал приказ собираться и назначил время. Он стоял возле своего рюкзака с невозмутимым видом, и наблюдал за сборами. Свои вещи он уже давно собрал. Влад помогал собираться брату.
– Уже уходим, да?
– Уже уходим. Лучше не болтай, а помогай. Все уже почти собрались!
Ключи попутно занесли дяде Ване. Тот, несмотря на раннее утро, уже был на ногах. Первым делом он заявил:
– Велосипеды ночью брали? А чего ж не предупредили? Я уже стрелять собирался! Потом гляжу-вы! Ездили куда?
– Да нет, дядя Ваня! – заверил Артем. – Просто не спалось, хотел другу окрестности показать, а заодно и прокатиться.
– Понятно! – пыхнул цигаркой дед.
– Извини только, помыть не успели. А уже нужно уходить!
– Ясно! – повторил дед. – Набедокурили чего-то! Дом хотя бы цел?
– Цел, цел, дядя Ваня! Все цело! Просто дела срочные появились, поэтому и спешка такая. А за велосипеды не сердись, думали утром помоем, а тут такое!
– Думали они, думали, – ворчал дед им вослед. Но не злобно, больше так, для порядку. Артему он простил, даже если бы он их сломал.
По пути Влад договорился с Артемом после приезда встретиться у него. Закинув домой рюкзаки, он поел, помылся и, наказав Славке, чтобы никуда из дома не выходил, помчался к Артему. Тот его уже давно ждал, и коротал время тем, что подбирал на гитаре аккорды какой-то лирической песни.
Влад прошел в большую комнату и по-турецки уселся прямо на ковер, делая вид, что разглядывает коллекцию оружия. Он был взволнован и взбудоражен явившемся ему откровениям, но знал, что в таком состоянии Артем разговаривать с ним не будет. Нужно успокоится, «приземлиться» как он говорит. Он вообще, по своему обыкновению, никогда не начинал разговора сразу, а подолгу смотрел умиротворенным и, будто бы, отрешенным от земной суеты взглядом. Умиротворял пространство. Не знаю, насколько это у него получалось с другими, но Влада, по началу, это страшно бесило и нервировало. Потом он свыкся с этой странной привычкой, и воспринимал ее теперь это как некий странный ритуал.
К сожаленью, такая «беседа» могла длиться часами, и нужно ее было как-то ускорить. Влад не выдержал. Сходил на кухню и заварил зеленого чаю. В маленьком китайском чайничке с зелеными драконами. Рука дернулась, наливая в него кипяток. Сколько раз пил из него чай и не обращал внимания на рисунок! Теперь же понял, что уже не первый раз за день видит нечто, так или иначе связанное с драконами. Пока ехал сюда, ему встретился парень с похожей татуировкой, у школьника на ранце была эмблема дракона, он проехал мимо ресторана «Красный дракон». А на Пушкинской? Там ведь тоже драконы поддерживают эркеры! Что за напасть! Видели бы они настоящего дракона!
– Влад, послушай, как получилось? – донесся голос из гостиной.
Влад вернулся с двумя чашками в руках. Одну поставил на столик, рядом с Артемом, а со второй вернулся на исходную позицию, то есть опять на пол.
– Может, наконец, поговорим?
– А мы что делаем?
– Я серьезно! С тех пор как увидел этого мутанта, места себе не нахожу! Он точно нас узнал!
– С чего ты взял? На улице было темно, он смотрел со света на тонкую щель. Думаешь, что-то можно разглядеть?
– Кто знает, как у него зрение устроено? Я не думал, что вообще такое возможно, до тех пор, пока сам не увидел! К тому же он не бросился нас догонять! А это значит лишь одно! Он понял кто за ним следит, и уверен, что мы никуда не денемся. По крайней мере, меня он увидел точно, я это почувствовал!
– Не бросился он нас догонять по другой причине, – возразил Артем. – Во-первых, он понимает, что мы вряд ли кому-то расскажем, а во-вторых, не был уверен, что нас догонит, он ведь калека.
– В смысле?
– В том смысле, что все драконы умеют летать, а этот – нет. Дед его покалечил. Заметил, что он плохо управляется левой рукой? А с виду никаких повреждений нет.
– С костями, видимо, что-то не то.
– Вот именно, что с костями. Дед чуть не отрубил ему крыло. С тех самых пор он не может летать. Это сильно его должно мучать, если уж он пытается смастерить себе хотя бы искусственные крылья. Опять же, с детьми в самолетики играет. Это все от тоски по полетам. Дед тоже, когда ему летать запретили, несколько лет маялся, пока отдушину не нашел в коллекционировании холодного оружия. И как-то успокоился. Так ведь он простой летчик был, а это – дракон! Полет для него – все!
– Поэтому он убил твоего деда?
– Не знаю точно. Это – темная история. Сам хотел бы в ней до конца разобраться. Дед даже мне мало чего рассказывал, а моим родителям и подавно. Отец его сильно недолюбливал, считал «тронутым» войной, а мать жалела. Все из-за его рассказов. Пытался всех убедить, что драконы до сих пор живут среди нас, и что он даже убил одного или двух. Мне же все это было жутко интересно! Я верил каждому дедушкиному слову. Всегда с нетерпением ждал, когда мы поедем в Ленинград, чтобы послушать его рассказов и подержать в руках настоящее оружие. У него уже в то время была внушительная коллекция. Вот здесь, в этом доме, был закрытый музей. Широким массам его не освещали, но кто знал, приходил. Узкие специалисты, знатоки древностей, коллекционеры, работники органов и верхушка политбюро. Некоторые заходят до сих пор. По старой памяти. Им лишь не нравится, что я понавешал сюда еще китайских поделок и сувениров. Сетуют, что дедова коллекция затерялась среди этого китча. Но я делаю это намеренно. Чтобы меньше ходили. Они и деду, в свое время, жутко надоели. Кстати, хочешь, покажу его портрет?
Не дожидаясь ответа, Артем бросился в спальню, и вернулся оттуда со снимком в руках. Фото, размером А4 было вставлено в рамку, под стекло. Влад взял протянутую фотокарточку, и от взгляда на портрете ему стало не по себе. Отчего-то легкий холодок пробежал по телу. Вместо жизнерадостного парня, с лихо заломленной пилоткой, как обычно изображали военных летчиков в кино, на него смотрел абсолютно лысый мужчина, уже в годах, но с цепким, пристальным взглядом, подходящим более работнику НКВД. Казалось, его массивным, квадратным подбородком можно запросто колоть орехи. Нелегко было ужиться с ним, теперь он понимал отца Артема.
– Георгий Иванович Коваленко, мой дед, – не без гордости произнес Артем. – Он рассказывал, как во время войны попал в плен, и немцы над ним ставили опыты. После них он и полысел. Из всей растительности на теле остались лишь ресницы и брови. Сначала он из-за этого комплексовал, а потом только смеялся. Говорил, как в салоне красоты побывал. Только теперь за это бешеные деньги платят, а ему немцы сделали все бесплатно. Один раз, но зато на всю жизнь! Уже в то время умели делать! – Артем с ностальгией поднял глаза, наверное, вспоминал, как дедушка это говорил. Влад же не без зависти подумал, хорошо, когда в жизни есть, или, хотя бы был, такой дедушка, как у Артема. Дедушка у Влада был, умер несколько лет назад, но был он самый обыкновенный, ничего про войну не рассказывал. Да и вообще, его ничего не интересовало, кроме грядок. А тут дедушка – целый герой!
– А как он из плена освободился? – спросил Влад. – Наши спасли?
– Нет. Сам сбежал. Три месяца добирался до своей части. Его уже считали без вести пропавшим. И жене успели прислать письмо. Но он появился и принес какую-то секретную информацию. Мне он не говорил об этом. Это мама уже рассказывала. После этого его забрали в НКВД, тоже какое-то время держали там, а потом предложили у них работать с повышением звания. Он остался.
После войны они с бабушкой переехали в Ленинград, на эту самую квартиру. Он уже начал собирать коллекцию, но в то время у него было всего с десяток экспонатов. Добился у руководства перевода в ГДР и уехал туда работать на шесть лет.
– Они всей семьей туда переехали?
– Нет. Мама еще тогда в школу ходила. Да и у деда наверняка какие-нибудь секретные поручения были. Один ездил. Планировалось на год, а получилось вот так. Зато, когда он вернулся в пятьдесят третьем, ему сразу подполковника вручили. Ну, и коллекция значительно пополнилась. После этого его еще три раза в Германию отправляли, но уже на более короткие сроки.
– Ладно, это понятно! Но как он про драконов узнал? И из-за чего они с Региным сцепились?
– Про драконов он узнал во время войны. И, подозреваю, что та «секретная информация» была как-то с этим связана. И командировали его в Германию именно из-за этого.
Перед смертью дед вел себя крайне странно. Плохо себя чувствовал и настоял, чтобы я приехал присматривать за ним. Мать хотела остаться сама, но он убедил, что меня будет достаточно. Меня оставили, несмотря на начало учебного года. Должен сказать, я очень радовался по этому поводу. Во-первых, я пропускал школу, а во-вторых, очень любил деда и был в предвкушении от бесед с ним. Без посторонних ушей он мне рассказывал намного больше.
Артем прервал рассказ и подошел к окну. Уставился сквозь стекло на серый город.
– Он, конечно, много мне тогда рассказал. Намного больше, чем я готов был услышать. Ведь тогда я еще был по-детски категоричен, и многое, из того, что мне открылось, не мог простить. Сейчас я об этом жалею. Время тогда было другое, жесткое. Требовало моментальных, решительных действий. Слабые и рефлексирующие не выживали.
Я прожил у него всего одну неделю. Но после этой недели мое детство кончилось. Дед, видимо, предчувствовал гибель и пытался рассказать мне все, насколько это было возможно. Не знаю, все ли из того, что он рассказал, было правдой. Склонен считать, что все. До этого он никогда меня не обманывал.
Как я уже сказал, все это время находился при нем. Даже тогда, когда мне хотелось бросить ему в лицо резкие слова и сорваться домой. Ночами плакал в подушку. Я всегда привык считать деда героем, но теперь узнавал его и с обратной стороны. Я пребывал в царстве иллюзий, а меня безжалостно оттуда выдернули.
Он был очень болен, и здоровье его ухудшалось день ото дня. Причем, проявлялось это скачкообразно. Два дня он мог метаться в постели и бредить, а на другой день быть уже в приподнятом настроении, бодрым и подтянутым. В такие дни он собирался и уходил. Я не мог помешать ему, как ни старался. Пытался проследить, но он всегда узнавал, когда я пытался это сделать. Я голову ломал, где он бродит, переживал, что не вернется. Но он всегда возвращался к шести. Я не знал радоваться этому или огорчаться, ведь начиналась новая пытка.
Как-то в бреду он звал одну женщину. Не помню ее имени, какое-то немецкое. И в один из дней, когда он вернулся, я осмелился и спросил его прямо с порога, кто это? Он сразу посерел. Сказал, что у меня мог быть дядя, но дракон погубил его и его мать. После этого он прошел на кухню, не раздеваясь, и разгромил всю посуду, что там была, и напоследок сломал стол. Потом два часа сидел на полу, посреди этого бедлама. Наконец, встал и вышел. Вернулся домой с кружками и тремя бутылками водки. Как содержимое бутылок было приговорено, он и рассказал мне про Регина. Имя тогда у него было другое. Сказал, что недавно встретил его на улице и что все скоро должно закончиться. Действительно, так и произошло.
Как сейчас помню тот субботний вечер. Я сидел в этом углу на этом самом кресле, поджав под себя ноги, и пытаясь вникнуть в книгу. Сколько не пытался, никак не мог сосредоточиться на чтении. Глаза скользили по строчкам, но смысл написанного ускользал от меня. До сих пор не люблю эту книгу. «Черная стрела» Стивенсона. Хотя, если спросишь, о чем она, я тебе даже не смогу рассказать. Я прислушивался к шагам деда, расхаживавшего по комнате, заложив руки за спину. Он сопел и хмурился. Я же старался не смотреть в его сторону. По телевизору шли какие-то новости, но звук был сведен почти на минимум. И в этот самый миг раздался телефонный звонок. Резкий, громкий, трескучий. Дед вздрогнул, посмотрел на меня. Я посмотрел на него. В его глаза, впервые за тот день. Сколько же в них было усталости и тоски. И еще, мне показалось, или действительно, в них промелькнула тень страха. Но если это и было, то лишь на мгновенье. Дед моментально подтянулся, расправил плечи, и, как будто, помолодел лет на двадцать. Казалось, что именно этого звонка он и ждал, и это ожидание его мучало. Звонили настойчиво и долго. Дед помедлил, снимая трубку, поднес к уху. До самого конца не проронил ни слова. Только слушал. Я тоже слышал доносящийся из трубки мягкий голос, но разобрать не мог ни слова. Скорее всего, говорили по-немецки. Когда же дед положил трубку, я попытался спросить, кто это был, но лишь взглянул на него, и мне стало страшно. Таким деда я еще никогда не видел. Кажется, он мог убить одним только взглядом.
– Значит завтра.
Это единственная фраза, которую он произнес. Он ушел на кухню и долго там сидел в темноте. Я не решался зайти к нему. Но, когда я собирался ложиться спать, он зашел ко мне со свертком в руке. Молча развернул его на столике, и моим глазам предстал еще один экземпляр, небольшой, с сильно затертой рукоятью. Прежде я его в дедовой коллекции не видел. Хотя знал каждый его меч.
– Осторожно, очень острый, – предупредил меня дед. – Хотя лучше, вообще его не трогай. Не принесет он счастья, как не принес и мне. Злые руки его делали.
Дед смотрел мне в глаза, следя за реакцией. Я же не мог скрыть своего любопытства и непонимания. Зачем дед мне его показывает, хотя раньше скрывал от моих глаз? И что в этом мече такого необычного? Выглядел он невзрачно, многие экспонаты смотрелись намного лучше. Этот же многие годы пролежал где-то в пыли, наглухо обернутый грязным куском ткани. Сейчас он выглядел не оружием, а мумией, тенью от меча. Тусклый, грубо выполненный, и какой-то плоско-безжизненный.
– Проголодался, – промолвил дед. – Ему тоже нужно есть. Давно я его не вынимал.
Он протянул руку, и положил ее на эфес. Тот час же меч вздрогнул, как живой. Или мне это только показалось в свете торшера. Но лезвие меча немного прояснилось.
Дед отпустил эфес.
– Он за ним пришел.
– Кто, – переспросил я.
– Хозяин.
Артем отхлебнул остывшего чаю, посмотрел на Влада, и измученно улыбнулся.
– Я не сомневаюсь теперь в том, что это был Регин. Все указывает на это. Он мне тогда еще намекал. И имя это, которое стало фамилией…
Дед вынес из спальни толстую, пропитанную пылью книгу, от которой сразу засвербело в носу, и развернул ее на заложенной странице. Там были чудесные гравюры Йоханнес Генца, и еще она была на немецком языке. То были легенды и предания северных народов. С открытой страницы, выведенное высоким, готическим шрифтом, бросалось в глаза название «Die Legende von Gram, das Schwert von Sigurd».
– Читай отсюда, – дед указал пальцем место.
Я хоть и изучал в школе немецкий, и дед мне здорово помогал в его овладении, я все же с трудом смог совладать с переводом. Вкратце, там было следующее:
«Первоначально этот меч находился у Одина. Однажды, когда в зале конунга Вельсунга был пир, туда вошел человек в плаще, кривой на один глаз, с мечом в руках. Все сразу признали в нем Одина. Он подошел к огромной яблоне – родовому дереву, росшему посреди залы, и вонзил в неё меч. «Тот, кто вытащит его, будет иметь лучший меч, который когда-либо видели», – сказал он и исчез.
Никто не мог вынуть его оттуда, кроме Сигмунда. Этот меч мог рубить камень, и этим же мечом Сигмунд убил дракона, пригвоздив к скале. Потом этот меч был сломан в бою, встретившись с копьем Одина. Обломки меча умирающий Сигмунд передал жене, чтобы из них был скован меч для его сына, Сигурда».
– И что же, – спросил я у деда. – Думаешь, это тот меч?
– Не совсем, – ответил он. – Ты же читал, что тот меч сломался, и из его обломков был создан новый. Но уже оскверненный новым создателем. Недаром он носит имя Грам, что значит Враждебный. Все, кто владел им, погибали. И, может быть, будет лучше, если этот меч будет уничтожен. Завтра я отнесу его и забуду про все. Пусть будет, что будет.
– Дед, если этот меч – зло, то тогда, тот, кто хочет его уничтожить – за добро?
Дед смеялся до слез. Я тогда не понял почему, он ничего мне не ответил. Я тогда был еще слишком наивен, чтобы понять.
– Этот меч был создан единственно для братоубийства, после чего он должен был быть либо надежно схоронен, либо сломан. Но этого тогда не допустили, и позже этим мечом умертвили не одного дракона. Может быть, теперь уже нужно поставить точку?
На следующий день дед не говорил ни о мечах, ни о драконах. С самого утра вел себя как всякий добропорядочный дедушка. Мы гуляли в парке, стреляли в тире, ели мороженое и прочее. Я был очень рад, что он взялся за ум, тешил себя мыслью, что когда он вернет меч, мы всегда будем так жить. Просто и весело. Когда пришли домой, дед помылся, побрился, как на свидание. Что-то даже напевал. А в четыре часа ушел. Просто взял сверток с мечом и вышел.
Когда на пороге дед взглянул на меня, я почувствовал что-то неладное, но не предал этому значения. Сел перед телевизором, чтобы скоротать время до его возвращения. Он обещал вернуться к шести, как обычно. Закончилось кино, я прошатался по комнате еще полчаса. Минутная стрелка полезла на начало восьмого, а деда все не было. Я растревожился не на шутку. Позвонил маме, она меня успокоила, утверждая, что дедушка скоро придет, что такое поведение в его характере. Прошло еще полчаса, и час, а деда все не было. На улице неумолимо темнело. И чем темнее становилось, тем сильнее росло мое беспокойство. Я не мог усидеть на месте. Чувствовал, что что-то случилось. В десять вечера позвонила мать и чуть не плача сообщила мне, что дедушки больше нет, и что она немедленно приезжает, чтобы я не делал глупости и никуда не выходил.
Я положил трубку. Спокойно и ровно. «Его больше нет», – единственная мысль стучала в черепную коробку, а я все не мог впустить ее в себя, не мог принять. Только что был, а теперь нет. И больше не будет! Никогда! Слезы навернулись на глаза.
Ты не поверишь, но я пошел на кухню, в которой уже не осталось целой мебели, раскрыл холодильник, и стал есть оттуда все, что попадалось на глаза. Не помню уже что, но я ел и ел, и это помогало совладать с болью в душе. До приезда матери я не мог узнать, что же случилось. А она доберется сюда только к утру. Я подумал, что забытье во сне поможет смириться с мыслью о потере. Пошел в спальню, и, не раздеваясь, рухнул на его постель. Все равно мне уже никто ничего не скажет. Потянул одеяло на себя, и случайно обнажил то, что оно прикрывало до этого. Тот самый меч. Дед все-таки его не взял.
– Получается, из-за него его и убили?
– Вероятно. Но если дед решил, что важнее сохранить меч, чем свою жизнь, значит, знал, что делал! Теперь, когда меч у меня, я должен довершить то, чего не успел дед.
– Убить Регина?
– Убить дракона. Для этого меч и был создан. Чтобы убивать им драконов!
Артем замолчал, и Влад воспользовался затянувшейся паузой, нерешительно спросил:
– И ты уже убивал?
– Нет. – Артем был категоричен и резок. – Регин будет первым, но, клянусь, не последним!
– Ты говорил, что меч был выкован для братоубийства?
Вместо ответа Артем подошел к книжному шкафу и достал с полки тонкую, потрепанную книжицу. Протянул ее Владу.
– Норвежские и тевтонские предания. На русском. Прочитаешь, все поймешь. Там ясно сказано, что Регин его ковал, чтобы убить брата. И он отправил его на тот свет руками Сигурда. Теперь черед пришел за ним самим. Только роль Сигурда будем играть мы.
– Ты полагаешь, что это тот самый Регин?!!
– Возможно. Может быть и потомок. Не важно! В любом случае, он должен ответить за свои дела.
Я тебе не рассказывал – деда нашли в заброшенной части «Красного треугольника» на Обводном. Проникающее ранение в сердце. Удар был нанесен со страшной силой чем-то узким и длинным. Орудие преступления так и не нашли. Так, как пропала дорогая вещь, которая у него была с собой, следствие предположило, что он пал жертвой ограбления, хотя ничего другого, даже кошелька, взято не было. У меня долго расспрашивали с кем дед говорил в последнее время, какие имел планы… Но, в итоге, убийцу так и не нашли… Но теперь-то я знаю кто это. Что это за зло. И не собираюсь с этим мириться. В последний раз спрашиваю, ты со мной в этом деле? Пойдешь ли до конца? Потому что потом отказываться будет поздно.
– Я с тобой! – не раздумывая выпалил Влад. – Кто-то должен остановить его. И если не мы, то кто?
Артем с благодарностью взглянул на товарища и скрылся в комнате.
– Хочу познакомить тебя с Грамом.
Артем вернулся с мечом в руке. Он совсем не походил под данное ранее описание, напротив, меч казался живым, льдистым, хладномерцающим, и совершенно безжалостным. Артем и сам выглядел героем былого, когда люди творили деяния во славу богов, а после этого, тем же самым богам, бросали вызов.
Наверное, чтобы не допустить ни малейших сомнений в подлинности легендарного оружия, а может быть и потому, что заиграла кровь, Артем без слов подошел к журнальному столику, и как дед прежде, развалил его на части взмахом меча.
– Теперь ты веришь?
***
Вокруг была темнота. Интересно, ослеп он, или вокруг действительно так темно. Ни рук, ни ног не чувствовалось. Лишь головокружение, тошнота и глухие удары в висках. Постепенно впереди обозначилась узкая полоска света. Не ослеп, уже ладно! Но какой дрянью его укололи? И где он теперь? То, что он больше не в больничном доме, это ясно. Он попытался протереть глаза, но, оказалось, руки крепко пристегнуты к стене металлическими браслетами. Значит, камера! Неужели, игры закончились?!
– Эй! – хотел крикнул он. Но вместо этого из глотки вырвались хрипящие гортанные звуки. Он напряг голосовые связки, сглотнул, и повторил попытку.
– Эй!
На этот раз получилось. Загорелся свет, и Георгию удалось оглядеть свои новые апартаменты. Небогато. Комната четыре на четыре. Серые бетонные стены, и тусклая лампочка Ильича на потолке. В прошлых покоях ему нравилось значительно больше. Несмотря на мельтешение доктора.
С железным скрипом отворилась дверь. Солдату, что тянул за ее ручку, пришлось поднапрячь мускулы, толщина ее составляла не менее пятнадцати сантиметров. Какое-то бомбоубежище!
В камеру вошел Готтард. Он не стал подходить близко, остановившись почти у двери.
– Надеюсь, вы не обижаетесь на нас за это? – Готтард кивком указал на оковы. Говорил он теперь сам, на русском языке, с сильнейшим акцентом, но все-таки без посредства переводчика. Снизошел, стало быть. – Мы вынуждены предпринять такие меры, исходя из того, что вы сотворили с доктором Вернером. И, вдобавок, чуть не разрушили госпиталь.
– Что? – голос Георгия был все еще хрипл, и слова с трудом спрыгивали с языка. – Что я с ним сотворил? Он уколол меня чем-то.
– Да, уколол, – оберштурмбаннфюрер не стал отпираться. – Но, поверьте, это была его собственная инициатива. Он имел строжайший запрет на апробирования своих медикаментов на вас. Но нарушил указания, за что уже расплатился жизнью.
– Я убил его?
– Это мягкое слово для того, чтобы описать что вы с ним сделали. Его пришлось хоронить в закрытом гробу. За убийство офицера СС вас следовало бы моментально расстрелять, независимо от того, насколько вы правы. Однако, мы этого не сделали. У нас с вами осталось одно незавершенное дело, и мы намерены довести его до конца. Если вы все еще готовы к сотрудничеству.
Георгий ничего не ответил, и это было моментально расценено как согласие. Готтард кивнул стоящему у двери, и на порог шагнул Вольфганг. Он благоговейно внес на руках небольшой меч, остановившись возле командующего.
Готтард внимательно следил за мимикой пленного, но не заметил и малейшей реакции узнавания.
– Посмотрите внимательно, – произнес он. – Это то, ради чего вы пришли?
– Что это? – удивился Георгий.
– Меч. Грам. Видели ли вы его уже раньше?
– Нет.
– Тем не менее, это он. Сегодня вы пойдете на гору, и скажете, что меч вами найден, и что мы согласны передать его на некоторых условиях. Условия мы оговорим позднее. Сейчас вас освободят, принесут воду и мыло, приведите себя в порядок. Только не вздумайте вытворить что-нибудь. В вас будут стрелять без предупреждения.
